Запесоцкий А. С. О роли интеллигенции в жизни страны

Вид материала

Документы

Содержание Из истории понятия интеллигенции Интеллигенты и «образованцы» в период постсоветского безвременья К сожалению, общественное сознание не всегда способно однозначно разделять интеллигентов и тех, кто себя за них выдает. Интеллигенты и власть: две модели взаимоотношений Что делать? Интеллигенция – это своего рода носитель культурного, духовно-нравственного кода нации и генератор будущего, творец нового.

Подобный материал:

• Тематическое планирование по литературе 9 класс, 370.4kb.
• Вариант 18. Роль интеллигенции в истории России Содержание, 456.4kb.
• Лекция Менталитет интеллигенции 40-х 50-х годов xix-го века. «Литературное обособление», 152.23kb.
• О медиаобразования в контексте глобализационных изменений, обмен мнениями и опытом, 55.44kb.
• Ная эпоха в истории нашей страны, ознаменованная значительными сдвигами в ее жизни,, 294.35kb.
• Страны, находящиеся на континенте в разрезе взаимоотношений с Россией. Не все страны, 43.73kb.
• Энергетика, экономика, кризис, 341.88kb.
• Е. В. Бакшутова социально-психологический анализ русской интеллигенции, 251.64kb.
• Распоряжением Кабинета Министров Республики Узбекистан (№133-ф от 02. 04. 1997 г.), 640.48kb.
• Литература. Тема: Роль книги в жизни человека и общества. Учебник литературы и работа, 37.31kb.

Профессор д.к.н. Запесоцкий А.С.


О РОЛИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В ЖИЗНИ СТРАНЫ^


В современном мире интеллигенция, представляющая образованную часть общества, призвана, как и прежде, играть ведущую роль в развитии культуры, науки, искусства, образования, воспитании подрастающего поколения, утверждении нравственных ценностей и идеалов. Из ее рядов выдвигаются общественные и государственные деятели, те, кто управляют государством, становятся властителями умов и душ людей. Но она рождает и отрицательные персонажи истории, творцов зла и отравителей душ, скрывающих за личиной интеллектуала бессовестность и циничное своекорыстие.
В российской жизни мы сталкиваемся с тем и другим.

В результате рыночной трансформации честные интеллигенты-труженики: врачи, учителя, инженеры, научные работники, деятели культуры и искусства утратили былой общественный статус, оказались в моральном и материальном отношении жертвами рыночных реформ. Постсоветское время вывело на авансцену нового героя: бессовестного ловкача-нувориша, единственная способность которого – в сговоре с чиновниками разворовывать государственную собственность и бюджет. Деньги практически официально стали мерилом успеха и человеческой значимости. В этой ситуации существенная часть «творческой интеллигенции» бросилась прислуживать новоявленным хозяевам жизни по принципу «чего изволите», дискредитируя само понятие интеллигентности. Власть сменилась, и многие из тех, кого относили к «властителям умов» и «инженерам человеческих душ» бросились ее обслуживать, не только приняв новые правила жизни, но и усердно навязывая их народу всем арсеналом своего ремесла. Такое поведение наш замечательный драматург В.Розов метко назвал «холуяжем».

В общественном сознании тем не менее не умерла память о многих представителях российской духовной культуры, честно, самоотверженно и неподкупно служивших на благо Родины и народа, а отнюдь не корысти ради. Отсюда – и устойчивость в употреблении сегодня словосочетания «настоящий интеллигент», и стремление учителей и библиотекарей, врачей и инженеров, юристов, ученых, деятелей культуры и искусства – сотен тысяч, миллионов образованных и порядочных россиян самых различных профессий быть достойными своих великих предков. В основе этого желания – естественные потребности людей, сформированные в ходе многовековой истории становления гуманизма, жить по совести а не по лжи, творить добро а не зло, проявлять сострадание, милосердие, альтруизм, заботиться о стариках и детях, беречь и развивать культуру.

Сегодня, когда интерес к российской интеллигенции снова возрождается, уместно задуматься: а есть ли у нее исторический шанс? Какую роль интеллигенция играет в настоящее время, какую роль может и должна играть? Способна ли она быть локомотивом культурного и социально-экономического развития страны, духовно-нравственным примером для соотечественников, «совестью нации», «генератором идей», «проводником по дороге в будущее»? Не остался ли от понятия российской интеллигенции лишь исторический миф, иллюзия и можно ли на нее распространить понятие элиты? – Поиск ответов на эти вопросы приходится начинать с осмысления истории феномена интеллигенции.


Из истории понятия интеллигенции


Интеллигенция – один из самых популярных и расплывчатых терминов как в науке, так и в общественной практике России. Не случайно ее называют «самым таинственным персонажем российской истории», который окружен «ореолом противоречивых мифов, гипотез, контроверз и плохо совместимых фактов»¹. Трудно найти в нашем отечестве категорию населения, на которую обрушивалось бы столько похвал и осуждения одновременно.

В начале ХХ века ряд маститых авторов – ученых, литераторов, философов весьма аргументировано отстаивал тезис о российской интеллигенции как уникальном, выдающемся явлении, восхищаясь ее гуманизмом и способностью к самопожертвованию. Другой, не менее авторитетный ряд интеллектуалов так же аргументировано обвинял ее в «отрыве от народа» и развращении населения «иностранной отравой»².

После революции 1917 года в среде самой интеллигенции широкое распространение получил тезис о ее виновности в социальной катастрофе, сгубившей прежнюю Россию, в развязывании гражданской войны. Историк и философ П.Б. Cтруве, например, утверждал: «Россию погубила безнациональность интеллигенции, единственный в мировой истории случай забвения национальной идеи мозгом нации»³. Интеллигенцию уподобляли «вздувшемуся пузырю на народном теле, оторванному от него и потерявшему всякое живое чувство действительности», указывали на ее политическое бессилие, неспособность изменить ход событий⁴. С другой стороны, в 1923 году широкую известность получило высказывание Максима Горького: «Русская интеллигенция – научная и рабочая – была, остается и еще долго будет единственной ломовой лошадью, запряженной в тяжкий воз истории России»⁵.

Интересно, что на нынешнем переломе отечественной истории дискуссия о судьбах и роли интеллигенции разгорелась не только с той же силой, но и с теми же аргументами. Нетрудно заметить, что позиции сторон в данном споре зависят от того, кого именно понимать под интеллигенцией.

Обществоведение советских времен определяло этот феномен как «социальную группу, состоящую из образованных людей, обладающих большой внутренней культурой и профессионально занимающихся умственным трудом»⁶. К моменту крушения системы такое толкование уже не устраивало специалистов. Однако единого, общепринятого определения интеллигенции не существует до сих пор. Весьма интересно понимание основных черт интеллигенции академиком Д.С. Лихачевым, изложенное в его письме «О русской интеллигенции» в 1993 году.⁷

Понятие это, по Лихачеву, – чисто русское. Ученый не убежден, что интеллигенцию следует считать социальной группой, слишком она разрознена и неоднородна. Интеллигентами могут быть дворяне, люди литературы и искусства, ученые, учителя, врачи, инженеры и др. Интеллигентностью способны обладать рабочие или, к примеру, поморские рыбаки. Вместе с тем ему было очевидно, что интеллигенции присущи вполне конкретные общие и типичные черты.

Из принятого в советское время определения у Д.С. Лихачева не вызывало возражения, что интеллигент – это образованный человек, обладающий большой внутренней культурой. Но им выделялись и черты, неведомые официальной советской науке. В первую очередь – свобода, понимаемая как независимость мысли при европейском образовании⁸. В России в условиях деспотизма такая свобода принимает черты «тайной», о которой писали и Пушкин, и Блок. Трудно и скрывать свои мысли, и открыто выражать их. Отсюда особое отвращение к деспотизму власти как специфическая черта интеллигенции: «Постоянное стремление к свободе существует там, где есть угроза свободе. Вот почему интеллигенция как интеллектуальная свободная часть общества существует в России и неизвестна на Западе, где угроза свободе для интеллектуальной части общества меньше»⁹. Свобода для интеллигента – это нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и своей мысли. Совесть по Лихачеву – это рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, но указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни¹⁰.

В середине 1990-х годов Санкт-Петербургский Гуманитарный университет профсоюзов провел цикл дискуссий с целью уточнения понятия интеллигенции.¹¹ В итоге было выработано определение: интеллигент – это образованный человек с обостренным чувством совестливости, обладающий к тому же интеллектуальной независимостью. В дальнейшем данные подходы к феномену интеллигенции были развиты в исследованиях ряда ученых, в том числе в монографии А.В. Соколова.¹².

При осмыслении происхождения интеллигенции вспоминается высказывание Н.А. Бердяева: «Присущая русскому народу свобода духа дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства»¹³. Российскому менталитету, в отличие от многих прочих, была присуща и еще сохранилась не столько утилитарная, прагматическая, сколько духовно-нравственная направленность. Справедливость, истина, вера, совесть, красота – универсалии, традиционно имеющие в русской культуре особое значение. И не случайно с момента своего зарождения российская интеллигенция стала выступать как носитель гражданского и национального самосознания. Оказалось, что ее интересы не связаны с личной выгодой. Известно, что интеллигенция – это не класс, не партия, не профессиональное объединение, у нее никогда не было писаного устава, иерархии, формальной организации. Однако, русская интеллигенция всегда имела свои собственные символы веры, идущую изнутри дисциплину и традиции. Это – одно из проявлений способности россиян действовать без подчинения какому-либо лицу, издающему декреты и налагающему на всех единую волю. Ведущий принцип интеллигенции – служение простому народу. Это не следует понимать буквально, как прислуживание, поскольку у нее всегда есть свой собственный взгляд на общественное благо. Вместе с тем, принципиально важно, что интеллигенция всегда была готова жертвовать личным благом ради блага народного, не желая взамен никакой награды, кроме сознания исполненного долга.

Отсюда и особая нравственная позиция интеллигенции, ее чувство гражданской и социальной ответственности, способность мучительно переживать протекающие в обществе процессы, а не замыкаться в границах собственного бытия. Отсюда – и представление о ней, как о разуме и совести нации.


Интеллигенты и «образованцы» в период постсоветского безвременья


В постперестроечный период авторитет интеллигенции резко упал. Советская интеллигенция шла в авангарде перестройки. Ее виднейшие представители требовали демократизации жизни страны и ухода КПСС с политической арены. На них общественное мнение и возложило моральную ответственность за развал СССР, «шоковую терапию», приватизацию государственной собственности, сокрушительный провал неолиберальных реформ.

Постсоветские десятилетия стали тяжелейшим испытанием для основной массы интеллигенции. Большая часть ее, поставленная в условия борьбы за выживание, тем не менее, не отказалась от выполнения своего долга перед народом, обществом и государством. Тысячи и тысячи врачей, педагогов, научных работников, служащих и др., невзирая на моральные переживания и бедственное материальное положение, трудились на благо страны.

Этого, к сожалению, нельзя сказать о значительной части столичных интеллектуалов, вступивших по сути дела в сговор с ельцинской властью и ее олигархами. Известно, что образованный человек, лишенный совести и независимости, являет собой социальный типаж, названный Солженицыным «образованцем»¹⁴. Именно «образованцы» льнут к власти и не брезгуют обслуживанием бизнеса даже в самых аморальных его проявлениях. Разумеется, они выдают себя за интеллигентов. Однако, сегодня мало кто назовет интеллигентами, к примеру, Константина Эрнста с его «Ночным дозором» и «Школой» или Никиту Михалкова, растерявшего талант художника в погоне за коммерческим успехом.

Подобные люди наносят огромный ущерб авторитету интеллигенции, принявшись при новом строе снова добиваться денег, власти и почестей. Они охотно поддержали неолиберальную идеологию Гайдара, отвергающую нравственность во имя выгоды, и приняли участие в строительстве нового криминального порядка, ибо почувствовали себя в нем даже более комфортно, чем при советской власти. Немало представителей этой группы превратились в ходе «лихих» 90-х годов в состоятельных, богатых людей. Конвертация их совести, их декларируемых демократических убеждений в материальные блага стала отличительной чертой данной публики.

К сожалению, общественное сознание не всегда способно однозначно разделять интеллигентов и тех, кто себя за них выдает. В результате деятельность «образованцев» часто служит основанием для критики интеллигенции. Примерами беспринципного и безнравственного поведения известных представителей творческой элиты многие называют события последнего времени в Союзе кинематографистов России, создание аморальных телепроектов, разворовывание ректорами некоторых вузов подведомственной собственности и распродажа бюджетных студенческих мест. Не менее дискредитируют интеллигенцию и написание учеными научных диссертаций на заказ, заказные кампании в прессе, псевдонаучные доводы в оправдание коррупции, атаки против российских академий наук, губительное реформирование системы образования, поддержка разрушающих облик Петербурга архитектурных проектов. Современные высокообразованные интеллектуалы в погоне за наживой создают растлевающие население псевдохудожественные произведения, допускают техногенные катастрофы, загрязняют окружающую среду, организуют поборы в медицине, принимают незаконные судебные решения и т.д.

Отвращение в народе вызывает и свойственное некоторым самозваным интеллигентам утрированное западничество, соединенное с неуважительным, а порой и откровенно пренебрежительным отношением к российской истории и культуре.

Несомненно, восстановление своего нравственного авторитета является одной из важнейших задач российской интеллигенции. В этой связи особое значение имеют уроки отечественной истории. И в первую очередь – опыт взаимоотношений интеллигенции со властью.


Интеллигенты и власть: две модели взаимоотношений


В дискуссиях по данной проблематике нередко встречается утверждение, что гражданская роль и польза для общества интеллигенции – в вечном оппонировании власти. На самом деле это не так. Ведь власть далеко не всегда неправа. Миссия интеллигенции – оппонировать не власти, а злу, в каком бы обличии оно не выступало. Интеллигент – это просвещенный человек, профессионал в своей области, способный быть нравственным примером поведения в любых, даже самых сложных жизненных обстоятельствах. Он не может быть безучастным к бедам и достижениям своего отечества.

В зависимости от поведения власти интеллигенция может как поддерживать ее, так и оппонировать ей. На практике известно всего два способа построения отношений интеллигенции с властью. Условно их можно назвать «моделью Сахарова» и «моделью Лихачева», хотя эти типы поведения имеют более глубокие исторические корни. Первый строится на бескомпромиссном конфликте с властью, когда негативные аспекты ее политики провозглашаются главными, центральными, если не единственными, и на них сосредотачивается все внимание. Власть воспринимается как враг и с нею ведется борьба. Второй тип поведения предполагает лояльность к власти и критику только неправильных ее действий. Тогда интеллигент выступает в роли доброжелательного советчика.

Сахаров и Лихачев весьма удобны для сравнения. Находясь в одних и тех же исторических обстоятельствах и являясь людьми близких убеждений, они тем не менее действовали по разному. При этом оба были признаны обществом фигурами исключительного масштаба и символами интеллигенции. Общественное сознание в годы перестройки поставило их имена в один ряд как двух великих ученых, выступавших в поддержку перемен и воспринимавшихся в широком смысле выразителями классической русской культуры.

Как известно, Андрей Дмитриевич Сахаров добился больших успехов в физике и был обласкан начальством, удостоен всех возможных наград и почестей за научный вклад в создание водородной бомбы. Затем по идейно-нравственным соображениям он порвал отношения с властью и перешел в ряды ее непримиримых критиков, диссидентов. Это было тем более необычно, что существенная часть диссидентов его времени занимала антисоветские позиции в силу причин практического свойства.

Скажем, Солженицын изначально в «официальную» оппозицию не стремился. Его конфронтация оказалась вынужденной, обусловленной логикой литературного творчества. Под влиянием внутренней потребности он создавал художественные произведения, которые власть не смогла принять, и был вытолкнут ею в оппозицию. С Александром Зиновьевым то же произошло на почве его научной деятельности в сфере философии – в идеологической по сути сфере.

В тот же период невольно инакомыслящими стали в глазах общественного мнения, к примеру, Иосиф Бродский и Мстислав Ростропович. Ростропович и Вишневская ощущали себя творческими личностями мирового масштаба и хотели вести соответствующий образ жизни, ориентируясь на практику, сложившуюся на Западе. А советские власти им этого не позволяли, из-за чего и разгорелся конфликт. Бродский же вообще не интересовался властью и политикой. Он писал стихи и был человеком «не от мира сего». Чиновникам в силу общей малокультурности это было непонятно, чуждо и казалось опасным, в результате чего один из талантливейших поэтов ХХ века был объявлен тунеядцем, подвергнут нелепому и аморальному судилищу и насильственно выдворен из страны.

Наряду с названными фигурами существовала и группа «профессиональных диссидентов», не обязательно получивших известность в избранных профессиях, но превративших в профессию политическое противостояние власти. Синявский, Буковский, Новодворская – вот фигуры, типичные для данного ряда. Систематическая поддержка их деятельности Западом и отсутствие известных профессиональных успехов помогали властям в СССР представлять их в глазах общества «агентами врага», своего рода «содержанками Запада».

Сахаров же был личностью иного рода. Участие в создании ядерного оружия позволяло считать его защитником Родины. В отличие от многих других «инакомыслящих», он не мог извлечь для себя какую-то личную пользу, выгоду от переезда на Запад: носитель оборонных технологических секретов, он ни при каких обстоятельствах не мог там оказаться. К тому же, его профессиональная реализация не предполагала конфликта с властью, напротив, всячески ею поддерживалась. Андрей Сахаров стал «узником совести» в чистом виде, великим узником совести. С Сахаровым можно было не соглашаться по сути его претензий к власти, ему можно было не симпатизировать, но действия по зову совести обусловили его громадный нравственный авторитет.

Разумеется, диссидентское движение было весьма разнородным, и его в принципе неправомерно отождествлять с деятельностью интеллигенции. Академик Сахаров же продолжил именно ее традиции. В этом смысле уместно сопоставлять его поступки с Радищевым, декабристами, Герценым, Чернышевским. Большую пищу для размышлений представляет сравнение Сахарова и с такими феноменами отечественной истории как народовольцы и марксисты (в особенности – Плеханов, Ленин).

Традиция открытого противостояния власти, возрожденная Сахаровым, в двадцатые годы прерывалась в силу физического уничтожения огромной части интеллигенции. Об этом замечательно пишет Д.С. Лихачев: «Русская интеллигенция в целом выдержала испытание нашим «смутным» временем. <…> Мужество русской интеллигенции, десятки лет сохранявшей свои убеждения в условиях жесточайшего произвола идеологизированной советской власти и погибавшей в полной безвестности, меня поражало и поражает до сих пор. Преклоняюсь перед русской интеллигенцией старшего, уже ушедшего поколения. Она выдержала испытания красного террора, начавшегося не в 1936-м или 1937 г., а сразу же после пришествия к власти большевиков.»¹⁵. И еще: «Русская интеллигенция вступила в эпоху Красного октября закаленная в своем сопротивлении царскому правительству».¹⁶

Лихачев в 20-е годы не мог себя вести так, как Сахаров в 80-е. Конфликтность взаимоотношений Дмитрия Сергеевича с советской властью была заложена уже в самом факте его «классового» происхождения. Личность, сформированная старой русской культурой, Лихачев был наглядно выраженным «старорежимным» человеком, вышедшим из дореволюционной дворянско-интеллигентской среды и сохранившим верность ее духовно-нравственному кодексу. Но в сталинское время открытое противостояние власти означало превращение в «лагерную пыль». Он уцелел, изобретая и воплощая в повседневность свои формулы противостояния.

Д.С. Лихачев выступал в защиту культуры и природы. Даниил Гранин сравнивает Дмитрия Сергеевича с Сизифом, продолжающим толкать свой камень. И цитирует личные беседы, когда академик говорил ему: «Даже в случаях тупиковых, когда все глухо, когда Вас не слышат, будьте добры высказывать свое мнение. Не отмалчивайтесь, выступайте. Я заставляю себя выступать, чтобы прозвучал хотя бы один голос. Пусть люди знают, что кто-то протестует, что не все смирились»¹⁷.

В 1991 году, когда группа государственных деятелей Советского Союза ввела чрезвычайное положение, академик откликнулся резким протестом. 20 августа, во второй день ГКЧП, на Дворцовой площади, выступая перед 400-тысячной аудиторией, Д.С. Лихачев сказал: «Не поддавайтесь на лицемерие так называемых руководителей — руководителей заговора… Кто из захватчиков власти в прежние времена не клялся народу его интересами? Не верьте этому. Потому что интересы народа они могли защищать гораздо раньше. Они отвечали за положение в стране, у них и так была власть»¹⁸. Безусловно, такое выступление требовало мужества. Тогда никто не знал исхода борьбы за власть.

Существенно, что Дмитрий Сергеевич не воспринимался российским обществом как политик. Он никогда не стремился к власти. Влияние Лихачева, по сути, было влиянием именно нравственным. Современники отмечали, что его присутствие мешало идти на сделки со своими слабостями.

Характерно, что интеллигентная скромность быта была одной из важнейших черт стиля жизни академика: «Он не был аскетом, любил удобства, комфорт. Но не считал для себя возможным пользоваться этим, особенно в наше время. Скромная городская квартира, в которой он жил, тесная по современным понятиям для ученого мирового класса, была завалена книгами. Он принимал иностранных гостей со всего мира в маленьких комнатушках в Комарове… Стиль жизни Лихачева — вызов интеллигента всему обществу приобретателей»¹⁹, - отмечал Даниил Гранин.

Д.А. Гранину принадлежат и интереснейшие высказывания о «модели Лихачева»: «Дмитрий Сергеевич вел себя тихо, пока его мнение не имело для общества и для власти особого значения. Он работал, старался быть незаметным и беспокоился о собственной совести, о душе, желая максимально уклониться от любого, даже малейшего, участия в контактах с властью, тем более — от участия в ее неблаговидных делах. Спорить с властью, действовать публично на пользу общества Лихачев начал практически сразу, как только получил достаточный общественный статус, как только почувствовал свой вес, понял, что с ним стали считаться… А это означает, что перед каждым новым поколением порядочных людей и перед каждым порядочным человеком в отдельности снова и снова будут вставать те же вопросы, примеры решения которых нам дал своею жизнью Дмитрий Сергеевич Лихачев»²⁰.

Оба выдающихся россиянина, Лихачев и Сахаров, по-своему выполняли одну и ту же функцию интеллигенции — нравственного противостояния злу.


Что делать?


Какая модель поведения является более целесообразной, полезной обществу, более интеллигентной: Сахарова или Лихачева? По мнению Даниила Гранина, имеют право на существование и нужны обе. Писателю принадлежат весьма интересные размышления на эту тему: «Художники старались как-то гуманизировать власть, делать ее более человечной. Такое стремление было, допустим, и у Державина, да и у Пушкина. Да и мы тоже стараемся. Вот я был членом Президентского совета, меня Ельцин пригласил. Мы тоже старались, объясняли ему. Но власть все равно считает, что она лучше знает, как править и что будет лучше для народа, а мы, интеллигенция, своими советами только мешаем ей. У власти всегда было пренебрежительное отношение к интеллигенции: она и гнилая, и путается под ногами. <…> Гете был тайный советник в Веймаре, при маленьком дворе. У Эккермана в «Разговорах с Гете» есть замечательная сцена: идут Гете и Бетховен, беседуют. Навстречу им императорская фамилия. Гете отошел в сторону и поклонился, а Бетховен двинулся в самую гущу сановной толпы. Поведение Бетховена мне всегда было симпатичнее. Но у Гете была своя правда. Он старался что-то сделать и многого добился. Так что у меня отношение к власти такое: с властью приходится считаться, власть иногда хочется и убеждать и в чем-то поправлять. Это редко дает результаты, но все-таки иногда дает… Я не конфликтный человек, я писатель, а это главное. Либо надо конфликтовать, превратиться в диссидента, либо писать и работать. Но душа все-таки не может мириться с глупостями, безобразием, гадостями, с враньем, иногда душа возмущается»²¹.

С одной стороны, проблема личности и власти – это проблема не только интеллигенции, но и всех порядочных людей, которые нетерпимы не к власти как таковой, а к несправедливости, исходящей от власти. С другой стороны, традиционный конфликт между интеллигенцией и властью имеет глубинную природу: «В 30-е годы, -отмечает Д.Гранин,- Мандельштам написал такие строчки: «Власть отвратительна как руки брадобрея». Сегодняшней молодежи это трудно понять. А в то время процедура бритья содержала ныне исчезнувшие, но при старой технологии не совсем приятные моменты: стремясь выбрить клиента как можно чище, брадобрей мог взять его за нос, оттянуть щеку или залезть пальцами в рот. Делалось это во имя клиента, но… отвратительно. Вот так и с властью. Власть невозможна без насилия и уже этим отвратительна. Отвратительна и неизбежна. Интеллигенция чувствует это лучше, чем кто-либо. Отсюда и противостояние»²².

Поскольку власть необходима и неизбежна, в условиях авторитарности прямая и открытая конфронтация с ней имеет смысл только в особых случаях – как крайняя форма протеста. Такова российская традиция, уроки отечественного опыта. Задача интеллигенции решается не столько в прямом и открытом противостоянии с властью, сколько в повседневной систематической деятельности в пользу повышения нравственности, гуманизации власти и общества.

В этой связи характерно высказывание Лихачева, датированное июнем 1994 года: «Демократия без нравственности — абсурд. Переходный период, который всегда во всех странах несет в себе некоторую хаотичность, требует от людей государственных высокой и очень чуткой нравственности. Административная мораль — вот чего нам не хватает после семидесяти пяти лет систематического нарушения нравственных норм. <…> А в безнравственном обществе никакие экономические законы не действуют. И все распоряжения гаснут. Распоряжения президента, правительства не выполняются безнравственными людьми»²³.

Видимо, естественная для творческой интеллигенции сфера деятельности – это не политика, госслужба, осуществление властных полномочий и т.д., а культура (в широком смысле) и мораль. Особая зона ее ответственности – национальное самосознание и его нравственные аспекты.

И все же настоящие интеллигенты встречаются и в среде чиновников. И это – возможно, одно из самых удивительных проявлений феномена интеллигенции. Вопреки сложившемуся корпоративному менталитету чиновничества, интеллигенты работают едва ли не в каждом ведомстве. Они выделяются манерой поведения, сосредоточенностью на деле, на реальных интересах государства и профессиональной компетентностью. Как «старые специалисты» в большевистских наркоматах после 1917 г., эти интеллигенты обеспечивают профессиональное функционирование органов государственной власти.

В теории общественного развития регуляторы жизни социума подразделяются на жесткие и мягкие. Жесткие – это закон и меры по обеспечению его соблюдения. Мягкие – общественное мнение, мораль, нравственность, неформальная деятельность по поддержанию системы ценностей как фундамента общественного развития. В этой связи интеллигенция может оппонировать не только власти, ее несправедливым действиям или бездействию, не только критиковать пороки той или иной социально-экономической системы, не только бороться за утверждение в жизни общества и государства важнейших по ее мнению ценностей – объектом ее поддержки или протеста могут быть самые разные социальные институты, конкретные предприятия, граждане, проекты, концепции, идеи, образцы поведения, поступки и т.д.

Интеллигенция – это своего рода носитель культурного, духовно-нравственного кода нации и генератор будущего, творец нового. В этой связи интеллигенция в России выступает в роли неформального социального института, дающего оценку новациям. Как известно, новое и общезначимое являются диалектически взаимосвязанными противоположностями.²⁴ Если какое-то явление является по-настоящему новым, оно не может мгновенно быть признано сразу всем обществом. Первоначально оно отвергается существенной частью граждан и постепенно утверждает себя в ходе апробации, борьбы за общественное мнение. Когда же борьба за утверждение нового завершается, новое становится общезначимым, но перестает быть новым.

В культуре всегда закладываются различные ростки для будущего. Они могут быть незаметны современникам, не попадать в фокус их внимания, не восприниматься ими, но составляют особый пласт культуры. По мнению эстонского академика советского времени Г.И. Наана, в обществе должно быть, как в организме, два механизма. Один механизм, который воспроизводит социальную жизнь и определяет устойчивость, охраняет уже сложившиеся нормы – это бюрократия. Механизм, который обеспечивает развитие, движение вперед, заготавливает программы будущей жизнедеятельности – это интеллигенция. И всегда между ними есть борьба. По функциям они разделены.²⁵

В современном российском обществе бюрократия, слившись с новоявленным предпринимательским классом, нередко разрушает, дестабилизирует социальную жизнь и навязывает стране неприемлемые нормы. В этой связи на интеллигенцию ложится и функция оценки новаций, предпринимаемых властью.

Разумеется, ключ к пониманию феномена российской интеллигенции лежит в истории его формирования. Симптоматичен миф о русском происхождении слова «интеллигенция», авторство которого обычно приписывают писателю П.Д. Боборыкину (1836-1921 г.г.). На самом деле римлянин Боэций (480-524) в «Утешении философией» называл этим термином общественный разум и высший способ познания. Фридрих Шеллинг (1775-1854) и Георг Гегель (1770-1831) трактовали его как высший разум, самосознание народа, дух народа. Но ни Древний Рим, ни современная Европа не сформировали интеллигенцию как социальный тип личности. Оказывается, что это зарубежное слово было «присвоено» российской культурой, только в ней обрело особенный смысл, особое значение.

Современная культурология выделяет в историческом развитии типы категорий, посредством которых выражены определения человека как субъекта деятельности, структуры его общения, его отношения к другим людям и обществу, целям и ценностям человеческой жизни. Исследователи называют их универсалиями культуры (добро, зло, красота, вера, надежда, долг, совесть, честь, справедливость, свобода и т.д.). Подобные универсалии играют роль фундамента человеческого сознания в каждую конкретную историческую эпоху. Взаимосвязь универсалий образует мировоззрение эпохи, вводит шкалу ценностей, принятую в том или ином типе культуры, порождает эмоциональное отношение человека к различным явлениям реальности. Универсалии обеспечивают «рубрикацию» исторически изменчивого социального опыта, его «упаковку» и трансляцию от поколения к поколению в процессе культурной преемственности.

По всей видимости, понятие «интеллигенция» стало одной из универсалий российской культуры, отражая многовековую потребность нашего общества в этическом идеале личности – нравственном интеллектуале, образованном и творческом человеке с обостренным чувством совести. Этим определяется и роль российской интеллигенции, и ее судьба. Будущее российской культуры, российского этноса накрепко связано с будущим этого феномена.

Невозможно перечислить всех современных выдающихся интеллигентов – мыслителей, деятелей науки, литературы, искусства и других творческих профессий. Их знает и любит народ независимо от того, удостоены ли они вниманием и наградами власти. Их заслуги признает мировая общественность.

За пределами СССР одним из самых влиятельных и мужественных российских интеллигентов советского и постсоветского периода воспринимался, по-видимому, Александр Солженицын. По мнению «Вашингтон Пост», он был «титаном из прошедших времен, презиравшим границы человеческих возможностей и природных сил. Он жил в мире этических максим, непоколебимых ценностей, духовной дисциплины и жертвенной преданности».²⁶ Английская «Файненшэл Таймс», в свою очередь, писала, что «западный мир прославил его и наградил Нобелевской премией по литературе, а многие в родной России объявили его предателем. Однако, столь же жестоко, как и жестокость и коррупцию своей родной страны, Солженицын критиковал Запад, где прожил двадцать лет, за материализм и развращенность. Вспомним, что в 1987 году, в самый разгар «холодной войны», в своем знаменитом обращении к Гарвардскому университету он выступил против разрушительной и безответственной свободы жизни на Западе, в том числе – против чрезмерного и обременяющего потока информации из СМИ; он отверг любые идеи о насаждении западной модели в России вместо коммунизма.²⁷

Интересно, что на родине отношение к Солженицыну-интеллигенту было более сдержанным, нежели к Лихачеву. Некоторых видных единомышленников писателя смущало его мессианство, проявившееся, по их мнению, в выборе маршрута поездки при возвращении в Москву – через Владивосток, и в общей стилистике обращений к согражданам того времени (типичное - «Как нам обустроить Россию»). В то же время, горячий отклик современников вызывал его призыв: «жить не по лжи».

В числе ярких примеров выдающихся интеллигентов, служивших своему народу, назову Д.Шостаковича и Н.И.Вавилова. Это – реальные гении, центральные фигуры своей эпохи. Их деятельность, протекавшая в непрерывном соприкосновении с властью, еще ждет своих объективных исследователей. В то же время рядом с ними делали свое дело сотни тысяч менее известных, но не менее подлинных интеллигентов: учили студентов, лечили детей и стариков, проектировали оборудование, совершали научные открытия. Все они, как носители совести, порядочности, гражданственности, патриотизма, во многом могут быть примерами для новых поколений россиян.

Следует отметить и существование мнения об исторической обреченности интеллигенции на исчезновение. Несколько лет назад весьма масштабное социологическое исследование «состояния умов» интеллигенции было предпринято одним из московских агентств по заказу верхов. Последние интересовались протестным политическим потенциалом людей умственного труда и по итогам исследования списали интеллигенцию « со счетов» современного общественного развития. К такому же выводу подводит читателя, например, одна из самых интересных работ об интеллигенции последних десятилетий – статья Мераба Мамардашвили «Интеллигенция в современном обществе» ²⁸.

Философ обращает в ней внимание на сумму существенных перемен в духовном производстве, обуславливающих изменение положения интеллигенции в современном обществе. К наиболее существенному из них он относит радикальную трансформацию рыночной экономики, переставшей быть свободной игрой экономических сил и интересов. Государственно-монополистический капитализм породил «индустрию сознания» - системное управление поведением человеческих масс через сознание. В новой структуре общественного производства люди умственного труда теряют независимость и становятся «винтиками» системы. Изменяются и социальные механизмы культуры. В этой новой ситуации интеллигенции в ее классическом понимании просто нет места. По Мамардашвили, теперь современный интеллигент занимает в социальной структуре общества место, аналогичное в ряде отношений вчерашнему рабочему.

Однако, современная российская гуманитарная мысль, вопреки экономическому детерминизму прошлого, находит немало оснований для человеческой деятельности помимо личной выгоды и рыночной целесообразности. И в этой связи положение интеллигенции выглядит не столь безнадежным.

Конечно, в последние 15-20 лет интеллигенция была отодвинута на задворки общественного развития, пребывала в растерянности. Однако, в настоящее время наблюдается заметный рост ее гражданской активности. Особую тревогу интеллигенции вызывают коррупция, неэффективность отечественной экономики и государственного управления, провал реформ и проектов, затеянных властью в последние годы, расшатывание нравственных устоев общества средствами массовой информации, алкоголизм, наркомания, демографическая катастрофа, - все то, что в сумме может быть названо деградацией нации. Эта обеспокоенность не имеет политической ангажированности. Видные деятели науки, культуры, искусства, образования практически непрерывно обращаются к руководству страны с призывами изменить курс. Они делают это прямо или через СМИ, анализируя положение дел в обществе и сферах своей профессиональной деятельности и предлагая меры по устранению постигших страну бед.

Власть либо не реагирует на эту активность, либо отвечает популистскими акциями, освещаемыми СМИ. Возможно, в настоящее время Россия находится в начале нового витка противостояния между интеллигенцией и властью. Что же следует делать интеллигенции в этой ситуации? – Видимо, то же, что и обычно – выполнять свой гражданский долг, в меру возможностей и разумения служить добру и благу своего народа.