Глазами постороннего

Вид материалаУрок

Содержание


Трагические ошибки Тито
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   68

Трагические ошибки Тито



Иосип Броз Тито был великим человеком. Но он не был богом. В моменты кризисов и в переходные периоды режим личной власти на порядок эффективней любого другого. Однако, даже если у власти находится действительно личность, этот режим имеет по крайней мере один существеный недостаток: вера лидера в собственную непогрешимость, всегда бережно культивируемая и активно раздуваемая прихлебателями, которыми такая личность неизбежно обрастает. Эта вера в сочетании с усилиями ближайшего окружения максимально обеспечить себе монополию на информацию, поступающую к лидеру, постепенно, но неизбежно приводит к отрыву лидера от реальности. Не могу сказать про Сталина, но так было у нас с Хрущевым, так было с Брежневым. Так было и с Ельциным – его вообще изолировали, менее чем через год после событий 1993 года. Это же случилось и с Тито. В конце своей жизни, будучи уже глубоким стариком (в 1970 году ему исполнилось 78 лет!), он, естественно, был озабочен вопросами преемственности власти и сохранения федерации. Но те шаги, которые были предприняты в этот период, базировались на не совсем верных предпосылках и, в конечном итоге, привели к катастрофе всего через десять лет после смерти вождя. У нас же через десять, вернее, через одиннадцать, лет после смерти Сталина еще только выкорчевывали последствия волюнтаризма Хрущева, а до начала распада страны оставалось еще целых двадцать пять лет.


В республиках Федерации накапливались противоречия, не находившие разрешения. Поправки к Конституции СФРЮ, принятые в 1967, 1968 и 1971 гг., а также принятие Конституции 1974 года вели к резкому уменьшению роли центра, а роль республик необоснованно возрастала. В компетенции Федерации остались практически лишь вопросы территориальной целостности, обороны и внешней политики страны. В экономике роль Федерации была сведена до минимума – определение приоритетов и общих направлений. При отсутствии реального механизма и эта роль осталась лишь на бумаге. Был учрежден коллегиальный Президиум СФРЮ, в который входили представители каждой республики, причем, каждая республика обладала в Президиуме правом вето. Возглавляли Президиум поочередно представители каждой республики, меняясь через год. Президиум выполнял и функции Верховного Главнокомандующего. В законодательной области было принято правило консенсуса: Союзная Скупщина могла одобрить какой-либо закон только после того, как за него проголосовали все без исключения делегации республик. Каждая республика самостоятельно определяла все основные вопросы своей деятельности. Позиции Союза Коммунистов Югославии как главной объединяющей силы Федерации утрачивались с каждым днем.


В итоге произошло то, что должно было произойти. Распалось единое экономическое пространство. Вместо него на территории Югославии образовалось по крайней мере восемь независимых хозяйственных комплексов со своей финансовой, энергетической и промышленной системами. Стала складываться этнократия – симбиоз национальной бюрократии и партократии, причем, этнический состав ее был таким, как будто других национальностей в данной республике не проживало. Даже и речи не шло о том, чтобы предоставить этим национальностям хотя бы часть тех прав, которые этнократы требовали для себя. Основным инструментом внутренней политики, которым действовала этнократия стал самый примитивный национализм: словенский, хорватский, мусульманский и т.д.


Наиболее сильными центробежные тенденции был в Словении и Хорватии, самых богатых республиках с развитой промышленностью, инфраструктурой, значительными доходами от иностранного туризма. Раздувать национализм стала, как всегда, интеллигенция. Начало было осторожным и внешне невинным: дискуссия о языке, который в Конституции Сербии, Черногории и других республик назывался сербо-хорватским, а в Конституции Хорватии хорватско-сербским. Хорватские интеллигенты выдвинули требование признать хорватский язык самостоятельным. Сербы, исторически проживающие в Хорватии, немедленно отреагировали требованием проводить обучение своих детей в хорватских школах на сербском, а не на хорватском языке. Боснийские мусульмане тут же стали создавать свой язык, до сих пор по сути сербо-хорватский, вводя в него арабские и турецкие обороты.


Дальше, естественно, возник и стал муссироваться так хорошо знакомый нам по Прибалтике вопрос: кто кого кормит? Ответ вы уже знаете: мы их! Мы – независимо от того, с какой стороны границы этот вопрос поставлен и с какой ее стороны звучит ответ. Границы пока административной, но это скоро тоже придет – создание границ сценарием предусмотрено, будьте уверенны. Следующий виток – творческую интеллигенцию озаботил вопрос засилья сербов в Хорватии. Потом – забастовка студентов, демонстрации, ну все это нам тоже известно, хотя бы по недавним событиям в Молдавии, схема раскачивания ситуации та же.58 В итоге подняли головы недобитые усташи, осевшие в самых демократических странах Запада. Начались взрывы в офисах банков, в югославских консульствах за рубежом, убийство югославских официальных лиц. В январе 1972 года над территорией Чехословакии был взорван югославский пассажирский самолет.


Слава Богу, в этом конкретном вопросе Югославия еще могла реагировать быстро, жестко и адекватно. За границу были посланы команды профессионалов, и число лидеров усташей в некоторых западных странах вдруг стало на глазах уменьшаться, а те, кому повезло остаться в живых, как-то разом присмирели.59 В других вопросах действия властей были не столь однозначными: с одной стороны было запрещено националистическое общество «Матица Хрватска» и отправлено в отставку тогдашнее хорватское руководство. С другой стороны продолжалась линия на децентрализацию страны, поощрение национализма в одних республиках и подавление проявлений сербского великодержавного шовинизма в других..


Крупной ошибкой Тито было провозглашение «мусульманской нации» в Боснии. До этого еще никто и нигде, кажется, не додумывался – выделить национальность по религиозному признаку. А как быть с атеистами? А как быть с теми, кто исповедует другую религию? Мусульманами были объявлены все, чьи предки приняли ислам в период турецкого владычества на Балканах. В основном, это были славяне, проживавшие в городах Боснии и Герцеговины. Сельское население оставалось христианским: католики-хорваты и православные сербы. В итоге не трудно догадаться, что боснийские ученые очень скоро неопровержимо доказали, что мусульмане появились в Боснии и Герцеговине задолго до рождения самого Пророка Мухаммеда – мир и милость ему от Аллаха! Отсюда «Исламская декларация» Алии Изетбеговича с идеей образования в Боснии и Герцеговине исламского государства. Отсюда лозунг – «Босния и Герцеговина – для мусульман». Влияние исламского фактора в СФРЮ резко усилилось после революции 1979 года в Иране, когда к власти там пришел аятолла Хомейни, хотя основное население Ирана мусульмане-шииты, тогда как боснийцы - сунниты.


Децентрализация экономики и финансов привела к катастрофическому росту внешней задолженности Югославии. К 1980 году она составила около 20 миллиардов американских долларов, что в пересчете на душу населения почти равнялось нашему внешнему долгу, созданному кликой Ельцина-Мавроди. В стране свирепствовала гиперинфляция, динар падал – я сам держал в руках банкноту в десять миллионов динаров, и это, говорят, был не предел. Как и у нас, гиперинфляция неизбежно породила паразитический класс финансовых дельцов, близких к корыту и не очень отягощенных моральными соображениями; дельцов, становившихся мультимиллионерами путем одного-двух росчерков пера. Если у кого-то эти сказочные богатства появились, значит у кого-то они были отняты. У кого – тоже вполне понятно. Население стремительно нищало и не без влияния средств массовой информации, ориентированных вполне однозначно, искало виновника своих бед не в себе и своем соседе, вдруг пересевшем из скромной «Заставы» во вполне роскошный «Мерседес», а, естественно, в Белграде. Распад становился неизбежным. И хотя 25 ноября 1988 года Скупщина СФРЮ, спохватившись, наконец приняла поправки к Конституции страны, дававшие Центру больше прав во взаимоотношениях с республиками, было уже поздно: часовой механизм взрыва уже тикал.