Geum.ru

В этой давней истории мало беспристрастных свидетелей еще меньше объективных судей. Но слезы не высохли

Вид материалаДокументы

Содержание


Ненормальный брэнгвин
И прошли с боем
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18

Теперь в Лондоне сочли неудобным посылать конвои в СССР, и Черчилль обещав Сталину усилить снабжение трансиранским путем, а это путь - кружной и долгий. Однако за океаном у нас нашелся верный союзник: президент Ф.Рузвельт отнесся резко отрицательно к прекращению поставок по ленд-лизу в Россию кораблями через арктические воды...

Разгром немцами каравана PQ-17 вызвал очень острую реакцию в политическом мире. Протесты шли к Черчиллю из Москвы, из Вашингтона, и, наконец, поступали протесты от офицеров, британского флота.

- Караваны могут проходить в СССР, - утверждали они, - PQ-17, покинутый эскортом, не может служить примером их непроходимости...

Черчилль этого натиска не выдержал и велел в узком кругу своих приближенных договориться с русскими.

- Маршал Сталин очень сердитый мужчина, - сказал он Идену. - Только не давайте русским слишком наваливаться на нашего Дадли... С них хватит и того, что в Москве они спустили штаны с нашего морского атташе Джеффри Майлса!


(За годы войны советская промышленность выпустила на фронт 102 500 танков (включая сюда в самоходные артустановки), а иностранные поставки за это же время составили всего 9100 танков. Исходя нз этих цифр, читатель может иметь представление о ценности танкового груза на кораблях каравана PQ-17.

Любопытно, что в 1943 году США "оказались в довольно необычном положении, предлагая русским танки, в которых Красная Армия не нуждалась", промышленность СССР уже полностью обеспечивала запросы фронта. (См. "Секистов В. А. Война и политика. М" 1970, с. 206 и 345.)

* * *

Двадцать восьмого июля собрались у Идена в его парламентском кабинете. Здесь были Александер (морской министр) и Дадли Паунд. Советская сторона была представлена послом в Англии И. М. Майским и адмиралом Н. М. Харламовым, который в годы войны занимал ответственный пост военно-морского атташе в союзной нам Великобритании.

Паунд начал разговор весьма неудачно:

- Немцы - шляпы! Будь я на месте гросс-адмирала Редера, у меня бы не проскочил в Архангельск ни один наш транспорт...

На это адмирал Харламов, особенно возмущенный всей этой проклятой историей, заметил без отменной вежливости:

- Вы, конечно, намного лучше Редера! С вашей помощью кое-кто все-таки проскочил в Архангельск, за что мы, русские, вам особо благодарны...

Для нас было ясно, чего хотят англичане, и никто из англичан не сомневался в том, что именно станут требовать от них советские представители... По предложению Идена, первым должен был говорить Паунд. Но посол Майский опередил его;

- Вопрос стоит так: когда может быть отправлен ближайший конвой? Было бы желательно получить от адмирала Паунда исчерпывающий ответ на этот вопрос...


В своих воспоминаниях об этом напряженном времени И. М. Майский сообщает, что "говорил и решал с английской стороны только Паунд. Иден и Александер все время либо молчали, либо позволяли себе краткие реплики, робко глядя в такие моменты в глаза Паунду. Похоже было, точно Паунд - учитель, а Иден и Александер - ученики, которым больше всего хочется заслужить хорошую отметку у учителя..."

Паунд пытался увильнуть от прямого ответа:

- Наш премьер в своем последнем послании к мистеру Сталину высказал желание отправить в Москву одного из высших офицеров воздушного флота, дабы согласовать вопрос именно об охранении караванов с воздуха. Однако мистер Сталин оставил наше предложение безо всякой реакции с его стороны...

Затем Д. Паунд вскользь обронил, что они собираются с помощью сильного воздушного флота сделать Баренцево море опасным для "Тирпица". Майский опять спросил напрямик:

- Так сколько же, по вашему мнению, следует ним иметь самолетов в Мурманске, чтобы обеспечить безопасность конвоев?

Паунд отвечал с хмурым видом:

- Шесть эскадрилий для бомбовых ударов и четыре - не меньше, для нанесения торпедных ударов.

- Хорошо,- утешил его Майский. - Сегодня же запрошу об этом наше правительство...

Вопрос, после гибели PQ-17, касался теперь PQ-18. Будет или не будет послан PQ-18 в скором времени? Англичане уходили в сторону от ответа, ссылаясь на мнение Черчилля.

- Надо ждать,- говорили они,- когда полярный день сменится на театре полярной ночью. В условиях незаходящего солнца корабли конвоев подвержены большей опасности... Пусть полярные дни станут короче...

Если ответ Сталина Черчиллю сводился в конечном результате к политическим соображениям, то адмирал Харламов, как моряк, обрушился на Паунда профессионально... Он в лицо лорду Адмиралтейства высказал, что вся эта история с "Тирпицем" не стоит выеденного яйца. "Тирпица", конечно, можно бояться, но этот страх пока лежит глубоко в потенции, и англичане еще не ощутили материальной силы германского линкора. Ясно видно, утверждал Харламов, что в основе разгрома каравана PQ-17 заложена явная нелепица и стратегическая ошибка (мягко выражаясь) самого Британского адмиралтейства...

- О какой ошибке идет речь? - резко отвечал ему Паунд. - Я лично отдал приказ о расформировании конвоя. А что иное, по-вашему, адмирал, надо было нам сделать?

Александер выступил на защиту Паунда и своего Адмиралтейства, на что Майский ответил с усмешкой.

- Никто и не отрицает больших заслуг британского флота в этой войне. Но... английские адмиралы тоже не безгрешны!

Паунд просто взорвался,

- Завтра же, - сказал он советскому послу, - я стану просить мистера Черчилля, чтобы он назначил вас командовать Большим флотом Великобритании!

Иден просил обе стороны не поддаваться волнению.

- Итак, - сказал он послу, - запросите свое правительство о создании сильного воздушного флота на Севере, мы подождем полярной ночи и тогда решим, что делать дальше...

Вопрос о посылке к берегам СССР следующего каравана (PQ-18), таким образом, повис в воздухе. Однако, уступая англичанам в их требованил, невзирая на страшное напряжение своих фронтов, советское командование все же отыскало резервы. Скоро на Мурманск, как того и хотел Черчилль, прилетели воздушные эскадрильи. Казалось бы, мы союзникам уступили дело теперь только за ними: пусть идет караван PQ-18!

Но англичане решили помогать СССР по принципу "too little and too late" ("слишком мало и слишком поздно"), - караван PQ-18 не шел. А он был необходим сейчас, как никогда, и Северному флоту предстояло наглядно доказать всем сомневающимся, что караваны - даже с боем! - пройдут. Незаметно подкрадывалась осень. Дни становились короче. Тяжелели облака над океаном. Пожухли скромные березы на сопках за Колой, на болотах вызревала - в больших рубиновых гроздьях - брусника, тянулись птицы в строю кильватерном и в строю уступа, как эскадры.

Между тем еще в августе проскочил до Мурманска тяжелый американский крейсер "Тускалуза" в сопровождении миноносцев. Рузвельт, посылая эти корабли в Россию, кажется, решил доказать Черчиллю, что океан проходим и в условиях полярного дня. И ему удалось доказать это!..

Американцы так ловко перекрасили свой крейсер, что на горизонте моря он "читался" как сухогруз. С таким камуфляжем они и двинулись в путь, имея на борту 400 тонн особо важного груза, направленного из США в СССР, согласно личной просьбе Сталина к Рузвельту. Двенадцатого августа американцы были еще в Гриноке на реке Клайд, а 28 августа "Тускалуза" уже свалила последнюю тонну своего груза на причалы Ваенги в Кольском заливе.

В обратный путь американцы приняли на борт крейсера 240 человек с потопленных немцами Kopaблей PQ-17; эсминцы сопровождения забрали в свои жилые палубы много пассажиров и четырех советских дипломатов. На крейсере "Тускалуза" ушел на родину и наш Брэнгвин.


НЕНОРМАЛЬНЫЙ БРЭНГВИН

От русских - в числе других моряков PQ-17 - Брэнгвин получил медаль "За отвагу". Медаль не блистала яркостью, но она ему понравилась, потому что была крупной, и на родине ее не станут путать с пуговицей. Такую медаль все видели издалека. Ползущий по медали танк тоже был вполне доступен для широкого понимания американской публики.

- Это же за танки! Мы доставили русским парочку вот таких же... Видишь, русские учли и это!

Теперь, когда медаль получена, пора подвести итоги. Не моральные, не политические, а лишь финансовые. За 44 часа вахты в неделю он должен получить по 110 долларов (с надбавкой по 85 центов за час). А таких недель скопилось немало! Плюс еще 100-долларов за страх, царящий сейчас над Атлантикой. За вход в район боевых действий дважды по 100 долларов. За каждый воздушный налет - по 125 долларов. За торпедные атаки - по 300 долларов. За пребывание в артогне... за тушение пожаров... за пробоины...

- Кажется, я становлюсь богатым,- сказал Брэнгвин себе.

Доллары всегда хороши, особенно если жить в такой стране, как США, и Брэнгвин отлично знал им цену. Но главное - он помог русским, хорошим ребятам, в их беспощадной борьбе с "этими сволочами", и совесть Брэнгвина была чиста. Он в этом рейсе не только дал от себя, но многое получил и от других. Познал и величие, и низость человеческой души. Никогда не следует человеку отказываться от получения тех впечатлений, которые могут обогатить его сердце! Брэнгвин помнит, как наплечники "эрликонов" трясли его тело-тогда, в тот памятный день. Не забудет, как разлетелись фрицы от пушки и долго кувыркалась в воздухе грязная рука убийцы... Что ж, дело сделано, и будет ему что рассказать внукам под старость!

- А где тут можно выпить? - спросил он в Мурманске.

Выпить, увы, было негде. Но ему показали неказистый домишко вроде барака, наверху которого размещалась столовая для иностранных моряков. Ступая ботами через лужи, оглядывая руины города, Брэнгвин шагал, за выпивкой. Он был сейчас одинок, н ему не хватало Сварта: они умели качать бутылки...

В столовой несколько столов, накрытых скатертями, в вазах воткнуты ярко-ядовитые цветы, свернутые из бумаги. Он выдернул цветок прочь, покрутил в руках узкую вазу и понял, что лучшей посуды для питья русской водки не придумать...

- Бармен! - позвал он. - Давай, давай!

И он долго стучал вазой об стол. Обшарпанная радиола, что-то прошамкав, сбросила проигранную и водрузила на диск свежую пластинку. Брэнгвин невольно засмеялся-эта песня напомнила ему Хвальфьорд в Исландии, откуда все и начиналось.


Здесь вы на вахте, мистер Джон,

Здесь вы матрос, а не пижон,

Чистить гальюны, любезный друг,

Вам придется без помощи слуг...


К нему подошла непомерно толстая молодуха с накрашенными губами. Вырезанный из бумаги кокошник украшал ее прическу, взбитую надо лбом высоким коком. Низким грудным голосом, идущим откуда-то из теплой женской глубины, она спросила у Брэнгвина равнодушно:

- What do you want, mister?

Брэнгвин оглядел ее толстые ноги и выгреб из своих карманов на стол все, что имел,- доллары, фунты, мятые исландские эре, русские трешки и пятерки. На вопрос официантки Брэнгвин ответил кратко:

- Уодки!

Женщина расправила комки денег, выбрала из них советские. Потрясла бумажками перед носом Брэнгвина.

- That be enough, - сказали она.

Ладонью он шлепнул ее под обширную кормушку, чтобы она развила узлы, спеша за водкой.

- Давай, давай, - поощрил он ее...

Брэнгвин пил русскую водку и смотрел через оконные тюлевые занавески на тот город, которого не существовало и к которому они все с каравана так тщетно стремились... Он видел руины, прах золы, разброс обугленных бревен. В завалах битого кирпича скрутились оплавленные в огне детские кpoватки. А за всем этим вставало и другое. Плыли еще перед ним маслянистые волны Атлантики, свистели в ушах струи воды. И не пол русской столовки был под матросом, а уходящая ко всем чертям корабельная палуба. Опять пикируют сверху... опять целят торпедой под мидель. Прорваться, проскочить, дойти!

Он пропил все деньги, а ночью того же дня крейсер "Тускалуза" подхватил его в свои светлые отсеки, насыщенные гамом матросских голосов и прогретые паром воздуходувок.


Свою машину он оставил у ворот порта - пошел в контору. Он сказал там, что хочет идти вторично в Россию.

- Со следующим караваном! Русским сейчас еще тяжелее, чем тогда, когда я пошел в первый рейс... Денег я им дать не могу. Пушку мне для них не построить. Так я помогу им делом!

И клерк, выписывая ему аванс за будущий рейс, сказал, как и тогда, при первой встрече:

- Только ненормальные могут идти сейчас в Россию...

- Что вам угодно, мистер?

- Этого хватит.

- А наша Америка держится на ненормальных,- ответил Брэнгвин серьезно. - Вы все, слишком нормальные, даже президента Рузвельта считаете ненормальным... Ты потише, приятель, а то я сдую тебя в форточку!

За рулем машины он проскочил по улицам города. Сразу вырвался на центральную полосу автострады, которая была создана только для таких горячих голов, как его голова. Америка, его любимая Америка, теперь неслась перед ним, вытянутая от скорости в узкую, стремительную ленту, будто сшитую из ярких цветных лоскутьев. Относились назад, пропадая, фермы, коттеджи, щиты реклам, мосты и акведуки... Нужна была разрядка тому напряжению, в каком ему пришлось жить недавно!

Он до изнеможения вел машину на пределе, потом устал. Сбавив скорость, переехал на крайнюю полосу...

Тут выяснилось, что нежность сердца приобретается только в замедленном движении, близком к волшебному покою. И ему вдруг захотелось повидать мать. Ведь он так редко вспоминал о ней, но душой всегда чувствовал, что она-то помнит о нем постоянно... Эта мысль ему понравилась, и Брэнгвин - через весь континент! - повел машину к дому своего детства.

"Где он, мой дом? - размышлял печально.- А что сказать матери? Ладно, она сама найдет первые слова..." Он ей сознается, что, когда ему стало однажды в океане очень кисло, тогда он поклялся себе, что вернется... "Как у Тебя дела?" - "Ничего, мама, дела идут хорошо... Не надо ли тебе денег, мама? Я тут привез тебе немного... возьми!" И тогда мать заплачет. И.., может, он тоже заплачет.

Красивая девица подняла руку на перекрестке:

- Хэлло, парень! Ты меня подвезешь?

В дороге она полезла к нему с поцелуями, и к матери он так и не попал. В пьяном угаре разбил свою машину, прогулял с красоткой все деньги (теперь они казались ему легкими деньгами), и осенью его опять закачало и понесло вдаль по зыбким, ненадежным водам...


С грустью смотрел Брэнгвин, как пропадает за сеткой дождя берег его богатой и шумной родины. "Ты прости меня, мама... Черт его разберет, как это получилось, но опять нам не пришлось повидаться". Осенний океан - в предзимье - ненастен. Он - страшен!

Брэнгвин погиб в числе прочих на караване PQ-18... Это был добропорядочный американец, не умевший сидеть сложа руки, когда другие дрались с фашизмом. Я не раз встречал подобных моему Брэнгвину, и я помню их белозубые улыбки, их сильные, трудовые ладони, расстегнутые на шеях цветные ковбойки, их желание понять нашу трудную русскую речь.


Если же верить английским источникам, то караван PQ-18 был отправлен в Россию "только напоказ - чтобы уменьшить гнев маршала Сталина"!


И ПРОШЛИ С БОЕМ

Хроника ТАСС (сентябрь 1942 года)

7 - За проявленную доблесть и мужество при доставке вобружёния из Англии и США Указом Президиума Верховного Совета СССР награждены орденами СССР 12 офицеров и матросов королевского военного и торгового флотов Великобритании.

9 - Личный представитель президента США Рузвельта Гарриман выступил в НьюЙорке с речью, в которой рассказал о своей поездке р СССР. "Русские не требуют, - сказал Гарриман, - чтобы с них сняли все бремя войны, а просят снять лишь достаточную часть бремени, чтобы конфликт был равномерно поделен между союзниками..."


Весь август контр-адмирал Фишер - сознательно или просто так - информировал Головко о проходе каравана на Мальту. Конечно, этот остров очень далек от Баренцева моря, но Арсений Григорьевич терпеливо слушал.

Потери англичан в этом конвое, составленном из авианосцев, линкоров и крейсеров, были столь велики, что можно было ужасаться. Прослушав информацию о бедственном положении на Мальте, вице-адмирал Головко не забывал напомнить Фишеру:

- А как обстоит дело с выходом каравана PQ-18?..

Со стороны Арктики на океан, в преддверии зимы, стал наступать, ломаясь в грохоте, мощный ледяной барьер. По ночам корабли, проходящие там, видели, как небо жемчужно разгорается над паковыми льдами; работа радиостанций перебивалась треском от разрядов полярных сияний,

В первые дни сентября британская миссия в городе Полярном проинформировала командование Северного флота: караван PQ-18, под вымпелом адмирала Бурнетта, вышел из Лох-Ю, и сейчас вокруг него собирается эскорт. Линейных сил в прикрытии нет, в конвое следует авианосец "Авенднир", предпочтение отдано миноносцам и корветам охраны. Англичане считали, что немцам уже все известно и надо ждать выхода в океан "Тирпица". Но "Тирпиц" уже был на консервации. Он не вышел! Вдоль побережья Норвегии сейчас на больших скоростях двигались германские крейсера "Хиппер" и "Кельн", из Нарвика спешил "карманный линкор" "Адмирал Шеер". Британская подлодка "Тайгрес", вышедшая недавно из Полярного, нарвалась на эту эскадру так неожиданно, что проходящие корабли чуть не своротили ей перископы.

"Тайгрес" выбросила торпеды безрезультатно.

Восьмого сентября британская миссия доложила, что караван PQ-18 производит дозаправку топлива в заливах Шпицбергена. А потом все началось...

Контр-адмирал Фишер, сказал Головко:

- Нам пустили первую кровь. Не авиация - подлодки. Теперь следует ожидать, что придут самолеты.

- Постараемся предупредить эти удары с воздуха - сказал Головко. - Наш флот нанесет превентивные бомбоудары по скоплению авиации противника. Хотя... вы знаете, контр-адмирал: эти бомбежки немецких аэродромов в Норвегии дорого обходятся нам по соображениям политическим. После каждого такого налета германские бомбардировщики взлетают в небо и начинают кидать бомбы на ярко освещенные города Швеции, приписывая все жертвы нейтральной страны действиям нашей авиации...

Тринадцатого сентября пришло известие о первых потерях. По сведениям британской миссии, немцы потопили 10 кораблей. 15 сентября над караваном продолжался воздушный бой. Немцы потеряли 7 торпедоносцев, англичане - 3 самолета, но корабли эскорта сумели спасти своих пилотов. Британская миссия внесла поправку: кажется, не 10, а лишь 2 транспорта потоплены противником.

- Один из них - ваш... это транспорт "Сталинград"!

В радиорубках Северного флота-настороженная тишина: берлинский диктор орет на весь мир о потоплении 19 судов в Баренцевом море... Удивительная путаница! Никак не разберешься, сколько же в действительности погибло кораблей.

- Этот конвой PQ-18,- говорит Головко, - мы не отдадим; флот будет драться за него... за каждый транспорт!

Британская миссия снова внесла поправку: потоплены немцами не 2 и не 10 кораблей, как было. указано выше, а все 13! Если эта цифра окончательная, то потери каравана внушительны еще до его подхода к советской зоне. Будем надеяться, что, может опять какая-то неувязка в британской информации...

Между тем мысли североморцев сейчас прикованы к той великой битве, которая начиналась возле стен Сталинграда. Было решено на флоте списывать на берег не больше семи человек с каждого корабля. В экипажах матросов быстро переодевали в гимнастерки, и отряды морской пехоты Северного флота уходили под Сталинград... Во главе одного из таких отрядов навсегда ушел и мой отец Савва Михайлович Пикуль - комиссар с Беломорской флотилии. Я не видел, как он ушел. Меня уже тогда закачало на палубах...

С тяжелым сердцем прослушав последние сводки Информбюро, в океан сейчас уходили кораблинавстречу PQ-18. Первыми ушли эсминцы "Сокрушительный" и "Гремящий"... Тогда пели:


Где враг ни появится, только б

найти нам его поскорей;

форсунки-на полный, и в топках

бушуют потоки огней.

Врывайтесь, торпеды, в глубины,

лети за снарядом снаряд,

пусть дремлют в пучине коварные мины-

"Гремящий" не знает преград...


С ними пропали в ненастье шторма "новики", о которых не сложено песен: "Куйбышев"... "Урицйий"... "Карл Либкнехт". Старые корпуса, старые машины. Но, поднатужась, дают хорошие узлы. Дерзко вступают в бой, ведя огонь с открытых площадок. При виде врага в "новиках" словно просыпается бесшабашная балтийская юность, и опять они становятся прежними молодыми "забияками"... Миноносцы скользят сейчас по воде-как бы затаенное видение славного прошлого русского флота! Волна идет с океана - крута... Она их бьет. Склоненные трубы отбрасывают за корму клочья рваного дыма.

Сталинград в огне. Океан - в огне. PQ-18 должен пройти!


Это случилось возле Канина Носа, где на распутье трех морских дорог началась беспощадная битва за корабли каравана. Штаб флота постоянно терял радиосвязь со своими эсминцами. Виной томудождь осколков, которые рвали антенны кораблей.

Битва у Канина Носа выявила предел того напряжения, на какое способен противник; она же выявила и всемогущую беспредельность наших возможностей. Никогда еще мы не испытывали такого натиска врага с воздуха, как в этой битве у Канина Носа.

Противник запускал свою торпедоносную авиацию в несколько эшелонов - волна за волною. Корабельные радиолокаторы не срабатывали, если цель шла в низком полете. Четырехмоторные махины летели на бреющем, готовые для низкого метания, и эскорт замечал противника лишь визуально, когда до него оставалось уже немного... Риск был невероятный!

На многих самолетах в моменты атаки отказывал механизм сбрасывания торпед. Гитлеровские пилоты, не в силах совладать с управлением, разбивались вместе с машинами о надстройки кораблей, корежа мачты, трубы и мостики. Исковерканные, пылающие зеленым огнем бензина, самолеты по инерции перекидывало через корабли, и только тогда торпеды взрывались, но уже вместе с пилотами, гробя в раскаленном облаке газа десятки людей на палубах эскорта... Одна волна самолетов ушла. Другая - пришла. Туча... Слева их 20... Справа 30... Заходят с кормы! С короткой палубы "Авенджера" взлетают, как мечи, острорылые "суордфиши". Их отгоняет в сторону свой же огонь...