А. Г. Балакай фразеологическая единица в аспекте логической функции языка статья

Вид материалаСтатья

Содержание


Ну, вот, палатку окопал. Теперь, если пойдет дождь, вода не подтечёт.
Подобный материал:
А.Г. Балакай


ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЕДИНИЦА

В АСПЕКТЕ ЛОГИЧЕСКОЙ ФУНКЦИИ ЯЗЫКА

Статья впервые опубликована в межвузовском сб. научн. трудов: «Функционирование языковых единиц современного русского языка». – Магнитогорск (гос. педин-т), 1995. – С. 25–34.


Фразеологические единицы (ФЕ) – особые единицы языка: формально и семантически они соотносительны (не тождественны, а лишь соотносительны) с другими единицами: словами, словосочетаниями, предложениями, но в отличие от них не являются обязательными строевыми компонентами текста, Текст может быть построен без ФЕ, тогда как только из ФЕ текст построить невозможно; попытки экспериментальных упражнений лишь подтверждают это. Вместе с тем ФЕ являются обязательными элементами любого естественного языка, то есть выступают как своего рода лингвистические универсалии. Следовательно, для чего-то они существуют, если ни один естественный язык без них не обходится?

Широко распространённое мнение о том, что ФЕ представляют собой «яркое стилистическое средство сделать речь сильной и красочной, образной и убедительной», 1 совершенно справедливо, однако не исчерпывает всего многообразия функциональных возможностей ФЕ в триаде «язык – речь – речевая деятельность». Язык, как известно, система полифункциональная. Наряду с коммуникативной он выполняет и другие важнейшие социальные функции, в частности логическую (как средство формирования мысли) и прагматическую (как средство воздействия на психику и поведение человека). Проблема взаимоотношения языка и сознания (мышления и речи, языка и мышления) остается во многом тайной за семью печатями. И хотя сам постулат ни у кого не вызывает сомнения, «по существу, однако, – как отмечает Р. М. Фрумкина, – об отношениях между языком и мышлением нам мало что известно». 2

Мы исходим из того, что язык и сознание изначально опосредованы практической общественной деятельностью, речь и мышление – продукт индивидуально-общественной деятельности и сами суть психофизиологическая, материально-идеальная деятельность, опосредующая и в определенной степени регулирующая поведение человека. В большей степени язык определяет те области сознания, которые не могут формироваться «за счет непосредственного опыта рук и глаз» 3. Одна из таких областей духовной жизни человека, нашедшая широкое отражение в русской фразеологии, – сфера нравственного сознания (моральных отношений, этических норм и оценок). Нравственные чувства достигают определенности, т. е. осознаются и упорядочиваются лишь тогда, когда получают название в языке. В свою очередь, слова и выражения, означающие непосредственно или опосредованно эти чувства, в дальнейшем служат средством формирования новых, более тонких нравственных чувств. 4

В этой области логическая и прагматическая функции языка оказываются настолько тесно связанными, что могут рассматриваться как две стороны одной сущности, Например, выбор знака для этической оценки и сама оценка при известных обстоятельствах могут быть квалифицированы как моральный поступок, т. е. элемент морального поведения. В подобных случаях, на наш взгляд, можно говорить о единой, логико-прагматической функции языка. Необходимо подчеркнуть, что логико-прагматической функцией обладает языковая система к совокупности всех ее элементов, уровней и подуровней. Однако значимость разных элементов в осуществлении этой функции неодинакова.

В данной связи представляется актуальным вопрос о роли фразеологии в осуществлении логической и прагматической функций языка. На наш взгляд, ответ на этот вопрос следует искать в системных признаках и свойствах самих ФЕ, прежде всего – во фразеологическом значении, так как значение, по мнению психологов, – это «ставшее достоянием моего сознания обобщенное отражение действительности, выработанное человечеством и зафиксированное в форме понятия, знания или даже в форме умения как обобщённого «образа действия», нормы поведения и т. п.». 5

Фразеологическое значение имеет черты сходства с лексическим значением. Как номинативные единицы языка ФЕ и слово могут обозначать одни и те же понятия, вступать между собою в парадигматические отношения. Например: бить баклуши – бездельничать, баклушничать; гонять лодыря –-лодырничать. Отсюда – нередки случаи образования слов на базе ФЕ. Пожалуй, с наибольшей очевидностью близость значений ФЕ и слов проявляется при сопоставлении именных ФЕ со словами в предикативно характеризующем значении: гусь лапчатый – гусь (о человеке); лиса патрикеевна – лиса; змея подколодная; – змея, ботало коровье – ботало и т. п. Не исключено, что подобные ФЕ могли возникнуть путем «интеграции отдельных слов» 6, и в том и другом случаях нельзя не видеть сходства семантики, номинативной и синтаксической функции соотносительных слов и ФЕ.

Вместе с тем фразеологическое значение имеет ряд существенных отличительных признаков, позволяющих говорить о нём как об особой лингвистической и психологической категории (В.Л. Архангельский, А. В, Кунин, В. П, Жуков, М. II. Фомина и др.).

ФЕ представляют собою сложные знаки, интегрантами которых являются слова и словосочетания. Но подобно тому как в результате химического синтеза соединение нескольких элементов даёт качественно новый элемент, во фразеологии значение ФЕ не равно сумме значений составляющих его частей, это «не сумма смыслов, а новый смысл» (Л. В. Щерба). «Денотатор фразеологических единиц в обычных и массовидных случаях содержит псевдоозначающие таким образом, что ни один словесный интегрант не имеет отношения к своему денотату, и только вся фразема является его репрезентацией». 7

Таким образом, по отношению к слову фраземный знак вторичен, ибо строится на базе сочетаний слов, в этом плане фразеологическое значение можно рассматривать как результат логического синтеза, как особый тип абстракции, на что в своё время и указывал В. Л. Архангельский. Если «лексическая абстракция состоит в том, что говорящий, осознавая монолитное значение лексемы как родового знака, отвлекается от частных и конкретных свойств предметов одного класса, а рассматривает их как предметы вообще, обладающие общими существенными свойствами...», то фразеологическая абстракция «состоит в том, что говорящий, осознавая слитное фразеологическое значение фраземы, в составе которой есть псевдоозначающие элементы, отвлекается от значений лексем в ее составе».8

Фразеологическое значение отличается от лексического не более высоким уровнем (одномерное сопоставление здесь, по-видимому, лишь упростит и исказит суть явления), а качественно иным характером языковой абстракции.

Наблюдения над детской речью позволяют предположить, что фразеология (идиоматика) осваивается носителями языка и входит в их активный словарь сравнительно поздно, к среднему и старшему школьному возрасту. Именно в детской речи чаще всего встречаются случаи неосознанного смещения буквального (аналитического, этимологического) и целостного (синтетического, переносно-образного) значений ФЕ. По-видимому, уже сам факт осмысленного включения фраземных знаков в речевую деятельность может служить показателем определенного качества развития мышления,

Не здесь ли кроется, причина существования ФЕ и языке? Однозначно на этот счет высказала свое мнение в одной из ранних работ В. Н. Телия: «существование в языке фразеологических оборотов наряду со словами можно объяснить только одним – наличием у фразеологизмов специфического характера языковой абстракции» (8, 3 3). На наш взгляд, это, безусловно, главная, но не единственная причина.

Степень отвлечения от значений лексических компонентов («псевдоозначающих») у различных ФЕ в разных .контекстах и речевых ситуациях неодинакова. Можно спорить о том, в какой мере компоненты той или иной ФЕ теряют или сохраняют свои «словесные» качества, но уже сам факт синхронного сосуществования фонетических-графических слов как самостоятельных знаков и как интегрантов фраземных знаков приводит к установлению между ними более или менее прочных ассоциативных связей, вплоть до ложной этимологии (ср.: идти в гору, вилами на воде писано, положение хуже губернаторского и т. п.). Перефразируя известный философский постулат, можно сказать, что на фразеологическом значении с самого начала лежит «проклятие» быть отягощенным значением равнозвучащих слов и словосочетаний, что создает принципиальную возможность образности, экспрессии, эмоциональной оценочности и, как следствие, каламбурного употреблении ФЕ:

Ну, вот, палатку окопал. Теперь, если пойдет дождь, вода не подтечёт.

А сосед что же?

Лежень он вечный, вода не подтечёт!

(Лежень – диалектн. «камень-валун»: «лежебока, лодырь»).

Примеры смыслового наложения слов и ФЕ настолько регулярны в речевой практике, что позволяют говорить об узуальном характере этого приема актуализации образа, который от частого употребления ФЕ, воспроизводимых в устойчивой форме, со временем стирается. Очевидно, в сфере фразеологии действуют две противонаправленные речемыслительные тенденции: тенденция к забвению внутренней формы, то, что А, А. Потебня называл процессом «сгущения» (компрессии) мысли; и тенденция к этимологизации, то есть «стремление связать между собою слова.., принимая во внимание их внешнюю форму, а не взаимоотношение с идеей, символом которой они являются».10 Обе тенденции сосуществуют неосознаваемо, будучи определёнными свойствами ума, следствием различных способов развития мысли.

Стремление к этимологизации есть не что иное, как усилие, направленное на сохранение образности, потому что образность – один из наиболее существенных признаков фразеологического значения. С утратой образности, экспрессивности и эмоциональной оценки ФЕ утрачивает и свое обобщающе-характеризующее значение, пополняя многочисленные разряды устойчивых сочетаний, квалифицируемых многими лингвистами как «периферия фразеологии», «несобственно фразеологизмы», «речевые штампы и т. п. «Через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира; эти модели выступают как побочный источник познания, осмысления реальности и дополняют нашу общую картину знания, корректируя ее».11

Образ – всегда иносказание, «двойная речь, речь в речи» 12 , будь то образное слово, ФЕ, басня, притча, загадка. Восприятие словесного образа требует определенных мыслительных операций, своего рода дешифровки «второй речи», что не исключает и ассоциативно-субъективного приращения смысла. Но и говорящий, тот, кто воспроизводит устойчивый языковой знак, вос–производит, вос–создает его более или менее осмысленно, осознавая, что прибегает к иносказанию, к «окольному выражению» мысли.

Фразеология возникает из потребностей образного («художественного», «поэтического») мышления, но одновременно она сама есть средство формирования и развития образного мышления. А. А. Потебня писал о «постоянных выражениях»: «... вряд ли кто решится отрицать, что подобные выражения важны в развитии мысли, ибо это образцы образного, поэтического мышления».13

Следующий признак, способный прояснить функциональную значимость ФЕ – эмоционально-экспрессивная оценочность фразеологического значения. Как правило, фразеологическое значение образно-характеризующее: ФЕ создаются и используются не столько для того, чтобы назвать, сколько для того, чтобы охарактеризовать названное. Предметом фразеологической номинации являются преимущественно человеческие качества, поступки, действия, отношения (прежде всего – моральные). Причем члены понятийных оппозиций «покрываются» фразеологией далеко не пропорционально. В оппозициях «правда – обман», «трудолюбие – лень», «щедрость – скупость, жадность», «дружба – вражда» и других количественно преобладают ФЕ, характеризующие негативные качества (обман, лень, скупость, вражду). Так, среди ФЕ с типовым значением «отношение к труду» 74% ед, негативно характеризуют ленивого, неумелого человека, плохую, нерадиво выполненную работу; 16% ед. положительно характеризуют трудолюбивого человека, мастерски выполненную работу; 10% ед. негативно характеризуют непосильную, подневольную, бесплодную, изнурительную работу, сюда же вошли ФЕ без ярко выраженной оценки. Тот факт, что большинство ФЕ русского языка обладают пейоративной оценкой, следует, на наш взгляд, рассматривать как коллективную санкционирующую реакцию на отступление от нормы. Нормой в большинстве случаев признается наличие тех или иных положительных моральных качеств.

Эмоциональная оценка, будучи одной из составляющих коннотативного макрокомпонента фразеологического значения, может рассматриваться как субъективно-объективный способ познания действительности. 14 Субъективный – в том плане, что говорящий, оценивая те или иные качества, поступки как добро или как зло, субъективен в выборе оценки и, соответственно, ФЕ, хотя возможности выбора, как видим, всё же ограничены со стороны языка (абсолютное большинство ФЕ, называющих отрицательные моральные качества, обладают пейоративной оценкой). Оценка может соответствовать или не соответствовать действительности, поэтому в теории речевых актов «оценочные высказывания обычно рассматриваются с точки зрения не истинности, а искренности говорящего (т. е. истинности в его концептуальном мире)». 15

Вместе с тем эмоциональная оценка ФЕ объективна, в том плане, в каком языковое фразеологическое значение в целом объективно по отношению к говорящему. Эмоциональные оценки языковых единиц соотносятся с системой моральных норм и оценок, существующих, хотя и не обязательно господствующих в обществе в данный период. Фразеология, передаваясь из поколения в поколение, способствует сохранению, закреплению и распространено этих норм и оценок. 16 Выраженная в яркой образной форме (зачастую гротескно-комической), она обладает значительной прагматической силой, суггестивностью и участвует в латентном процессе формирования ценностных установок языковой личности.

Несомненно, фразеология (во всяком случае ее весьма значительная, ядерная часть) возникает и из потребностей эмоционального мышления. 17

Устойчивость ФЕ на разных языковых уровнях, детерминированная сочетаемость компонентов и воспроизводимость ФЕ в речи в качестве самостоятельных знаков языка, наличие слов с фразеологически связанными значениями, а также устойчивые ассоциативные связи слов с фразеологическими гнездами – все это тоже влияет на характер мышления и поведения человека.

Индивид не имеет собственного языка, собственных значений. Осознание им явлений действительности, как отмечал А. Н. Леонтьев, происходит посредством усваиваемых им извне «готовых» значений – знаний, понятий, взглядов, оценок, в том числе и таких, которые не имеют почвы в его реальном практическом жизненном опыте. «Лишенные этой почвы, они обнаруживают в сознании человека свою шаткость; вместе с тем, превращаясь в стереотипы, они, как и любые стереотипы, способны к сопротивлению, так что только серьезные жизненные конфронтации могут их разрушить».18

На социокультурную и психологическую значимость фразеологии, её влияние на поведение личности в обществе обращал внимание американский этнограф и лингвист Делл Хаймз: «Усвоение стереотипных последовательностей – идиом и шаблонов – продолжается всю жизнь, и в этом отчасти заключается их теоретическая важность, ибо в значительной степени они существуют в соединительной ткани между особенностями личности и культурой. Они неизменно оказывают воздействие на структуру поведения и придают ему черты предсказуемости». 19

В связи с тем, что выражение «стереотипное мышление» нередко противопоставляется «неординарному» («творческому», «оригинальному») мышлению и в обиходном употреблении получило отрицательную коннотацию (тоже своего рода стереотип), считаем нужным заметить, что в нашу задачу не входит оценка тех или иных характеристик мыслительной деятельности.

Речемыслительные стереотипы – явление массовидное и неоднозначное. Как правило, отмечал Ф. де Соссюр, в речевой деятельности мы оперируем не изолируемыми знаками (словами), а организованными множествами (группами слов), которые в свою очередь тоже знаки. «В языке все сводится к различиям, по при его функционировании все сводится к сочетаниям». 20

Рассматривать стереотипы только как «тормоз» в развитии мысли было бы неверно. Использование фразеологических стереотипов как «готовых субпрограмм» (Г. Клаус) значительно упрощает процесс порождения и восприятия высказывания, упрощает процесс отражения в целом и способствует повышению экономичности и динамичности мышления. Привычные, устойчивые способы и схемы мышления «представляют большую ценность, поскольку являются в известной мере аккумулированным умственным трудом» . 21

Безусловно, фразеология в какой-то степени шаблонизирует нашу мысль, но она же помогает быть творцом новой мысли.

Фразеология активно участвует в создании языковой картины мира, содействуя более глубокому и адекватному членению и отражению объективной действительности. Возникая из потребностей различных типов мыслительной деятельности, ФЕ как «психические орудия» (Л. С. Выготский) оказывают влияние на сам характер и механизм этой деятельности: они способствуют формированию разных типов мышления, компрессии, образности, эмоциональности, экономии усилий и динамичности мышления.

В данной связи уместно напомнить, что в 1928 г. Е. Д. Поливанов в одной из своих работ 22 ввел понятие «фразеологическое мышление». Думается, что дальнейшее изучение функциональной роли фразеологии как а) продукта сознания, б) объекта сознания, в) способа и механизма формирования сознания позволит раскрыть сущность этого психолингвистического феномена и одновременно даст новью знания о природе фраземного знака.


Примечания:


Шанский Н. М. Фразеология современного русского языка. 2-е изд., испр. и доп. – М.: Высш. школа, 1969. – С. 200. Шмелёв Д. Н. Современный русский язык. Лексика. – М.: Просвещение, 1977. – § 150.

2 Фрумкина Р. М. Язык и мышление как проблема лингвистического эксперимента //Изв. АН СССР. Сер. лит, и яз. – 1981.– Т. 4 0. – № 3. – С. 225.

3 См.: Бодуэн де Куртенэ И. А. Язык и языки //Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию, – М.: Изд-во АН СССР, 1963. – Т. 2. Зыцарь Ю. В. О единстве сознания и различии языков // Вопр. языкознания. – 1984. – № 4.

См.: Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. – М.: Изд-во МГУ, 1981. – С. – 192.

Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики... – С. 299.

6 См.: Гвоздарёв Ю. А. Основы русского фразообразования. – Изд-во Ростовского ун-та, 1977. – Гл. 4. Прокудина Т. А. Фразеологические единицы русского языка, образованные путём интеграции слов. Автореф. канд. дисс. – Ростов-на-Дону (РГУ), 1982.

Архангельский В. Л. О задачах, объектах и разделах русской фразеологии как лингвистической дисциплины // Проблемы устойчивости и вариантности фразеологических единиц: Материалы межвуз. симпозиума (1968). Вып. 2. – Тула, 1972. – С. 186.

8 Архангельский В. Л. О задачах, объектах и разделах русской фразеологии... – С. 188.

9 Телия В. Н. Что такое фразеология? – М.: Наука, 1966. – С. 33.

10 Балли Ш. Французская стилистика. – М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1961. – С. 50.

11 Брутян Г. А. Гипотеза Сепира – Уорфа. – Ереван, 1968.

12 Жинкин Н. И. Проблема художественного образа в искусствах // Известия. АН СССР. Сер. лит. и яз. – 1985. – Т. 4 4. – № 1. – С. 78.

13 Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. – Т. III. – М.: Просвещение,- 1968. – С. 61. См. -также: Шмелев Д. Н. Современный русский язык. Лексика. – М.: Просвещение, 1977. – § 150.

14 См.: Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. – М.: Наука, 1985; Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений, Оценка. Событие. Факт. – М.: Наука, 1988; Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. – М.: Наука, 1986.

15 Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки... – С. 37.

16 Подробнее см. в нашей статье «Фразеологическое значение в аспекте аккумулятивной функции языка» // Исследования по общей и дагестанской фразеологии. – Махачкала, 1989.

17 Об эмоциональном мышлении как объективно существующем психологическом феномене см.: Проблемы мышления в современной науке. – М.: Наука, 1964. – § 4. – С. 147–159;Тихомиров О. К.. Психология мышления. – М.: Наука, 1984; Шаховский В. И. Соотносится ли эмотивное значение слово с понятием? // Вопр, языкознания. – 1987. – № 5. – С. 50.

18 Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность! //Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения. Т. 2, – М.: Педагогика, 1983. – С, 184.

19 Хаймз Делл Х. Этнография речи // Новое в лингвистике. Вып. 7. – М.: Прогресс, 1975. – С. 82–83.

20 Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики. – М.: Соцэкгиз, 1933. – С. 125. Ср. несколько иной перевод этой мысли в кн.: Ф. де Соссюр. Труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 1977. – С. 161. Аналогичные высказывания находим у Ш. Балли, Ф. Ф. Фортунатова, А. А. Шахматова, Д. Н. Овсянико-Куликовского, В. В. Виноградова.

21 Клаус Г. Сила слова. – М.: Прогресс, 1 907. – С. 165.

22 Поливанов Е. Д. Обзор процессов, характерных для языкового развития в эпохи натурального хозяйства // Поливанов Е. Д. Статьи по общему языкознанию. – М.: Наука, 1968. – С. 59.