Geum.ru

Рабатывал он, в частности, проблемы взаимоотношений текста с аудиторией, как на материале литературы авангарда, так и на разнородном материале массовой культуры

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   50

однако старых женщин в здешнем монастыре найти было невозможно

(равно как и молодых, вообще говоря), и поэтому я должен был

бы, видимо, попросить кого-нибудь из монахов очернить мне мою

возлюбленную. Но кого попросить? Да и разумно ли было ждать от

которого-нибудь монаха такого основательного знания женского

пола, какое бывает у пожилых, говорливых женщин? Последнее из

предлагаемых сарацином лечений вообще уж никуда не годилось,

так как предписывало незадачливому любовнику окружиться целым

выводком наложниц: такое решение вопроса для монастырского

инока было неосуществимо. Ну так что же из всего этого следует,

спросил себя я, как же должен выздоравливать молодой монах от

любовной болезни, или вовсе не суждено ему иметь спасение?

Может быть, надо мне обратиться к Северину и его отварам? И

действительно, чуть ниже был помещен отрывок сочинения Арнальда

из Виллановы, чье имя я слыхал уже не раз, с великим почтением

произносимое, от Вильгельма; в сочинении сообщалось, что

любовная болезнь происходит от преизбытка гуморов и пневмы, то

есть когда организм человека перенасыщен жидкостями и жаром,

учитывая, что кровь (образующая воспроизводительное семя),

прибавляясь, ведет к прибавлению излишнего семени, а

следовательно, к "complexio venerea"[1] и вызывает напряженное

стремление к телесному союзу мужчины с женщиной. Человеку

присуща добродетель суждения, помещающаяся в спинном отделе

центрального желудочного энцефала (а это где? - подумал я), и

она служит для восприятия всех неощутительных intentiones,[2]

содержащихся в ощутительных предметах, предназначаемых к

восприятию нашими чувствами; однако когда вожделение предмета,

воспринимаемого чувствами, становится чересчур сильным,

тогда-то и повреждается способность к суждению и наш разум

начинает питаться фантастическими понятиями о любимой особе;

тогда происходит воспаление всей души и тела, печаль

перемежается с восторгом, потому что жар (который в безнадежные

моменты уходит в самые глубокие отделы тела и охлаждает все

кожные покровы) в моменты восторга притягивается к поверхности

тела и нагревает лицо до пылающего румянца. Лечение,

предлагавшееся Арнольдом, состояло в удалении от предмета и в

отказе от какой бы то ни было надежды с ним соединиться, с тем

чтобы отойти от него как можно дальше своими помышлениями.

Что же, если так, значит, я почти выздоравливаю, во всяком

случае на пути к выздоровлению, - сказал я себе, - настолько

слаба у меня надежда, вернее сказать, нет никакой надежды снова

увидеть возлюбленный предмет, а даже и увидев - приблизиться к

нему, а даже и приблизившись - снова владеть им, а даже еще

раз овладевши - навсегда удержать его в близости от себя; это

невыполнимо как по моему монашескому состоянию, так и по

обязательствам, налагаемым на меня происхождением и

семейством... Значит, я здоров, сказал я, закрывая книжку, и

снова принял спокойный вид, как раз в ту минуту, когда

Вильгельм появился в дверях. Мы снова двинулись по коридорам

библиотеки, отныне покоренной нами (о чем рассказывалось выше),

и на какое-то время я забыл о своей любви.

Но, как увидит читатель, скоро я снова с ней встретился,

на этот раз (увы, увы!) при совершенно иных обстоятельствах.


Четвертого дня НОЧЬ,


где Сальватор жалчайшим образом попадается

Бернарду Ги, девушка, любимая Адсоном, захвачена

как ведьма, и все засыпают еще более несчастными и

перепуганными, чем проснулись


Не успели мы спуститься из скриптория в трапезную, как

послышался шум. Слабые отблески света запрыгали в проеме

кухонной двери. Вильгельм мгновенно задул фонарь. Лепясь по

стенам, мы осторожно подобрались к двери, ведущей в кухню. И

увидели, что шум идет с улицы, а дверь на улицу открыта. Потом

и голоса и огни стали удаляться. Кто-то с силой захлопнул

двери. Такая суматоха обещала только недоброе. Мы торопливо

пересекли оссарий, выскочили из подземелья в пустую церковь и,

воспользовавшись южным выходом, оказались на улице. В

противоположной оконечности двора неярко мерцали факелы.

Мы подошли. В общей сумятице наше появление не привлекло

внимания. Мы затерялись среди тех, кто бежал к месту

происшествия из спален и странноприимных палат. И нам открылось

печальнейшее зрелище. Несколько лучников крепко держали

Сальватора, побелевшего как белки его глаз, и какую-то плачущую

женщину. Сердце мое сжалось. Это была она, та самая девица, о

которой я все время думал. Увидев меня, она меня узнала и

послала мне умоляющий, полный отчаяния взгляд. Не помня себя, я

рванулся к ней, чтоб освободить из рук лучников, но Вильгельм

схватил меня за плечо и выругал хотя вполголоса, но свирепо.

Монахи и гости монастыря толпами сбегались со всех сторон.

Пришел Аббат, пришел Бернард Ги, которому капитан лучников

кратко доложил о случившемся. Вот что, собственно, произошло.

По распоряжению инквизитора лучники патрулировали ночью

внутри монастырской изгороди, особое внимание обращая на ровную

площадь от въездных ворот до паперти, а также прочесывая

огороды и все подступы к Храмине. Почему именно там их

расставили, спросил я себя, и сам себе ответил: не иначе как

Бернард прослышал от холопов и поваров о каких-то ночных

заварушках в Храмине. Вряд ли ему с полной определенностью

могли донести, кто да что. Но явно намекнули, что от крепостной

стены к кухне и обратно кто-то протаптывает тропки. К тому же и

безмозглый Сальватор, как он мне выложил все свои дурацкие

намерения - с таким же успехом мог разболтать их в кухне или в

хлеву какому-нибудь бедолаге, который, потеряв самообладание во

время допроса, швырнул Бернарду этот кус. Значит, лучники

знали, за чем охотятся. Поэтому они, несмотря на темноту и

густой туман, сумели изловить Сальватора вместе с женщиной у

самой кухонной двери, где те копошились, пытаясь открыть.

"Женщина в таком святом месте! И с монахом! - сурово

обратился Бернард к Аббату. - О высокочтимый господин мой, -

продолжил он, - когда бы дело было только в нарушении обета

чистоты, наказание этого человека подлежало бы исключительно

вашей юрисдикции. Но поскольку не установлено, в какой мере

действия этих двух злоумышленников могли угрожать благополучию

иных лиц, гостящих в монастыре, требуется прежде всего

разобраться, что у них за секреты. Эй, ты, я к тебе обращаюсь,

- и он рванул из рук Сальватора объемистый узел, который тот

тщетно пытался схоронить на груди. - Что там у тебя?"

Я отлично знал, что там у него. Ножик, черный кот (как

только узел распустили этот кот со страшным мяуканьем бросился

наутек) и два раздавленных яйца, превратившихся в клейкую

размазню, с виду напоминавшую не то сгустки крови, не то желтую

желчь - в общем, некую мерзостную нечистоту. Сальватор

собирался проникнуть в кухню, убить там кота и вырвать ему

глаза. Непонятно, чего ради девушка покорно шла за ним... Ради

чего - выяснилось очень скоро. Лучники обыскали ее, злорадно

гогоча и приговаривая что-то похабное, и нашли на ней

зарезанного куренка, еще неощипанного. Злосчастная судьба

подстроила так, что даже ночью, когда все кошки серы, было

явственно видно, что петушок черной окраски, как и убежавший

кот. Я понял, что большего не требовалось, чтоб зазвать эту

голодную девочку, которая прошедшей ночью и так уже лишилась

(из любви ко мне!) своего драгоценного бычачьего сердца.

"Так, так! - вскричал Бернард голосом, не предвещающим

ничего хорошего. - Черный кот и черный петух! Знакомый набор!

- и тут, увидев в толпе Вильгельма, обратился прямо к нему: -

А вам он разве не знаком, брат Вильгельм? Разве не вы были

инквизитором в Килкенни, три года назад, когда судили девку за

связь с бесом, являвшимся в обличье черного кота?"

Мой учитель молчал - как мне представилось, из трусости.

Я дергал его за рукав, тряс, шептал в отчаянии: "Ну объясните

же, что это ей для еды!"

Учитель стряхнул с себя мои руки и вежливо ответил

Бернарду: "Полагаю, что мой устаревший опыт не повлияет на ваши

выводы".

"О да! - с улыбкой торжества отвечал Бернард. - Имеются

свидетельства и посолиднее! Стефан Бурбонский описывает в своем

трактате о семи дарах Святого Духа, как Св. Доминик,

проповедовавший в Фанжо, клеймя еретиков, предупредил некоторых

бывших там женщин, что сейчас покажет им, кому они услужали

ранее. И внезапно выпрыгнул промежду всех ужасающий кот

величиною с большую собаку, с огромными горящими глазами и с

кровоточивым языком, свисавшим до пупа, с коротким твердым

хвостом, так задранным, что на ходу тварь эта показывала всю

свою заднюю мерзость, зловонную, как никакая другая (так же как

зловонны и те анальные части, к которым многие адепты Сатаны,

из коих не последние - рыцари-храмовники, прикладываются

устами во время своих радений). Покружив около тех женщин не

менее часу, кот запрыгнул на канат, идущий к колоколу, и

вскарабкался на колокол, оставив в церкви свои вонючие

извержения. И разве не кот столь превозносим катарами, что Алан

Лилльский полагает даже, будто имя они свое взяли от имени

catus в честь этого зверя, которого лобызали в промежность,

считая за воплощение Люцифера? Не свидетельствует ли о том же

гадостном обычае и Вильгельм Овернский в своем труде. "О

законах"? Не заверяет ли Альберт Великий, что каждый кот может

оказаться бесом? И разве не указывает мой высокоуважаемый

собрат Жак Фурнье, что при смертном одре инквизитора Годфрида

Каркассон-ского присутствовали два черных кота, бывшие не кем

иными, как бесами, пришедшими осквернить его останки?"

Содрогание ужаса прокатилось по толпе монахов, многие

осенили себя крестным знамением.

"Достопочтенный Аббат, достопочтенный Аббат, - продолжал

тем временем Бернард с предостерегающим видом, - думаю, что

вашему высокопреосвященству неизвестны еще все употребления,

которые извлекаются грешниками из этих орудий зла! Мне же, к

величайшему сожалению, пришлось с ними ознакомиться! Я видывал

много злодеек, которые в самые темные часы ночи, совместно с

другими, такого же пошиба, использовали черных котов для

прегнусного ведовства, которое потом уж не могли отрицать:

скакали на закорках некоторых тварей, переносились, под защитой

ночного мрака, на огромные пространства, уволакивая за собою и

пленников, обращенных в похотливых инкубов... И дьявол

собственною персоной показывался перед ними, во всяком случае

они были в том уверены, в обличье кочета, или какого-либо иного

черного скота, и с этим черным скотом они, не спрашивайте меня

как, возлегали. Я знаю и способен поклясться, что это еще не

самое страшное из их козней и что, кудесничая таким манером,

они добрались и до самого Авиньона, и там варили зелья и

притиранья, готовя заговор на жизнь его святейшества папы, чтоб

отравить ему пищу. Папа сумел спастись и обнаружить отраву

только благодаря своим волшебным приборам в форме гадючьего

языка, инкрустированного бесценными изумрудами и рубинами,

которые одарены божественной способностью указывать на наличие

в пище и питье ядов! Одиннадцать приборов подарил ему его

величество король французский, все в форме таких гадючьих

языков, с драгоценнейшими камнями, благодарение Богу, и только

таким образом его святейшество верховный наш понтифик избежал

неминуемой смерти! Хотя надо добавить, что враги его

святейшества превзошли даже и эту низость, и все мы знаем,

какие вещи открылись во время процесса еретика Бернарда

Делисье, арестованного десять лет назад; у него были найдены в

доме чернокнижные сочинения, и с пометками на самых опасных

листах, с полнейшими руководствами, как выделывать восковые

фигурки и добиваться погибели любого врага. И поверите ли, нет

ли, однако у него в доме были найдены фигурки, воспроизводившие

с необыкновенной похожестью облик его святейшества папы, и на

этих фигурках, на самых жизненных местах тела, были нанесены

красные точки, а все знают, что таковые фигурки, повешенные на

веревке, следует помещать перед зеркалом, а потом поражать

жизненные точки острой булавкой, а потом... Но для чего я

углубляюсь в эти отвратительные подробности? К чему

доказательства! Сам его святейшество папа сказал о вреде котов

и петухов и описал все их козни, проклиная их, в своем

постановлении Super illius specula, которое советую вам всем

перечитать, если оно, конечно, найдется в вашей богатейшей

библиотеке, и хорошенько подумать..."

"У нас есть, есть", - горячо заверил Аббат, не помнивший

себя от волнения.

"Ну и отлично, - подвел итог Бернард. - Теперь,

по-моему, случай этот ясен. Совращенный монах, ведьма и

какой-то их дьявольский обряд, к счастью не успевший

осуществиться... Ну, а кто был намечен жертвой? Это мы,

безусловно, скоро узнаем. Чтоб узнать это поскорее, я пожертвую

несколькими часами сна. Надеюсь, ваше высокопреподобие

соблаговолит предоставить мне место, куда отвести этого

человека..."

"У нас есть темницы в подвале кузни, - сказал Аббат. - К

счастью, они редко используются и вот уже много лет пустуют".

"К счастью или к несчастью", - отрезал Бернард. Он

приказал лучникам узнать дорогу и препроводить двух пленников в

две разные темницы. Мужчину привязать покрепче к какому-нибудь

кольцу в стене, так, чтобы он, Бернард, сойдя туда в скором

времени, мог бы допросить его, глядя ему прямо в лицо. Что же

до девки, сказал он, с ней все понятно, и нс стоит сейчас

возиться, ее допрашивать. Ее еще подвергнут надлежащим

испытаниям, прежде чем сожгут как ведьму. Так как она ведьма -

чтобы заставить ее говорить, нужно поработать. С монахом же

дело другое. Его еще можно привести к раскаянию. И он сверлил

взглядом трясущегося Сальватора, как будто внушая ему, что не

все возможности потеряны. Пусть только расскажет правду. А

также, добавил Бернард, назовет своих сообщников.

Обоих уволокли. Он безмолвно висел на руках стражников,

будто был без сознания. А она плакала, билась и скулила, как

животное, которое гонят под нож. Но ни один человек - ни

Бернард, ни латники, ни даже я - не понимал, что она там

выкрикивает на своем деревенском наречии. Хотя она и владела

речью, но для нас была все равно что немая. Одни слова дают

людям власть, другие делают их еще беззащитней. Именно таковы

темные речи простецов, которых Господь не допустил к науке

высказывать свои мысли универсальным языком образованности и

власти.

Снова я безотчетно рванулся за нею, снова Вильгельм,

мрачный как туча, удержал меня. "Остановись, дурень, - сказал

он. - Девчонка пропала. Горелое мясо".

Когда я окаменело глядел, как ее уводили, а в голове

вихрем проносились самые противоречивые мысли, кто-то тронул

меня за плечо. Непонятно каким образом, но я, еще не

обернувшись, уже знал, что это Убертин.

"Смотришь на ведьму?" - сказал он. Я вздрогнул, хотя был

уверен, что о моих делах он знать не может и заговорил со мной

только оттого, что сумел уловить, благодаря своей чудовищной

чуткости к человеческим страстям, напряженность моего взгляда.

"Нет, - забормотал я.-Яне смотрю... То есть, может быть,

и смотрю, но она не ведьма... Мы ведь не знаем. Может, она не

виновата".

"Ты смотришь потому, что она красивая. Ведь правда,

красивая? - допытывался он с необыкновенным жаром, стискивая и

стискивая мою руку. - Если ты смотришь на нее потому, что она

красивая, и смущен ею (а я уверен, что ты ею смущен, потому что

грехи, в которых она подозревается, еще усиливают в твоих

глазах ее притягательность), если ты смотришь на нее и

испытываешь желание, это именно и доказывает, что она ведьма.

Берегись, мой сын! Красота тела целиком ограничивается кожей.

Если бы люди увидели, что находится под кожей (как это

произошло с Беотийской рысью), - они бы содрогнулись от вида

женского тела. Все это очарование на самом деле состоит из

слизи и крови, животной мокроты и желчи. Если вспомнить, что

содержится в ноздрях, глотке и кишках - поймешь, что тело

набито нечистотами. А ведь слизи или помета ты не захочешь

коснуться даже пальцем. Откуда же берется желание сжать в

объятиях мешок, наполненный навозом?"

Я ощутил рвотные позывы. Я не хотел больше слушать эти

слова. Тут пришел на помощь учитель, который все слышал. Он

резко шагнул к Убертину, схватил его руку и оторвал от моей.

"Хватит, Убертин, - сказал он. - Девушка скоро пойдет

под пытку, потом на костер. И превратится именно в то, что ты

описываешь: в слизь, кровь, желчь и животную мокроту. Но это

произойдет стараниями наших с тобой ближних. Именно они

извлекут из-под человеческой кожи то, что Господь позаботился

этой кожею прикрыть и украсить. Вдобавок с точки зрения

первоматерии ты ничем не лучше той девчонки. И оставь мальчика

в покое".

Убертнн огорченно потупился. "Наверно, я согрешил,-

пробормотал он. - Конечно, я согрешил. Чего еще ждать от

грешника?"

Толпа стала расходиться, продолжая обсуждать виденное.

Вильгельм ненадолго подошел к Михаилу и другим миноритам,

которые желали услышать его соображения.

"Теперь в руках Бернарда доказательства. Хотя пока и

сомнительные. В монастыре орудуют колдуны и творят те же самые

заклятия, какие творили заговорщики в Авиньоне, пытаясь извести

папу... Конечно, в судебном смысле это еще не улика против нас.

В таком виде это не может повредить завтрашней встрече. Но

сейчас он постарается вырвать у этого несчастного новые

показания. Которые, по моему глубокому убеждению, пустит в ход

не сразу. Он их прибережет, чтобы воспользоваться в дальнейшем.

И потом внезапно развалит всю дискуссию, когда она начнет

принимать нежелательный для него оборот".

"Может он добиться, чтобы тот как-то свидетельствовал

против нас?"

Вильгельм ответил не сразу. "Будем надеяться, нет", -

неуверенно проговорил он. Я же мысленно сказал себе, что если

Сальватор выложит Бернарду все то, что рассказывал нам,

касательно своего с келарем прошлого, и если хоть как-то

заикнется о связи их обоих с Убертином, находившимся в то время

в бегах, - положение для миноритов создастся крайне

затруднительное.

"В любом случае подождем их действий, - ровным голосом

продолжал Вильгельм. - С другой стороны, повторяю тебе,

Михаил, что все решено заранее. Но ты хочешь попробовать".

"Хочу, - сказал Михаил. - И уповаю на помощь Господню.

Святой Франциск заступится за всех нас".

"Аминь", - поддержали остальные.

"О! Разве не говорили тебе, - насмешливо отозвался

Вильгельм, - что Святой Франциск, скорее всего, находится в

совершенно другом месте и там дожидается Страшного суда, и

никогда не видится с Господом Богом?"

"Будь проклят этот еретик Иоанн, - бормотал владыка

Иероним, когда все расходились спать. - Теперь он уже и святых

заступников нас лишает. Что же нас тогда ждет, грешников

несчастных?"


Примечания


[1] ничто общее никогда из частных посылок не следует

(лат.). - 8-е правило образования силлогизмов.


[1] в какой-либо из двух посылок средний термин должен быть

общим (лат.). - 3-е правило образования силлогизмов.


[1] проявления чувственного аппетита постольку, поскольку

приводят к телесному преображению, должны именоваться