Соборы, сады и скалы Альбиона

Вид материалаДокументы

Содержание


Синие подснежники
Джон (вокруг света за 80 дней)
Кем – так называется здешняя речка, bridge
17 апреля, воскресенье
P.S. Речь епископа лондонского в Вестминстерском аббатстве
Подобный материал:
Соборы, сады и скалы Альбиона


Туманный Альбион, может, еще и туманный, но не до такой степени, как можно было бы предположить. По крайней мере, знаменитого лондонского смога – того, о котором когда-то писали в книгах – нет с тех времен, когда из-за него в 1950-х погибло несколько тысяч лондонцев. Тогда каждый лондонский дом отапливался каминами, дым из многочисленных труб валил на улицу и смешивался с влажным воздухом, и получалась адская смесь, которая отравляла людей. С тех пор жители города перешли на электричество и газ, и того самого смога больше нет. Так что сдавайте билеты, если хотели увидеть именно его.

А вот Альбионом эта страна осталась.

Считается, что это название связано с белым скалистым берегом Британии, куда приплывали древние корабли. (Белый на латыни – это Albus, так что Альбион – Белая страна). Есть, правда, и другая версия: Альбион происходит от кельтского Альбаинн, что значит Горный остров. См.

Но в любом случае название происходит от скал. Эти белые меловые скалы и сейчас возвышаются над Ла-Маншем, и выглядят они впечатляюще.





Сегодня, конечно, большая часть путешественников уже не пользуются этими «воротами в Британию», прибывают не на кораблях со стороны Ла-Манша, а просто летают самолетами до Лондона. Конечно, так же сделали и мы с Сержем. Но у вас, если вы читаете эти строки, есть преимущество: вы можете вообразить себе, что вы так же, как путешественники старых эпох, вроде какого-нибудь Марко Поло, приближаетесь к этому острову с моря и видите белые отвесные скалы. Настраивает на волшебный лад?

И так и должно быть.

Англия (точнее Британские острова) – родина красивейших мифов и легенд. Тут появился цикл легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, о Ланселоте и Гвиневре, Тристане и Изольде, фее Моргане и волшебнике Мерлине, острове Авалон и чаше святого Грааля, – то есть именно отсюда пошли многие рыцарские романы, питавшие фантазию стольких людей в средневековье. (А поэтов, художников и музыкантов вдохновлявшие и сотни лет спустя, см. стихи и картины на сайте Project Camelot).

Помимо того здешняя почва щедро взращивала всякие тайные общества (кстати, в России первые масонские ложи – mason значит «каменщик» по-английски – основали именно англичане).

И более поздние сказочные сюжеты тоже родом из Британии: Алиса в Стране чудес, Винни-Пух, хоббиты с эльфами, Гарри Поттер – их сочинили здешние писатели. И когда ты бродишь по здешним местам, ты понимаешь, что все это не появилось из воздуха, это не отвлеченные фантазии: вполне можно и сейчас увидеть здесь и эльфийские леса, и готические колледжи, и кроличьи норы, ведущие непонятно куда. А в характере и наших современников британцев – интерес ко всему оригинальному, абсурдному и необычному, любопытство и чувство юмора.


Сейчас я постараюсь запечатлеть некоторые повороты нашего короткого британского путешествия. Мне очень хотелось бы передать на бумаге (или на экране) то сияние, ту нежную красоту цветущих апрельских деревьев, вообще ту нежнейшую поэтическую Англию, которую я увидела (далекую от привычных штампов Шерлок Холмс – Тауэр – Биг-Бен), но вряд ли это возможно в полной мере. Поэтому просто набросаю несколько словесных эскизов, относящихся к разным местам, где мы были.

Итак, мы прилетели в Лондон во второй половине апреля, нас ждали восемь дней самой идиллической солнечной погоды. Мы, правда, были ограничены во времени: поездка была в этот раз деловая, Серж должен был присутствовать на Лондонской книжной ярмарке. Но оказалось, что всего лишь в полутора-двух часах от Лондона – совсем другой мир: готические города, сады, скалы у моря (очередной раз спасибо Lonely Planet), так что мы, уподобившись самим англичанам, старались уезжать на природу, как только у нас появлялась такая возможность. Если возможности не было, мы просто вечерами бродили по самому Лондону, который, конечно, не буду здесь описывать, потому что про Тауэр и Биг-Бен вы все знаете сами. Скажу только, что и в самом Лондоне очень свежий воздух: там растут семь миллионов деревьев!


Синие подснежники

Сами англичане обожают бродить на природе. Они ценят красивые сады (английские сады – это подражание природе и сплошная романтика, а не холодный формализм, как у французов), совершают паломничества в леса, когда расцветают английские пролески - English bluebells (Hyacinthoides non-scripta). Эти синие цветочки там еще называют синими подснежниками, их родина – как раз Британские острова. Когда в лесах цветут bluebells, это выглядит так, будто под стволами деревьев разливается таинственное лиловое море вместо травы. Вот сейчас появится эльфийская королева Галадриэль и заговорит с вами на эльфийском языке!



Картинка взята отсюда


Наши подснежники (галантусы) англичане тоже любят трогательной любовью. Между прочим, их на остров привезли английские солдаты с Крымской войны! Английское название этих цветов даже красивее и поэтичнее нашего: snowdrops (снежные капельки, капельки снега).

К нашему приезду подснежники уже отцвели, а пролески как раз только стали появляться, о чем меня, пока я в один из дней сидела в номере, дожидаясь возвращения Сержа, уведомила служба теленовостей Би-Би-Си. (Общенациональная новость!)

Англичане не только дают растениям и цветам поэтичные названия, они проводят титанические работы над ландшафтами, по которым потом не видно, что это рука садовника, а кажется, что это волшебная природа все сотворила.

Например, Glory of the snow (гордость снегов) – какой-то особый турецкий синий подснежник – не так давно в королевских садах Кью высадили в количестве пятидесяти тысяч штук!!! И все для того, чтобы получились целые поля этих цветов, словно выросшие тут сами по себе.


…Да, королевские сады Кью. Именно туда мы и направились на следующий же день после приезда. Причем там нас ждал сюрприз.

Мы оказались… в Японии!


9 апреля

Сакура Мисимы и очень странная белка


Королевские сады Кью посещает не всякий турист, который оказался в Лондоне. Очень зря! Очень, очень зря.

Если вдруг прилетите в Лондон как-нибудь цветущей весной, рекомендую ехать именно туда, пусть даже в ущерб какой-нибудь стандартной достопримечательности. Тауэр и Британский музей никуда не денутся, а пролески отцветут.

Хотя что я всё с этими пролесками! И зачем я застряла именно на весне? В Кью найдется что делать и в другие времена года.

Почему мы отправились сразу именно туда? Это была моя догадка, которую хотелось проверить. Когда-то я должна была писать некий текст об английских садах; то задание отменилось, но с тех пор у меня застряло в душе проникновенное отношение к садам, еще и подкрепленное игрой на скрипке ирландской «Последней розы лета».

Вот я и подбила Сержа ехать в королевские сады Кью, тем более что погода была идиллическая, а сады недалеко - в самом Лондоне.


Прибыв на место, мы довольно долго стояли в огромной очереди среди англичан (которые активно интересовались Сержиной подзорной трубой 1917 года, отхваченной им накануне на Портобелло за двадцать фунтов). Когда попали внутрь, оказалось, что ходить там можно бесконечно.


Для начала нас встретила огромная яблоня (?) с ниспадающими тонкими ветвями, сплошь обсыпанными нежнейшими белыми цветами. Чем не мифическое дерево из эльфийских сказок?


Под ней была целая поляна нарциссов, растущих не на клумбах или грядках, а как в природе – живописно, группами среди травы.


Мы побрели дальше, заглянули в тропики (в стеклянный павильон Palm House), побродили там по дорожке над кронами пальм, вышли снова на английскую природу через другую дверь и обнаружили, что находимся теперь среди цветущей сакуры.


Зрелище этого цветения было щедрое и нежнейшее. Деревья сплошь в цветах, поникающие изящные ветви, которые колышет ветер... Виды крон и цветов были самые разные, на одном деревце мне бросилась в глаза табличка: «сакура Мисимы».





Обнаружилось, что лондонцы целыми семьями приходят сюда любоваться сакурой, расстилают себе коврики и лежат под опадающими лепестками среди нарциссов и тюльпанов.





Покружив вокруг этой трогательной красоты и постаравшись хоть как-то заснять ее на видеокамеру, мы побрели правее, где находилась одна из главных достопримечательностей садов Кью – дорожка над кронами деревьев XStrata Treetop Walkway. Вскоре мы увидели ее и забрались наверх. Ощущения от той прогулки запомнились: тонкий сетчатый пол просвечивает, а поскольку ты находишься довольно высоко, все это слегка страшновато, хотя любопытно. Любознательные англичане, конечно, лезут наверх целыми толпами вместе с детьми, едва научившимися ходить, причем дети в основном, как ни странно, такое приключение переносят стоически. (А от взрослых мужчин, бредущих там, на высоте, можно снизу услышать слово scary – страшно!)


Позже я узнала, что подобные пешеходные дорожки на высоте птичьего полета устраивают и в других лесах Англии. Например, в Salcey Forest есть свой Tree Top Way, весьма впечатляющий, судя по описаниям. Можно устроить себе и более экстремальное высотное приключение: существуют парки, где навешано множество всяких веревочных конструкций и лестниц среди деревьев на большой высоте, можно лазать и прыгать по ним в надежде «разбудить спящую в тебе обезьяну». Судя по увиденным мной роликам на канале goapetribe в youtube.com, жутковатое приключение, но, конечно, жутко любопытное, так что британцам нравится.


Попробовав себя на дорожке над деревьями, мы пошли гулять дальше, застревая во многих уголках сада (например, фотографируя скамью под каким-нибудь древним-древним развесистым деревом).


Потом японская тема, так неожиданно начавшаяся, снова дала о себе знать: мы добрели до большой пагоды, построенной тут еще в середине 18 века.

Обойдя ее, мы посмотрели на часы и обнаружили, что провели у садах Кью уже четыре часа! Правее по курсу лежали гигантские неизведанные территории, но мои ноги уже просили пощады, да и всё равно за один день пешком всё в садах Кью не обойти, так что мы повернули обратно.





На будущее остались ландшафты со всего мира, устроенные в Кью: японский домик в зарослях бамбука, средиземноморский сад, ландшафты пустыни и Альп, лес калифорнийского красного дерева на берегу Темзы, гигантские водяные лилии из Боливии, чьи листья достигают двух с половиной метров в ширину, и прочее, прочее, прочее, включая сад пчёл и огромную барсучью нору.

А также поля подснежников разнообразной окраски и происхождения, уютные уголки, названные в честь мифологических персонажей: храм Эола, храм Аретузы… Где-то в садах есть Храм Воображения (Temple of imagination), пусть и скромный на вид, зато этим летом там будут слушать и рассказывать истории (это называется Summer Storytelling sessions).


На обратном пути нас ждал завершающий «японский» (а точнее, сказочно-британский) штрих: в зарослях японской магнолии мы обнаружили очень странную белку, развившую в себе нездоровое пристрастие к нектару. Вообще-то белкам не положено питаться магнолией, магнолия опыляется исключительно жуками (я сверилась с источниками). Но это была белка-индивидуалистка, кэрролловская белка.


Я засняла ее поведение в кустах: она брала пальчиками (!) цветок, требовательно тянула на себя, погружала свою хитрую бессовестную морду в тюльпановидный цветок магнолии и просто нагло ела нектар, после чего вынимала морду оттуда и недовольно смотрела на меня и мою видеокамеру. Если бы эта белка заговорила, я бы не удивилась! В конце концов зверь презрительно повернулся ко мне хвостом и где-то там продолжил сотрясать недра куста, предаваясь своей странной страсти.


10 апреля.

Оксфордшир, Домик хоббита и рассказы Джона


Многие графства Англии заканчиваются на -шир: Хэмпшир, Йоркшир, Дербишир… Чешир, наконец, с его улыбающимся котом. А Дебошира нет. (И почему это у нас считается, что слово дебошир происходит всего лишь от французского дебош? Как же тогда подозрительное созвучие с названиями английских графств? Тем более что хулиган-то точно британского происхождения: это фамилия некоей славной ирландской семьи).


Оксфордшир пролегает недалеко от Лондона, туда на следующий день нас повез на машине наш лондонский друг Джон.


(Джону мы, кстати, везли из Москвы очередное концептуальное творение Сержа - подсвечник из водопроводных труб. Серж их творит уже около года, а обнаружил он в себе такой концептуальный дар совершенно случайно во время очередного визита в отдел сантехники магазина «Леруа Мерлен». Позже я узнала, что какой-то голландский, кажется, дизайнер тоже делает подсвечники из труб и фитингов, но если у него получается выхолощенный глянцевый минимализм, то у нашего самобытного Сержа – такое особое сержинское барокко, которое лично мне более симпатично).


…И вот мы уже на лётном поле, где Джон уже не одно десятилетие арендует маленький самолетик Cessna. Идиллическое нежное зеленое поле, запах травы, солнце, восхитительная погода для полетов. Мы сидим, пьем кофе и смотрим, как взлетают и садятся маленькие, на два или четыре человека, винтовые самолеты.

Джон рассказывает нам историю не хуже, чем у Сент-Экзюпери, о своих полетах двадцать, что ли, лет назад с Филиппин на маленький остров, затерянный в океане. Топлива в обрез, друг-плантатор должен был помочь с подзаправкой посреди джунглей в субботу в 11 утра, но перепутал день. Джон производит посадку, не находит ни друга, ни топлива, а погода отличная, жаль отменять путешествие, и Джон решает лететь без подзаправки, а это было до мобильной связи и GPS, и вот он летит один, внизу океан, и вдруг ухудшается погода, а точка невозврата уже осталась позади, а острова всё нет, а Джон все летит и летит и летит над океаном …

«Джон, тебе надо писать книгу!» - говорим мы с Сержем хором.

Мы переезжаем из одной оксфордширской деревушки в другую, садимся у камина в каком-то пабе со средневековой вывеской, и Джон рассказывает новую историю: они бурят скважину в Афганистане во время войны, чтобы у местных жителей хватало питьевой воды, территорию контролируют моджахеды, и вот неподалеку оказались танки…

Стоп, да я же не описала самого Джона.


Джон (вокруг света за 80 дней)


Джон выглядит так, как в романтической литературе изображали бы настоящего английского лорда, путешествующего инкогнито.

Историй у него – невероятное количество, и все правдивые.

Например, он в молодости решил, что надо будет в течение жизни объехать на мотоцикле вокруг трёх морей: Чёрного, Балтийского и Средиземного.

Для кого-нибудь это так и осталось бы мечтой, но только не для нашего Джона. Ему уже было почти семьдесят лет, когда он сел на старый мотоцикл BMW и один, без какой-либо помощи, поехал на этом мотоцикле из Лондона в Москву. По дороге он останавливался в русских городах с непостижимыми названиями, испытывал на себе условия постсоветских гостиниц «Турист», спасался от комаров, засыпая по ночам намазанный вазелином и в мотоциклетном шлеме, общался с местным населением, не зная русского, в итоге добрался до Москвы и обратно в Лондон (заодно, как и планировал, объехав Балтику).

Некоторое время спустя Джон снова отправился на мотоцикле в Россию, в следующее свое, черноморское путешествие. Оно прошло не без приключений. На обратном пути где-то в Краснодаре или Ставрополе у Джона сломался мотоцикл, и некий Саша, специалист по старым «Уралам» (которые были в свое время скопированы с BMW), разобрал его и собрал снова, после чего всё заработало. Джон поставил бутылку водки Саше, а также всем, кто его с ним свел, сел на мотоцикл и успел буквально в тот самый день, когда у него заканчивалась виза, на турецкий паром «Аполлония II», отплывающий из Сочи в Трабзон (на борту «Аполлонии» мы с и познакомились с ним). Джон спешил, он хотел быстро пересечь Турцию и попасть в Грецию не позже определенной даты. Так и произошло, он приехал к их с женой домику в греческой деревушке на берегу моря аккурат в день их годовщины.

(Прямо как у Жюль Верна в «Вокруг света за 80 дней». Видимо, не зря французский романист сделал своего героя именно англичанином).


…Но, скажете, какого чёрта Джона занесло к моджахедам?

А дело в том, что он всю жизнь работал в разнообразных международных гуманитарных организациях, -- в Красном Кресте и так далее, -- поэтому его посылали в самые далекие концы мира, он был едва ли не всюду, где происходили гуманитарные катастрофы, где надо было помогать людям. (Ну, сам Джон это значительно скромнее описывает, не такими высокими словами, но я пишу как есть). Он был и в иранском Баме после землетрясения (о котором я узнала еще раньше во время нашего иранского путешествия), и в Таиланде после цунами, и в Афганистане. И т.д.


Забегу вперед: когда мы вернемся в гостиницу после наших оксфордширских прогулок, я буду говорить Сержу:

- Серж! Вот сейчас как окажется, что наш Джон окончил какой-нибудь пафосный университет вроде Кембриджа, а работал во всех этих местах исключительно из любви к путешествиям…

И я буду права! Когда мы увидимся с Джоном еще раз, выяснится, что он получил в свое время степень PhD Гарвардского (!) университета, где учился на стипендию как блестящий студент, и да, в свое время он действительно понял, что ему не интересно будет всю жизнь сидеть преподавать на кафедре, а интересно путешествовать по планете. Исходя из этого он и выбирал занятия в этом мире.


…А пока мы продолжаем ездить по деревушкам Оксфордшира, всё залито солнцем, вокруг нас сплошные идиллические поля с овцами. Останавливаемся у колодца со слонами, который подарил жителям одной из деревень какой-то индийский махараджа (!), наблюдаем рядом домик смотрителя этого колодца, он выглядит так, что в нем по идее должен был бы жить хоббит.




В конце концов Джон привез нас в живописное местечко под названием Горинг. Здесь проходит так называемый Thames path (пешеходная тропа вдоль Темзы; кстати, для англичан эта река - не «мама Темза», а «папаша Тэмз», грозный мифологический персонаж с трезубцем, вроде Нептуна). Любопытное совпадение: перед отъездом в Англию я читала автобиографическую книгу Оскара Уайльда De profundis и остановилась прямо на том месте, где Уайльд приехал в этот самый Горинг. Мелочь, а приятно.

Мы сидим в ресторане почти у самой воды, рядом с нами ошивается лебедь, который буквально как собака виляет хвостом, выпрашивая еду. (В первый раз такое вижу!) Обсуждаем следующее путешествие Джона в Россию. В прошлый раз он где-то увидел табличку: до Мурманска столько-то километров, и она засела у него в голове. Джон раскладывает карту России, неравнодушно поглядывая на Мурманск, и я обещаю ему узнать, можно ли добраться по морю от Мурманска до Архангельска.

Увы, мне потом не придется его порадовать: хмурый голос по телефону из Мурманского морского вокзала спустя месяц мне сообщит, что у нас сейчас не Советский союз; что теплоходы (как я узнала позже – названные именами двух трагических актрис), которые некогда курсировали по этому маршруту, уже шесть лет как не ходят.

Как ты яхту назовешь…


13 апреля

Кембридж: «это вам не Венеция»


Кем – так называется здешняя речка, bridge по-английски мост, отсюда название этого университетского города.

По реке стоят колледжи, фасадом они выходят в готический город, а сзади река, мосты и backs – сады и луга для студентов и ученых.


Друг детства, математик, который ездил недавно в Кембридж на конференцию (да! и я теперь хвастаюсь друзьями!), рассказал нам этой зимой, когда мы вместе гуляли по Праге (нагоню еще немного атмосферности своему рассказу…), что Кембридж ему в смысле готики понравился даже больше, чем Прага. Если бы это не был университетский город, он вполне мог бы зарабатывать на туризме, сказал он. И показал фотографию готических сводов King’s College Chapel, которая потом надолго застряла в моей голове.





/ ==> Фантастическая красота, не так ли? Фотография отсюда /


В самолете «Александр Скрябин» во время полета в Лондон я листала бортовой журнал и нашла там рекомендацию непременно прокатиться вниз по реке Кем. Сосед по креслу, бизнесмен из Сити советского происхождения (с которым нам, кстати, довелось увлекательно побеседовать во время полета), услышав, чем я заинтересовалась на сей раз, еще невольно подлил масла в огонь, заметив, что в случае если мы туда направимся, Сержу придется самому править лодкой, отталкиваясь шестом, потому что «это вам не Венеция».


Психологи говорят, что частичка «не» совершенно не усваивается нашим мозгом. Правильно говорят: у меня в голове немедленно выстроился мостик «Кембридж —> Венеция», и когда мы (естественно) прибыли в Кембридж (потому что нельзя же было игнорировать столько явных зацепок), первое, что мы увидели (или, точнее, второе – после тех самых готических сводов), это был Мост Вздохов. Так называется готический мостик за колледжем святого Джона, с тем же названием, что в Венеции, но красивее его в десять раз (я не придумываю). Под мостом было «чудное виденье»: гондола и гондольер. Нет, не совсем так: нос у лодки не был загнут, «гондольер» был вооружен длинным шестом вместо весла (это называется punting). Естественно, мы с Сержем немедленно принялись бегать как сумасшедшие с фотоаппаратом и видеокамерой, смущая «гондольеров» и их пассажиров.


И только некоторое время спустя мы побрели вглубь лугов и садов.

Да-а, вот вам и «остров цветущих яблонь и тумана, райский остров волшебства» (слова из музыки к фильму «Авалон»). С умилением наблюдала я идиллическую картину: нежнейшая красота зеленой травы; каналы, заросшие незабудками и нарциссами; местами всё словно снегом присыпано яблоневым цветом, а под ним море белоснежных нарциссов, изредка ярко-красные тюльпаны и синие пролески (да, те самые, хотя и в единичных экземплярах)…

(Еще один математик, друг моего математика, обнаружил за Тринити-колледжем в марте этого года целые поля подснежников и крокусов).










…Спустились ли мы на лодке вниз по реке Кем?

Нет.

Мы уже насытились впечатлениями и решили отложить это как-нибудь на светлое будущее. У нас оставалось еще немного времени, и мы просто бродили по готическому городу, наблюдали огромные стойбища студенческих велосипедов и фасады колледжей. Заходили еще в одну церковь, там я кусала локти оттого, что невозможно запечатлеть ни на фото, ни на видео странный оптический эффект: горящие цветные витражи из окна фасада отражались в стеклянной стене внутри церкви, и получалось, словно сюжет с витража вставал чуть ли не как трехмерное изображение во весь рост прямо в воздухе из сумрака храма. Даже и не знаю, какое из чудес веры было нарисовано на том витраже, но все это вместе – должно быть, лучшая иллюстрация для маловеров. Серж тоже видел, у него тоже не получилось снять. Жаль. Нужно снимать в 3D такие штуки.

Времени оставалось очень мало, вечером надо было вернуться в Лондон, так что в Кембридже многое осталось недосмотренным. В частности, мы забыли глянуть на главную местную достопримечательность: на фасаде Тринити колледжа есть скульптура его основателя, короля Генриха Восьмого, который в левой руке держит державу, а в правой… ножку стола. Вместо скипетра, который был здесь первоначально, ножку вложили в руку его величества шутники-студенты, и больше ее никто не трогал. «Отличное введение в историю одного из самых почтенных, освященных веками кембриджских колледжей, а также напоминание о том, кто здесь на самом деле главный», ехидствует Lonely Planet.

Не видели мы и еще кое-чего, что запечатлено на открытках: остовов велосипедов, вырастающих прямо из стен готических зданий.

В общем, сюда стоит еще вернуться, и заночевать, ну, скажем, в общежитии (готическом?) одного из колледжей. Я так поняла по тексту в LP, что такая возможность есть, и даже покормят в студенческой столовой, — в общем, можно почувствовать вкус кембриджской студенческой жизни, только надо ехать не во время сессии.


А пока мы прощаемся с Кембриджем. Когда-нибудь я вернусь туда и расскажу вам и другие истории… может быть. А пока заметим только, что именно здесь учились автор книги про Винни Пуха А. Милн и его сын, персонаж той же книги, Кристофер Робин. А еще — поэт Теннисон, автор «Королевских идиллий», и драматург и поэт Марлоу, с которыми мы во время нашего британского путешествия еще будем иметь дело.


14 Апреля

Рыцарское очарование Кентерберийского собора


Когда заходит речь об английской литературе, мы первым делом вспоминаем Шекспира. Для англичан же родная литература начинается с другого автора.

Лондонский поэт, классик английской литературы и отец английской поэзии Джефри Чосер (он жил почти за два века до Шекспира и писал еще на средневековом английском), сочинил, среди прочего, знаменитые «Кентерберийские рассказы» – сборник веселых баек в стихах, местами абсолютно неприличных.

Байки эти у него, как ни странно, рассказывают паломники, которые направляют свои стопы в Кентерберийский собор – главный собор англиканской церкви.

Всё это происходит примерно в то же время года, когда и мы с Сержем (пусть и несколько столетий спустя) направились туда же: когда «апрель взрыхлил дождями почву, и солнце весь знак Овна почти успело обойти».

Этот собор стоит во всей красе и сейчас, а вокруг него сохранился все тот же средневековый город, а паломники и сейчас едут туда со всех концов света, как, впрочем, и туристы.

Самое интересное, что атмосфера в Кентербери, вместе со всем этим средневековьем и готикой, сейчас самая что ни на есть современная, молодежная и неформальная (как в Кембридже, и даже еще уютнее и живее). В средневековых домиках гнездятся магазинчики с симпатичными яркими тряпками, по улицам носится множество детей (многие из них явно приехали на экскурсию из Франции!).


Поезд в Кентербери отправляется с лондонского вокзала Виктория, по дороге четыре передних вагона отцепляют и они едут неизвестно куда, а остальные вагоны (убедитесь, что вы сидите в одном из них) едут в Кентербери и дальше.

Из окон поезда неизменная картина: холеные зеленые луга и идиллически пасущиеся там овцы.

Когда приезжаешь в Кентербери и выходишь из вокзала, почти сразу начинается крепостная стена, по ней нужно идти направо. Прогулка эта недолгая и чрезвычайно приятная, особенно в хорошую погоду. Как заканчивается стена, надо свернуть налево и сразу попадаешь в старый город.

А в старом городе жизнь кипит. Вот торчит посреди улицы почтенный кусок литературы: сохранившаяся башня от церкви, в которой крестили Кристофера Марлоу – знаменитого поэта, драматурга, современника Шекспира. На башне часы, а под часами старая горгулья сидит нахохлившись: одна осталась от тех времен.

По соседству с горгульей магазин штанов под названием Madhouse («Сумасшедший дом»), где Серж надолго и засел. И не только он: все вокруг увлеченно занимаются шопингом.


…Идем дальше по направлению к собору. На площади с резвящимися французскими школьниками ныряем в старый-старый дом, где наливают эль. Название на фасаде - The old buttermarket, рядом табличка, из которой мы узнаем, что здесь более пятисот лет находился постоялый двор, что этот дом, возможно, построен еще на римском фундаменте, и что некогда он был соединен подземными переходами с Кентерберийским собором. Сейчас тут паб, иногда проводятся дегустации разных сортов эля, вот и Сержу что-то налили попробовать.


И вот, наконец, собор, удовольствие от которого я получила невыразимое.




Описывать готические соборы дело неблагодарное: это как музыка, которую полностью не передать словами (нет, действительно, они – вид неслышимой музыки, совершенно не зря Баха сравнивают с готической архитектурой, и дело тут даже не столько в Бахе, сколько в том, что готическая архитектура звучит). Надо самому ходить там, чтобы ощутить этот ритм готических стрельчатых арок, колонн, перекрытий...

Но что касается именно этого, главного англиканского собора, то в нем — несмотря на грандиозные размеры — особая, очень живая атмосфера и масса историй из стародавних времен, по которым можно писать романы.

Меня заинтересовали, помимо завораживающего архитектурного целого, одушевленные фигуры на фасаде – средневековые рыцари, дамы, короли и королевы, и огромное количество витражей с самыми разными (тоже весьма очеловеченными) персонажами на них. Вот Мария с младенцем и волхвы, а вот те самые паломники, направляющиеся в Кентербери. Правда, тут паломники люди серьезные (не то что у Чосера) – все рыцари, все как подбор, в доспехах и на конях.

Собственно, рыцари тогда направлялись не просто посмотреть на собор. Здесь находились (и находятся сейчас) мощи святого Томаса Беккета, который был архиепископом Кентерберийским и другом короля Генриха II, и был убит по недоразумению. Как-то монарх, поссорившись с архиепископом, воскликнул сгоряча: «Кто же избавит меня от этого упрямого попа?», его слова услышали рыцари, которые восприняли все буквально и решили порадовать государя: ничего ему не сказав, поехали и зарезали Томаса Беккета прямо в соборе. Дело было в далеком 1170-м году.

С тех пор архиепископа сделали святым и к его мощам, о чудесах которых в средневековье шла громкая слава, ездили те самые чосеровские паломники.

А вот напоминание о более поздней, настоящей рыцарской эпохе. Бродя по собору, можно увидеть изваяние в виде лежащего рыцаря в доспехах – это надгробие Эдуарда Черного принца, знаменитого воина, одного из первых рыцарей Ордена подвязки (основанного для укрепления рыцарских идеалов в духе легенд о короле Артуре). Принц женился некогда по любви на Джоанне Кентской, Прекрасной Деве Кента (см. о ней в англоязычной Вики и в русской). Есть версия о том, что именно эта Прекрасная Дева, согласно одной из легенд, во время танца с королем Эдуардом III (отцом Черного принца) обронила подвязку, и когда придворные засмеялись, король рассердился за такое непочтение к даме, приспособил подвязку на собственную ногу, произнес «Пусть стыдится тот, кто об этом плохо подумал» и основал рыцарский орден Подвязки для достойнейших сынов Англии, девизом которого и стали эти слова.

Первоначально предполагалось, что Джоанну похоронят вместе с Черным принцем тут же, в Кентерберийском соборе, принц даже выстроил тут часовню для нее. Но все-таки она покоится в другом месте (такова была ее последняя воля), хотя среди каменных фигур на стенах собора можно найти ее лицо.


Несмотря на все эти стародавние истории, атмосфера в Кентерберийском соборе дружественная и легкая, ничто не подавляет.

В то время, когда мы были там, органист и хор разучивали какую-то пьесу (это было очень красиво. Вообще я думаю, что стоит в следующий раз заранее свериться с календарем событий и приехать специально, чтобы слушать здесь музыку).

Я обратила внимание, что вера в этих стенах – нечто живое, очень человечное, совсем не высокомерное. Так и должно быть в христианстве, впрочем. В самом начале, когда мы только вошли внутрь собора, к нам подошла какая-то женщина, спросила, откуда мы, и вручила нам приветствие для паломников на русском языке: «Пусть ваши молитвы соединятся с молитвами тех, кто был здесь до вас». Еще я видела табличку, говорящую о том, что священник находится в храме и каждый может к нему подойти, если почувствует такую потребность. Потом слышала, что он вышел на какое-то время к людям и произнес короткое и очень дружелюбное приветствие. Все это было очень по-человечески.


…В соборе продаются разнообразные сувениры, и если их отхватить хочется сразу все. Я долго бестолково толклась перед стендом с уменьшенными копиями кентерберийских витражей, было совершенно невозможно выбрать: бегство в Египет или рыцари на конях, направляющиеся в Кентербери? В итоге загребла себе несколько. Меня интересовали еще диски с кентерберийской музыкой, книги и куча всякой всячины, но почему-то казалось, что все они будут пылиться дома без дела (как я ошибалась!) и вместо этого мы с Сержем скромно купили пакетик семян кентерберийского колокольчика с цитатой из какого-то средневекового классика (если приживутся, это будет самое живое напоминание о соборе на нашей даче ).


Мы спустились в крипту 11 века, походили по двору, обрамленному стрельчатыми арками, побежали в аббатство, которое наряду с собором является объектом всемирного наследия ЮНЕСКО (боялись не успеть до закрытия). Аббатство оказалось развалинами на лугу, греющими сердце опытного археолога (увы, я пока не до такой степени развития дошла, чтобы черпать вдохновенье в фундаментах или крепостных валах; и когда однажды мы с Сержем полдня плыли по Средиземному морю на сломанном каяке, чтобы обнаружить вместо подводного города и живописно поблескивающих на дне амфор, о которых писали путешественники, вот эти остатки фундаментов из-под хлевов и бань, я здорово расстроилась. Но это к слову).


Посмотрев из-за забора на развалины, мы пошли дальше – глазеть на средневековые или времен возрождения кентерберийские домики.



Сколько искушений, чтобы нажать на кнопку фотоаппарата: вот большой фахверковый дом 16 века стоит на канале, а вот дом напротив — почти весь зарос веселым зеленым мхом.



А дальше по дороге два средневековых домика-сиамских близнеца смотрятся так, словно их придумали концептуальные дизайнеры конца двадцатого века.





Выйдя за бывшие городские ворота, видим канал, берега которого заросли милейшими весенними цветами: незабудками, белыми и красными тюльпанами и нарциссами.




А теперь перед нами старое развесистое дерево, сплошь осыпанное розовыми цветами, за ним каменный дом… с привидениями, а может и без. Если покружить вокруг, можно узнать, что этот дом и «сад удовольствий» за ним (Tower house and Pleasure gardens) подарила городу когда-то некая супружеская чета. Вокруг каменной плиты с их именами цветут белые тюльпаны и нежно-голубые анютины глазки.

За домом толстенное узловатое дерево (если бы дело было в тропиках, я бы назвала его баобабом), а дальше вдоль по каналу – мостики, парочка лебедей, первоцветы у воды.

Гуляем по «саду удовольствий», потом держим путь обратно в старый город по другой улице, видим какую-то старую готическую церковь в полумраке. На калитке табличка: Городской совет (Сity council), вокруг никого, заглянули через окно – пусто, внутри в живописном беспорядке сдвинуты столы. Рядом миниатюрное кладбище, колоритные древние могилы и камни.

Вернулись снова в старый город через остатки городских ворот, отужинали в одном из старых домиков под вывеской «У Марлоу».


Тут у нас возникла тема для размышлений. В Кентербери явно можно было бы провести еще вечер и часть следующего дня. С наступлением темноты в старом городе стало особенно нарядно, в каждом доме светились яркие разноцветные витрины магазинов или пабов. Остаться или вернуться в Лондон? Это была та же дилемма, что и с Кембриджем.

И снова мы выбираем возвращение в Лондон, потому что время поджимает, на следующий день запланированы мероприятия.

…Вообще я стала думать, что-то есть в том, чтобы покинуть город, оставив что-то недосмотренным. Во-первых, еще один повод, чтобы сюда вернуться. Во-вторых, лишняя возможность потренировать воображение: город можно додумать, дорисовать в уме, а так - ты все уже посмотрел и точно знаешь, что ничего этакого там больше нет.

И вообще интереснее из города уйти на пике впечатлений, на свежей волне, пока впечатления свежи и ярки. Таким он пусть и останется в памяти.


16 апреля

Семь сестер





Наш предпоследний день в Англии мы оставили для путешествия к белым скалам.

Но какие именно из этих скал выбрать – некоторое время оставалось под вопросом.

В нескольких местах у Ла-Манша есть меловые отвесные скалы, особенно они знамениты скалы Дувра, есть они и на острове Уайт (кстати, как ни странно, название острова, видимо, пошло не от слова «белый», потому что звучит так, а пишется иначе).

Сначала мы нацеливались в Дувр.

Но несколько дней спустя я предложила Сержу скорректировать маршрут, потому что, во-первых, тот же Lonely Planet сообщает, что самые впечатляющие виды чуть ниже Дувра, под городком Истбурн, и мне действительно очень понравились величественные и нежные виды гор на фото, а особенно их название — Семь сестер (я живо вспомнила фильм «Авалон», в честь которого взяла себе когда-то имя Аш).

Во-вторых, когда я еще сомневалась насчет пункта назначения и сидела в номере, ожидая прихода Сержа с выставки, я наткнулась на какой-то художественный фильм с Кирой Найтли по телевизору, и он окончился именно сценой на фоне Семи сестер. История в фильме была такая. Главная героиня фильма, писательница, создала в воображении – в пространстве своего романа – хэппи-энд для двух реальных людей, двух влюбленных, которые разлучились перед войной и никогда больше не встретились. В альтернативной реальности, которую придумала писательница, они нашли друг друга и были счастливы, и последние кадры фильма сняты как раз на фоне этих мифической красоты скал, оттеняющих идеальную природу происходящего.


Я восприняла сюжет фильма творчески, и вскоре мы уже стояли на вокзале Виктория, ждали поезда в Истбурн.


Ехать туда опять около полутора или двух часов, опять кругом идиллические поля и овцы. Опять отцепили на полпути четыре вагона и они поехали в другое место, а мы — в Истбурн, по направлению в город О (Ore).

По дороге случилась маленькая забавная история.

Мы едем на поезде среди полей, и тут сначала женский голос объявляет, что следующая остановка (что-то там). Далее — голос машиниста, очень сильно извиняющийся: «Простите, но у нас проблемы с GPS, это значит, что мы не знаем, где находимся».

Весь вагон покатывается со смеху.

«Еще раз извините, — совсем виновато говорит машинист. — Следующая остановка… Лондон!».

Пассажиры радуются, как дети. Вокруг поля, овцы… Мы едем в поезде, и даже машинист не знает, куда. Абсурд! Нонсенс! Ужасно любопытно!

Все были, по-моему, очень довольны тем, что случилось что-то из ряда вон – пусть даже маленькое, а все-таки забавное и странное происшествие. Оно потом долго обсуждалось всем вагоном.


Итак, Истбурн. Старый викторианский (?) пирс, нежное бирюзовое море, на кривых сваях живописно, как скворечники, пристроились бело-голубые домики.




Если присмотреться, можно заметить, что у них крыши как на дворцах в индийском городе Удайпуре. (И неудивительно: все-таки бывшая английская колония. Кстати, мало кто замечает, но на крыше Парламента в Лондоне тоже есть такие джайпурско-удайпурские «беседки»).


Где-то на этом пирсе есть викторианская камера обскура, но мы ее не нашли.

В одном из павильонов – викторианская чайная, в другом мастерская и магазинчик стеклодува. В вазах стоят стеклянные подснежники – белые и синие, цены божеские: один цветочек стоит фунт с небольшим, листик – пятьдесят пенсов. По определенным дням (кажется, по пятницам) можно посмотреть, как подснежники появляются из ничего прямо под руками стеклодува. Рядом с прилавком коробка с прорезью для монет: «Пожалуйста, помогите поддержать местный промысел».

Мне заворачивают букет подснежников в огромный бумажный пакет, завернутый сорок раз и проложенный обрезками и пупырчатым целлофаном, и я потом хожу со своим хрупким грузом по горам с таким чувством, словно отхватила все сокровища царства гномов.


/И в первый же день по приезде домой буду ими любоваться => /


Из Истбурна есть несколько маршрутов для любознательных путешественников. Можно прокатиться на миниатюрной железной дороге, оседлав вагоны верхом. А можно пойти и дальше (в буквальном смысле): начать путешествие в настоящем старинном поезде по железной дороге Bluebell Railway (опять bluebell !).

Но главное направление, конечно – все-таки скалы Семи Сестер.


Двухэтажный автобус номер 12, который отправляется от пирса, останавливается среди полей у живописного строенья с пологой крышей, которое, видимо, было когда-то конюшней или сеновалом, а теперь там visitor centre для посетителей Seven Sisters Country Park, где можно за символическую плату приобрести карту местности и узнать, как дойти до места. Дальше цивилизация заканчивается, придется идти пешком, и довольно много.

Примерно минут сорок ходьбы по живописной тропе среди идиллических полей с овцами; на тропе периодически встречаются калитки, которые надо закрывать специальными хитроумными устройствами, чтобы любопытные овцы (пасущиеся везде вокруг) не устроили себе кругосветное путешествие.


И вот мы на месте. Семь сестер вырисовываются перед нами в легкой дымке (я начала свой рассказ с того, что туманный Альбион более не туманный? я вас обманула!)


И что-то есть в них действительно неземное, какая-то нежность, напоминание об иных берегах, что ли. В идеальных утопических странах должны быть такие берега, так что я понимаю, почему романисты любят это место.


Но дело не только в белых скалах: всё вокруг какое-то настоящее, живое (вот еще немного насчет неслышимой музыки…). Если здесь когда-нибудь начнут бродить какие-нибудь жуткие толпы туристов, это свойство здешней местности, конечно, пропадет.


Опять-таки времени у нас было не так много, мы стали выбирать, куда идти: налево или направо? Наконец пошли направо по бархатной широкой дороге среди зеленых холмов, постоянно оборачиваясь.

Сзади оставались Семь сестер, приобретавшие постоянно новые оттенки с каждой минутой, потому что освещение вокруг то и дело менялось. То их слегка касалось солнце, то они оказывались в легкой светящейся дымке, и в конце концов они стали источать нежнейшее мерцание. Оторвать взгляд от этого было невозможно, и я уже проклинала себя, очередной раз нажимая на кнопку видеокамеры или фотоаппарата.


Мы прошли довольно много вперед по огромным пологим холмам, постояли на обрывах, заросших фиалками. Иногда на пути встречались лавочки, повернутые к мерцающим вдали Семи сестрам; если приглядеться, можно было прочитать на спинке лавочки имя какого-то неизвестного человека, годы его жизни и иногда какую-нибудь фразу вроде: «Спасибо, приятель!»




Потом мы повернули обратно; когда дошли до известного «открыточного» вида с домиками на переднем плане, вышло солнце.


Мы вернулись к тому месту, откуда начинали свой путь по побережью, перешли вброд речку, забрались по бархатному зеленому холму на старшую из Сестер, обнаружили, что какой-то хороший человек выложил там из белых камушков надпись: «Выход в рай сюда». (И стрелочку направил, паршивец, конечно к самому крутому обрыву). Говорят, на этих скалах действительно часто сводят счеты с жизнью. Нашли место!

Если идти поверху дальше, по направлению к младшей «сестре», рано или поздно выйдешь к овечьей ферме, где новорожденных ягнят дают тебе прямо в руки. А еще к старому маяку. Разумеется, при этом будешь видеть все новые оттенки и изгибы белых скал. Но дело шло к вечеру, и мы понимаем, что и это останется на будущее, а сейчас надо вернуться к автобусу, пока еще не зашло солнце и мы не заблудились.







Обратно идем кратким путем, и снова у нас на пути пасущиеся овцы, луга, противоовечьи калитки, кролики и кроличьи норы.

Из текста, вывешенного на остановке автобуса, возвращающегося в Истбурн, узнаю, что мы побывали в любимых местах Теннисона (придворного поэта королевы Виктории, который писал на темы из артуровского цикла: у него есть «Смерть короля Артура», «Мерлин и луч», и другие поэмы про волшебников и волшебниц, Грааль и рыцарей Круглого стола).


17 апреля, воскресенье

Наш последний день в Англии. У меня на него сначала тоже были планы, связанные с теми самыми пролесками, напоминание о которых у меня постоянно всплывало на пути все эти восемь дней.

Сначала я думала ехать в то место, о котором вычитала в поезде день тому назад: Coton Manor Gardens (в Northamptonshire), который считается меккой для тех, кто занимается «блюбеллвочингом» (наслаждается цветением bluebells). Но Серж резонно заметил, что есть риск: а вдруг произойдет что-то непредвиденное с транспортом, застрянем там в лесу среди пролесок и прохлопаем самолет.

Тогда я вспомнила, что в дальнем углу садов Кью (до которого мы даже и близко не дошли в прошлый раз) тоже есть специальное место для пролесок. Полезла на сайт, нашла там онлайн-календарь цветения (обновляющийся едва ли не каждый день) и прочитала, что пролески хоть и расцвели, но пика не достигли и выглядят пока не так живописно, как должны. Другие источники подтвердили: самая красота будет в последнюю неделю апреля – первую неделю мая.

И тут я вдруг как-то резко поняла: и хорошо, что рано идти смотреть пролески. В реальности мое состояние таково, я так умотана нашими загородными поездками и особенно прогулкой по побережью моря у Семи сестер, что никакая сила, даже известие о том, что в садах Кью обнаружили чашу святого Грааля, не могла бы меня заставить туда ехать. И вообще ехать или идти куда-либо.

Посему я смиренно упаковала чемоданы, успокоилась, и как я провела оставшиеся в Лондоне часы, я, ей-Богу, не помню.


P.S. Речь епископа лондонского в Вестминстерском аббатстве


Спустя некоторое время, уже в Москве, случайно попадаю по телевизору на трансляцию королевской свадьбы в Вестминстерском аббатстве.

Вы помните, возможно, как это выглядело: прямо внутри готического собора стоят нежные деревья с распустившимися недавно листочками, над ними висят люстры, как в сюрреалистическом Доме Баккара… Я с удовольствием вспоминаю путешествие и вообще всю эту английскую готику, которая мне очень по душе.

Тем более что во время церемонии то и дело всплывают уже известные мне названия.

Новобрачные становятся герцогом и герцогиней Кембриджскими (и я удовлетворенно вспоминаю Кембридж и его венецианскую романтику), ведет церемонию архиепископ Кентерберийский (и я с большим почтением вспоминаю собор), наконец звучит бесподобная по красоте речь епископа лондонского Ричарда Чартреза. В его словах (и в его тоне, да и в самом епископе), ей-Богу, есть что-то шекспировское, что-то от времен Возрождения. А ссылается епископ на Чосера.


…В «Кентерберийских рассказах» байки путешественников заканчивались проповедью, которую произносит священник. Пусть будет нечто подобное и у нас. Так что я умолкаю и даю слово епископу. Его стоит послушать еще раз, не только из-за смысла, но и за «музыку речи».