Geum.ru

Древняя обитель народов и племен

Вид материалаДокументы

Содержание


Бескорыстная помощь русского народа в памяти горцев.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Почему не удалось христианское миссионерство на Северном Кавказе?

Миссионерскую деятельность на Кавказе нельзя назвать удачной. В 1814 г. для удержания и распространения православия учреждена была духовная осетинская комиссия. На нее возлагались большие надежды, но история не подтвердила их. Как известно, на глазах уже русских окрепло здесь магометанство и под свое знамя привлекло немало поборников из числа христиан. «Исламизм, - говорит отчет «Общества восстановления православного христианства на Кавказе», - увлекал горца со всех сторон жизни. К тому же светская русская власть, заботясь прежде всего о водворении своего престижа, величия и могущества среди разноплеменного, в громадном большинстве мусульманского населения Кавказа, поставлена была на первых порах своего владычества в необходимость избирать своими агентами в сношениях с туземцами преимущественно мусульман, известных своим влиянием в народе; последние, пользуясь высоким общественным положением, естественно, покровительствовали тайно и явно своим единоверцам, в прямой ущерб святому делу православия. Последствия такого невыгодного положения для горских христианских племен Кавказа были очевидны; с каждым годом христианское население уходило целыми деревнями в мюридизм и проникалось, под влиянием мулл, враждою к русскому правительству и в особенности к его духовенству».

Однако нельзя не прибавить также, что, к сожалению, в рядах православных кавказских миссионеров конца ХVIII-го и первой половины ХIХ –го столетия не выдвинулось ни одного выделяющегося проповедника христианской истины. В то время, как воинственное магометанство выставило на бой с православием целые десятки мулл, увлекавших народ своим красноречием и шедших на верную смерть для торжества полумесяца, православные миссионеры довольствовались более спокойною деятельностью. Того подвижничества, которым полна история нашей церкви в других местностях, здесь не видно. Правда, не раз лица военного духовенства, с крестом в руках, ободряя солдат, подвергали жизнь свою опасности, но они действовали как духовники той или другой воинской части, а не как миссионеры.
Об истории противостояния сторонников жесткого шариата

и суфизма в Чечне.

ПЕРВАЯ многолетняя русско-кавказская война в XIX в., ознаменованная как национально-освободительная борьба горских народов против колониальной политики царской России, оказала существенное влияние на все сферы уклада общественной жизни вовлеченных этносов. Конец первой половины XIX в. охарактеризовался как период укрепления религиозного сознания народов Чечни и Дагестана. Ислам и шариат стали основой, определяющей дальнейшее мировоззрение верующих.


В начале 40-х годов XIX в. вновь окреп и воцарился имам Шамиль, подчинив себе почти все чеченские племена и частично дагестанские. Выигрывая одно за другим сражения с русскими войсками, Шамиль укреплял свою власть и повышал личный авторитет не только как правитель и военный стратег, но и как духовный лидер. Его сан имама считался верующими священным, дарованным самим Всевышним. Идеи газавата - идеологическая база священной войны - приносили свои плоды, сплачивая вокруг Шамиля все новых и новых мюридов. В свои лучшие времена Шамиль мог поставить под ружье одновременно до 60 тыс. мюридов. Свою роль в этом сыграло и местное духовенство, провозглашая борьбу с русскими как джихад против неверных. Конечно, были мотивы и этнического характера, которые принуждали горцев в массовом порядке становиться под знамена Шамиля. Произвол царских войск над мирными безоружными жителями и насильно навязываемые чуждые порядки в аулах заставляли многих взяться за оружие. Тактика "выжженной земли" - основной метод военной стратегии русских генералов - применялась, чтобы полностью уничтожить народ как базу потенциальных воинов-мюридов.

Чтобы отторгнуть горцев от Шамиля, параллельно использовались и психические атаки на них. В распространенной по приказу царя прокламации говорилось о якобы благородных намерениях России и наказании смутьяна Шамиля. Власти в ультимативной форме призывали горцев "сделать выбор между тем наказанием с Шамилем и подчинением властям". Заранее обреченная попытка царских генералов оттеснить от Шамиля его мюридов была продиктована незнанием этнопсихологического характера данного региона. Имам и не сомневался, что подобные агитнаскоки на фоне российского беспредела не повлияют на моральный дух и численность его армии. Однако в самом конце войны аналогичную угрозу имам Шамиль почувствовал с тыла.

В истории народов Северного Кавказа середина XIX в. знаменательна еще и тем, что внутренняя моногамия религиозного уклада была нарушена появлением нового течения суфизма кадирийского толка во главе с авторитетным богословом Кишиевым Кунта-Хаджи. Новое учение, названное зикризмом, начало свое шествие в самом конце войны, когда вся Чечня была разорена и резко сократилось население. Новоявленный устаз (учитель) пропагандировал идеи непротивления злу, смирения, внутреннего самосовершенствования. Главное требование заключалось в совершении коллективного зикра (поминание Аллаха), что и являлось основным ритуалом обрядовой практики этого учения. Кунта-Хаджи быстро завоевал авторитет среди горцев и сторонников своего учения, что послужило причиной негативного отношения со стороны царских наместников и духовенства имамата к себе. Русские усматривали в зикризме течение, во многом подходящее к газавату и лучшим средством сплочения мужского населения. Шамилевский "кавказский мюридизм" - идеология национально-освободительного движения - тоже объединял и мобилизовывал народные массы. Идеи газавата придавали им воинственный настрой. В зикризме призывов к борьбе не было. Новоявленный устаз в своих наставлениях, наоборот, призывал к прекращению кровопролития, как "Богу не угодного дела". Война и политика являются изначально чуждыми элементами суфизма вообще. Он призывал мюридов газавата перевести джихад внутрь себя - бороться с пороками собственной души. Странные, на первый взгляд, его антивоенные призывы не могли сразу прижиться среди горцев, всегда отстаивающих свободу от посягательства внешнего врага. На данном этапе эти призывы были продиктованы беспокойством из-за катастрофически сокращающегося населения. Некоторая часть горцев, уставшая от многолетнего изнурительного противостояния, убедившаяся в бессмысленности дальнейшего продолжения войны, прислушалась к призывам устаза. Однако многие мюриды, даже будучи зикристами, не хотели мириться с порядками, установленными царской властью. Сам Кунта-Хаджи тоже ставил предел смирению: "Если ваших женщин будут использовать и насиловать, заставлять забыть язык, культуру, обычаи, подымайтесь и бейтесь до смерти, до последнего оставшегося".

Усмотрев в новом течении подрыв устоев дисциплины и угрозу отторжения мюридов, Шамиль принял решение запретить движение зикризма, а самого устаза подверг преследованию.

Царский историк Николай Дубровин тоже заметил, что народные лидеры "смотрели на проповедников тариката, как на личных своих врагов". Шамиль считал, что, призывая прекратить войну и покориться противнику, Кунта-Хаджи сводил на нет все его усилия по мобилизации горцев на очередной этап антирусской войны. Идеологическая несовместимость зикризма и кавказского мюридизма, высокий авторитет нового устаза среди беднейших слоев населения стали основными причинами неприязни со стороны имама Шамиля и его духовенства. Существенным в этом противоречии был также религиозный аспект. Изначально мистическая сторона и ритуально обрядовая практика зикризма была воспринята богословами имамата как новшество, не соответствующее шариату и исламу в целом. Имам, конечно, знал, что мистицизм присущ суфизму в рамках ислама, поскольку сам был мюридом подобного учения - накшбандийского тариката. Учение накшбандийа проникло на территорию Дагестана еще вначале XVI в. и развивалось там очень медленно. Основные принципы накшбандийа были аналогичны кадирийа (кунтахаджинцы) с той только разницей, что вместо коллективного громкого зикра предписывало мюридам индивидуальный тихий зикр. Учение также призывало стремиться к отвлечению от земных дел, уединению. Накануне и во время первой Русско-Кавказской войны устазами этого учения были богословы из Дагестана Магомед Ярагский и Джамаледдин Казикумухский, мюридом у которых был сам Шамиль. Оба устаза обвинили Шамиля за пропаганду войны, за отступничество от общепризнанных норм шариата, особенно от учения тариката. В отличие от своих учителей имам придерживался позиции о необходимости ведения священной войны, что и стало причиной ответвления от тариката накшбандийа на Северном Кавказе воинствующего мюридизма.

Обострению проблемы зикризда с Шамилем способствовали муллы и богословы из его окружения. Их многочисленные доносы и жалобы на Кунта-Хаджи вынудили имама публично решить этот спор.

Согласно устным преданиям, имам, доведенный до крайности жалобами на устаза о необоснованности его учения, вызвал Кунта-Хаджи на спор. По рассказам очевидцев, более 33 улемов были готовы доказать неправедность лидера зикристов. Имам с присущей ему жестокостью поставил условия: если проиграют улемы, отрубить им головы, в случае если Кунта-Хаджи не докажет свою праведность - подавить его движение. Обладавший даром видения и уверенный в своей правоте, лидер зикристов отверг условие имама, дабы не быть затем обвиненным в причине казни непросвещенных мулл. Предания утверждают, что Кунта-Хаджи выиграл спор, убедительно доказав свою правоту. Примечателен тот факт, что в исполненном тут же зикре принял участие и Шамиль. Свое участие он объяснил тем, что, наблюдая за зикром, он предался мистическим размышлениям, и его воображению предстала картина, будто вся земля охвачена огнем и только клочок, на котором совершался зикр, оставался зеленым. После этого и последующей беседы о зикре с Кунта-Хаджи Шамиль не стал пресекать деятельности зикристов. Вскоре, после падения Шамиля, Кунта-Хаджи был арестован и сослан в ссылку. Впоследствии сторонники зикризма чаще стали отходить от лозунгов "непротивления злу", склоняясь к призывам газавата. Это было продиктовано необходимостью постоянного сопротивления колониальной политике царской России. Вскоре грань между суфизмом и воинствующим мюризмом стерлась из-за постоянных военных действий.

Ужасной кровавой участи подверглись жители одной из деревень, которая была разорена дотла отрядом мюридов, во главе которого находился лично сам предводитель благочестивых шариатов и имам смеренных последователей пути несомненного пророка Шамиля. Камаши (так называется этот аул) не только был разорен до основания, но, по личному приговору самого имама, все мужчины свыше 15-летнего возраста были осуждены на лишение жизни, так что из целого аула, состоявшего из 170 дворов, не остался в живых ни один взрослый мужчина, кроме нескольких лиц, которые на тот раз были в отсутствии: все были изрублены или застрелены «богобоязливыми» мюридами. Многие семейства в полном их составе были сожжены в своих собственных домах; между трупами мужчин находили и женщин с отрезанными грудями; страшные вопли женщин, душу раздирающие их стоны и плач детей казались мюридам забавою и удовольствием.

Двадцать второго августа 1859 г. князь Барятинский донес государю: «От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорен державе вашей. Сорок восемь пушек, все крепости и укрепления неприятельские в руках ваших».

Двадцать пятого августа Шамиль стоял перед князем пленником русского царя. Вот, что завещал Шамиль своим Сыновьям: «Ты, великий государь, победил меня и кавказские народы, мне подвластные, оружием; ты, великий государь, подарил мне жизнь; ты, великий государь, покорил мое сердце благодеяниями. Мой священный долг покоренного твоей великою душою внушить детям их обязанности перед Россиею и ее законными царями. Я завещал им питать вечную благодарность к тебе, государь, за все благодеяния. Я завещал им быть верноподданными царям России и полезными слугами новому нашему отечеству.

Успокой мою старость и повели, государь, где укажешь, принести мне и детям моим присягу на верное подданство. Я готов произнести ее всенародно». 26 августа 1866 года Шамиль присягнул на верноподданство России с сыновьями.


Бескорыстная помощь русского народа в памяти горцев.

Большую роль в развитии промышленности, торговли, культуры и науки на Кавказе сыграл князь М.С. Воронцов. Воронцов для Тифлиса был тем же, чем Петр Первый для России. Он, казалось, не знал слова: невозможно. Всегда спокойный, изящно вежливый. В потемках суровой эпохи, Воронцов, умел выше всего ставить человеческое достоинство, не делая в этом отношении никакой разницы между всесильным вельможею и жалким, по своему общественному положению, чиновником. Понятно, что он скоро сделался кумиром Тифлиса. На его вечерах впервые появились женщины грузинки, и не прошло нескольких лет, как от гаремного затворничества остались только слабые следы. Местная молодежь приучилась к европейскому образу жизни, хотя Воронцов оберегал свято живописные обычаи грузинской старины. …Красивые костюмы кавказских племен, очаровательные пляски – все это пользовалось его вниманием и поддержкой. Его жена являлась лучшею сотрудницей наместника. Она собрала вокруг цвет местных женщин, сумела приучить их к себе, так что недавние узницы скоро почувствовали себя как дома в пышных, по тому времени, залах дворца главнокомандующего. Воронцов поощрял смешанные браки. Русских, женившихся на туземках, он очень высоко ценил и выдвигал, как пионеров культуры, требовал от подчиненных, чтобы они не ждали, пока туземцы заговорят по-русски, а сами учились местным языкам. Ничто талантливое, выдающееся не уходило из его рук. Случайных туристов он умел так заинтересовать Кавказом, что они оставались здесь навсегда. Из отдаленнейших уголков Европы сзывал сюда ученых и техников, широкою рукою оказывал им помощь. Умение выбирать сотрудников у Воронцова простиралось до такой степени, что служба при нем служила неопровержимым аттестатом на звание. талант, энергию. Скромный в личных требованиях, он никогда не принижал служащих, чтобы все лучи славы сосредотачивать на себе одном. Это была натура не только гениальная, но и великодушная. На похвалы государя, обращенные к нему, он всегда откровенно заявлял – это сделано не мною, а таким-то и таким-то. Служба при нем поэтому делалась уже не простым исполнением обязанностей. Она теряла казенный характер. Каждый отдавал ей все силы и способности. Каждый вносил в нее лучшие стороны своей личности. С его легкой руки боевое товарищество Кавказа приняло рыцарский характер. За его столом, в его кабинете, в его залах – не оказывалось начальников и подчиненных: встречались только братья по оружию, слуги одного и того же великого дела. Он был доступен каждому и выслушивал всех. Престиж власти возрос при нем до недосягаемой высоты – и вовсе не путем устрашений. Он гнушался мер, вызывавших ужас; в его личном арсенале были другие, призывавшие к нему сердца и души людей. Его не боялись, потому что он понимал недостатки людей и умел их прощать ради их достоинств. В его натуре был настоящий изящный аристократизм, тонкий вкус, и потому на всем, что здесь осталось после него, лежит до сих пор отпечаток не только глубокой идеи и сильной воли, но и удивительной гармонии, нравственной красоты. Это был человек, призванный стоять на рубеже двух эпох. Одна должна была кончиться, другая - начаться с его появлением. Кавказ того времени дал двух таких великанов. Дикая мощь и неустрашимая отвага горных племен выдвинули имама Чечни и Дагестана – Шамиля; Россия направила сюда еще более величавую фигуру цивилизатора и устроителя края М.С. Воронцова. Между ними была целая бездна, но на рубежах ее они пристально всматривались друг в друга, изучали взаимно один другого и если боролись неравными средствами, то обладали почти одинаковым гением. Неизвестно, что бы один, если бы обстоятельства ему благоприятствовали, сделал из разрозненных кланов, развеянных по горным углам, но мы хорошо знаем, что создал другой из царства руин, пожарищ, опустелых деревень, одичавших полей, куда он явился могучим волшебником, чтобы передать преемнику цветущие города, край, закипевший благородною работою, пышно поднявшуюся производительность, молодое общество. Останься Воронцов еще лет двадцать на Кавказе – какая бы чудная будущность ждала этот край!…

С того дня, как он приехал в жалкий аул, называвшийся Тифлисом, - началась здесь неустанная деятельность. Азиат падок на зрелища – и вот в разоренном гнезде открывается театр. Потребовалось изучение края – и из ничего создается первая газета «Кавказец». В казенной типографии печатаются книги о местных племенах и народах. Повсюду организуются, до тех пор неизвестные, благотворительные общества, куда впервые получает доступ местная женщина. Ее не только вывели из гарема, для нее открыли училище Св. Нины, и, несколько спустя, в местном обществе уже являются образованные по тому времени девушки, учреждается множество школ, гимназий, институтов, развивается и упорядочивается торговля и промышленность. В трущобах, где бродили кабаны да горные волки, стучит топор – основываются поселения. Там, где еще недавно чернели пустыри, свидетельствовавшие об ужасах персидского нашествия, подымаются первые фабрики, учреждаются конские заводы, улучшается скот. Впервые прочно и самостоятельно вырастает кавказский учебный округ, подчиненный только наместнику, является устав кавказского общества сельского хозяйства в феврале 1850 г., а в марте открыта выставка естественных произведений, образцов ремесленной и фабричной промышленности в Закавказье, всюду появляются публичные библиотеки; основываются ученые общества, работы которых немедленно вызывают удивление и уважение европейских научных деятелей, воздвигается магнитная и метеорологическая обсерватория. И вот, разоренный персами, казавшийся громадною могилою мертвого народа, жалкий, вонючий Тифлис, вечное пристанище моровой язвы, лихорадок и чумы, делается прелестным городом, одним из живописнейших в мире, действительно столицею воскресшего, помолодевшего, обновившегося новыми жизненными соками, закипевшего способными и трудолюбивыми племенами Кавказа… Город рос не по дням, а по часам. Он расширялся, устраивался и застраивался. Всюду прокладывались новые улицы, пустыри покрывались общественными сооружениями, через Куру перекидывался Михайловский мост. Мост взывал к жизни пустынные берега.

Горцы поступали на службу в русскую армию. Особый отряд, составленный из лучших горских фамилий, преимущественно из кабардинцев, сделался личным конвоем государя. И это высокое доверие к кавказским горцам не могло не вызвать в них чувство гордости и преданности к русским монархам. Состав этих войск был непостоянный, и в то время как одни возвращались в свои горы, приходили другие – учиться европейской жизни.

В редактируемом А.С. Пушкиным журнале «Современник» в 1836 г. был напечатан отрывок из повествования черкеса Султана Казы-Гирея «Долина Ажитугай». Эта публикация стала первым оригинальным художественным произведением многонацоинальной северокавказской литературы. И как замечательно, что А.С. Пушкин поддерживал ее и напечатал в своем журнале с такими высокими и благородными словами: «Вот явление неожиданное в нашей литературе! Сын полудикого Кавказа становится в ряды наших писателей; черкес изъясняется на русском языке свободно, сильно и живописно…».

Самой удачной стороной русской политики на Кавказе должно быть признано освобождение в нем зависимых сословий и упразднение не только рабства, но и крепостничества. Справедливость заставляет нас сказать, что враждебное отношение, в какое русские начальники со времен Ермолова стали к князьям и старшинам, этим опаснейшим в их глаза противникам нашего господства на Кавказе, во многом объясняет решимость, с какой в плохо еще замиренном крае поднят был нами этот трудный и опасный вопрос. Видя не без основания, в дальнейшем удержании крепостного права постоянную угрозу для внутреннего мира и спокойствия, а следовательно, в конечном исходе, и для собственного владычества в крае, русское правительство со времен Николая Павловича приступило к замене крепостной зависимости на оброчную. Так как наряду с крепостными можно было встретить и рабов, то пришлось принять также меры к постепенному переходу последних в свободное состояние.

Кавказский край всегда славился обилием природных богатств. Не только земля с изумительной силой плодородия родила хлеба, овощи, плоды, давала пищу громадным стадам, но реки и прибрежные моря таили рыбные сокровища, сами горы заключали вннутри себя ценные ископаемые: серебро, медь, железную руду. Всем эти жители скромно пользовались в меру своих потребностей. Но никто не ожидал, что подножия гор и прилегающие к ним равнины заключают в своей глубине целые скрытые озера и потоки жидкости, которая получит громадное значение. Нефть давно текла из скважин земли в разных местах Кавказа. Нефть произвела на Кавказе переворот: для доставки ее построили первую железную дорогу по Закавказью, благодаря ей глухие городишки превратились в громадные, оживленные города, массы народу – предпринимателей и рабочих – хлынули в страну, и жизнь всего края получила новое, небывалое движение. Кавказ стал известен всему миру.

Сегодня, когда русское население составляет значительную часть во многих национальных республиках, вкладывая свой труд, знания, опыт и навыки в развитие тех субъектов Федерации, где исторически проживает, обвинять русских, как это делают националисты, в различных ссоциальных неурядицах просто абсурдно. Искать в лице русских, как в лице любого другого народа, врагов противоречит логике и здравому смыслу. Исторический опыт, связанный с роль русских в формировании национального самосознания каждого из народов, в становлении их национальной государственности на Северном Кавказе, в определении путей их экономического развития, свидетельствует о конструктивной роли русских в национально-государственных образованиях России. Особым разделом деятельности русских оставались экономика, сфера культуры, осуществление социальных мер, направленных на улучшение жизни всех народов. Русские – инженеры, ученые, педагоги – приезжали в автономные области и республики. Вклад их был огромен, заслуживает не только уважения, но и благодарности. Сегодня важно не только помнить сложности и проблемы, но и не предавать забвению героические усилия русского народа, не умалять его титанической роли в преобразовании многонационального Северо-Кавказского края.