Битва при креси (1346 г.) И военное дело начала столетней войны

Вид материалаДокументы

Содержание


Часть I. Походы Эдуарда III в 1339-1346 гг. (от Камбре до Креси)
Подобный материал:
  1   2   3

БИТВА ПРИ КРЕСИ (1346 г.)
И ВОЕННОЕ ДЕЛО НАЧАЛА СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ


Дмитрий Уваров

 

Введение

 

Битва при Креси 26 августа 1346 г. – одно из самых известных сражений Средневековья и источник ставших "каноническими" представлений о военном деле того времени. В частности, это первое генеральное сражение, в котором новая английская тактика комбинированного использования лучников и спешенных рыцарей была применена против больших масс рыцарской конницы. Некоторые даже считают его одной из переломных дат в военной истории, поскольку, по их мнению, с этого времени пехота вновь возобладала над конницей. Во многом подобные представления возникают потому, что это сражение рассматривается как нечто отдельное, как "вещь в себе", хотя невозможно правильно понять его вне контекста предшествующих событий Столетней войны. Рассматриваемое отдельно, оно создает весьма искаженное представление о военном деле XIV века; его частные обстоятельства приобретают вид общих правил, и сама Столетняя война начинает восприниматься как совокупность нескольких генеральных сражений, тогда как на самом деле они лишь в ограниченной степени определяли её ход.

Эти соображения и побудили составить более широкий (хотя и далеко не исчерпывающий) обзор боевых действий начала Столетней войны: коротко была рассмотрена кампания 1339-40 гг. и значительно более подробно – кампания 1346 г. Подробный анализ этих событий будет дан во II части статьи; здесь же лишь заметим, что вторая кампания была логическим следствием опыта и уроков, полученных в ходе первой.

Коротко говоря, цель этой статьи – дать более или менее реалистичное представление о западноевропейском военном деле XIV века на примере одного значительного фрагмента Столетней войны. Естественно, речь идет о войне на суше; война на море в тот же период будет рассмотрена в отдельной статье, посвященной сражению при Слейсе.

 

Часть I. Походы Эдуарда III в 1339-1346 гг. (от Камбре до Креси)

 

1.1. "Камбрезийская" и "Турнезийская" кампании.

 

Важно отметить, что битва при Креси была первым генеральным сражением с начала Столетней войны, хотя она и шла уже около десяти лет. Как известно, началась Столетняя война с выдвижения английским королем Эдуардом III претензий на французский престол (претензий небезосновательных). Сначала война шла преимущественно на море, тем временем Эдуард III сколачивал коалицию против Франции. Посредством предоставления различных торговых льгот и огромных прямых субсидий (или их обещаний), многократно превышавших годовой бюджет английского королевства, ему удалось привлечь на свою сторону герцога Брабантского и многих других феодалов Нижних Земель и северо-западной Германии. В 1339 г. война обострилась в первый раз. Англичане переправились через континент, затем коалиционная армия осадила пограничный город Камбре. Камбре не представлял интереса для английского короля, но был важен для его союзников из Священной Римской империи (Германии). Хотя город формально входил в состав германской империи, его правитель-епископ давно придерживался профранцузской ориентации и в 1337 г. после секретных переговоров продал свои владения французскому королю, Филиппу VI Валуа. Это вызвало ярость германского императора Людовика Баварского, вступившего в союз с Эдуардом III.

Союзники подошли к Камбре 20 сентября 1339 г. Епископ отказался подчиниться императору и решил сопротивляться. Город был хорошо подготовлен к обороне: французское правительство за свой счет отремонтировало стены и рвы Камбре и ввело в город большой гарнизон под командованием опытных командиров, были созданы большие запасы продовольствия. В городе имелось даже 8 пушек – новейшее экспериментальное оружие для того времени.

Осада была неудачной. Только в последние дни сентября англичанам чуть было не удалось взять Камбре. Один из городских капитанов, фламандец по происхождению, за взятку опустил мост и открыл ворота. Однако прежде чем достаточное количество нападавших вошло в город, городские колокола подняли тревогу, этот отряд был опрокинут, выгнан и ворота вновь закрыты. Данный эпизод далеко не единственный за Столетнюю войну, чем доказывается, что временное открытие городских ворот тем или иным способом еще не гарантировало захват самого города. Узкие, извилистые улочки средневековых городов были крайне неудобны для нападавших, а ограниченная пропускная способность воротного проема не позволяла штурмующим сразу создать численный перевес. Если гарнизон не терял присутствия духа, а действовал быстро и решительно, у него были хорошие шансы заблокировать нападающих на пятачке с внутренней стороны ворот, после чего подвергнуть интенсивному обстрелу из городских домов и с удерживаемых стен и башен, а затем контратаковать. В результате, вместо победоносного грабежа, штурмовому отряду нередко приходилось в давке спасаться бегством через те же ворота.

Французский король еще 8 сентября собрал общее ополчение. У него было 25 тыс. воинов. У союзников, по разным оценкам, было 10-15 тыс. чел., из них менее половины англичан. Тем не менее, Филипп не пошел на выручку Камбре, а стал выжидать в Компьене в 100 км. Он не хотел вступать на территорию Священной Римской империи и окончательно ссориться с германскими князьями и, в то же время, знал, что у английского короля нет денег на длительное содержание большой армии.

Пытаясь вызвать французов на полевое генеральное сражение, Эдуард с союзниками опустошал земли области Камбрези. Наконец, 9 октября 1339 г. союзная армия прекратила неподготовленную осаду Камбре и открыто вторглась во Францию, уничтожая всё в 30-км полосе. Французы оставили сельскую местность, но успешно защищали замки, для осады которых у союзников не было ни времени, ни снаряжения. Через две недели обе армии встретились у местечка Ла Капель. Союзники заняли сильную позицию, в центре поставили копейщиков, на флангах лучников и приготовились к французской атаке. Однако после яростных споров на военном совете 23 октября французский король приказал своим войскам окапываться, ставить частокол и самим ждать вражеской атаки. Решение это было крайне непопулярно, так как не несло ни славы, ни добычи, и французская знать открыто обвиняла Филиппа в "renardie" ("лисьих повадках"), в насмешку разгуливая в шапках из лисьего меха.

У Эдуарда не было достаточных запасов провианта, среди его союзников не было единства. Атаковать численно превосходящего противника на укрепленной позиции было безумием. Поэтому он развернулся и ушел в пределы Священной Римской империи. Там он распустил армию на зимние квартиры и затем отбыл в Англию, где пытался добиться у парламента дополнительных субсидий на военные цели.

В 1340 г. боевые действия возобновились. Эдуард III заключил важный союз с городами Фландрии, признавшими его французским королем. Англичане и фламандцы одержали морскую победу при Слейсе (см. статью "Битва при Слейсе"). 31 июля 1340 г. 23-тысячная союзная армия осадила пограничный город Турне, один из крупнейших провинциальных городов Франции (20 тыс. жителей). Турне представлял собой мощную, современную крепость. Постройка его стен была начата только в 1295 г. и уже завершена, они имели 4,5 км в длину и 74 башни, удобные для размещения спрингалдов и тяжелых арбалетов. Город имел большой арсенал, французы успели ввести в него многочисленные войска под началом опытного командира, графа де Фуа. Всего в Турне было 5800 воинов, из них две трети тяжеловооруженные и треть пиренейские легкие пехотинцы прославленной свирепости.

По приказу Эдуарда III из привезенных деталей плотники-специалисты собрали около десятка огромных требюше (механических пращей; подробнее см. статью "Требюше"), которые несколько недель обстреливали стены в попытке пробить бреши. Однако стены, построенные уже с учетом таких машин, не поддавались. К тому же городские метательные машины вели меткую контрбатарейную борьбу (на протяжении всей Столетней войны французская механическая и пороховая артиллерия превосходила своих противников, в противоположность полевым войскам). Один из союзников Эдуарда, граф Эно, экспериментировал с метанием в город разрывных бомб, но еще менее удачно. Инженер, которому было поручено изготовление бомб, бежал вместе с выданным ему авансом и так и не был пойман.

Штурм города со столь многочисленным гарнизоном был слишком рискованным делом, поэтому союзники больше месяца делали ставку на голод или предательство среди осажденных, а тем временем разорили все окрестности на 25 км. Последним они также пытались вызвать французскую армию на полевое сражение.

Осажденные продолжали храбро защищаться, делая смелые вылазки. Во время одной из них 60 всадников ворвались в английский лагерь и чуть было не убили главного советника английского короля, епископа Бургерша (Burghersh). Французский рыцарь ворвался в палатку Бургерша во время обеда и поразил бы его, если бы удар копья не принял на себя верный сквайр. Впрочем, такие вылазки представляли опасность и для самих осажденных, поскольку во время последующего преследования враг мог ворваться в город. Поэтому городским властям пришлось конфисковать ключи у слишком смелых привратных команд.

Главной угрозой для переполненного города был голод. Солдатам приходилось покупать еду у горожан по взвинченным ценам. Конфисковать городские припасы французские командиры не решались, так как даже небольшая группа озлобленных горожан могла нанести удар в спину и впустить врага. Только к концу осады под давлением графа де Фуа власти Турне установили контроль над запасами и ценами.

У осаждающих пока не было проблем с продовольствием, но долгое сидение под стенами деморализовало солдат. Все окрестности уже были разграблены и больше не давали добычи. Поэтому 26 августа и 2 сентября были предприняты попытки штурма, отбитые с большими потерями. Единственным их результатом было усиление раскола среди союзников. В штурме были активны только англичане и фламандцы, кое-какую помощь оказали войска графа Эно, но немецкие и брабантские войска не участвовали вообще. Германские князья пришли под Турне грабить, а не рисковать жизнями; главное же, английский король до сих пор не выплатил им обещанные деньги. У герцога Брабанта были и свои причины для обид. Сначала английский король обещал предоставить брабантскому городу Антверпен исключительное право на ввоз английской шерсти на континент, но после заключения союза с Фландрией передал эту чрезвычайно выгодную привилегию городу Брюгге. Все это порождало неприятные происшествия. Так, на военном совете в палатке английского короля после штурма 2 сентября вожак фламандцев Якоб ван Артевелде открыто обвинил брабантского герцога в трусости и предательстве. На это один из брабантских рыцарей посоветовал ему вернуться к себе в Гент и варить там пиво, как и раньше. Выхватив меч, ван Артевелде помчался за обидчиком. С большим трудом Эдуарду III удалось уладить этот инцидент.

Тем временем французский король, чья полевая армия была собрана еще в июле, снова оставался в бездействии. Численно его армия уступала союзнической, но не имела таких внутренних противоречий. С другой стороны, армия союзников была более сбалансированной – кроме многочисленной конницы из английских, брабантских и немецких рыцарей, в нее входили фламандская тяжелая пехота и английские лучники. Только 7 сентября 1340 г., после многочисленных просьб из Турне о помощи, он выдвинулся к городку Бувин в 15 км от Турне. Из Бувина в Турне шла построенная еще римлянами дорога, городок этот известен победоносным для французов сражением 1214 г. Там армия Филиппа VI заняла сильную позицию за болотистыми берегами речки Марк.

8 сентября 1340 г. туда же пришла и армия Эдуарда III. Атаками передовых отрядов она пыталась выманить французов на открытое место, но атаки были отбиты с потерями для союзников, а французы не трогались с места. Эдуард III также не решался переходить реку. С каждым днем среди союзников усиливался разброд, поскольку многие из них (особенно брабантцы) стали требовать выплаты обещанного жалованья. Денег у Эдуарда III теперь не было даже на закупку продовольствия для повседневного снабжения своих войск. 24 сентября 1340 г. ему пришлось заключить перемирие на 9 месяцев.

Перемирие было заключено на основе статус-кво. Это было выгодно для союзников Эдуарда, которые избавились от угрозы последующего французского мщения, все это время давившей на их психику. Однако сам Эдуард III воспринимал его как болезненный провал. Все его усилия на севере Франции пошли прахом. На кампанию 1339-1340 гг. он потратил чудовищную сумму в 500 тыс. фунтов-стерлингов. Только выплата жалованья 23-тыс. армии за 2 месяца боевых действий у Турне обошлась в 60 тыс. ф. ст. Для сравнения, обычные довоенные доходы английской королевской казны составляли всего 30-40 тыс. ф. ст. в год, посредством разорительных чрезвычайных налогов на военные нужды удавалось собирать до 100 тыс. ф. ст. в год, но ведь приходилось нести расходы и на другие цели. Большая часть средств на войну во Франции была взята в долг, и долги эти приходилось выплачивать до 1360-х годов. До мая 1341 г. в заложниках у фламандских заимодавцев находились приближенные Эдуарда, графы Дерби и Уорвик; лишь в 1345 г. удалось выкупить заложенную корону Англии. Несколько облегчило положение Эдуарда только разорение его крупных кредиторов из Италии, банковского дома Перуцци в 1343 г. и Барди в 1346 г., пострадавших от своей "жадности и безрассудства", как пишет флорентийский хронист Виллани. Они возврата денег Эдуардом так и не дождались.

Не менее тяжелыми были последствия этих кампаний для французского короля, причем не только финансовые, но и политические. Он дважды уклонялся от генерального сражения с Эдуардом III, несмотря на разорение значительных территорий своей страны. Некоторые приписывают это неустойчивому и нерешительному характеру Филиппа VI, у которого короткие периоды активности сменялись длительными депрессиями. Однако такое поведение с куда большей вероятностью могло быть вызвано рациональными государственными соображениями. В отличие от своих подчиненных низшего и среднего уровня Филипп VI был лучше информирован, он знал о высокой эффективности, показанной в Шотландии новой английской тактикой с массированным использованием лучников, отдавал себе отчет в полководческих способностях Эдуарда III и в высоких боевых качествах его профессиональной армии. Знал он и о финансовой слабости английского короля, о ненадежности его союзников и, как следствие, неспособности вести непрерывные боевые действия длительное время. Как видим, эти расчеты оправдались – Эдуарду III пришлось несолоно хлебавши удалиться из Франции по чисто финансовым и политическим причинам.

Однако рядовые французские рыцари и большинство командиров эту "тактику Фабия Кунктатора" не понимали и не принимали. Они жили старыми представлениями о войне как о рыцарском лобовом столкновении в открытом поле, где ждет либо славная смерть в честном бою, либо быстрая победа, добыча и выкупы за пленных. Несмотря на отдельные неудачи, вроде поражения при Куртре от фламандцев в 1302 г., французская армия считалась сильнейшей в Европе, французское рыцарство было самым многочисленным, на международных турнирах никто не мог сравниться с французами во владении копьем. Уклонение от боя с врагом, опустошавшим французские земли, казалось малодушием, граничащим с предательством, выраженным невыполнением королевских обязанностей.

Можно задать вопрос – какое отношение имеет это описание "Камбрезийской" и "Турнезийской" кампаний к сражению при Креси, случившемуся шесть лет спустя? В их ходе Филипп VI растратил свой и без того небольшой "запас харизмы", подорвал свой авторитет. Впредь он не мог себе позволить пренебрегать "общественным мнением" и навязывать французскому рыцарству непопулярные решения. Два раза уклонившись от генерального сражения с английской армией, он не мог пойти на это в третий раз.

Последующие события также не способствовали укреплению авторитета и власти Филиппа VI Валуа. Боевые действия, хотя и вялотекущие, продолжались и в 1341-1346 гг. В основном они шли в полунезависимом герцогстве Бретань, где англичане вмешались в борьбу за вакантный герцогский престол, и на юго-западе Франции, в Гаскони. Хотя с английской стороны в них участвовали небольшие силы, положение французов там ухудшалось. Главной причиной была измена многих местных феодалов, которых Эдуард III привлекал на свою сторону освобождением от различных обязанностей и прямым подкупом. Французскому королю пришлось вступить в заведомо проигрышную борьбу за благосклонность местных князьков. Он все равно не мог быть щедрее Эдуарда III, который освобождал гасконских и бретонских рыцарей буквально от всех налогов и повинностей и, в придачу, разрешал заниматься грабежом от своего имени. В то же время предоставление привилегий мятежным провинциям вызывало возмущение у законопослушных, выражавшееся в уклонении от уплаты налогов и отказе вводить чрезвычайные военные сборы. Результатом стало заметное сокращение поступлений в казну и общее ослабление дисциплины во французском королевстве.

Часто средневековое военное дело рассматривают с чисто военной точки зрения, тем более, что и хронисты того времени были склонны описывать его с заметным узко-военным поэтико-героическим уклоном. Однако более полный анализ документальных источников показывает, что для государей уже первой половины XIV века основной и часто всепоглощающей заботой был поиск источников финансирования, и от успеха этого поиска в огромной степени зависел успех конкретных военных операций и сама возможность их проведения.

Феодальная система была в принципе несовместима с современной идеей централизованного всеобщего подоходного налогообложения; вассал был обязан сюзерену военной службой, может быть, разовыми выплатами по случаю посвящения в рыцари или женитьбы сына сюзерена и т.д., но не постоянной уплатой налогов со своих владений. Король должен был, кроме этих преимущественно неденежных феодальных обязанностей своих вассалов, довольствоваться доходами со своего собственного домена и различными косвенными доходами, преимущественно от таможен и выпуска монет, а также нерегулярными поступлениями от выморочного имущества, судебных пошлин и т.д. Западноевропейские короли прилагали большие усилия, чтобы разными, часто обходными путями ввести подоходный налог для всех подданных (например, посредством принудительной замены военной службы в феодальном ополчении на денежные выплаты), но в середине XIV века этот процесс был еще далек от своего завершения. Ему препятствовали как консерватизм мышления, так и практические трудности: введению всеобщих централизованных налогов противодействовали не только непосредственно облагаемые низшие сословия, но и крупные феодалы, ведь такие налоги уменьшали их собственные потенциальные доходы и подрывали их авторитет и власть над непосредственными вассалами. На практике простолюдин находился под воздействием двух параллельных и конкурирующих между собой фискальных и судебных властей, своего непосредственного сеньора и королевских чиновников (шерифов, прево, сенешалей, бейлифов). Королевская власть была более концентрированной и организованной, но ее мощь намного уступала совокупной "массе" более мелких феодалов. Поэтому короли были вынуждены постоянно маневрировать во избежание всеобщего мятежа, им приходилось в парламентах убедительно обосновывать своим подданным необходимость введения чрезвычайных военных налогов, а часто и прямо испрашивать их согласия.

Так что общегосударственный бюджет был очень небольшим, что крайне затрудняло создание значительных постоянных армий. В то же время военное дело уже достигло такого развития, что было очевидно преимущество регулярной, профессиональной армии с хорошим снаряжением и постоянным снабжением над многочисленным, но разнородным и плохо подготовленным ополчением. К тому же и феодальное ополчение обязано было относительно бесплатно сражаться только 40 дней в году и только на территории своей страны, потом ему все равно приходилось платить. Снабжение продовольствием и фуражом в принципе лежало на королевской казне; большую армию почти никогда не удавалось содержать только за счет грабежа окружающей местности, даже когда боевые действия шли на вражеской территории.

Поэтому в периоды интенсивных боевых действий западноевропейские короли испытывали острейшую нехватку средств. Требовалось многократное увеличение оплачиваемых военных контингентов по сравнению с мирным временем с соответствующим увеличением бюджетных расходов. Положение усугублялось крайне несовершенной системой учета и контроля того времени, требовавшей личного надзора как за казной и чиновниками, так и за подданными со стороны короля и его наиболее доверенных приближенных. Во время их отсутствия усиливались казнокрадство и уклонение от уплаты налогов под разнообразными предлогами, усиливались и мятежные настроения наиболее дерзких вассалов. Поэтому, например, Эдуарду III в начале Столетней войны приходилось постоянно метаться между армией во Франции и своей администрацией в Англии, чтобы лично наводить дисциплину в государственном аппарате и убеждать парламент согласиться на ввод дополнительных налогов – в королевское отсутствие парламентарии, как правило, отказывали в выдаче субсидий или резко их сокращали, но перед самим королем обычно тушевались. Когда осенью 1340 г. Эдуард III вернулся в Англию, будучи крайне раздосадован тем, что у него, как он считал, украли победу, когда до нее было рукой подать, свой гнев он обратил не на брабантских и немецких союзников. Им не заплатили обещанного – они и воевали вполсилы. Разгневался Эдуард исключительно на своих чиновников, чья халатность и бездарность, по его мнению, оставили его без средств в самый решающий момент.

Справедливости ради надо заметить, что отчасти виноват в провале кампании 1339-40 гг. был и сам Эдуард III. Он был выдающимся военным организатором и умелым политиком, но плохим экономистом. В это время чрезвычайные налоги в Англии собирали преимущественно овечьей шерстью. Когда к осени 1339 г. ему перестали давать в долг, он приказал своим чиновникам продать всю собранную шерсть в континентальных городах разом и немедленно, причем напрямую, а не через опытных купцов-посредников, как это делалось раньше. Результатом стало падение цен в самый неподходящий момент из-за перенасыщения рынка: летом 1339 г. мешок шерсти стоил 9 ф.-ст., осенью уже 7 ф.-ст., в 1340 г. пришлось брать деньги в долг под будущие сборы из расчета 5 ф.-ст. за мешок, а во время осады Турне кредиторов не удавалось найти даже на таких условиях. Впрочем, для Эдуарда III и в этом случае были виноваты его неспособные служащие. Объективную бедность своих подданных он не принимал в расчет в принципе, когда речь шла о решении высших государственных задач.

В военное время обычно вводили разовые чрезвычайные налоги, иногда даже в размере десятины "от зерна, шерсти и ягнят" и девятой части от товаров горожан (именно такой был введен в Англии во время "Турнезийской" кампании 1340 г.), но собирались они медленно, а деньги были нужны сразу. Поэтому приходилось делать крупные займы под проценты, внутри страны или у банкиров из северной Италии, за которые потом приходилось долго расплачиваться. Так, 4/5 денег, потраченных Эдуардом III на кампанию 1339/1340 гг., были взяты в долг.

Вышеизложенное в большой степени объясняет, почему Столетняя война продолжалась так долго и как бы вспышками. Активизация боевых действий приводила к быстрой растрате государственной казны и накоплению долгов; затем приходилось на несколько лет умерять амбиции, выплачивать долги, вести переговоры с кредиторами и накапливать средства для новой кампании.

1.2. От Кана до Креси

 

В 1345 г. закончилось очередное перемирие. Англичане, а точнее, местные проанглийские феодалы с небольшой добавкой английских войск, перешли в наступление в Гаскони и одержали там важные, хотя и локальные победы при Обероше и Бержераке. Весь юго-запад Франции погрузился в феодальную анархию и междоусобную войну – одни местные кланы признавали французским королем Эдуарда III Плантагенета, другие – Филиппа VI Валуа. В ответ 2 апреля 1346 г. на всем юге Франции был объявлен "арьер-бан", то есть созыв всеобщего ополчения. В мае оно осадило ключевую крепость Эгийон на подходах к столице "английского Юга", Бордо. Правда, осада проходила неудачно. В июле французы попытались захватить крепость со стороны реки Лот, где стены были ниже, подведя к ним три осадных башни, поставленных на баржах. Однако еще на подходе одна из башен была поражена камнем из требюше, перевернулась и утопила всю команду. Остальные баржи были отведены.

В этих условиях Эдуард III начал готовиться к новой крупномасштабной экспедиции во Францию, причем на этот раз без участия германских и нидерландских союзников, показавших себя в кампании 1339-40 гг. ненадежными и слишком дорогостоящими. Дело это было непростым. Только что разорился его главный кредитор, тосканский банк Барди, что окончательно отбило у всех иностранных финансистов желание ссуживать деньги английскому королю. Однако Эдуард III был энергичен и беспощаден к своим подданным, когда речь шла об удовлетворении собственных амбиций. Он принудил английскую церковь дать ему "заем" в 15 тыс. фунтов, такие же займы взял у городов, принудительно по заниженным фиксированным ценам закупались продовольствие, разное военное снаряжение и корабельные снасти, наконец, со всех подданных были принудительно взысканы "щитовые деньги", то есть плата взамен 40-дневной феодальной воинской повинности. Раньше этот "скутаж" взимали только в связи с компаниями в самой Британии, но теперь его впервые взяли и для заграничного похода.

Хотя эти поборы были крайне тяжелы, английское общество переносило их молча. Эдуард III был не только эффективным организатором, он одним из первых в средневековой Европе оценил важность информационных войн и тотального промывания мозгов подданным. Теперь королевские горести и чаяния не только доносились до элиты через Палату общин, о них сообщалось герольдами на рыночных площадях, королевские манифесты и прокламации прибивались к дверям церквей, а для неграмотных их зачитывали священники во время проповедей. Эдуард III жаловался народу, что французский король не хочет вести никаких переговоров о мире, а вместо этого вынашивает агрессивные замыслы против языка и образа жизни английской нации и для этого подстрекает шотландцев к нападению с севера, а сам готовит морское вторжение с юга. Чтобы не пришлось сражаться с коварным и подлым врагом на отеческой земле, надо нанести ему превентивный удар, а для этого нужны деньги, деньги и еще раз деньги.

Надо сказать, при всей гипертрофированности этой пропаганды, некоторые реальные факты придавали ей убедительность. Даже после поражения французского флота при Слейсе пираты из Нормандии и Кале продолжали совершать внезапные налеты на прибрежные города и деревни южной и юго-восточной Англии, грабя и насилуя захваченных врасплох жителей. Каждый такой налет создавал панику далеко за пределами пострадавшего района, многократно преувеличиваясь слухами. Также и с севера полудикие шотландские горцы продолжали свои рейды на выносливых мохнатых лошадках, обирая божьи обители и, ради развлечения, увеча захваченных поселян. Когда с такими отрядами удавалось справиться, при убитых часто обнаруживали новейшее оружие с французскими клеймами. Это очень сильно беспокоило северо-английские провинциальные власти – успех в борьбе с воинственными шотландскими голодранцами им обеспечивало прежде всего превосходство в вооружении.

Поэтому большинство англичан верило своему королю. Иногда ожидание французского вторжения приобретало в Англии характер настоящего психоза. В такой атмосфере удавалось вводить все новые и новые чрезвычайные налоги. Впрочем, и хорошие урожаи 1340-х годов облегчали бремя.

Король прилагал огромные усилия, чтобы держать свои планы в секрете. Осенью 1345 г. были арестованы все торговцы французского происхождения. За портами было установлено наблюдение. Все тюрьмы были забиты подозрительными чужаками. Однако уже в феврале французское правительство получило полный отчет о заседании Большого Совета Эдуарда в Вестминстерском дворце и о состоянии подготовки флота в Портсмуте. Сведения французы получали через своих шпионов во Фландрии, которая по-прежнему считалась английским союзником. Поэтому фламандцы передвигались по Англии без ограничений.

Вплоть до мая 1346 г. Эдуард III предполагал сделать высадку в Гаскони, на юге, поэтому французы стягивали основные силы туда. Филипп VI пытался и задействовать свой флот, однако без точного знания предполагаемого места высадки десанта он был бесполезен. Для его усиления из Монако были вызваны галеры союзного генуэзского семейства Гримальди, но штормы и попутные пиратские операции задержали их: в июле они были еще в Лиссабоне.

24 июня во Фландрию был демонстративно отправлен отряд Хью Хастингса. Его целью было провести диверсии на северной французской границе и отвлечь туда часть французских сил.

К концу июня 1346 г. для перевозки армии в Портсмуте было собрано 750 судов. С этой целью реквизировали практически весь доступный английский флот, от 10-тонных баркасов до 200-тонных коггов. Был отменен традиционный нижний предел грузоподъемности мобилизуемых судов, 30 или 40 тонн.

28 июня 1346 г. английская эскадра отплыла из Портсмута. При Эдуарде III были 16-летний наследник принц Уэльсский (будущий Черный Принц), графы Херфорд, Нортгемптон, Арундел, Корнуолл, Уорвик, Хантингдон, Саффолк и Оксфорд. Исходя из вместимости судов и сохранившихся отчетов офицеров, современные английские историки оценивают его армию в примерно 10 тысяч человек, большинство из которых – лучники. Также были саперы из горняков, каменщики, плотники, инженеры, хирурги, кузнецы, изготовители палаток и т.д. Людям было выдано жалованье на две недели вперед, и суда были снабжены припасами на две недели, срок морского перехода в Гасконь.

Надо сказать, что французский хронист Фруассар дает другие цифры – 4 тысячи латников и 10 тысяч лучников, кроме пеших валлийцев и ирландцев. Очевидно, на основе его данных некоторые определяют численность английской армии в 20 тысяч человек: 3 тысячи рыцарей и сквайров, 3 тысячи легкой кавалерии из оруженосцев и сержантов, 10 тысяч лучников и 4 тысячи валлийцев, половина из которых также лучники. Однако тот же Фруассар определяет английскую армию непосредственно в битве при Креси в 8500 человек, причем с разбивкой по отрядам. Возникает вопрос, куда делись остальные, учитывая, что поход проходил достаточно благоприятно для англичан и они не оставляли позади себя крупных гарнизонов.

На секретном совещании 20 июня король изменил свои планы и решил плыть не в Гасконь, а на полуостров Котантен в Нормандии. По сообщению хрониста Фруассара, он принял это решение по совету старого предателя Годфруа д'Аркура: