Рассказы Янковского

Вид материала

Рассказ

Содержание Чугримский камень Бобры сибирские По следам Бобровый залом

Подобный материал:

• Произведения для 10 а класса выделены, 11.05kb.
• Василий Макарович Шукшин рассказы, 3282.5kb.
• Современные русские писатели евгений Попов Рассказы, 246.11kb.
• «Донские рассказы», 11.38kb.
• Рекомендательная библиография для внеклассного чтения, 151.61kb.
• Образ учителя в художественной литературе, 53.58kb.
• А. П. Чехов Рассказы «Попрыгунья», «Ионыч», «Человек в футляре», «О любви», «Крыжовник»,, 13.99kb.
• Рассказы о русских святых, 11.12kb.
• Яковлев Александр Сергеевич рассказы конструктора Сайт Военная литература, 965.74kb.
• Рассказы о детях и для детей, 79.02kb.

ЧУГРИМСКИЙ КАМЕНЬ

И вот я один. И, как ни странно, одиночества не чувствую. Наверное, потому, что я все же не один. Чум-Чок со мной. И я не молчу. Встаю с песней. Далекое эхо не передразнивает, а как будто подпевает мне. Я разговариваю с Чум-Чоком, и он так потешно наклоняет голову, прислушиваясь к моим словам. А темно-карие глаза смотрят напряженно, внимательно. Другой раз и он пробует разговаривать со мной. Его мягкое "ур-р" и поскуливание так разнообразны, что иной раз мне кажется, что и я его понимаю.

Оставленная памятка предусматривала все, чтобы только я не соскучился по работе. Надо было перенести все пробы на пристань Хушмо. Это избушка на берегу таежной красавицы речки, находящейся от Метеоритной Заимки в семи километрах. Надо было расширить тропу к Южному болоту, превратив ее в просеку длиною около километра, навести полный порядок на территории Заимки, "попутно" сложив в штабель подвезенные бревна для будущего строительства. Надо было отловить несколько гадюк и заспиртовать их. Не забывать про гербарий, и еще, и еще...

Я не мог сдержать улыбку, читая при Леониде Алексеевиче Кулике эту памятку.

- Ты чему улыбаешься? - сухо спросил Кулик.

- Я не смогу выполнить это за две недели!

- Знаю. Но две недели - немалый срок, и я надеюсь, что многое все же ты сделаешь.

И я делал. Особенно трудно было возиться с бревнами, закатывать их на штабель. Потом, поглядывая на сложенные бревна, сам удивлялся, как я мог это сделать.

Время шло. Каждый день я ждал, что вот-вот услышу рокот самолета, пилотируемого известным полярным летчиком Чухновским. Согласно оставленной памятке, я должен был расчистить на горе Стойковйча площадку, выложить сигнальное полотнище и ходить каждый день проверять, не сбилось ли оно от ветра.

Так прошло две недели. Не прилетел самолет, не появлялся Кулик, хотя обещал вернуться через 12-15 дней. Оставленный на этот срок запас продовольствия, в основном муки, катастрофически таял. Он бы уже кончился, но я на всякий случай с первого же дня предусмотрительно уменьшил дневной паек. Пришлось пересмотреть и эти нормы. Несколько заряженных патронов для ружья, что оставил мне Леонид Алексеевич, были уже израсходованы. Единственный патрон с пулей я хранил на случай, если мирно не поладим с крупным зверем.

Систематическое недоедание при большой физической нагрузке начало сказываться. Все труднее стало выполнять дневные задания. Подкрадывалась цинга.

Пришлось выделять время на заходы в поисках дичи. Их я старался проводить, возвращаясь с пристани Хушмо, куда каждый день относил пробы. Немного пороха у меня еще имелось. Были и капсюли. Дроби же не осталось. Вечерами катал глиняную "дробь", подсушивал ее и заряжал в патроны, предварительно обернув бумагой, чтобы не царапать такой "дробью" каналы стволов. Большинство выстрелов не достигало цели. Подранков же разыскивал и приносил мне Чум-Чок.

В тот день я не пошел на Хушмо. Решил сходить на охоту, уж очень хотелось есть. По тропе поднялся на Сохатиную сопку. Чум-Чок скрылся из глаз, разыскивая дичь. На одной колодине лежала, греясь под лучами солнца, большая бурая гадюка. Такого чудесного экземпляра в нашей коллекции еще не было. Специально сделанная палочка для отлова змей с расщепом на конце была со мной. Радуясь тому, что нет поблизости Чум-Чока, который молниеносно расправлялся с гадюками, я быстро поймал бурую красавицу и, крепко привязав ее шею, защемленную в расщепе, положил в рюкзак.

Пройдя немного дальше по тропе, свернул, как мне помнится, в сторону ручья Чургима. Гадюка вела себя неспокойно, но вскоре затихла и только изредка напоминала о себе, начиная биться в рюкзаке. Шел медленно, поглядывая по сторонам в надежде заметить хотя бы какую-нибудь дичь. И тут мое внимание привлекла необычного вида каменная глыба. Поражало удивительное сходство с теми метеоритами, которые я специально ходил смотреть в музей перед выездом из Ленинграда. Вот и большие оспинки - "регмаглипты".

- Метеорит, определенно метеорит! - сказал я вслух. - Вот это здорово! Вот это будет сюрприз для Леонида Алексеевича!

Не подошел, а подбежал со всех ног к этой находке. Обошел кругом. Глыба была около двух метров в длину, больше метра в высоту, и в ширину. Я приложил к ней компас. Стрелка, поколебавшись из стороны в сторону, заняла обычное положение и замерла. Прикладывал компас и к углублениям в камне - результат тот же. Пробовал поцарапать охотничьим ножом. Камень оказался очень твердым.

- Нет, это не метеорит. Необычного вида, но только лишь камень.

Глубоко разочарованный я пошел от лжеметеорита. Оглянулся. Нет, определенно это метеорит! Но Кулик говорил, что Тунгусский метеорит обязательно должен быть железным, высказывая предположение о связи его с кометой Понс-Виннеке. Как же так?

Я решил сфотографировать глыбу. Со своим простеньким ящичным фотоаппаратом я не расставался во время заходов. Запас пластинок был небольшой, и, сделав только один снимок, я ушел.

Добыть себе поесть ничего не сумел: охота была неудачной. Стрелял два раза, но глина - не свинец.

Чум-Чок, подбежавший ко мне, когда я осматривал глыбу, озабоченно бегал, принюхивался и не мог понять, чем это так заинтересовался хозяин.

Уходя от камня, послал его в розыск, и он послушно побежал выполнять приказ, но, по-видимому, и его преследовала неудача в этот день.

Вышел на тропу. Посмотрел на часы. До метеорологических наблюдений еще не скоро. Можно побродить. И тут почувствовал, как что-то холодит шею. Понял сразу. Гадюка, ослабив привязь, вылезла из рюкзака. Я остолбенел. Так оно и было: змея медленно скользила на грудь, злобно шипя. Я стоял, не шевелясь, и ждал, когда она спустится на землю. Глядя вниз, видел треугольную голову с раздвоенным мелькающим языком. Час от часу не легче, подумал я, заслышав легкий шорох и увидев выбежавшего на тропу Чум-Чока. Лайка пристально смотрела на мою грудь. Гадюка стала раскачиваться, цепко держась хвостом за шею. Чум-Чок медленно подходил. Боясь, что от его приближения змея совсем осатанеет, я еле слышно, не шевеля губами шептал: "Нельзя, нельзя!", а сам медленно поднимал руку, решив схватить и отбросить змею. Бездействовать больше не было сил.

Улучив момент, схватил, как мне показалось, змею за голову и сдавил ее изо всех сил. В ту же секунду сильный удар в грудь сшиб меня с ног. Это Чум-Чок бросился выручать своего хозяина. Вскочив, я увидел, как лайка быстро расправляется с гадюкой.

Почувствовал жгучую боль в кисти руки и увидел две маленькие красные точки. Как видно, я не за голову схватил змею и она успела вонзить свои ядовитые зубы в руку. Достал нож. Из разреза потекла кровь. Высосал ее из ранки. Разрядил патрон. Порох высыпал на разрез. Он вспыхнул не сразу от поднесенной спички. Пришлось присыпать еще. Выше укуса туго перетянул руку.

Когда дошел до Заимки, рука стала красной и опухла. Вспомнил слова Кулика: "В случае укуса змеи сам знаешь, что делать, но не вредно и спирту выпить. В этом случае разрешаю". Спирт-ректификат для консервировки змей был мне оставлен, и я выпил. Перед этим записал в "вахтенный журнал" (так мы называли дневник экспедиции) "события" этого незадачливого дня. Проспал долго. Пробудился со страшной жаждой. Выпил воды и опять уснул. Проснулся второй раз уже утром другого дня, проспав почти двенадцать часов. Опухоль почти спала. Осталась краснота, да болело место ожога. Чум-Чок лежал около самодельной раскладушки, на которой я спал, и, по-видимому, никуда не отходил от меня.

...Снимок камня удался. Отпечатал два экземпляра. Один - для экспедиции, второй - для себя.

Через месяц после отъезда Кулика в Кежму он послал на Метеоритную Заимку двух пожилых ангарцев. Когда они прибыли, я еще держался на ногах, но мои вид, по словам прибывших, был "загробный".

В письме, которое они передали, Леонид Алексеевич просил - "На Заимке оставить все как есть" и приехать в Ванавару. Там ждать его прибытия из Кежмы. В конце - приписка: "Намеченной аэрофотосъемки не будет".

Первым делом вскипятили чай. Товарищи угощали меня "подорожниками" - шаньгами и калачиками. Мне показалось, что никогда в жизни не ел я более вкусного. Несмотря на то, что хотелось есть и очень, я поел совсем маленько. Ангарцы, сами пережившие в жизни немало, поняли меня: "И верно. Привыкай помаленьку. Теперь с голода не пропадешь".

Ехали в Ванавару на двух лошадях втроем. Но к чести товарищей, надо сказать, что большую часть пути я был в седле. "Ты, Костя, не сумлевайея. Сиди. Хоть бы живым тебя доставить. Мы-то здоровые, дюжие. По переменке будем ехать".

Чум-Чок, сытый, накормленный, весело бежал впереди, но часто возвращался ко мне, ехавшему на задней лошади.

...На Заимку мы вернулись с Леонидом Алексеевичем через несколько дней. Проходя мимо штабеля бревен, он вдруг приостановился. Оглянулся на меня и быстро спросил:

- И это выполнил!? Один?

- Нет, вдвоем. С Чум-Чоком, - улыбнулся я.

- Ну и здоров же ты, Коток! (Так Леонид Алексеевич называл меня с тех пор, как мы остались вдвоем на Заимке и то когда был в хорошем настроении.)

- Был и опять буду. Дай только срок.

Ничего не ответив, он быстро повернулся и "пошел в свою избу. Да и что он мог ответить?..

Только вечером того же дня я сказал ему о своей находке. Отдал один снимок и негатив (ведь я работал на экспедиционном материале).

Взглянув на фотографию, он взволнованно спросил:

- Ты нашел осколок Тунгусского метеорита!? Ты нашел его!?

Но когда узнал, что найденный камень не обладает магнитными свойствами, как-то сразу успокоился.

- А я-то думал... Найденный тобой камень не имеет никакого, отношения к метеориту. Я же говорил, что метеорит железный.

Мне очень хотелось, чтобы Кулик сходил все-таки к этому камню. Уж так он был похож на каменный метеорит.

- Ладно, как-нибудь сходим,- сказал он, но так и не собрался и не представил мне возможности вторично сходить к нему.

Видя такое равнодушие к моей находке, я потерял интерес к ней. Знал бы я тогда, как потом мы будем искать этот камень, как буду я ругать себя за то, что не проявил настойчивости!

...Мы до последнего дня пребывания в тайге продолжали исследование западной части Южного болота.

За это время Кулик окончательно пришел к убеждению, что осколки гигантского метеорита должны быть не в воронках-кратерах на северо-западном торфянике, а на дне Южного болота, в западной его части.

Бобры сибирские

Автор: Янковский

Сканирование и обработка: Андрей Зарубин (Усть-Илимск)

 

Мы остались вдвоем

Эхо многоголосо повторило прощальный салют. Отвозчик-охотник, ведя за повод двух лошадей, оглянулся, махнул рукой и скрылся за деревьями.

Раннее осеннее утро. Туман, плотный и белый, как вата, цепляется за прибрежные кусты. Кажется, из снежных сугробов поднимаются ветки с еще изумрудно-зелеными листьями. Белые косматые волны тумана над таежной речкой перекатываются и шевелятся, словно живые.

Всходит солнце. Вот вершины сосен заречного бора вспыхнули розоватым светом. И будто только этого сигнала ждали пернатые обитатели тайги. Раздался переливчатый свист рябчика, протяжно прокричала желна, резко, отрывисто ответил ей пестрый дятел, взлетев на сухостойную сосну. Из далекого болота донесся осенний грустный стон журавлей. Со свистом пролетел табунок уток. Маленькие кулички, мелодично перекликаясь, принялись озабоченно сновать над рекой.

Всплеснулась большая рыба. Лада, крупная лайка, моя неизменная спутница по тайге, насторожилась, повернула свою красивую голову, но не в ту сторону, откуда послышался всплеск. Что-то другое привлекло ее внимание. И когда она скрылась в приречной тайге, я принялся за работу - подготовку к многодневному проплыву по малоизведанной таежной речке.

Первое дело - ремонт лодки. Будь это близ населенного пункта, ремонт не представил бы особой трудности, но здесь, в тайге, дело было более сложным.

Чтобы приготовить по эвенкийскому способу водоупорную замазку, надо было набрать лиственничной смолы. Взяв топор и ружье, направился в глубь тайги в поисках деревьев со смолистыми наплывами. Проходя мимо березы, снял большой кусок бересты, сделал короб - "чуман" - и в него стал собирать твердые кусочки смолы. За этим занятием и нашла меня Лада.

Лодку ремонтировали почти до самого вечера.

Успел еще заготовить бересты и волокна "саргу" из корешков кедра (для сшивки "чумашков" - непромокаемых коробок, в которые будут уложены продукты и снаряжение). А вечером решил порыбачить. Черви были предусмотрительно привезены с собой. Наученный горьким опытом, я знал, как трудно бывает порой найти в тайге эту простейшую приманку. Поймав несколько сороженок и ельцов, расставил жерлицы. Не прошло и получаса, как щуки и крупные окуни пополнили мои запасы продовольствия. Пойманной рыбы было вполне достаточно на первое время, и я со вздохом сожаления прекратил рыбалку.

Я принялся готовить ужин: варить в большом котле уху, и опять по-эвенкийски. Рыбы полный котел, а воды столько, сколько вошло ее между кусками. При таком приготовлении ухи получается не так-то много, но зато какого она вкуса! На второе - жареная рыба, на третье - таежный чай из брусники.

Оставшуюся рыбу слегка подсолил. Тут пригодился чуман, освободившийся из-под комочков смолы. Завтра, на ночевке, рыба будет коптиться в примитивной коптилке.

Надвигалась темная осенняя ночь. Смолкли голоса дневных птиц. Изредка, как в полусне, просвистит куличок, и опять тишина, нарушаемая только всплесками рыбы.

Я знаю, что таежная тишина обманчива. Тайга живет напряженной ночной жизнью. Знает это и Лада. Она изредка поднимает голову, прислушивается и взглядывает на меня своими темными глазами, в которых играет отсвет огня.

Костер догорает. Становится прохладно. Но у меня с собой "дом" - небольшая палатка. В ней уже постелены мягкие перинки из душистых веток пихты. Завтра рано утром в дорогу. Надо отдохнуть.

Спать, правда, не хочется. Вспоминается первое знакомство с этой речкой.

...Под крылом самолета тайга. Необозримый океан зелени. Вот уже более двух часов летим мы над ним. Летчик-наблюдатель Лида Римлина зорко оглядывает зеленое богатство. Она не пропустит ни малейшего дымка, ни малейшего признака лесного пожара. Уверенно ведет легкую машину пилот Виктор Лохов. Скоро мы должны выйти к глубинной таежной речке Амут-берея. А пока, вооружившись карандашом, я коротаю время, внося на планшет поправки в типологию лесных массивов.

Ровно ревет мотор. Мы не разговариваем в полете, не отвлекаем друг друга от работы. Только изредка перекидываемся короткими фразами.

Амут-берея - по эвенкийски озеро-речка. Я знаю ее только по карте. Но именно название увлекло меня в этот маршрут. Может быть, эта речка как раз то, что нужно для осуществления интереснейшего и полезнейшего дела - реакклиматизации речных бобров.

Несколько столетий тому назад бобры были обычны в таежных просторах Иркутской области. Но бездушная, хищническая охота привела к почти полному их истреблению. Мало где в Сибири сохранились разрозненные очажки зверьков.

Моего плеча коснулась рука Лиды. Я кивнул. Мы подходили к Амут-берея. Сделав разворот, направились к устью речки, чтобы потом просмотреть ее на всем протяжении.

Не отрываясь, гляжу на извивающуюся голубую ленточку, которая временами скрывается среди густой зелени. И медленно угасает радость встречи с этой таежной красавицей. Угасает надежда на пригодность ее для жизни бобров. Вот и устье. Опять разворот, - и мы несемся вперёд, теперь к истоку. Сверяюсь с планшетом. Несомненно, это Амут.

Речка круто повернула вправо, образуя многокилометровую излучину. Полуобернувшись, пилот кричит: - Пойдем над речкой или срежем?

- Над речкой, над речкой, - кричу в ответ.

И опять под нами обычная таежная речка, а не речка-озеро, которую ждали мы по названию и которая так нужна для искусственного расселения бобров. Лида сокрушенно качает головой.

Но что это впереди? Как маленькое зеркальце, сверкнуло озерко! А дальше еще и еще блещут озеринки? Узкое русло речки, временами расширяясь, образует небольшие бочажки, и от этого речка стала похожа на нитку голубых сверкающих бус. Мотор сбавил обороты. Я вижу улыбающееся лицо Виктора и слышу:

- А вы правильно разгадали название. Чудесная речка, и ваши бобры будут довольны. Радостно киваю головой и не могу оторвать глаз от действительно чудной, редкой картины.

Лида схватывает мою руку и крепко жмет. Хорошие мои товарищи! Они вместе со мной переживают успех воздушной разведки.

Прошу подняться выше. Предстоит большая работа: картирование этого - участка речки, нанесение бочагов-озеринок, определение расстояний между ними и описание прибрежной растительности.

Вновь заревел мотор. Лида склонилась над планшетом и карандашом делает какие-то отметки. Я знаю, она помогает мне.

Через несколько дней я приду к этой речке пешком вместе с наземной партией. Сделаем с товарищем лодку, выдолбив ее из осины, и поплывем по речке-озеру, проводя детальное обследование. Только после этого можно будет сказать окончательно, годятся ли эти места для расселения бобров и организации бобрового заказника...

Все это позади. Позади и наземные разведки с неизбежными таежными происшествиями и трудностями, которые безропотно делили со мной товарищи. Сперва охотник Семен Петрович Рукосуев, человек громадной физической силы, спокойствия и выносливости, а потом охотовед - из Москвы Василий Андреевич Косарев, настойчивый, трудолюбивый, с исключительной выдержкой.

С помощью этих верных друзей были выявлены лучшие участки для жизни бобров, подготовлены искусственные норы, прочищены подъездные пути к местам выпуска зверьков и наконец - большая экспедиция по выпуску бобров, привезенных из Воронежского заповедника бобров, которым выпала судьба быть одними из первых переселенцев в Восточную Сибирь.

Позади и ошибка зверьков-новоселов, ошибка, которая могла стать роковой: не привыкшие к долгим сибирским холодам, они заготовили на первую зимовку мало корма. К счастью, придя зимой проведать новоселов, я восполнил этот "недосмотр".

По глубокому снегу пришлось проложить на лыжах многокилометровый путь, а потом изо дня в день рубить и носить к жилищам бобров осиновые чураки и ветки. Ушел лишь тогда, когда запас для своих питомцев вполне достаточное количество деревянного корма. Все это осталось позади. Наступила вторая осень жизни бобров на речке Амут. И вот я снова еду их навестить.

Много вопросов ждут ответа: как прожили зверьки длинную сибирскую зиму? Как освоились в новых условиях? Как сохранились сами и как сберегли - своих детенышей?

По следам

...Холодное осеннее утро. Когда туман разорваннами лохматыми клочьями поднялся к далекому небу, Лада привычно заняла свое место в лодке. Сопровождаемые тревожными пересвистами куличков, тронулись мы в путь. То там, то здесь слышались всплески крупных щук. Проплывали мимо заросшие берега...

Восемнадцать дней добирались до цели. И вот появились первые признаки жизнедеятельности бобров. Чем дальше, тем больше. Вылазы, по которым зверьки взбираются на берег. Лежбища в прибрежных зарослях, устроенные на обрывистом берегу, - чтобы в случае опасности можно было быстро спрыгнуть в воду. Тропы, начинающиеся от пологого берега речки и идущие вглубь, но не более как на 30-35 метров. По этим тропам бобры ходят лакомиться травой. Нередко густые заросли смыкаются над тропой и образуют темный зеленый туннель, хорошо защищающий зверьков от глаз крупных пернатых хищников. На илистом берегу речки часто встречаются расплывчатые следы. Их можно было бы спутать со следами диких гусей (задние лапы бобра оставляют такой отпечаток), если бы не широкая полоса, тянущаяся по следам, - полоса, продавленная тяжелым, мясистым хвостом. Хвост бобра - не просто хвост. Это и руль глубины, это и оружие для подачи сигнала (особо сильный удар по поверхности воды - сигнал об опасности), это и лопаточка-трамбовка, применяемая при рытье нор, каналов, устройстве плотин. Хвост - подпорка бобру, когда он сидит на задних лапах и, наконец, непромокаемая подстилка. Бобр любит сидеть, подложив под себя хвост. И много еще других малозаметных признаков говорило о том, что семья бобров где-то недалеко устраивает зимовку: роет нору и заготовляет корм.

Но где решили зверьки обосноваться на зиму на этот раз? Может быть, подыскали удобный, поросший осиной берег по руслу? А может быть, глухой приток привлек их внимание?

Продвигаясь на лодке все дальше и дальше, часто останавливаюсь и проверяю каждый ручеек. Много сделано напрасных заездов и заходов перед тем, как нашелся наконец долгожданный "бобровый залом".

Бобровый залом

Это не тот обычный залом из старых ветровальных деревьев, которые часто встречаются на таежных речках, а совершенно свежий, да притом исключительно из осин.

Район зимовки найден. И здесь уже во всей красе предстало передо мной бобровое хозяйство. Бобры "срубили" осины и приступили к заготовке корма на зиму. От деревьев они постепенно "отрубят" вершины и сучки. А особо понравившееся им "сладкое" дерево раскряжуют на отрезки и утащат, уплавят поближе, к норе, где сложат свои запасы в подводную кладовую. Когда наступят холода, когда лед и снег закроют речку, выйдя из норы по особому ходу-туннелю, ведущему в воду, будут приплывать бобры к кладовой, брать куски деревянного корма и с ним возвращаться в нору. Там, в отдельной от спальни пещерке, в "столовой", будут грызть мягкую древесину, а после выбросят остатки в речку.

То там, то здесь среди береговой зелени белеют маленькие палочки - ветки осинок, с которых острые резцы зверьков аккуратно сняли кору. На мягкой древесине остались следы резцов. По ширине этих следов не представляло трудности установить - возраст бобров, лакомившихся корой. То были молодые бобрята, родившиеся на этой сибирской речке!

Все говорило о том, что зверьки прочно обосновались на новых местах, но стали более осторожными и пугливыми, чем были на своей прежней родине, на речке Усманке. Там они привыкли к работникам заповедника, не остерегались человека, и наблюдать за ними было нетрудно. Здесь же, где человек бывает очень редко, они превратились в настоящих таежных, осторожных зверьков, и надо было предусмотреть все для того, чтобы не потревожить бобров в ответственный период их жизни, в то же самое время иметь возможность пронаблюдать за их деятельностью. Поэтому и вел я себя очень "вежливо".

С большим трудом преодолел бобровый залом, протискиваясь под нависшими деревьями, преграждавшими путь лодке, прижимаясь вплотную к крутому берегу, с которого свисали стволы осин "срубленные" зверьками.

Как было радостно, когда за заломом разглядел на берегу высокие пеньки, напоминавшие о зимних спасательных работах! Семья бобров перезимовала благополучно. Она не покинула прежнего места и вновь готовилась к зиме. Но теперь бобры не повторили ошибки первой осени. Об этом говорило большое количество "срубленных" осин. Об этом говорил и сам бобровый залом.