Изменение социальной структуры населения дальнего востока ссср: 1923-1939 годы

Вид материала

Автореферат

Содержание Научный консультант Вербицкая Ольга Михайловна Леонов Сергей Викторович I. Общая характеристика работы Историография проблемы Социальная история Объект исследования — Предмет исследования — Хронологические рамки Территориальные рамки Источниковая база Статистические издания ЦСУ Партийные источники Методология и методика исследования. Научная новизна Практическая значимость Структура работы По теме диссертации опубликованы следующие работы

Подобный материал:

• Развитие легкой промышленности на юге дальнего востока СССР ( середина 1940-х середина, 447.72kb.
• Итоги социально-экономического развития Российской Федерации в 2000-2007 гг., 6111.41kb.
• А. И. Алексеев Изучение Дальнего Востока и Русской Америки в XIX веке, 247.73kb.
• Дальнего Востока Мы в ответе за тех, кого приручили, 49.06kb.
• Iv семинар вузов Сибири и Дальнего Востока по теплофизике и теплоэнергетике, 271.95kb.
• Тема: «Хозяйство Дальнего Востока», 81kb.
• История Российского Дальнего Востока XVII -xx вв.: учебное пособие, 227.61kb.
• Солнце в россии восходит с востока развитие страны следует начинать с Дальнего Востока, 714.29kb.
• Аннотация программы учебной дисциплины «Религии Дальнего Востока» Цель и задачи дисциплины, 26.76kb.
• Урок географии в 8 классе «Природные комплексы Дальнего Востока. Природные уникумы», 125.73kb.

На правах рукописи

ГОЛОВИН Сергей Александрович

ИЗМЕНЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ НАСЕЛЕНИЯ

ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА СССР: 1923–1939 годы


Специальность 07.00.02 — Отечественная история


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук


МОСКВА

2008


Работа выполнена на кафедре новейшей отечественной истории исторического факультета Московского педагогического государственного университета

Научный консультант:	доктор исторических наук, профессор Щагин Эрнст Михайлович
Официальные оппоненты:	доктор исторических наук, профессор Вербицкая Ольга Михайловна
	доктор исторических наук, профессор Наумов Николай Васильевич
	доктор исторических наук, профессор Леонов Сергей Викторович
Ведущая организация:	Рязанский государственный университет

Защита состоится «13» апреля 2009 г. в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.09 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119571, г. Москва, пр.Вернадского, 88, исторический факультет, ауд. 322.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992, г.Москва, ГСП–2, ул. Малая Пироговская, д. 1.


Автореферат диссертации разослан «___» ____________ 200… г.


Ученый секретарь диссертационного совета

Иванцова Н.Ф.


I. Общая характеристика работы

Актуальность исследования обусловлена несколькими факторами.

Во-первых, советский опыт государственного строительства (1917–1991 гг.), имеет не только российское, но и мировое значение. В основании советского общественного проекта лежало стремление всех коммунистических учений вырваться из рамок повторяющегося из поколения в поколение несправедливого, особенно с точки зрения социальных низов, общественного устройства и установить новый «справедливый» порядок, который со временем будет только улучшаться. Практика социальных изменений в советский период исторического развития России представлялась как процесс «...построения в СССР бесклассового общества и достижения полного социального равенства людей»¹.

В постсоветский период перестройки всей системы социальных отношений в нашей стране надо не только критически проанализировать социальные изменения в России после 1917 г., но и использовать позитивный опыт социальной политики советского государства. Решение данной научной задачи заключается в необходимости с позиций современности переосмыслить роль государства в ходе видоизменения социальной структуры населения, заново оценить необходимость и степень вмешательства государства в этот процесс (различные его аспекты).

Следует постоянно помнить, что строгий объективный подход к истории как к науке исключает недопустимые в историческом познании нравственно-этические оценки и использование при изучении прошлого характеристик «позитивно – негативно». Вместе с тем, перед историей как учебной дисциплиной стоит цель обеспечения преемственности между различными историческими поколениями. Поэтому необходимость формирования морально-этических норм у подрастающих поколений на их будущем жизненном пути, воспитание чувства патриотизма, определенные политические взгляды историка неизменно обусловливают определенную ценностную оценку любого исторического явления или деятеля. Данная дихотомия истории как науки и учебной дисциплины всегда накладывает свой отпечаток на любое историческое исследование.

Во-вторых, социальная структура выступает объектом исследования различных гуманитарных дисциплин — истории, социологии, демографии, философии. Различие между ними состоит в неодинаковых предметах исследования. В этом аспекте историческая ретроспектива социальной структуры конкретного общества, её институтов, взаимосвязи социальных и профессиональных групп населения и их взаимодействия с государством помогает реализовать междисциплинарный синтез, обеспеченный последними научными достижениями различных обществоведческих дисциплин. Социальная история, отчетливо отражающая взаимодействие различных обществоведческих дисциплин, воссоздаёт историческую реальность как изменчивую картину движения разнородных пластов — политических, экономических и социальных, каждый из которых имеет особые характеристики, темп и характер движения.

В рамках социальной истории реконструкция социальной структуры различных типов обществ предполагает исследование определенного исторического общества как самостоятельной системы в конкретный временной период, выявление типа социальной организации общества. Без учёта межпредметной связи между историей, социологией и демографией неосуществимо целостное воспроизведение социальной структуры. С позиций социальной истории социальная структура общества реконструируется в определенном хронологическом периоде своей эволюции.

В-третьих, злободневность изучения социальных перемен в обществе определяется множественностью подходов к трактовке понятий «социальная структура» и «социальный класс» вследствие наличия различных дифференцирующих и стратификационных критериев деления общественных систем. Одной из основополагающих категорий в современной теории социальной структуры является понятие «класс». Этот термин очень широко распространен в современном обществознании, но единство в его трактовке отсутствует. Он употребляется во множестве значений. Социальный класс предстает и как статистическая категория научного познания, и как реальное сообщество людей, и как синоним понятия «слой». Разнообразность дифференцирующих критериев, по которым возможно деление любого общества, обусловливают различные способы воспроизведения социальной структуры конкретного общества.

В-четвертых, в историческом аспекте при реконструкции конкретного типа социальной структуры всегда необходимо учитывать закон неравномерности экономического развития обществ, стран, регионов. Данная закономерность вытекает из природно-климатических особенностей обитания социальных групп и определяет неоднородность (гетерогенность) населения по различным характеристикам и признакам даже в рамках единого национального пространства. Советская социальная общность в 1920–1930-е гг. — это общество с высокой степенью неоднородности регионов: районы, находившиеся на уровне первобытного хозяйства (Крайний Север); феодальные сообщества Средней Азии и Закавказья (Казахстан, Киргизия и др.); индустриально развитые районы (европейская часть России, Урал). На такую многообразную экономическую дифференциацию накладывались различия в типе культуры и религии населения регионов СССР. Индустриальная модернизация в конце 1920-х – 1930-е гг., социальная и переселенческая политика государства в значительной степени оказывали влияние на изменение социальной структуры различных регионов страны.

Социальная структура населения в различных регионах идентична только в гомогенных (однородных) по составу жителей государствах. В гетерогенном обществе, в зависимости от природных, экономических и исторических особенностей, социальная структура отдельных территорий имеет характерные черты, присущие только ей. Дальний Восток России — именно такой регион, со своими специфическими природными, политическими, этническими, экономическими признаками, отразившимися на структуре населения.

Историография проблемы предполагает анализ различных методологических концепций исследования общества. Неоднозначность отображения социальной структуры общества связана с многообразием критериев, заложенных в основание дифференциации населения. При разграничении конкретных общественных систем на реальные социальные слои нет единой трактовки в определении понятий, границ и основ социальной дифференциации. Более того, мнения по данной проблеме многочисленны и нередко диаметрально противоположны. Среди многообразных подходов к осмыслению социальной структуры выделим взгляды К. Маркса, Ф. Энгельса, М. Вебера, В. Парето, Г. Моска, П. Сорокина.

В историографии рассматриваемой проблемы четко прослеживается три периода развития: 1920–1950-е гг., 1960–1980-е гг., конец 1980-х гг. — наши дни.

Формулируя основы плана построения будущего социалистического общества, В.И. Ленин связывал будущую победу социализма с процессом полной ликвидации классов в марксистском понимании термина «класс». В докладе «О проекте Конституции СССР» (1936) И.В. Сталин заявил, что с окончательной победой социализма в стране сформировались новые неантагонистические общественные классы — рабочий класс и крестьянство, а также новая советская интеллигенция.

Соответственно отечественные исследования социальной структуры советского общества развивались в рамках марксизма-ленинизма — господствующей идеологии советского политического режима, обосновывавшей необходимость и неизбежность построения в СССР социалистического общества. Идеологическая установка — доказать и пропагандировать качественное улучшение жизни трудящихся после установления советской власти, — наложила определенный отпечаток на результаты исследований. В отечественном обществоведении с 1930-х гг. утвердился определённый схематизм в освещении структуры советского общества, однозначность выводов и обобщений, так как в рамках принятой методологии изучение социальной структуры общества сводилось к изучению трех ее основных элементов.

Основным предметом исследования социальной структуры СССР в отечественной историографии советского периода выступает социально-экономическое положение индустриальных рабочих и различных слоев деревни, формирование новой советской интеллигенции, ликвидация частнособственнических слоев города и деревни. В исторических трудах советского времени рассматривается динамика численности и изменения в социальном составе фабрично-заводских рабочих, ликвидация безработицы, анализ положения различных социальных групп деревни в периоды нэпа и коллективизации; проблемы заработной платы, производительности труда, материального стимулирования и др.

Отдельное внимание, помимо изменений в среде индустриальных рабочих и крестьянства, в отечественной исторической науке советского периода уделялось вопросам источниковедения и историографии¹ рассматриваемой проблемы; структуре городских слоев (интеллигенции, служащих², нэпманской буржуазии³).

Первые классификации различных слоев индустриальных рабочих на основе количественных и качественных изменений в их составе в годы первой и второй пятилеток представлены в исследованиях Б.Л. Маркуса, А.М. Панкратовой, А.Г. Рашина и др.⁴.

Одна из основных исследовательских проблем в научной литературе о крестьянстве 1920-х гг. — характер и глубина социального расслоения в деревне; 1930-х гг. — различные аспекты коллективизации. Исследователи имущественного расслоения в доколхозной деревне А.И. Хрящева, А. Гайстер, Ю. Ларин и др.⁵ его причину усматривали в сущности крестьянского хозяйства, для которого свойственно и натуральное, и товарное производство. Крестьянство характеризовалось как сложный по своему социальному составу социальный класс, в котором наряду с батрацкими слоями были широко представлены бедняцкие, середняцкие и зажиточные группы, занятые в хозяйствах различного типа: государственных, общественных и частных.

С проведением динамической гнездовой переписи 1927 г. степень социального расслоения в доколхозной деревне стала определяться согласно стоимости основных средств производства. В этой связи особый интерес представляют работы одного из разработчиков новой программы такого рода переписей В.С. Немчинова¹.

Историки-аграрники неонароднической школы (А.Н. Челинцев, А.В.Чаянов, Н.П. Огановский, А.А. Рыбников и др.), в сравнении с официальной доктриной, по иному представляли социальную структуру российской деревни. На базе дореволюционных статистических данных А.В. Чаянов создал свою классификацию крестьянских хозяйств, противопоставив ее схеме «кулак – середняк – бедняк». Он выделил шесть типов хозяйств: капиталистические, полутрудовые, зажиточные семейно-трудовые, бедняцкие семейно-трудовые, полупролетарские, пролетарские. В основу своей более дифференцированной классификации А.В. Чаянов положил размер и демографический состав семьи, которые и определяли величину и зажиточность крестьянского хозяйства. Этот подход предполагал более выверенную и взвешенную государственную политику по отношению к каждому типу крестьянских хозяйств².

Неонароднический и марксистский взгляды на российское крестьянство различно понимали процессы дифференциации в среде крестьянства, и, как следствие, противоположно подходили к нему как к социальной категории.

Частичный отход от провозглашенной И.В. Сталиным трехчленной схемы структуры советского общества произошёл в 1960–1980-е гг. В эти годы отчетливо проявилась тенденция к созданию обобщающих работ по проблеме формирования социальной структуры СССР³. Содержащиеся в них выводы — «стирание классовых граней», «развитие социально-политического и идейного единства общества», «к полной социальной однородности общества», — обусловленные принятой в то время методологической концепцией, критически переосмыслены современной историографией.

Однако появление данных изданий положило начало разноплановой дискуссии по рассматриваемой проблеме (А.А. Амвросов, Ю.В. Арутюнян, Н.Я.Гущин, В.И. Лукина, Ю.А. Поляков, М.Н. Руткевич, В.С. Семенов, С.Л.Сенявский, О.И.Шкаратан и др.⁴).

В эти годы советское обществоведение сосредоточилось на проблеме изучения межгруппового деления общества на основе профессиональной дифференциации населения. В трудах 1960–1980-х гг. социально-профессиональная группа предстает первичным элементом социальной структуры советского общества. Ю.В. Арутюнян, О.В. Шкаратан, Л.А. Гордон, А.К.Назимова и др.¹ определяют пять «родовых характеристик» для систематизации профессий: соотношение исполнительских и организаторских функций; степень многообразия функций и интеллектуального напряжения; степень самоорганизации труда; сложность труда; социально-экономическая оценка работников, выполняющих труд данного вида. На основе данных характеристик была составлена классификация социально-профессиональных слоев советского общества, сложившихся к концу 1970–1980-е годов.

В обширном массиве подобных трудов выделяется работа В.Н. Шубкина², который в течение многих лет исследовал по единой методике степень престижа разных профессий у школьников и молодежи. Ю.Е. Волков³ предлагал использовать критерий объема власти как дифференцирующий фактор, и отмечал необходимость выделения особого слоя интеллигенции, для которого функция управления была профессией (профессиональных организаторов — представителей высших органов государственного управления, директоров крупных хозяйственных предприятий).

История рабочего движения и крестьянства в контексте развития промышленности и преобразования сельского хозяйства рассматриваемого периода нашла отражение в обобщающих трудах⁴ и работах Ю.В. Арутюняна, Ю.П. Бокарева, Л.И. Васькиной, А.И. Вдовина, М.А. Вылцана, В.П. Данилова, В.З. Дробижева, Н.А. Ивницкого, В.И. Кузьмина, А.М. Панфиловой, Ю.А.Полякова, В.М. Селунской, О.И. Шкаратана и др.⁵.

Для дальневосточной историографии советского периода характерна такая же тематика при освещении вопросов социальной структуры, как и для историографии федерального центра и европейских регионов СССР. В трудах и статьях Н.Б.Архипова, А.М. Брянского, П.Я. Дербера, Е. Жигадло, В.В.Ильинского, М.Светова, М.Л. Шера и др.¹, опубликованных в 1920-е гг., содержится разнообразный статистический материал. Ценность данных трудов заключается в наличие разнообразных программ исследования, недостаток — в несопоставимости сводных итогов. Например, при определении элементов социальной структуры дальневосточной деревни принимались различные исходные данные, в результате чего наблюдаются значительные расхождения в оценке классового расслоения крестьянства.

Началом исследования отдельных элементов социальной структуры Дальнего Востока в историческом аспекте стали 1960–1980-е годы. Здесь необходимо выделить обобщающие коллективные работы Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока², возглавляемым в те годы академиком А.И.Крушановым и монографию В.С. Флерова³ — комплексные исследования истории края рассматриваемого периода. В данных работах отражены темпы экономического развития региона в 1920–1930-е гг., реконструкция промышленности и транспорта, изменения в структуре населения городов, рабочих поселков и материального положения рабочих и крестьян, социальное расслоение в деревне, государственное строительство и другие аспекты формирования социальной структуры советского общества на Дальнем Востоке России.

Процесс промышленной реконструкции в крае и изменения в составе индустриальной рабочей силы в 1920–1930-е гг. представлены работами А.Больбух, И.И.Глущенко, Г.А. Докучаева, Э.В. Ермаковой, А.Т. Мандрик, Г.А.Унпелева⁴. В центре внимания исследователей социальной группы промышленных рабочих — источники и формы её формирования, количественные и качественные изменения в её структуре, культурно-технический уровень и трудовая активность индустриальных рабочих. Отдельно выделим фундаментальные труды, в которых различные слои населения Дальнего Востока РСФСР в 1920–1930-е гг. рассматриваются в аспекте деятельности партийных организаций края (В.Э. Войшнис)¹.

Особо отметим монографию Н.И. Платунова, в которой освещается переселенческая политика в СССР в рассматриваемый период. Н.А. Билим в аспекте проведения индустриализации и коллективизации исследовал миграционную политику государства на Дальнем Востоке².

История крестьянства Дальнего Востока 1920–1930-х гг. отражена в работах советского периода: А. Гончаренко, Б.В. Иванова, А.З. Морозова, Т.А.Лебединской, П.Х. Чаусова, А.Ф. Чичениной, Н.А. Шиндялова, Н.П.Шишко³. Крестьянство региона рассматривается в аспекте проведения коллективизации и деятельности партийных организаций в отдельных районах края; выделяются общие закономерности проведения политики коллективизации и региональная специфика данного процесса. К индивидуальным характеристикам деревни Дальнего Востока 1920–1930-х гг. историография советского периода относит: наличие более многочисленных, по сравнению с европейской частью России, социальных слоёв зажиточного крестьянства и батрачества; сравнительно высокую доходность хозяйств середняков; высокие размеры использования полярными группами крестьянства сельскохозяйственной техники.

Процесс культурного строительства и формирования советской интеллигенции на Дальнем Востоке в 1920–1930-е гг. отражен в монографии М.С.Кузнецова⁴, в статьях Д. Бакун, В.П. Малышева, Л.П. Курочкиной, В.Паршина, Х.Шерговой, Н.А. Колотова, Э.Г. Бенсман, А.В. Стоценко, Е.П.Ожигова, И. Шабанова⁵.

Отличительной особенностью региональной историографии советского периода является анализ исследуемых проблем в рамках изучения деятельности местных партийных организаций коммунистической партии. Данная специфика исследовательской деятельности присуща всем трудам советских обществоведов — их научные изыскания осуществлялись в рамках идеологических установок и теоретической концепции КПСС.

Подводя итог краткому обзору историографии проблемы советского периода необходимо отметить её немаловажный по значимости вклад документального статистического материала в изучение формирования и изменения новых социальных отношений в СССР; использование ряда приемов исследования, свойственных современной методике познания. Объектом исследования выступают различные социальные группы советского общества и их взаимодействие с государством. Однако работам того периода присущ ряд недостатков.

Основой методологии отечественной историографии 1920–1980-х гг. о социальной структуре советского общества являлся тезис о трансформации государства диктатуры пролетариата в социалистическое общенародное государство. Главное внимание в исследованиях уделялось не различиям между социальными и этническими группами, а обоснованию процесса их сближения, стирания между ними социальных границ, что доказывалось на основе отдельных количественных измерений. Однако качественные объективные характеристики, выявляющие тенденции развития и взаимосвязи различных социальных групп советской системы, удалось получить лишь частично.

Вместе с тем отметим, что, несмотря на современную критику трехчленной системы, она, как методологический подход к социально-классовой структуре советского общества, не потеряла свой актуальности и на новейшем этапе развития исторической науки. Если к социальным классам подходить с точки зрения их места в исторически определенной системе общественного производства и их роли в общественной организации труда, а не только по их отношению к средствам производства, то дифференциация советского общества на рабочий класс, крестьянство и интеллигенцию при реальной исторической реконструкции научно оправдана. Только внутри данных социальных общностей необходимо последующее выделение различных социальных слоев.

Пересмотр теоретических положений в отечественном обществоведении начался в конце 1980-х – начале 1990-х гг., с провозглашением политики «гласности». В современном отечественном обществоведении наличествуют различные концептуальные подходы, продолжающие дискуссию о социальном строении общества и сегодня. Сопоставительный анализ классических теорий применительно к истории советского общества начат в нашей стране сравнительно недавно и в большей степени носит характер интерпретации трудов западных ученых или их переводы (Б. Рицци, Д. Бернхема, М. Джиласа, М.С. Восленского и др.)¹.

Современная историография социальных отношений в СССР опирается на критический анализ социально-экономических и политических преобразований в советском обществе в рассматриваемый период, ориентируется на междисциплинарный подход, количественный и сравнительный анализ, синтез с социологией.

Новейшая отечественная историография рассматривает возникший в России после 1917 г. общественный строй как специфическую модель развития, призванную осуществить индустриальный рывок в условиях доминирования аграрного сектора производства и обострения международной обстановки². Изменения в социальной структуре советского общества в ХХ в. выступают в качестве фактора проявления и утверждения в России индустриального общества. Выделим основные подходы в современной историографии к системе социальных отношений в СССР, сложившейся к концу 1930-х гг.

Первый их них, получивший более широкое распространение в современном обществознании, состоит в признании советского общества классовым на основе различных теорий социальной стратификации. Данный подход базируется на двухполярной модели социально-классовой структуры советского общества, состоящей из господствующего класса (номенклатуры) и класса государственно-зависимых работников, лишенных собственности, и не имевших каких-либо значительных возможностей влияния на государственную власть в стране. Во многом данный методологический прием перекликается с широко распространенной в зарубежной историографии теорией элит.

В целом для концепции оформления в СССР «нового класса» характерно выделение привилегированного (господствующего, правящего) класса («нового эксплуататорского класса»); подчеркивание принадлежности рабочих и крестьян-колхозников к низшим (подчиненным, эксплуатируемым) слоям населения (большинство исследователей не выделяют данные слои населения в самостоятельные классы); констатация дифференциации интеллигенции и служащих в обособленные социальные группы (классы, слои); при этом некоторые авторы рассуждают о наличии в советском обществе среднего класса, включая в него «зажиточных» крестьян, интеллигенцию, научно-технический персонал.

Долгие годы по цензурным соображениям российские ученые не могли признавать себя сторонниками концепции нового класса в СССР. И лишь с конца 1980-х гг. вышли первые публикации Т.И. Заславской, Р.В. Рывкиной, С.Андреева на эту тему, которые положили начало анализу в отечественной историографии классовой структуры советского общества с позиций теории социальной стратификации, в основу которой положены различные классообразующие критерии.

Второй поход в современной отечественной историографии, также отвергая трехчленную модель классовой структуры, акцентирует внимание на том, что номенклатура не имеет признаков класса, поскольку она, хотя и распоряжалась собственностью на средства производства от имени всего народа, правом собственности на них не обладала. Никто из советских руководителей не мог реализовать собственность на рынке и единолично присваивать прибавочную стоимость. В виду многообразия критериев классообразования в современной историографии и социологии часто используется и статистически многомерный подход к классификации и выделению классов.

В рамках исследования социальной структуры советского общества выделяются два направления научного поиска в современной историографии. Представители одного из них (государственная школа) подчеркивают роль государства как главной формирующей силы общества. Представители другого (социальная школа), отмечая значительность влияния государства на социальные отношения, делают акцент на важности роли социальных сил в становлении советского общества.

Однако нередко в исследованиях новейшего периода анализ социальных отношений в СССР 1920–1930-х гг. производится с позиций идеологии «европоцентризма», в рамках которой путь эволюции западного мира (европейской цивилизации) понимается как единственно правильный, а ценности и приоритеты европейской цивилизации выдаются за «общечеловеческие ценности». Соответственно, всем характерным чертам формирования социальной структуры советского общества нередко придается негативный, отрицательный оттенок, поскольку они не укладываются в границы западного типа эволюции. Согласиться с данным подходом к освещению отечественной истории 1920–1930-х гг. невозможно, так как позитивные и негативные факторы в эволюции общества с позиций нравственности и морали, воспитания и образования молодых поколений находятся в неразрывной связи. Здесь сказывается наследие теории тоталитаризма (Р. Арон, Х.Арендт)¹.

Нередко для современных исследований характерно сопоставление советской модели общества с современным постиндустриальным обществом Западной Европы и США или сравнение советской общественной системы с теорией социализма. Иногда авторы исходят из наличия альтернатив, стоявших перед Советской Россией в начале 1920-х гг., в условиях трагического стечения обстоятельств, приведших к замене «ленинского восприятия социализма» «сталинской его моделью», возлагая на политическое руководство СССР (И.В. Сталина и его окружение) вину за деформацию социалистической системы².

Схожесть данных тенденций в реконструкции советского прошлого — в выборе определенного идеала социальной системы, не существовавшего в конкретной исторической реальности первой половины ХХ века. При различной оценке советской общественной системы оба эти варианта обусловлены набором определенных ценностных ориентаций. Однако ценности у любого человека, социального слоя, государства, общества глубоко различны и далеко несоизмеримы.

Социальная история исходит из того, что политическая история, когда социальная структура общества не берется во внимание, является такой же неполной и обманчивой, как и социальная история, в которой игнорируются политика, экономика, идеология и роль исторических деятелей. Основные процессы общественных изменений в социальной истории СССР рассматриваются с позиций результатов противоборства (противопоставления) и дополнения двух кардинальных факторов истории развития человечества — традиционализма и модернизаторства.

Социальная история характеризует советскую общественную систему не как тоталитарную или социалистическую разновидности, а в качестве советской цивилизации, правопреемницы и носительницы традиций российской культуры дореволюционного времени. В рамках социальной школы история России в ХХ в. не является простым отражением деятельности государства. Партийно-государственные инициативы были отчасти реакцией на реальные и воображаемые социально-экономические условия, а иногда отражали требования, поступавшие снизу. Государственная функция контроля была слабее, и общество не было таким уступчивым, как принято считать в рамках концепции тоталитаризма; народная культура и менталитет во многом определяли социальные отношения и внутреннюю государственную политику.

В рамках социальной школы (А. Даллин, В.В. Кожинов, С.Г. Кара-Мурза, С.Коэн, Р. Кеннет, Б.С. Миронов, Л. Холмс, Ш. Фитцпатрик и др.) отмечается невозможность втиснуть советскую общественную систему в общие политологические схемы Запада, тоталитарный подход квалифицируется как устаревший и схематичный. Анализ советской и западной общественных систем в рамках социальной истории сосредоточен не на их противопоставлении, а на процессе взаимодействия, синтеза цивилизаций, с одновременным выделением серьезных различий между ними.

Новейшая историография, анализирующая социальные изменения в России в ХХ в., дифференцируется при этом еще на две группы — радикально отвергающую советскую общественную систему и умеренно ее критикующую.

В трудах В.И. Добренькова, З.Т. Голенковой, Е.Д. Игитханяна, Т.И. Заславской, И.В. Казариновой, А.И. Кравченко, О.В. Крыштановской, Б.Н. Миронова, В.В. Радаева, Р.В. Рывкиной, Е.Н. Старикова, С.С. Фролова, О.И.Шкаратана¹ реконструирована советская система социальных отношений с различных методологических позиций теории стратификации.

По значимости выводов и обобщений при анализе социальных изменений в СССР следует выделить труды зарубежных обществоведов: А. Авторханова, Н.Верта, М.Я. Геллера, Н.М. Некрича, Р. Пайпса, Р. Такера, Л. Шапиро, Дж.Хоскинга, А. Инкелеса, С. Коэна, Р. Конквеста, Д. Лейна, М. Левина, К. Менерта, А. Ноува, И. Розова, Ш. Фицпатрик, Л. Холмса и др.².

Историко-демографические исследования Е.М. Андреева, А.В. Борисова, Н.Ф. Бугая, О.М. Вербицкой, Л.Е. Дарского, В.Б. Жиромской, И.Н. Киселева, Т.А.Лесковой, В.М.Медкова, Ю.В. Пикалова, Ю.А. Полякова, Л.Л. Рыбаковского, А.С. Сенявского, Г.А. Ткачевой, Т.Л. Харьковой, Е.Н. Чернолуцкой³ акцентируют внимание на изменениях в социальном составе СССР и региона: деформациях в половозрастном составе населения; колебаниях показателей рождаемости, смертности, естественного прироста населения; этнических переселениях, структуре занятий жителей города и села; уровне грамотности и образования; отношении населения к религии и распределении различных вероисповеданий на территории страны; принудительных миграциях населения, оценке численности населения по переписям 1926, 1937 и 1939 гг.

Анализ новейшей историографии проявляет исследовательские проблемы, касающиеся изучения социальной структуры советского общества в целом по стране и на Дальнем Востоке РСФСР. Социальные позиции репрессированных и заключенных (А.Н. Дугин, О.П. Еланцева, В.Н. Земсков, В.Б. Макаренко, А.Ю.Котельников, В.В. Цаплин, О.В. Хлевнюк)¹; интеллигенции (К.Аймермахер, Т.Г.Киселева, С.А.Красильников, В.В. Романов, В.А. Куманев)²; рабочих (Л.И.Галлямова, И.И.Глушенко, С.В. Журавлев, И.В. Калашникова, М.А. Ковальчук, Н.Р.Коровин, Н.Г.Кулинич, Л.Н. Лютов, А.С. Сенявский, Н.В. Симонов)³; крестьянства и казачества (В.Н. Абеленцев; Ю.С. Борисов, Н.А. Ивницкий, Н.Л.Рогалина, В.П.Данилов, И.Е. Зеленин, К.Б. Литвак, Е.А. Лыкова, Л.И. Проскурина, С.М.Стасюкевич, Г.И. Шмелев)⁴; высших партийно-советских руководителей СССР и ДВК того времени (Н.И. Дубинина, С. Николаев, А.В. Трехсвятский, Д.Стефан, А.С. Сутурин)⁵; военных (А.В. Кузин, В.М. Песков, С.Н. Минаков, О.Ф. Сувениров)¹, работников торговли и образования (Л.А. Дударь, П.Ю.Павлов)², буржуазных (нэпманов) и мелкобуржуазных (кустарей-ремесленников) слоев³, маргиналов (Е.Н. Стариков)⁴ проявляются в процессе исследования количественных и качественных сдвигов в составе перечисленных социальных слоев.

В современной историографии отдельное место занимают труды по исследованию управленческого слоя и партийно-государственной номенклатуры советского общества, являвшихся главными звеньями системы властных и собственнических отношений в стране (Е.Г. Гимпельсон, О.В. Гаман-Голутвина, В. Ильин, Н.В. Саранцев и др.). В трудах новейшего времени ставится вопрос о соотношении советского управленческого слоя и номенклатуры⁵. Процесс формирования нового управленческого (правящего) слоя (класса) советского общества рассматривается как последовательная ротация нескольких элитных волн. На каждом этапе эволюции предыдущая волна правящего слоя (класса) выдвигала в руководство последующую, которая оказывалась политическим преемником старой элиты. Это теоретичес­кое положение выдвигалось еще классиками элитологии (В. Парето).

В исследованиях по истории советской бюрократии⁶ отмечается неоднородность социального состава государственной номенклатуры, наличие достаточно глубоких противоречий между отдельными профессионально-должностными категориями, и как следствие этих противоречий происходила завуалированная или открытая борьба за власть внутри данного социального слоя. Подчеркивается, что формирование новых привилегированных слоев было функционально необходимо советскому обществу для создания политической стабильности и социального единства. В результате к концу 1930-х гг. в основных чертах сложился новый правящий слой (класс), связывавший удовлетворение своих материальных потребностей посредством достижения государственных постов и должностей различного ранга и пользовавшийся статусными привилегиями.

Современные оценки советской бюрократии могут быть объединены в две модели, связанные с различными подходами к теории социального неравенства. Одна часть ученых оперирует понятием «правящий слой» вследствие отсутствия у номенклатуры полного права на распоряжение и владение средствами производства, другая — «правящий класс», рассматривая властный параметр стратификации в советском обществе как основной признак класса. Подобный анализ на Дальнем Востоке находится еще в стадии становления (А.С. Ващук)¹.

С начала 1990-х опубликовано большое количество статей, посвященных изучению отдельных элементов структуры населения Дальнего Востока рассматриваемого периода, в журналах «Вестник ДВО РАН», «Россия и АТР», «Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке», «Проблемы Дальнего Востока», «Дальний Восток», «Краеведческий вестник» (г. Владивосток), «Амурский краевед» (г. Благовещенск), а также в материалах дальневосточных научных конференций. Для большинства исследователей проблема изменения социальной структуры населения в 1920–1930-е гг. не является объектом специального изучения, она затрагивается лишь попутно с выяснением вопросов социально-экономического и политического развития Дальнего Востока России в рассматриваемое время.

Среди значительного количества трудов дальневосточных ученых выделим работы О.П. Еланцевой, Г.А. Ткачевой, Ю.В. Пикалова, О.И. Шестак, Е.Н.Чернолуцкой. Содержание данных работ и нашего исследования во многом перекликается, что неизбежно при разработке различных аспектов проблемы трансформации региональной социальной структуры в рассматриваемый период времени. В труде Г.А. Ткачевой акцент сделан в сторону демографической истории региона в 1920–1930-е гг. на основе введения в научный оборот новых источников Госархива Хабаровского края. В публикациях Ю.В.Пикалова и О.И. Шестак² освещаются вопросы социальной политики государства, изменений в социальной инфраструктуре края, Е.Н. Чернолуцкой — различных аспектов использования принудительного труда в регионе.

В коллективной работе сотрудников Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН А.С. Ващук, Л.А. Герасимова, Г.Б.Дудченко, А.В. Королова, Е.Н. Чернолуцкой¹ прослеживаются результаты миграционной политики государства в Приморье сквозь призму этнической специфики. Выявляются как исторические параллели, так и особенности определенных хронологических этапов миграций. Авторы на широкой документальной базе, на основе архивных данных, полевых и социологических наблюдений показывают роль различных этнических групп в заселении и хозяйственном освоении края, особенности их социально-экономической и культурной адаптации.

Отдельные элементы социальной структуры населения Дальнего Востока в рассматриваемый период изучаются в связи с осуществлением репрессивной политики в регионе. В 1997 г. во Владивостоке состоялась первая Дальневосточная научно-практическая конференция по проблемам изучения политических репрессий на Дальнем Востоке в 1930–1950-е годы. По итогам работы конференции был издан сборник статей². В него вошли статьи, анализирующие проблемы, причины начала и развития репрессий в СССР и на Дальнем Востоке; раскрывающие репрессивные меры, проводимые против рабочих различных отраслей промышленности, крестьянства, интеллигенции, военнослужащих, духовенства. Особое внимание обращено на деятельность карательного аппарата, применение незаконных методов ведения следствия органами НКВД Дальнего Востока.

В монографии Е.А. Лыковой, Л.И. Проскуриной раскрываются основные тенденции и особенности политического и социально-экономического развития дальневосточной деревни в 1920–1930-е гг. Особое место занимают вопросы коллективизации и ее последствия, исследуются масштабы и конкретные формы раскулачивания³.

Е.Н. Чернолуцкая, одна из первых на Дальнем Востоке России, подвергла корректировке тезис о приоритетном влиянии экономики на принудительное перемещение людей. В определении мотивов принудительных миграций политическая необходимость — изъятие «неблагонадежного элемента», — доминировала над экономической целесообразностью. Спецколонизация региона анализируется с точки зрения исторической демографии, дается ориентировочное определение удельного веса заключенных, спецпоселенцев, ссыльных и высланных, служб НКВД и охраны среди общей численности населения и трудовых ресурсов Дальнего Востока. О.П. Еланцева, исследуя строительство БАМа в 1930-е гг., показала использование на этой стройке принудительного труда, таких социальных групп населения как заключенные ИТЛ СССР на Дальнем Востоке, вольнонаемные рабочие, репатриированные из Маньчжурии советские граждане.

Подводя итоги изучения перемен в социальной структуре населения Дальнего Востока в ходе строительства нового общества в СССР следует сказать, что при наличии значительного количества работ, интересующая нас проблематика остается освещенной лишь фрагментарно, отсутствуют специальные исследования. В большей части современных исследований, в которых затрагиваются различные аспекты рассматриваемой проблеме, анализируются отдельные социальные слои советского общества. Методологическая концепция реконструкции социальной структуры советского общества находится еще в стадии становления, но в ней уже четко проявились отдельные направления.

В связи с данным обстоятельством,