Geum.ru

Проблема свободы и несвободы в романах М. Булгакова и Ч. Айтматова

Вид материалаДокументы

Содержание


4. Основные выводы
Подобный материал:
1   2   3   4
3.3. Природа как элемент выявления проблемы свободы и несвободы в романе “Плаха”

“...Никакой человек не царь ей, природе-то. Не царь,

вредно это — царём-то зваться. Сын он её, старший

сыночек. Так разумным же будь, не вгоняй в гроб маменьку” [6, 348]

Отдельная сюжетная линия, связывающая судьбы Авдия и Бостона, повествует о судьбе волчьей пары: Акбары и Ташчайнара. Каким же образом антропоморфизм вторгается в проблему свободы и несвободы? Об этом данная глава. Обращение к миру природы находим уже в ранних произведениях писателя: “Прощай, Гульсары”, “Джамиля”, “Белый пароход”, “Буранный полустанок”. “Рядом с человеком он (Ч. Айтматов — В. Д.) ставил коня, верблюда, слышал в степи отголоски тысячелетней истории, усматривал человеческое благородство в защите моралов...” [4, 197]. Автор “Плахи” считает, что истинный гуманизм — не просто любовь к человеку и к природе, а защита, активное противостояние бездуховности, яростная борьба с браконьерством всех мастей. Писатель видит прямую взаимосвязь между социальной, общественной жизнью и жизнью природы, причём разложение первых двух ведёт к гибели последней, что подразумевает и самоуничтожение человеческого рода.

В “Плахе” голос природы получает наиболее полное звучание. Из основных художественных средств, через которые выявляется проблема свободы и несвободы, выделил антитезу и авторские ремарки.

Волки в романе — особенные. По мнению Р. Бикмухаметова, они пришли в “Плаху” из киргизского эпоса “Манас”, “...в котором они выступают в качестве спасителей; ...эти волки называются… кайберенами, покровителями травоядных, таким образом, покровителями человека и степных животных” [4, 196]. В эпосе метафорически выражена мысль о единстве человечьего рода и природы. Отсюда и имена волков в романе, чего в реальной жизни не существует: Акбара — великая, всемогущая; Ташчайнар — перегрызающий камень. Отсюда же и синева глаз волчицы: для них (волков — В. Д.) нет ничего дороже вечной степи, вечно синего неба и, конечно же, свободы.

Вся жизнь животных была логически спланирована самой природой. Волчья “...кровь живёт за счёт другой крови — так повелено началом всех начал, иного способа не будет...” [1, 312], но в этом “…была своя, от природы данная целесообразность оборота жизни в саванне” [1, 317]. Акбара и Ташчайнар забивали именно столько сайгаков, сколько необходимо было им для существования. Люди же, в отличие от них, убивали ради убийства, ради обогащения. В этом — одно из существенных различий между человечными зверями и звероподобными людьми.

В мире, в котором долгое время жили волки, царила природная гармония, Но существовала она до тех пор, пока в саванну не пришёл человек, вооружённый техникой, несущий хаос и смерть. Очень ярко это показано в картине избиения сайгаков, в ходе которого погибают первенцы Акбары. Волчице, “...оглохшей от выстрелов, казалось, что весь мир оглох и онемел, что везде воцарился хаос и само солнце, беззвучно пылающее над головой, тоже гонимо, мечется и ищет спасения...” [1, 319]. Однако, силы природы берут своё, и через некоторое время Акбара приносит пятерых волчат.

Ч. Айтматов противопоставляет волков, неоднократно именуя их “лютыми”, людям, которые по своим нравственным, духовным качествам уступают во всём зверям. Акбара же и Ташчайнар наделены поистине человеческой мудростью и милосердием. Доказательством служит встреча волков с Авдием среди зарослей анаши, где последний, увидев маленьких волчат, пытается играть с ними. Подоспевшей Акбаре “...ничего не стоило с размаху полоснуть его (Авдия — В. Д.) клыками по горлу или по животу” [1, 308], но, увидев в глазах “...голого и беззащитного, — которого можно было поразить одним ударом, перескочила, развернулась и снова перепрыгнула во второй раз...” [1, 308]. В двойном перепрыгивании через беззащитного человека заложен некий смысл, позволяющий утверждать о наличие у волков-зверей самых лучших качеств цивилизованного человека: нравственность, милосердие, а в итоге — уважение к свободе другого, что свидетельствует наличии собственной свободы.

Всего этого нельзя сказать о людях, которые ради строительства подъездных дорог поджигают камыш, где было логово волков с только что родившимися малышами. Откуда было знать бедным животным, что в этих местах найдено ценное сырьё, из-за которого “...можно выпотрошить земной шар, как тыкву...” [1, 489], что жизнь не только детёнышей, но “...гибель самого озера, пусть и уникального, никого не остановит...” [1, 489]?

Уйдя в горы, руководствуясь природным инстинктом продолжения рода, волки в третий раз обзаводятся потомством. На этот раз родилось четверо волчат. Мне кажется, что Ч. Айтматов, упоминая точное количество родившихся животных и сумму попыток продолжить свой род, использовал число как символ. Число “три” — божественное число, магические свойства которого отмечались ещё П. Флоренским, должно ассоциироваться с божественностью замысла волков, с Природным Разумом, а общее количество родившихся волчат, двенадцать, — с двенадцатью апостолами, то есть волчата — творения Бога и их убийство — самый тяжкий грех. Возможно, это и парадоксально, но расплачиваться за него приходиться одному из лучших героев “маюнкумских” глав — Бостону Уркунчиеву, вынужденно убивающего волчицу, с ней не родившихся в будущем детёнышей, и, как расплату — собственного сына, то есть потенциального продолжателя рода.

Волки, как олицетворение мудрости и разума Природы, наделённые ею свободой, противопоставлены в романе миру человека, где царит хаос, бездуховность, отсутствие нравственных принципов и свободы, что ведёт за собой, по мнению писателя, не только гибель Природы, но и гибель самого человека.

4. Основные выводы

Подводя итог, в начале отмечу элементы сближения двух романов, некую аналогию. Во-первых, писатели сознательно заостряют проблему свободы-несвободы. Во-вторых, в романах “трёхслойная” сюжетно-композиционная основа: миры Воланда, Пилата, Мастера и сюжетные линии Авдия, волков, Бостона, переплетение и взаимопроникновение которых в рамках каждого отдельного произведения, позволяет более полно решить проблему свободы-несвободы. Схожесть этих позиций определило идентичность некоторых художественных средств и приёмов.

Так, оба писателя успешно употребляют антитезу (Иешуа — Пилат, Пилат — Иуда, Мастер — Иешуа, Мастер — Маргарита; Иисус — Пилат, Авдий — анашисты, Авдий — Отец Координатор, Авдий — оберкандаловцы, Бостон — Базарбай, Бостон — Кочкорбаев, мир природы — человеческий мир). Удачно используются сравнения (Иешуа — Мастер, Иуда — Алоизий Могарыч, Авдий — образ свободно парящей в небе птицы), приёмы, раскрывающие психологию: диалоги, монологи, сновидения (“...Беда в том, что ты слишком замкнут, и окончательно потерял веру в людей... Твоя жизнь скудна, игемон...” [5, 291]; “А ты бы меня отпустил, игемон, попросил арестант...” [5, 298] и “Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твоё место? Я твоих мыслей не разделяю!..” [5, 298]; “И лишь только прокуратор потерял связь с тем, что было вокруг него в действительности, он немедленно тронулся по светящейся дороге и пошёл по ней вверх прямо к луне... Он даже рассмеялся во сне от счастья...” [5, 590]; “Зачем же я буду кривить душой и отрекаться...” [1, 426] и “Напрасно!.. поговорим как свободные люди...” [1, 433]; “Оба мы столь различны, что вряд ли поймём друг друга...” [1, 426].

В “Мастере и Маргарите” диалоги, монологи и сновидения (в основном это касается героев “евангельских” глав Иешуа Га-Ноцри и Понтия Пилата) несут большую драматическую нагрузку, психологическую напряжённость и силу воздействия, чем в библейской легенде “Плахи”. На мой взгляд, это происходит по следующим причинам:

  1. Драматичность “евангельских” глав определяется их композиционной особенностью. Они являются отдельной сюжетной линией, переплетающейся с двумя другими, и несут одну из основных смысловых нагрузок, воплощая замысел писателя, который, прежде всего, выступал в романе за свободу творчества, что было связано с его личной судьбой.
  2. Главные персонажи этих глав непосредственно связаны с судьбой героя московских глав — Мастером. Они оказывают влияние на его, определяют награду (“покой”) в финале произведения, дают ответ на вопрос: почему Мастер не заслужил “света”, то есть место абсолютно свободной личности.

В “Плахе” же библейская легенда — всего лишь эпизод, позволяющий в дальнейшем решать проблему свободы и несвободы у других героев романа. Если в “евангельских” главах произведения М. Булгакова центральный образ — Понтий Пилат, то у Ч. Айтматова — Иисус Назарянин. Это, опять-таки, определено замыслом писателей. Для Ч. Айтматова важно было показать тот нравственный идеал человека, который в дальнейшем будет воплощаться в образе Авдия Каллистратова. Проблема свободы и несвободы у писателя шире, чем в романе М. Булгакова. Это предопределено самим временем, в которое мы живём, опасностью гибели человечества. Свобода понимается как неотъемлемая часть человека, объединяющая в себе понятия “нравственность”, “духовность”.

В связи с этим обнаруживаются различия в применении художественных средств при решении проблемы свободы и несвободы.

Важно обратить внимание на стилевые различия. Если у Булгакова стиль выдержан в абсолютно художественном варианте, то у Ч. Айтматова я бы выделил и художественное, и публицистическое, и эпистолярное начало.

Одним из существенных отличий романов является использование писателями цветовой символики. Так, М. Булгаков, опираясь на работу П. Флоренского “Столп и утверждение Истины”, в которой дана цветовая соотнесённость с характером человека, использует её в полном объёме при выявлении категорий свободы-несвободы среди героев произведения, а у Ч. Айтматова цветовая символика только косвенно отражает наличие или отсутствие свободы у персонажей.

У М. Булгакова и Ч. Айтматова в романах присутствуют постоянные образы-символы свободы: Луна, в “Мастере и Маргарите”, и птица, в “Плахе”. “...Оголённая луна висела высоко в чистом небе, и прокуратор не сводил с неё глаз в течение нескольких часов...” [5, 589]; “...взгляд его... упал на ту птицу, царски парящую в поднебесье... Птица была для него (Пилата — В. Д.) недосягаема, была неподвластна ему, — и не отпугнёшь её, равно как не призовёшь и не прогонишь...” [1, 428]). Неоднократное обращение к этим образам-символам свидетельствует об их лейтмотивной направленности. (В романе “Мастер и Маргарита” мы встречаем образ ласточки, которая влетает в колоннаду во время допроса Иешуа Пилатом, но это одиночное появление не даёт права считать этот образ лейтмотивом).

Но, если у М. Булгакова лейтмотив — нечто неодушевлённое, то у Ч. Айтматова — живое существо, что говорит о приближении непосредственно к человеку, к пониманию человеком чувства свободы и несвободы.

Завершая анализ произведений с точки зрения художественного воплощения в них категорий свободы и несвободы, можно с уверенностью сказать, что М. А. Булгаков и Ч. Т. Айтматов, продолжая лучшие традиции русской классической литературы, поднимая самые злободневные вопросы современности, доказали важность присутствия у человека свободы, необходимость стремления к ней, ущербность, скудость жизни без свободы, рассматривали наличие этой категории как гаранта существования человеческой цивилизации вообще.

Библиографический список

  1. Айтматов А. Т. Буранный полустанок. Плаха. — М.: Профиздат, 1989. — 585 с.
  2. Бессонова М. И. Отмеченные лунным светом.// Відродження. — 1991. — № 8. — С. 14 – 18.
  3. Библия :Russian bible, 1992. — 1217 с.
  4. Бикмухаметов Р. На исходе дней нынешних.// Москва. — 1987. — № 5. — С. 195 – 200.
  5. Булгаков М. А. Романы. — К.: Молодь, 1989. — 670 с.
  6. Васильев Б. Повести и рассказы. — М.: Художественная литература, 1988. — 590 с.
  7. Виноградов И. Духовные искания русской классики. — М.: Советский писатель, 1987. — 380 с.
  8. Вулис А. З. Роман М. Булгакова “Мастер и Маргарита”. — М.: Художественная литература, 1991. — 224 с.
  9. Иванов А. В. О свободе.// Вопросы философии. — 1993. — № 11. — С. 10 – 15.
  10. Королёв А. Между Христом и Сатаной.// Театральная жизнь. — 1991. — № 13. — С. 28 – 31.
  11. Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1971. — 1040 с.
  12. Крепс М. Булгаков и Пастернак, как романисты: Анализ романов “Мастер и Маргарита” и “Доктор Живаго” Энн Эрбор: Ардис,1984. — 284 с.
  13. Лермонтов М. Ю. Стихотворения. Собрание сочинений в двух томах. — М.: Правда, 1988. — Т. 1. — 719 с.
  14. Литературный энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1987. — 750 с.
  15. Пушкин А. С. Избранное. — К.: Радянський письменник, 1974. — 237 с.
  16. Павловский А. И. О романе Чингиза Айтматова “Плаха”.// Русская литература. — 1988. — № 1. — С. 92 – 118.
  17. Ренан Э. Ж. Жизнь Иисуса. — М.: Политиздат, 1991. — 397 с.
  18. Сахаров В. М. Булгаков: уроки судьбы.// Наш современник. — 1991. — № 11. — С. 64 – 76.
  19. Свинцов В. Свобода и несвобода: опыт сегодняшнего прочтения Николая Бердяева.// Наука и жизнь. — 1992. — № 1. — С. 2 – 12.
  20. Соколов Б. “Мастер и Маргарита”: проблема бытия и сознания или разума и судьбы?// Лепта. — 1997. — № 36. — С. 205 – 215.
  21. Соколов Б. Энциклопедия Булгаковская. — М.: Локид-Миф, 1997. — 584 с.
  22. Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. — 837 с.
  23. Чубинский В. И снова о “Плахе”.// Нева. — 1987. — № 8. — С. 158 – 164.
  24. Шеллинг В. Ф. Собрание сочинений в двух томах. — Т. 1 — М.: Мысль АН СССР институт философии, 1987. — 637 с.
  25. Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность. — М.: Республика, 1992. — 447 с.
  26. Яновская Л. Треугольник Воланда. К истории романа “Мастер и Маргарита”. — К.: Либідь, 1992. — 188 с.