Geum.ru

Нэт Шапиро, Нэт Хентофф послушай, что я тебе расскажу!

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   33

РАЛЬФ БЕРТОН. Можно сказать, что в период 1919 года лучшими оркестрами у нас считались бэнд Кинга Оливера и группа "Нью-Орлеанс Ритм Кингс". Но поверьте мне, там было великое множество и других, не менее ценных составов, названия которых теперь уже навсегда стерлись в нашей памяти. Вообразите себе на миг, что по той или иной причине Джелли Ролл Мортон не смог бы записать свои многочисленные пластинки, которые он наиграл в 20-е годы и я уверен, что если бы это было так, то его имя сегодня было бы совершенно неизвестно для многих последователей джаза. Поэтому определенные хорошие музыканты того времени, у которых не было шанса записаться, останутся для нас навсегда неизвестными. Приходилось ли вам когда-либо слышать о Фрэнке Квортелле? Он был первым услышанным мною трубачом, которой исполььзовал стакан в качестве сурдины. А знакомо ли вам, например, имя Арнольда Джонсона, блестящего пианиста того времени?

ТОММИ БРУКИНС. Среди крупнейших пианистов Чикаго был человек по имени Гловер Комптон, который всегда играл на фортепиано, держа во рту большую сигару. Он работал там в кафе "Dreamland", и его любимой пьесой была "Dearest, I love You", которую он играл в своем собственном стиле - короче говоря, в традициях рэгтайма. Позже Гловер долгое время находился в Европе, главным образом в Париже, незадолго перед второй мировой войной. Не существует никаких записей, которые бы он сделал.

А перед тем как Луис Армстронг и оркестр Кэрола Диккерсона играли в «Sunset», в этом же кафе был отличный бэнд, который возглавлял пианист Сэмми Стюарт. В течение ряда лет этот бэнд оставался одним из лучших в Чикаго. Стюарт собрал вокруг себя только музыкантов высокого класса, и он играл свои аранжировки в таком стиле, который был весьма софистицирован для той эпохи. Причем этот пианист не менее великолепно играл и классические темы.

ФРЕД "ТАББИ" ХОЛЛ. Я приехал в Чикаго в марте 1917 года - это было задолго до прибытия Оливера, хотя практически я там не имел настоящей работы в течение нескольких месяцев. В мае я стал работать с одним новоорлеанским джаз-бэндом - то были брат Кеппарда (гитара), а с ним Шуга Джонни, Лоренс Дьюи, Рой Палмер и Эд Гарленд, вместо которого позже пришел басист Вэллмен Брод.

ВЭЛЛМЕН БРОД. Я не поехал из Нового Орлеана вместе с "Креол бэндом" Джо Оливера, но присоединился к ним в Чикаго в 1917 г. Именно тогда я перешел на струнный бас. Там с ними уже была Лил Хардин. Тогда мы играли свинговую музыку, ту же самую, что и сегодня, но с большим "драйвом". Люди кричали нам со своих мест. В 1917 г. мы выступили в "Пекине" - т.е. сначала играли в "Dreamland" до часу ночи, а потом шли в "Пекин" и играли там до 6 утра. То были веселые заведения в ночное время. Но Билл Боттомс из "Dreamland" сказал, что ему не нравится идея держать джаз-бэнд в своем кабаре. Затем Иззи Шоу ангажировал нас в "De Luxe", а отсутствие джаз-бэнда вскоре вытеснило Боттомса из круга успевающих бизнесменов. Мы открывали танцы в 8 вечера, а к 10 часам уже некуда было плюнуть. Я выходил на улицу, и люди с уважением говорили мне вслед: "Вот идет басист из джаз-бэнда!".

АЛЬБЕРТА ХАНТЕР. Вероятно вы не поверите моему рассказу, ибо он звучит как сказка, но, ей-богу, это чистая правда. Я убежала из дому в 11 лет и через 2 дня приехала в Чикаго с 15-ю центами в кармане. Я сказала матери, что иду переночевать к своей подруге Ирме Уайт, но договорилась со школьной учительницей, чтобы она взяла меня с собой в Чикаго вместо другой девочки, которая не могла с ней ехать. Я до сих пор помню ту железнодорожную поездку и то, как кондуктор смотрел на мой билет с сомнением. На мне были одеты красные ботинки, чулки и голубое платье.

Единственным человеком, которого я знала в Чикаго, была девушка по имени Элен Уинстон, которая была дочерью приятельницы моей матери. Но я вообще ничего не знала о Чикаго, кроме того, что улицы там идут по номерам, и я действительно не представляла, где живет эта Элен Уинстон и куда мне надо идти.

Самое удивительное случилось дальше. После того как мы прибыли на чикагский железнодорожный вокзал, я вышла из вагона и спокойно распрощалась со своей учительницей, помахав ей ручкой. Затем я вышла на площадь, осмотрелась вокруг и направилась в первый же дом, который попался мне на глаза. Там была открыта одна дверь, а в глубине квартиры я увидела какую-то женщину, стиравшую белье. Я немного постояла на пороге, она заметила меня и сказала: "Входи, детка, кого ты ищешь?". Я спросила, не знает ли она девушку по имени Элен Уинстон, и в ответ услышала: "Отчего же, Элен Уинстон живет здесь. Она будет дома примерно в 5 часов. Не хочешь ли подождать ее?". Да, представьте себе, это был дом именно той самой дочери подруги моей матери, и когда Элен вошла в комнату и увидела меня, она вскрикнула от изумления, схватила меня в объятия, и мы обе заплакали.

Она работала служанкой, и в тот же вечер позвонила своей леди и попросила оказать ей срочную помощь. Та ответила согласием, и на следующий же день я начала работать ученицей кухарки за 6 долларов в неделю с жильем и едой. Хозяйка дала мне свое старое платье, чтобы я выглядела более взрослой, а уже в конце первой недели работы я смогла послать моей матери целых два доллара.

Через пару лет я услышала несколько историй о девушках, которые зарабатывали более 10 долларов в неделю в ночных клубах, и я стала подыскивать себе подобную же работу. Я очень боялась, что меня тут же выгонят, т.к. я выглядела довольно плохо и была слишком мала. Самым первым местом, где я работала, было заведение Даго Фрэнка на Арчер- и Стэйт-стрит. Там шаталось много соответствующих девиц, и когда босс послушал мое пение, он сказал: "Убирайся поживей, ты ужасна!". Но пианист, который мне там аккомпанировал, оказался хорошим парнем (хотя он был действительно неважным пианистом) и сказал боссу: "А, пусть останется, ведь она еще дитя".

Итак, я проработала там целый год и 10 месяцев, выучив все новые песенки и приобретя некоторый опыт. Но полиция стала обращать особое внимание на это место, и вскоре оно было закрыто.

Затем я работала в клубе Хью Хоскинса на 32-й и Стэйт-стрит и именно там я пошла в гору и начала завоевывать чикагскую публику. Чтобы услышать как я пою блюзы, люди набивались туда до отказа - приходили даже все "звезды" из нижнего города. Я становилась известной. Потом я перешла работать в кафе "Panama" и там получала уже 17,50 в неделю, это были большие деньги. В "Панаме" имелись нижний и верхний этажи, на каждом из которых работали 5 девушек и пианист. Кто только не выступал там одновременно со мной - «Bricktop»(Ада Смит), Кора Грин, Флоренс Миллс, Мэтти Хайт (прекрасная была певица) и Нетти Комптон. Нельзя забыть и Гловера Комптона, который играл там на фортепиано. Каждым его знал. Он вел себя точно так же, как это потом делал Уилли "Лайон" Смит - большая сигара постоянно торчала в углу его рта, и, облокотясь на фортепиано, он толковал с людьми о чем угодно. Гловер был великим человеком.

Нижний этаж "Панамы" предоставлял посетителям более-менее спокойные развлечения, но наверху всегда бывало шумно. Там работала танцовщица, типа «шейк», Мэми Картер и еще была Твинкл Дэвис, которая танцевала и пела. Вообще говоря, она не умела петь, но это было и неважно, т.к. Она имела очень красивые ноги, и люди приходили именно за этим. Кроме того, там были еще Нелли Карр, Голди Кросби и я. Я пела в основном только блюзы, и можно сказать, что именно я ввела их в моду в Чикаго. В "Панаме" я впервые представила публике знаменитый "St Louis Blues". Да, я пробыла там долгое время, и такие люди как Берт Уильямс и Эл Джонсон часто приходили туда послушать, как я пою "St Louis Blues", "Mammy’s Little Coal Black Rose" и другие блюзы и популярные песни. Но как-то раз в нижнем этаже произошли некоторые неприятности, и это заведение было также прикрыто.

Наибольшая известность пришла ко мне в "Dreamland". Именно там я впервые исполнила "Loveless Love" , которую Хэнди сам прислал мне на маленьком клочке бумаги - это была даже не рукопись, а набросок. Там я впервые представила публике и такие темы как "Good Man Is Hard to Find", "Someday Sweetheart" и новую песню Ирвинга Берлина "Come on Home", которая, впрочем, никогда так и не стала популярной. Знаменитая певица Софи Такер услыхала о "A Good Man Is Hard to Find" и послала свою служанку с просьбой о встрече, но я знала, что она хочет иметь эту песню, и не пошла к ней. Однако, она ее все-таки заполучила следующим образом - она послала своего пианиста Теда Шапиро прослушать и запомнить мелодию песни, и сама написала слова, но перед каждым своим исполнением она всегда упоминала обо мне.

"Dreamland" было прекрасным местом с большим, всегда заполненным залом. Вам бы следовало знать, каково приходилось певцам в то время - мы работали без микрофонов, и оркестры звучали слишком громко, но все же эти бэндыбыли чудесны. Когда я начала выступать в "Dreamland", там играл бэнд Кинга Оливера (Луиса еще не было) - вы могли бы спеть с ними хоть 50 квадратов, и этот бэнд не сбивался ни на один бит. Они всегда заканчивали номер на той же самой ноте и в тот же самый момент, что и певица.

Певицы тогда ходили по всему залу, от стола к столу, распевая для посетителей, которые выбрасывали перед ними свои доллары. Таким образом, я зарабатывала там много денег. Кроме того, я заключила контракт с "Paramount Records" и записала пластинку "Everybody Loves My Baby" для фирмы "Gennett" с Кларенсом Уильямсом. При этом я исполььзовала имя своей сестры, Джозефины Витти, а оркестр назывался "Рэд онион джаз бэнд". Помню, что в нем были Сидней Беше, Вэллмэн Брод и Бэби Доддс.

Каждый вечер в "Dreamland" каждый номер имел свою изюминку и шел под сплошные аплодисменты, Там никогда не бывало перерывов или спокойных моментов. Все шло в темпе. Работать приходилось с 7.30 вечера и до 3-4 часов утра, и все это время вы постоянно были на ногах.

Многие приходили туда послушать Тони Джексона из Нового Орлеана, это бывало уже после работы. Тони был просто чудо - прекрасный музыкант, представительный парень, может быть, излишне мягкий. Он мог написать песню за две минуты и был одним из лучших аккомпаниаторов, которых я слышала в своей жизни. Тони всегда был веселым и общительным, но у него часто болели зубы, - страшное дело! У него были взъерошенные волосы, а на фортепиано всегда стояла кружка с выпивкой - всегда. Правда, это было всего лишь пиво, но он употреблял его в огромном количестве. Тони написал песню "Pretty Baby", которую он посвятил одному темнокожему парню, а также и другую песню, которую почти все напевали в то время - она называлась "When Your Troubles Will Be Mine".

Да, Тони Джексон был настоящим принцем среди джазменов, и его всегда окружало множество друзей. После часов работы вокруг его фортепиано собиралось столько людей, пробующих изучить его стиль, что иной раз он едва мог двигать руками. Однако, он никогда не играл какую-либо песню дважды одним и тем же способом.

Другим известным музыкантом, который выступал тогда в Чикаго, был трубач Фредди Кеппард. Он играл в "De Luxe" на 36-й и Стэйт-стрит в верхнем этаже. Это заведение было намного меньше, чем "Dreamland" и, можно сказать, было более интимным. Как вы знаете, впоследствии среди историков джаза Фредди не получил того признания и той известности, которые следовало бы выделить на его долю. Иногда я просто удивляюсь почему люди так редко упоминают о нем. Ведь он был действительно прекрасным музыкантом и с ним очень легко было выступать. Я никогда не видела его пьяным или подвыпившим, он был отличным парнем и всегда охотно давал молодым ребятам советы и указания насчет музыки.

ТОММИ БРУКИНС. Впервые я услышал Фредди Кеппарда на танцах, которые устраивал 8-й пехотный полк на углу 35-и стрит и Джайлс-авеню. В этом месте собиралось 6 -7 тысяч человек. Я был просто поражен мощью этого музыканта. Он играл увереннее и сильнее, чем любой другой трубач, которых я слышал в то время. Да, он был великим трубачом, отлично владел чувством ритма и демонстрировал исключительное качество исполнения. Его стиль был совершенно отличным от стиля Армстронга - он был более лиричным. Со своим оркестром из восьми музыкантов Кеппарду удавалось удовлетворить любую публику. Он производил столько же шума, как и большой военный "брасс бэнд", открывающий парады.

ПРЕСТОН ДЖЕКСОН. Кеппард? Что ж, сравните его с Перезом, который был самым лучшим учителем. О, он прекрасно читал ноты и играл по ним, как никто другой. Кеппард же был просто полной противоположностью, весь уйдя в манеру "баррел-хауз"*. Да, но как он его играл! Он мог бы сыграть 2-3 ноты из такта, и за одно это его называли "Кингом" Кеппардом. Он был на вершине. Правда, ему не пришлось много играть, и он не оставил после себя хороших записей. Что говорить, водка убила Фредди в конце концов. Он постоянно таскал с собой полную бутыль выпивки. Как-то один парень сказал ему: "Мы не можем позволить тебе пить на работе". Кеппард молча подхватил свою бутылку и был готов уйти. Но ребята велели ему оставаться. Он умер в Чикаго в 1933 году.

ДЖЕЛЛИ РОЛЛ МОРТОН. "Креол бэнд" Фредди Кеппарда был феноменален, Они действительно играли настоящий джаз. Причина, по которой его кларнетист Бэкет играл, может быть, слишком прямо, заключалась в том, что он был одним единственным музыкантом у Кеппарда, который умел читать ноты. По этой причине его заставляли играть ведущую мелодическую линию. Я никогда не слышал человека, который мог бы победить Кеппарда - богатство его таланта было исключительным, он обладал колоссальным воображением и звуком, мощнее, чем у кого-либо. Любое незначительное место и музыке, где, казалось, не было никаких подходящих нот, он мог бы заполнить с абсолютной точностью. Хотя в действительности он не смог бы прочесть ни одной ноты. Поэтому вначале ему нужно было самому прослушать данную мелодию, т.к. он не хотел признаваться, что не умеет читать нот. Он часто находил разные объяснения - то что-то случилось с мундштуком, то, якобы, не работает один клапан, и, извиняясь, он тут же начинал трясти свой инструмент, разбирать его на части и т.п. - а сам все это время внимательно слушал тему. Ему было нужно, чтобы сначала кто-то проиграл эту тему, но вот, наконец, тот или иной парень выходил из себя и начинал орать на него, тогда Фредди говорил: "Поехали, сейчас я сыграю свою партию!". А в следующий раз он уже спокойно брал свою трубу и играл в течение всего номера как ни в чем не бывало.

РИЧАРД ДЖОНС. В Новом Орлеане была самая различная музыка, потому что многие музыканты просто стыдились своего неумения читать ноты в отличие от грамотных музыкантов Чикаго и Нью-Йорка. Кеппард и другие часто собирались и репетировали на слух в новоорлеанском заведении "25 Club". Они приходили туда после работы поздно ночью, когда уже никого не было. Я проигрывал им новые песни и музыкальные пьесы на фортепиано, т.к. я умел читать ноты. Затем вставал какой-либо другой пианист и пробовал сам поиграть эти темы, иной раз он играл их даже немного лучше.

Но они могли забыть мелодию после ухода и поэтому приходилось им заполнять ей различными "брэками"* и прочими штуками. Именно отсюда и произошла импровизация. Затем они могли целый день проиграть в шашки, что отнюдь не помогало им в изучении своих инструментов и в запоминании тем. Там не было музыкальных школ для таких людей, и если они хотели хорошо освоить свои инструменты, то они должны были все свободное время полностью отдавать совершенствованию своей игры.

БАСТЕР БЭЙЛИ. Фредди Кеппард тоже тогда играл. Он был одним из лучших трубачей, но теперь вы об этом не часто услышите. Различие между ним и Джо Оливером заключалось в том, что Джо почти не пил, по крайней мере, не столь много. Фредди был самым первым человеком, который приехал из джазовых кругов Нового Орлеана в Нью-Йорк. У него была возможность сделать первые записи в истории джаза - еще до "Ориджинэл Диксилэнд Джаз Бэнда" - но он боялся, что другие люди украдут его мелодии и аранжировки, поэтому он их и не записал на пластинки.

При желании Фредди мог играть мягко к громко, лирично и грубо. Он также любил играть из "Паяцев". Фредди и другие музыканты вовсе не считали, что музыка, которую они играют, является необычной. Очень хорошим музыкантом был и Мануэль Перез. Что касается публики, то целые толпы приходили туда, чтобы выпить, потанцевать и послушать джазовую музыку. Во всех этих клубах ставились шоуи там были певцы, которые ходили по залу между столиками, и им бросали деньги.

Я перешел из "Vendome" в "Lorraine Gardens", когда стал работать с Фредди Кеппардом. В этом бэнде была Лил Хардин, а также Джимми Бертран, который тоже научил Лайонела Хэмптона игре на виброфоне. Лил Хардин происходила из моего родного города Мемфиса. Она явилась причиной того, что я уехал из Чикаго вслед за ней - мы были соседями. Она оставила Мемфис примерно в 1914 или 1915 году и потом работала в "Dreamland" и "Pekin Gardens" в Чикаго. Ей платили там до 150 долларов в неделю, а в то время это было все равно что 500 долларов. Новости быстро дошли до Мемфиса. Хотя на меня был довольно большой спрос в городе как на музыканта и я работал почти все время, но мне платили только 2.60 за танцы и 5 долларов за экскурсии. Поэтому я тоже решил уехать в Чикаго и подзаработать там денег. И я уехал до того, как мне оставалось всего две недели до окончания высшей школы в Мемфисе.

ЛИЛ АРМСТРОНГ. Летом 1918 года мои родители также переехали из Мемфиса в Чикаго. Я почти каждый день бродила по улицам, рассматривая этот райский город, который мне очень нравился, - прекрасные большие дома, витрины, рекламы, быстро идущие люди, различные уличные происшествия - все это меня притягивало и интересовало. Во время одной из прогулок я набрела на музыкальную лавку "Jones Music Store" на Саут Стэйт стрит. Я остановилась перед ней и долго разглядывала выставленные на витрине ноты, представляя, что все они мои, но это было, конечно, невозможно. Зная об этом, я все же решила войти и купить хотя бы одну песню - я часто слышала, как многие люди насвистывали ее на улице.

Я напела ее мелодию продавцу (это был Фрэнк Клемонс), а он сел за фортепиано и проиграл ее для меня. Нельзя сказать, чтобы он играл хорошо, поэтому я попросила у него разрешения поиграть самой. Он с готовностью согласился и был очень удивлен, что я не только легко играю с листа, но и добавляю что-то свое к мелодии. Когда я закончила, он предложил мне попробовать другие номера и затем спросил, не хотела бы я работать у них демонстратором песен. Я ответила, что пойду домой и посоветуюсь с матерью, а позже вернусь, чтобы увидеть босса и договориться.

Домой я не шла, а летела, чтобы поскорее сообщить эту новость матери. Но та была неумолима: "Что за идея пришла тебе в голову, разве это работа для молодой девчонки! И к тому же всего за 3 доллара в неделю. Я не могу согласиться на это", - говорила она. Но я заявила, что мне надо знать побольше музыки, и потом мне все равно надо чем-то заняться, пока я опять не пойду в школу. Итак, на следующее утро я отправилась на свою первую работу, волнуясь и переживая до глубины души.

Как только я пришла в магазин, я стала играть всю музыку, которая была на нотном прилавке, и в 2 часа дня помещение было уже до отказа набито людьми, слушающими "джазовое чудо-дитя". Я играла снова и снова, всю музыку, которая была там, а также и все свои классические номера. О, как это было здорово! Неудивительно, что люди называли меня "дитя", т.к. я выглядела, пожалуй, всего лет на 10 в своей матроске.

М-р Джонс содержал также в своем магазине рекламное агентство и производил прием на работу в разные места, так что там всегда бывало много музыкантов. Они репетировали или просто сидели и болтали целыми часами. Почти ежедневно там происходили джем-сэшн, и я принимала вызов от каждого пианиста, который приходил туда.

Но однажды в магазин вошел великий Джелли Ролл Мортон из Нового Орлеана, и я была повергнута в смятение. Я никогда раньше не слышала такой музыки, какую играл Мортон, все эти номера были его оригинальными мелодиями. Как только Джелли сел за фортепиано, оно ожило под его руками, пол заколебался и люди стали раскачиваться и притоптывать, а он яростно атаковал клавиатуру своими длинными тонкими пальцами, выбивая ногой удвоенный ритм на педали. Я была поражена, восхищена и испугана. Наконец, он оторвался от фортепиано, встал, улыбнулся, посмотрев на меня, и сказал: "Пускай это будет уроком для тебя".

Да, это действительно был настоящий музыкальный урок для меня, ибо с тех пор во время игры все мои 85 фунтов веса тоже играли. Но в тот раз люди не были удовлетворены - они хотели, чтобы Джелли послушал мою игру. Я внезапно сообразила, что он не сыграл ничего из классики, затем села за фортепиано и стала играть Баха и Шопена, которых ребята особенно любили. Сессия закончилась тем, что я все же осталась победителем.

На следующей неделе в город приехал "Нью Орлеанс креол джаз бэнд", состоялось и их прослушивание для м-ра Джонса. Когда они начали играть "Livery Stable Blues", я чуть не упала в обморок. Я никогда не слышала подобный бэнд - они играли громко и долго и доставили всем огромное удовольствие. бэнд был тут же ангажирован в китайский ресторан северной стороны Чикаго. В его состав входили скрипка, кларнет, корнет, тромбон, бас и ударные, но необходимо было добавить еще и пианиста, чтобы аккомпанировать певице. Джонс послал в бэнд нескольких ребят, хороших пианистов, но ни один из них не подошел, и тогда Фрэнк Клемонс предложил, чтобы послали меня хотя бы на один раз и посмотрели, что из этого выйдет. Правда, были сомнения в том, что, дескать, я еще слишком мала и что мне не следует играть в кабаре, но в конце концов я все же отправилась туда, снова волнуясь до глубины души.

Когда я там села за фортепиано, я попросила ноты, и они были поражены и ошеломлены! Потом они вежливо объяснили мне, что у них нет никаких нот и, более того, - никогда не было. Тогда я спросила, в какой тональности пойдет первый номер. На меня посмотрели так, как будто я говорила на иностранном языке, и, наконец, лидер сказал: "Когда ты услышишь два удара об пол, просто начинай играть и все тут".

Мне это показалось весьма странным, но я как следует уселась за инструментом и когда услышала два этих удара, то тоже ударила по клавишам изо всей силы и так громко, что все с изумлением покосились на меня. Мне потребовалась всего одна секунда, чтобы прочувствовать, что они играют и в какой тональности, и я была готова. Этот "Креол джаз бэнд" принял меня на работу, и я уже больше не вернулась в музыкальный магазин. Более того, я не вернулась и в университет Фиска.