Государственная семейная политика – зло или благо?
| Вид материала | Закон |
СодержаниеНаучен ли "методологический атеизм"? Научен ли "методологический атеизм"? Богоборчество ленинизма |
- Примерная тематика рефератов по курсу, 23.08kb.
- Октябрь 1917-благо или зло?, 284.22kb.
- Государственная семейная политика как условие устойчивого развития и обеспечения национальной, 569.21kb.
- Интернет – мировое зло или всеобщее благо? Нужен ли интернет для детей?, 68.31kb.
- Лекция №3, 28.68kb.
- Л. С. Вечер «государственная кадровая политика и государственная служба» практикум, 4473.46kb.
- Российский государственный социальный университет Национальный общественный комитет, 189.64kb.
- Книга седьмая, 481.1kb.
- Семейная политика: принципы формирования и реализации, 1111.04kb.
- Нравственные проблемы, 923.68kb.
НАУЧЕН ЛИ "МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АТЕИЗМ"?
28-29 октября в Российской академии государственной службы при Президенте РФ прошла конференция "Философско-методологические проблемы изучения религии", организованная кафедрой религиоведения РАГС совместно с Институтом философии РАН. Центральной темой конференции стало выяснение тех философских предпосылок и методологических принципов, на которых должно основываться научное изучение религии в условиях утраты материалистической доктриной "монополии на истину". Состоялась интересная научная дискуссия между учеными, продолжающими придерживаться материалистических, атеистических убеждений и исследователями, предполагающими, что вера в Бога не препятствует научному, объективному изучению религии.
Публикуемый материал содержит некоторые основные идеи доклада, с которым автор выступил на конференции, попытавшись в рамках строго научного рассуждения показать, что атеизм сам не выдерживает той критики, которой он подвергает религиозную мысль.
Научен ли "методологический атеизм"?
 |
При обсуждении первого вопроса представляется нелишним вспомнить, как разрешался вопрос об "онтологическом статусе" религии и о принципах ее изучения в марксистской философии. Это небезынтересно прежде всего ввиду предельной четкости и открытости соответствующих формулировок и логической однозначности делаемых выводов. (Не вступая в обсуждение истинности основополагающих философских аксиом марксизма, мы "от противного" можем сравнивать определенность его позиций с нынешним положением дел в науке о религии, где, как правило, вообще ничего "метафизического" не постулируется).
Итак, марксистская философия своим краеугольным камнем провозглашала ответ на "основной вопрос философии", заключавшийся в утверждении о первенстве материального над идеальным. Очевидно, что понятие Бога несовместимо с вторичностью его природы. Значит, в переводе на язык науки о религии это утверждение означает "Бога нет". Напомним, что в диалектическом материализме "основной вопрос философии" занимал примерно такое же место, как постулаты в евклидовой геометрии. Это была исходная аксиома, основываясь на которой строилась вся философская система. Таким образом, несмотря на все рассуждения о том, что вопрос о существовании или несуществовании Бога марксизм, якобы не претендовал разрешать как не относящийся к области науки, исходная аксиома диалектического материализма решает совершенно однозначным образом.
Если Бога нет, следовательно нет и Его воздействия на мир, нет и Откровения, а, следовательно, религия является продуктом человеческого сознания, в который "извне", сверхъестественным путем ничего не прибавлено. По словам Ф. Энгельса, "всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни - отражением, в котором земные силы принимают форму неземных".[2] Таким образом, онтологическая предпосылка предопределяет принцип объяснения всего изучаемого. Постулируется, что сознание человечества, человеческая культура и в частности религия является, используя термин термодинамики, "закрытой" или "замкнутой" системой и объяснение всем происходящим в ней феноменам следует находить исключительно внутри ее самой.
Отметим, что вне зависимости от истинности исходного утверждения (материя первична = Бога нет), данный подход способен давать достаточно правдоподобные и внутренне непротиворечивые объяснения, которые, однако, в случае ложности исходной посылки будут отличаться от подлинного объяснения.
Поясним сказанное на примере. Допустим, исследованию подвергается закрытый "черный ящик", из которого раздается музыка. Некий исследователь, не знающий о существовании радио и не наблюдающий ни проводов, ни иных источников, по которым звук может попадать внутрь ящика, станет рассматривать его как "замкнутую систему" и искать объяснения происхождения звуков, исходя из этого допущения. Он будет способен предложить вполне правдоподобные гипотезы, например, что внутри находится магнитофон или проигрыватель - а внутри-то может оказаться радиоприемник! Конечно, аналогия весьма несовершенна, но она, как мне кажется, позволяет увидеть главную идею. Исходная предпосылка об онтологической природе изучаемого феномена может оказаться ошибочной и отсечь как невозможное, правильное объяснение, но породить правдоподобные, но ложные объяснения, которые, как учит история науки, могут оказываться достаточно живучими. (Вспомним хотя бы птолемееву геоцентрическую систему).
Итак, определив природу религии с помощью недоказуемого, принимаемого на веру, как аксиома утверждения о том, что Бога нет, марксистская философия априорно отсекала все связанные с воздействием Бога на мир пути объяснения феноменов. Эта исходная посылка неизбежно придала всем последующим рассуждениям марксистов вероятностный, предположительный характер: они верны только если верно исходное утверждение.
Опасность, связанная с недоказуемым исходным допущением таится и в сменившем онтологический атеизм материализма "методологическом атеизме", предполагающем изучать и объяснять феномены, делая допущение о несуществовании Бога не в качестве онтологического утверждения, а в качестве методологического познавательного приема. Попробуем проанализировать "методологический атеизм" при помощи классической логики высказываний.
Используем для нашего дальнейшего рассуждения логический квадрат классической логики, соединяющий четыре вида высказываний.
Теологическое допущение относительно феноменов, наблюдаемых наукой, можно выразить в виде высказывания: "некоторые феномены представляют собой результат воздействия Бога на сотворенный мир" или в схематическом виде: "некоторые S есть P". Данное высказывание относится к виду частноутвердительных и может быть обозначено как SiP. Высказывание может быть истинным или ложным. С точки зрения методологического атеизма это высказывание не может быть принято в качестве истинного и, следовательно, считается ложным. Если высказывание ложно, то истинным является противоположное ему высказывание SeP: "все S не есть P". Это общеотрицательное высказывание соответствует исходному допущению методологического атеизма - "ни один феномен не представляет собой результат воздействия Бога на мир". Очевидно, что такое высказывание является недоказуемым уже хотя бы в силу невозможности полной индукции, т.е. исследования всех событий, когда-либо происходивших, происходящих и предстоящих произойти в будущем во Вселенной. Таким образом, вместо беспредпосылочности, отсутствия принимаемых на веру догм методологический атеизм привносит в изучение религии в качестве отправного пункта или основания для всех последующих умозаключений догмат или аксиому, гораздо более трудно доказуемые, чем противоположное высказывание. В самом деле, истинность частноутвердительного высказывания доказывается наличием хотя бы одного примера его соответствия действительности, истинность же общеотрицательного утверждения становится достоверной только при полной индукции.
Иногда высказывается мнение, что исследователи, опирающиеся на принцип "методологического атеизма" не отрицают воздействие Бога на мир, а игнорируют эту проблему, оставляют ее за рамками своего исследования т.е. якобы никак не высказываются по этому поводу. Но в данном случае попытка уклониться от высказывания в сущности тождественна отрицательному высказыванию. Объясняя некий феномен, например, возникновение христианства, ученый должен либо допустить либо отвергнуть возможность вмешательства Бога. В любом случае, в явном или неявном виде, соответствующее утвердительное или отрицательное высказывание не поддается устранению из рассуждений.
Для полноты картины отметим, что подпротивное (субконтрарное) высказывание "некоторые феномены не представляют собой результат воздействия Бога на мир" (SоP) является совместимым с исходным теологическим допущением, т.е. может считаться истинным и в случае, если некоторые другие феномены являются результатами Божественного воздействия (SiP).
Оговорим здесь и вариант, допустимый в рамках трехзначной вероятностной логики. Утверждения "некоторые S есть P" и "некоторые S, вероятно, есть P" по понятным причинам все равно оказываются отвергаемыми "методологическим атеизмом". Противоположным же им допущением, которое методологический атеизм способен принять, будет только то же самое "все S не есть P" (SeP), ибо вариант "все S, вероятно, не есть Р", допуская как равноправную возможность "некоторые S, вероятно, есть P", вносит тот самый элемент "гносеологической нечистоты", "гадательности" в последующее научное исследование, которого он так стремится избежать.
Таким образом, всякое высказывание о действительности, будь оно утвердительным или отрицательным, неустранимо содержит в себе высказывание о наличии или отсутствии воздействия Бога на мир. Поскольку последнее не может быть эмпирически доказанным или опровергнутым, все высказывания такого рода, в том числе на основе "методологического атеизма", гносеологически достоверны в равной мере, то есть содержат непроверяемое утверждение. С точки зрения наличия или отсутствия недоказуемых предпосылок "методологический атеизм" ничем не "научнее" его идеалистических и теологических альтернатив.
Предпримем теперь попытку оценить научность методологического атеизма, используя опыт поисков критерия демаркации научного знания в философии науки ХХ века. Выдвинутый логическими позитивистами критерий верифицируемости имеющих смысл высказываний оказался, как показала история философии, неэффективен для различения научных и ненаучных высказываний. Добавим, что в свете сказанного выше "экспериментальная проверка" "методологического атеизма" даже теоретически невозможна, ибо сколь угодно большое число подтверждающих его опытных фактов не дает окончательного доказательства. К. Поппером в качестве критерия демаркации была предложена фальсифицируемость, т.е. потенциальная способность научной теории быть опровергнутой. Хотя в дальнешем методология науки и выявила некоторые слабости фальсификационизма, представляется интересным рассмотреть под углом зрения попперовской концепции о фальсифицируемости научных теорий принцип "методологического атеизма". Данный принцип предполагает исследование объектов, a priori отвергающее возможность признания сверхъестественного. Может ли такая теоретическая установка быть фальсифицирована, т.е. может ли она столкнуться с эмпирическим фактом, доказывающим ее ложность? Очевидно, что нет. В случае, если принята установка объяснять все феномены без исключения, не допуская в объяснении сверхъестественного, никакой феномен или факт не убедит исследователя в существовании сверхъестественного.
Как констатирует М. Полани, "в естественных науках доказательство некоторого утверждения не может быть столь же строгим, как это принято в математике. Мы часто отказываемся принять доказательство, предлагаемое в качестве научного, в значительной мере потому, что по каким-то общим основаниям не хотим верить в доказываемое".[3] В рамках такой парадигмы даже чудо будет объяснено материалистически с помощью какой-нибудь гипотезы ad hoc, либо "отложено на будущее", как пока не поддающееся научному объяснению. Такая способность теорий справляться со всеми потенциально опровергающими ее фактами иногда именуется "иммунизацией от опровержения". Именно поэтому "методологический атеизм" следует признать теорией, не поддающейся эмпирическому опровержению.
Принципиальная неопровержимость теории или системы никак не может быть отнесена к числу ее научных достоинств. Можно вполне встать на точку зрения К. Поппера, что некоторая система может быть признана научной только если имеется возможность ее проверки, причем в виде ее потенциальной опровергаемости путем опыта. "Теория, не опровержимая никаким мыслимым событием, является ненаучной. Неопровержимость представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а ее порок".[4] Таким образом, помимо неустранимой онтологической погрешности, вносимой гипотетичным характером исходного допущения "методологического атеизма", о которой мы говорили ранее, он оказывается не выдерживающим испытание одним из важнейших критериев различения науки от не-науки - критерием фальсифицируемости. (Естественно, что не менее неопровержим и догматический теизм, объясняющий все события волей Бога, но он и не претендует на то, чтобы его признали единственно научным подходом).
В отношении сверхъестественного (Бога) и наличия/отсутствия Его воздействия на мир ни одна философская предпосылка - ни атеизм, ни теизм, ни агностицизм, в сущности, в данном вопросе сводящийся к атеизму (утверждая, что данное воздействие если и есть, то необнаружимо и мир может/должен быть объясняем без него - насколько вообще агностик может что-то объяснить) - не может по определению понятия "сверхъестественное" претендовать на абсолютную достоверность, на абсолютную истинность. Вслед за Поппером и античным мыслителем Ксенофаном, на слова которого он ссылается,[5] мы можем сказать, что в данном вопросе мы можем лишь случайно угадать истину, но даже угадав, не будем знать о том, что мы ее угадали, что наши взгляды совпали с объективной реальностью.
Поэтому ни одна философская предпосылка не может претендовать на большую истинность, на большую научность в сравнении и другими. Каждая из них должна помнить о том, что истина могла оказаться в альтернативном, отброшенном ею варианте (и материалист может предпринимать тщетные усилия объяснить земными причинами сверхъестественное явление, и теолог может увидеть свидетельство дела рук Божьих в том, что есть природный феномен). Единственным принципом науки может быть не безнадежный поиск достоверных философских предпосылок, а критический метод оценки конкурирующих теорий, основанных на разных предпосылках. Однако, задачей исследователя будет изучить всю совокупность следствий из конкурирующих теорий, выявить их содержательность, сравнительную объяснительную способность, сумму истинных и ложных следствий (истинное и ложное содержание) и на основании этого прийти к заключению о том, какая из теорий на данный момент является более удовлетворительной.
При этом требуется определенная интеллектуальная честность исследователя, требующая в случае расхождения теории и фактов не пытаться выйти из положения с помощью искусственно создаваемых объяснений ad hoc. Материалист не должен в случае встречи с необъяснимым уклоняться от признания, что в данном случае факт может фальсифицировать атеистическую предпосылку или что материалистическая теория не обладает необходимым объяснительным потенциалом. Напротив, теолог не должен поспешно и некритично находить свидетельства "чуда", там, где имеется земное объяснение феномена.
Отметим, что обращение к сверхъестественному, признание "как возможно истинного объяснения" факта его воздействия на мир в конкретной ситуации вовсе не является заведомо "иррациональным", "антинаучным". Напомним одну параллель из истории философии. Д. Юм, подвергнув критике принцип индукции в качестве источника несомненно достоверных знаний, пришел к выводу о том, что поскольку мы, хотя и не можем на основании прошлых событий с достоверностью судить о будущем, все же действуем, исходя из индуктивных предположений о будущих событиях, следовательно, наше мышление иррационально.
Возражая ему, К. Поппер указал, что хотя индукция, как и ничто другое, не может наделить нас абсолютно достоверным знанием, тем не менее, из всех возможных вариантов, выбор, основанный на прошлом опыте лучший, не потому, что абсолютно верный, а потому, что все другие хуже.[6] Рациональность состоит не в тщетной погоне за абсолютной истиной, а в выборе наиболее достоверного или наименее ложного из вариантов (теорий). В этом смысле в некоторых ситуациях допустимость сверхъестественного объяснения феномена как наилучшего на данный момент времени можно считать рациональным, более рациональным, чем изобретение надуманных и безосновательных гипотез по принципу "что угодно, лишь бы не чудо". (Аналогично афоризму о том, что демократия плоха, но все остальное еще хуже - и поэтому выбор ее как "наименьшего зла" вполне рационален). Это, конечно, не должно делать сверхъестественное объяснение абсолютным, не подлежащим в будущем пересмотру и новому осмыслению в рамках новой теории.
Учитывая, что только что высказанное соображение о "праве на существование" в научной гипотезе сверхъестественного объяснения феномена может вызвать огонь критики, считаю необходимым снова обратить внимание на следующую особенность наших рассуждений. Я не пытаюсь придать статус "научности" объяснению любого явления в мире формулой "на все воля Божья, так Богу угодно". Я настаиваю лишь на смягчении противоположного тезиса, в принципе, a priori выбрасывающего из сферы науки любое допущение бытия Бога и любое признание как возможного объяснения Его вмешательства; даже в тех случаях, когда такая гипотеза лучше или не хуже а-теистических интерпретирует факты и объясняет проблемы (Как пример для иллюстрации приведем следующее. Креационистская гипотеза происхождения жизни и разума гораздо более правдоподобна, чем эволюционные теории, рассказывающие о переборе неисчислимых триллионов случайных комбинаций элементов, породивших благоприятное сочетание для появления жизни. Это, однако, не означает, что допустив такую гипотезу в качестве вероятно истинной, наука, должна сделать ее догмой, запрещенной для проверок.).
Итак, свобода от философских предпосылок при изучении религии - вещь недостижимая. Другое дело, что эти предпосылки должны во-первых, ясно и честно формулироваться, во-вторых, должна признаваться их неабсолютность, возможность их критического переосмысления, на основании получаемых исходя из них следствий; в-третьих, развитию науки о религии будет способствовать конкуренция теорий, стимулирующая критические дискуссии, быть может, не продвигающие нас к более достоверной истине, но помогающие обнаружить ложные суждения и заблуждения и избавляться от них. А в этом и состоит единственно возможное продвижение к истине.
[1] В.И. Гараджа. Социология религии. М., 1996. С. 14-15.
[2] К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 20, с. 328.
[3] Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985. С. 289.
[4] К. Поппер. Предположения и опровержения. Рост научного знания// Логика и рост научного знания. М., 1985. С. 245.
[5] См. К. Поппер. Предположения и опровержения. Рост научного знания// Логика и рост научного знания. С. 343.
[6] См.: К.Р. Поппер. Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002. С. 31-36.
Михаил Шахов
20 / 11 / 03
БОГОБОРЧЕСТВО ЛЕНИНИЗМА
При всем разнообразии трактовок тема "Ленин и религия" рассматривалась слишком узко. Способствовала этому и деятельность самого Ленина, который призывал бороться с религией как с идеологией правящих классов, одурманивающей и закабаляющей простой народ; для чего необходимо изменить социальные условия, издавать антирелигиозную литературу и вести атеистическую пропаганду. Но истинное отношение Ленина к религии не вскрывалось вполне его критикой религиозной идеологии. Ленинский фанатический атеизм, яростную борьбу с религией невозможно свести к борьбе с тем социальным вредом, который, как считается в марксизме, приносит ошибочная, но исторически обусловленная форма идеологии - религия. Надо сразу сказать: Ленин боролся не с религией, а с Богом, существование Которого яростно отрицал.
Чтобы коснуться тайны отношения Ленина к религии, необходимо вспомнить гениального провидца Достоевского, который сумел вскрыть богоборческую интенцию в европейской культуре. Как художник, Достоевский не формулировал свои представления в законченных понятиях, но в "философии в образах" он предельно точен. Достоевский борется с материалистическими взглядами своих оппонентов, но при этом не считает их собственно материалистами. Сознание атеистов – персонажей его романов – двойственно: они нуждаются в Боге, чтобы Его отрицать.
Подобное можно увидеть в поведении Ленина. Он не мог упоминать о религии без проклятий, ибо был одержим потребностью паталогической хулы всего божественного: религия у него не иначе как "поповщина", "заигрывание с боженькой", "самая гнусная из вещей", "труположество", ибо «Всякая религиозная идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье с боженькой есть невыразимейшая мерзость... самая опасная мерзость, самая гнусная зараза». В подходе к различным историческим явлениям Ленин щеголял тем, что вскрывал во всем относительность и боролся со всякими представлениями об абсолютном. В этом был стержень его борьбы с духовностью. Но когда дело доходило до религии, Ленин отступал даже от "беспристрастной" марксистской методологии и впадал в неистовство и беснование. За этим кроется ощущение религиозной реальности как абсолютного врага. Здесь терпения Ленина не хватало даже на то, чтобы хотя бы для вида представить религию как нечто исторически обусловленное и преходящее.
Ленин в работе "Детская болезнь левизны в коммунизме" учил, что на компромисс нужно идти везде и во всем, кроме коммунистических целей. Он издевался над теми, кто не был способен на это. Но сам Ленин никогда не допускал компромисса с религией, ему никогда не приходило в голову хитрить с Богом, с Церковью, с религией. Сталин, будучи верным ленинцем во всем другом, все же допускал во время войны использование религии для сохранения власти на первом коммунистическом плацдарме. Маркс, хотя и любил говорить всякие гнусности о религии, все же делал попытки исторического подхода. Ленин же скатывался даже ниже уровня марксизма и был в восторге от самых пошлых антирелигиозных брошюрок и вульгарных критиков религии, вроде ядовитого и ернического Гельвеция.
Ленин боялся не только религиозной реальности, но и религиозных символов. Он не мог выносить самого упоминания Бога. Например, к "богоискательству" и "богостроительству" он был непримирим, хотя в этих учениях представления о реальном Боге отсутствовали, и можно было бы из них извлечь "революционную" пользу в атеистической пропаганде. То, что Ленин органически не мог заигрывать с религией и относился ко всему, с нею связанному, более чем серьезно, показывает, что для него уничтожение религии являлось главной целью коммунистического режима. При Ленине начались самые кровавые и массовые религиозные гонения за всю мировую историю.
Уже 1 мая 1919 года в документе, адресованном Дзержинскому, Ленин требует: «Необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады». 25 декабря 1919 года по поводу дня Николая Чудотворца, когда православные люди не могли работать, Ленин издает приказ: «Мириться с «Николой» глупо, надо поставить на ноги все чека, чтобы расстреливать не явившихся на работу из-за «Николы»». В письме Молотову для членов Политбюро от 19 марта 1922 года Ленин настаивает на необходимости использовать массовый голод в стране и призывает коммунистических вождей в рамках кампании «изъятия ценностей» коварно разгромить Церковь, нанести религии сокрушительный удар, чтобы лишить последующие поколения верующих всякой воли к сопротивлению: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей». Ленин соглашается с тем, "что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут". Ленин призывает "дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий". Ленин убеждает своих соратников, что кампания «изъятия церковных ценностей» должна быть проведена "с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать".
Подобный людоедский пафос объясняется тем, что Церковь Ленин ненавидел еще больше, чем религиозную идеологию, так как Церковь – это жизнь в Боге. В ленинском отношении к Церкви чувствуется личная сатанинская злоба, инфернальная ненависть, которую он не способен удержать. Как только представилась возможность разгромить Церковь, Ленин забыл все свои теории о строгих законах истории, в утверждении которых Ленин-марксист противопоставлял себя народничеству. В практике своего отношения к религии Ленин впадает в полный волюнтаризм. Это не только плод лицемерия, а скорее результат двоемыслия, в котором скрывается двойственная природа марксизма-ленинизма. Ленин всегда объявлял себя законченным материалистом и атеистом, но является ли он действительно таковым?
Нет сомнений, что идеология ленинизма материалистична: первичность материи, представление о мире как о механизме, а о человеке как социально-биологической машине – части мировой саморазвивающейся машины. Но по своим задачам и по глубинной ориентированности ленинизм не мог быть материализмом. Логика законченного материализма не допускает каких-либо нормативов поведения, не содержит представлений о должном, так как человек как социально-биологическая машина не может иметь обязанностей перед мировой машиной. К идее Бога такой материализм должен был бы относиться, как к вредной ошибке, но она не может вызывать пафос маниакального отрицания или безудержную жажду хулы. Только обязанность богоборчества заставляет Ленина вести себя по отношению к миру так, будто в его основе лежит нематериальное начало. Отрицая существование Бога, Ленин боролся с Богом и Божественным, как с наиреальнейшей сущностью. Фанатический атеизм ленинского типа возможен только тогда, когда религию отрицают как вредное суеверие, но с Богом борются, как с абсолютно враждебной реальностью.
Однако есть и глубокая закономерность в том, что именно материализм является идеологией ленинизма. Ленинизм не материалистичен по мотивам и задачам, но идеологией ленинизма может быть только материализм. Хотя материализм по своей логике не может обосновать воинственности атеизма, а тем более пафоса богоборчества, он необходим как средство и конечная цель богоборчества. Такая позиция не может быть последовательной, ибо основана на самообмане, игре с самим собой, которая позволяет избежать прямого отрицания принципов, что логически неизбежно при материалистическом мировоззрении. Ленинизм не способен к критическому самоанализу, так как является философским и психологическим двоемыслием, описанным Оруэллом. Глубинной основой всякого двоемыслия является двоемыслие по отношению к Богу.
| |
| Большевики на Дону. Кощунства в церкви. Плакат Белого движения. 1918 г. |
Если в христианстве человек – участник обожения мира, достижения Божественного бытия, то скрытая цель ленинского атеизма – превращение человека в агента развоплощения, в источник небытия. Но это не просто воля "не быть", а стремление впасть в состояние, противоположное бытию, созданному Богом, и увлечь за собой весь мир. Чтобы человек был сотворцом Божиим, он должен обладать свободой и способностью к творчеству, ибо только путем творчества в Боге можно обожить мир. Чтобы быть проводником небытия, человеку нужно отказаться от свободы и способности творчества и детерминировать себя по отношению к внешним обстоятельствам. Противоположно тому, как христианин хочет жить в Боге - источнике свободы ("там, где Дух Господень, там свобода"), марксист-ленинист стремится жить в безличной необходимости, снимающей всякую ответственность за богоотступничество.
Смысл марксистко-ленинской идеологии раскрывается в ее отношении к истории, в формулировании роли человека в истории. Ленин рассматривал человека как производное производственных отношений. Это означает, что у всех людей одной эпохи общая сущность вне зависимости от индивидуального своеобразия, что человек жестко детерминирован окружающей средой. Но над этой средой стоит партия, которая управляет ею ("для партии нет ничего невозможного"), следовательно, управляет и человеком. Ибо предельная одержимость богоборчеством освобождает от всех материалистических и атеистических «законов» и наделяет сатанинской свободой в небытии. Таким образом, атеистический материализм утверждает, что общество детерминировано законами материальной истории, но для того, чтобы партийные вожди имели бы свободу рук направлять эти "законы" в интересах богоборческого атеизма. Эту логику раскрыл еще Достоевский, который в анализе феномена нечаевщины в образе Шигалева предвосхитил будущее воплощение коммунизма. Шигалев "предлагает, в виде конечного разрешения вопроса, – разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем, и будут работать. Меры, предлагаемые автором для отнятия у девяти десятых человечества воли и переделки его в стадо, посредством перевоспитания целых поколений, – весьма замечательны, основаны на естественных данных и очень логичны". Эту железную логику всякого богоборчества Россия и испытала на себе.
Достоевский страстно боролся с материалистическими теориями о том, что человека "заедает среда", но он не считал своих героев-революционеров материалистами. И не случайно назвал свой роман "Бесы". На материализме, не содержащем никакой этики, паразитирует бесовское богоборчество, которое не может выступить открыто, ибо самим фактом богоборчества признает Того, против Кого борется, – Бога.
Таким образом, ленинизм – диалектическое сочетание предельного атеизма с особого рода религиозным пафосом. Это - одержимость сатанизмом как тотальным богоборчеством. Ленинизм материалистичен по идеологии, но не по онтологии. Материализм и атеизм – это орудие борьбы с тем, что само по себе может существовать только за пределами этого мировоззрения. Цель и замысел ленинизма – построение предельно антихристианского общества, а скрытая конечная цель – небытие. Богоборчество – стержень и доминанта ленинизма. Но богоборчество требует разрушения мироздания как Божьего творения и уничтожения образа и подобия Божьего в человеке. Отсюда беспрецедентные в мировой истории разрушения и геноцид при режиме марксизма-ленинизма. Таким образом, все без исключения части марксистско-ленинского учения подчинены главной цели - достижения адского царства на земле, описывают различные этапы на пути к ней и методологию борьбы во имя ее.
Виктор Аксючиц