Изменение социальной структуры населения дальнего востока ссср: 1923-1939 годы

Вид материала

Автореферат

Содержание Объект исследования — Предмет исследования — Хронологические рамки Территориальные рамки Источниковая база Статистические издания ЦСУ Партийные источники Методология и методика исследования. Научная новизна Практическая значимость Структура работы

Подобный материал:

• Развитие легкой промышленности на юге дальнего востока СССР ( середина 1940-х середина, 447.72kb.
• Итоги социально-экономического развития Российской Федерации в 2000-2007 гг., 6111.41kb.
• А. И. Алексеев Изучение Дальнего Востока и Русской Америки в XIX веке, 247.73kb.
• Дальнего Востока Мы в ответе за тех, кого приручили, 49.06kb.
• Iv семинар вузов Сибири и Дальнего Востока по теплофизике и теплоэнергетике, 271.95kb.
• Тема: «Хозяйство Дальнего Востока», 81kb.
• История Российского Дальнего Востока XVII -xx вв.: учебное пособие, 227.61kb.
• Солнце в россии восходит с востока развитие страны следует начинать с Дальнего Востока, 714.29kb.
• Аннотация программы учебной дисциплины «Религии Дальнего Востока» Цель и задачи дисциплины, 26.76kb.
• Урок географии в 8 классе «Природные комплексы Дальнего Востока. Природные уникумы», 125.73kb.

цель настоящей работы состоит в комплексной реконструкции динамики социальной структуры населения советского общества в 1920–1930-е гг. на примере Дальнего Востока РСФСР.

Достижение данной цели предполагает решение взаимосвязанных исследовательских задач:

– реконструировать социальную структуру населения в регионе на основе социально-демографических, социально-профессиональных, этносоциальных, социально-классовых критериев дифференциации населения;

– определить изменение статусных позиций разных социальных слоев населения советского общества на основе выявления иерархических ранговых параметров советского общества в рассматриваемый период времени;

– выявить особенности формирования социальной структуры населения на Дальнем Востоке РСФСР;

– проанализировать степень неравномерности распределения материальных и духовных благ в обществе (меру потребления этих благ различными слоями населения; структуру привилегий советского социального пространства); определить своеобразие данной системы на российском Дальнем Востоке того времени;

– проследить процессы и каналы горизонтальной и вертикальной (восходящей и нисходящей) социальной мобильности в советском обществе; выявить их характерные черты на примере дальневосточного региона;

– показать механизм формирования, должностной состав, структуру управленческого слоя, советской номенклатуры, элитную ротацию в её среде на материалах Дальнего Востока;

– исследовать динамику численности и качественные изменения в социальном составе населения Дальнего Востока РСФСР, установить его специфику (удельный вес социальных слоев в региональной структуре населения, их соотношение в сравнении с общесоюзными показателями).

Объект исследования — социальная структура населения СССР и выбранной территориальной единицы по основным критериям социальной дифференциации населения; социально-классовые (ранговые) отношения в рассматриваемый хронологический промежуток времени.

Предмет исследования — трансформация социальной структуры населения, тенденции, закономерности и своеобразие её эволюции. Предметными единицами выступают основные социальные слои, в отношении которых непосредственно ведется сбор и анализ полученной документальной информации.

Хронологические рамки работы определены 1923–1939 гг. (первыми двумя десятилетиями формирования социального пространства советского общества). Отступление от общесоюзной периодизации обусловлено спецификой Дальнего Востока России в условиях гражданской войны и интервенции и проведением в регионе в 1923 г. ряда переписей. Верхняя граница определена 1939 г. — годом проведения всесоюзной переписи 1939 г., зафиксировавшей основные изменения в социальной структуре СССР, происходившие в первые десятилетия после утверждения советской власти.

Территориальные рамки исследования охватывают Дальневосточный край РСФСР, административно состоявший в рассматриваемую эпоху из Амурской, Зейской, Еврейской автономной, Камчатской (в т.ч. Корякского и Чукотского национальных округов), Нижне-Амурской, Приморской, Сахалинской, Уссурийской и Хабаровской областей.

Источниковая база исследования представлена несколькими группами документов. Первая состоит из материалов переписей 1920–1930-х гг. Вторая — из материалов текущей статистики (как архивной, так и опубликованной). К третьей относятся партийные, государственные, ведомственные документы (постановления и резолюции съездов, пленумов, конферен­ций, совещаний; инструкции, циркуляры, декреты, законы высших органов государственной власти, доклады и работы руководителей партии и государства). Четвертую группу источников составляют материалы официальной периодической печати.

Источники статистической документации народонаселения СССР и Дальнего Востока РСФСР в 1920–1930-е гг. представлены в следующих видах:

1. Переписи населения: городская перепись 1923 г. (на 15 марта), сельскохозяйственная перепись ДВО 1923 г. (октябрь–декабрь), промышленно-торговая перепись ДВО 1923 г. (май); всеобщая перепись 1926 г. (на 17 декабря); всеобщая перепись 1937 г. (на 6 января); всеобщая перепись 1939 г. (на 17 января). В качестве сравнительных данных использованы материалы всеобщей переписи населения 1897 г., сплошной подворной переписи сельского населения 1910 г. и сельскохозяйственной переписи 1916–1917 гг. в Амурской области.
   
2. Выборочные опросы населения, проводимые государственными статистическими организациями: ежегодные гнездовые обследования единоличных крестьянских хозяйств (динамические переписи), партийные переписи 1923 и 1927 гг., перепись безработных членов профсоюзов 1927 г., анкетирование батраков при весеннем обследовании крестьянских хозяйств 1926 г., перепись северных окраин ДВК 1926/27 г., переписи служащих 1927, 1929, 1933, 1935 гг., профсоюзные переписи рабочих 1929 и 1932–1933 гг. и периодические обследования членов профсоюзов различных отраслей и регионов, обследования крестьянских и рабочих бюджетов (полные производственные и потребительские бюджеты), динамические обследования колхозов. Наибольшего развития эти работы получили в 1920–1929 гг.
   
3. Статистическая отчетность государственных, партийных и общественных организаций (отчеты и докладные записки партийно-государственных учреждений, ЦСУ /ЦУНХУ/ и их региональных подразделений, дальневосточных организаций и ведомств).
   

В качестве архивных источников использованы документы Российского государственного архива экономики /РГАЭ/, Российского государственного архива социально-политической истории /РГАСПИ/, Государственного архива Хабаровского края /ГА ХК/, Государственного архива Амурской области /ГА АО/. Наиболее значимые архивные материалы по теме исследования сосредоточены в РГАЭ и ГА ХК.

Всеобщий характер — главное преимущество переписей перед другими статистическими источниками. Одна перепись — статична, но несколько переписей, идущих друг за другом, обеспечивают возможность выявить динамику социальных изменений.

По объему информативного материала переписи 1923 г. предстают многоплановыми историческими источниками — по многим параметрам они выходят за рамки социально-демографического учета населения и характеризуют структуру социально-экономических отношений дальневосточного общества на момент восстановления советской власти в регионе. Своеобразие переписей 1923 г. на Дальнем Востоке заключается в отсутствии единовременности учета, в продолжительном для переписей населения сроке их проведения (в течение года), в разнообразном характере признаков классификации и публикации их итогов, в наличии многочисленных комментариев к ним у служащих Дальневосточного управления ЦСУ.

Отличительная особенность переписи 1926 г. от других переписей 1920–1930-х гг. — детальность разработки и публикация всех вторичных материалов (56 томов). Положенные в основу переписи 1926 г. методологические принципы во многом использовались во всех последующих переписях СССР (1937, 1939, 1959, 1970, 1979 гг.).

В советский период истории России материалы переписей 1937 и 1939 гг. так и не были опубликованы. Введение в научный оборот документов переписи населения СССР 1937 и 1939 гг. связано с именами Ю.А. Полякова, В.Б.Жиромской, А.А. Исупова, И.Н. Киселева, которые провели научно-исследовательскую работу по выявлению этих материалов в фондах РГАЭ¹.

Подробная статистика национального состава населения по переписи 1939 г., с разделением по отдельным республикам, краям, областям была опубликована Центром демографии и экологии человека (Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН, Д.Д. Богоявленский)². В настоящее время это наиболее известные статические документы по демографической ситуации в России во второй половине 1930-х гг.

Совокупность сохранившихся документов фонда ЦСУ СССР РГАЭ по переписи 1937 г. опубликована в ее кратких итогах. Опубликованные материалы переписи 1937 г. в основном содержат сведения по СССР в целом и союзным республикам — объем региональных сведений незначителен. Все документы переписи 1937 г. подлежали уничтожению, сохранилась только пятипроцентная выборка данных переписи, позволившая реконструировать ее основные итоги.

Бо́льшая часть региональной информации по переписи 1939 г. не вошла в изданные в начале 1990-х гг. основные итоги переписи по СССР (РГАЭ. Ф.1562 — Всесоюзные переписи населения). Основные итоги переписи 1939 г. по дальневосточному региону, зафиксированные в сводных таблицах, опубликованы в 1999 г. В.Б. Жиромской и в 2005 г. автором представленной работы.

Проблема исследования народонаселения Дальнего Востока России на основе материалов всеобщих переписей населения 1920–1930-х гг. предусматривает несколько базовых вопросов источниковедческой критики.

Во-первых, критерии, по которым проводились советские переписи, видоизменялись, что было обусловлено переменами в общественно-политическом строе страны. Во-вторых, в региональном аспекте сложность исследования проблемы заключается в неоднократных административно-территориальных преобразованиях, в результате которых административная структура регионов не совпадала с таковой по предыдущей переписи. В-третьих, анализируя показатели переписи, необходимо делать поправку с учетом погрешности в статистике недоучета или переучета населения. В-четвертых, при подсчете итогов переписи 1939 г. по Дальнему Востоку, следует иметь в виду, что часть спецконтингента (заключенные, вольнонаемные работники и военнослужащие в системе НКВД), учтенного в одних районах страны, где он был многочисленным, присоединялась к итогам переписи в других районах.

По полноте и разнообразию документы переписей населения 1920–1930-х гг. предоставляют первичный материал для реконструкции социальной структуры общества. Однако они включают сведения о состоянии социальной структуры населения только на тот год, в который производилась перепись. Такая ситуация определяет обращение исследователя к материалам текущей статистики различных (центральных и местных) архивов, которые составляют вторую группу архивных источников по данной проблеме и используются как вспомогательный источник информации, как средство оценки степени достоверности материалов переписей. Текущая статистика народонаселения позволяет проследить динамику изменений в отдельные периоды времени между переписями.

Важной особенностью текущей статистики является наличие в ней сведений о качественном составе населения ДВК, которые, как правило, отсутствуют в материалах всеобщих переписей населения (характеристика крестьянских хозяйств, бывших казачьих поселений, ставок налогов, структуры доходов и потребления, средней заработной платы; данные естественного движения населения; сведения о численности, смертности, заболеваемости заключенных в системе ГУЛАГа НКВД СССР на Дальнем Востоке).

Статистические сведения содержатся, главным образом, в отчетной и учетно-контрольной документации и в меньшей мере, в стенограммах и текущей переписке. Архивные материалы текущей статистики представлены в виде справок, отчетов, сводок, телеграмм, информационных писем, отдельных характеристик. В значительной степени для материалов текущей статистики, в отличие от документов всеобщих переписей, характерны разнотипность, отсутствие системности, раздроб­ленность, фрагментарность, наличие существенных пробелов в хронологии и номенклатуре документов.

Другая источниковедческая проблема касается использования сведений советской статистики, возможности их сопоставления с мировыми данными на тот же период времени или их сравнение с дореволюционным прошлым истории России. Методика подсчета и критерии измерения нередко были различны, потому многие показатели несопоставимы.

Из документов фонда Дальневосточного краевого статистического управления ГА ХК отметим исчисления ДалькрайУНХУ численности населения ДВК в 1927–1936 гг. в административно-территориальных границах 1930-х годов. С начала 1930-х гг. при учете народонаселения региона советские, партийные, статистические и другие учреждения перестали учитывать население Забайкалья (Читинской области) как составную часть трудовых ресурсов Дальнего Востока. Исчисления ДалькрайУНХУ о движении населения в регионе можно сопоставить с подобными расчетами ЦУНХУ, хранящимися в РГАЭ.

В РГАЭ хранятся огромные комплексы документов, в которых население СССР и Дальнего Востока РСФСР отражается в процессе индустриального развития. В частности, эти документы показывают взаимосвязь демографических процессов в регионе с реализацией планов индустриальной реконструкции и военно-оборонного строительства в крае. Они скомплектованы по отраслевому принципу: Наркомат тяжелой промышленности СССР (1932–1939), Наркомат торговли СССР (1934–1958), Наркомат земледелия (1929–1985) и др. Особо отметим документы оборонных ведомств, характеризующие становление и развитие в СССР военно-промышленного комплекса (Наркомат оборонной промышленности (1936–1939), Наркомат вооружений (1939–1946), Наркомат боеприпасов (1939–1946) и др.).

Источники по мелкому индивидуальному крестьянскому хозяйству и кустарно-ремесленному производству в условиях их обобществления государством сконцентрированы в фондах РГАЭ: Наркомата земледелия РСФСР, Колхозцентра, Союза союзов сельскохозяйственной кооперации РСФСР–СССР, союзов и центров сельскохозяйственной, промысловой, потребительской и кредитной кооперации (Промкооперации, Потребсоюза, Хлебоцентра, Маслоцентра и др.). Становление и развитие системы сельскохозяйственного производства на Дальнем Востоке РСФСР, в основе которой лежали колхозы и совхозы, отражено в фонде Наркомзема СССР. Статистическая отчетность наркоматов, подчиненных им учреждений, предприятий, организаций объединена в сводные таблицы, справки, доклады, отчеты по республикам, отраслям, регионам и в целом по СССР.

При анализе изменений в социальной структуре советского общества, выявлении характерных тенденций в динамике народонаселения среди документов РГАЭ представляют интерес фонды личного происхождения. В личных фондах видных отечественных статистиков того времени П.И. Попова, В.Н. Старовского, С.Г. Струмилина, А.И. Хрящевой, В.В. Цаплина хранятся монографии, статьи, очерки, доклады, воспоминания, пособия и методические разработки по статистике народонаселения СССР. Данный комплекс документов позволяет определить предварительные направления научного поиска, сопоставить региональные направления в динамике населения с общесоюзными тенденциями.

Для понимания процессов, происходивших на Дальнем Востоке РСФСР в 1920–1930-е гг., несомненный интерес представляют документы РГАЭ о переселенческом движении в эти годы. Они отражают специфические формы советской миграционной политики на Дальнем Востоке. Отличительной особенностью комплексного фонда РГАЭ по переселенческому движению является включение в него документальных материалов нескольких учреждений, занимавшихся переселением. В фонде хранятся документы Всесоюзного переселенческого комитета при ЦИК СССР (1925–1930), Сектора земельных фондов и переселения Наркомзема СССР (1930–1933), Всесоюзного переселенческого комитета при СНК СССР (1933–1936), Переселенческого отдела НКВД СССР (1936–1939), Бюро по сельскохозяйственному переселению (1938–1939), Переселенческого управления при СНК (1939–1941).

Совокупность этих документов представлена перспективными планами переселения, материалами о переселении в Сибирь, на Дальний Восток и в другие регионы, отчетами краевых и областных переселенческих управлений, переселенческих пунктов, докладными записками инспекторов Всесоюзного переселенческого комитета и Переселенческого отдела НКВД о результатах переселения в ДВК. Помимо перечисленных документов фонд содержит циркуляры, протоколы, приказы, положения, инструкции различных переселенческих учреждений.

Документы ГА ХК о народонаселении Дальнего Востока России в 1920–1930-е гг. хранятся в фондах Далькрайкома ВКП(б) (1926–1938), Дальневосточной краевой энциклопедии (1928–1931); Дальневосточного краевого статистического управления (1926–1933), Дальневосточного краевого управления народнохозяйственного учета /ДалькрайУНХУ/ (1933–1939); Амурской, Приморской и Хабаровской переселенческих партий.

Среди фондов ГА ХК, по объему содержащегося материала и охвату различных территорий Дальнего Востока, выделяются наработки Дальневосточной краевой энциклопедии (ф. 537). Несмотря на то, что энциклопедия ДВК так и не была издана, к началу 1930-х гг. был собран обширный и ценный фактический материл о многих важнейших составляющих жизнедеятельности дальневосточного общества второй половины ХIХ – начала 30-х гг. ХХ века.

В фондах РГАСПИ /ф. 17 — ЦК ВКП(б)/ изучены материалы Статистического отдела (1920–1931); Сектора партийной информации отдела руководящих партийных органов (1926–1939); Учетно-распределительного отдела (1922–1939); Бюро секретариата (секретного отдела ЦК ВКП(б) — 1918–1934). Документы представляют собой сводки и характеристики динамики численности парторганизации СССР и ДВК, материалы чисток партии, движении руководящих работниках (по должностям, партийному стажу, возрасту и т.п.), социальном составе партии (по происхождению, по роду деятельности и др.).

Особый интерес вызывают материалы ГА АО, представленные совокупностью документов о процессе коллективизации и раскулачивания в регионе, о реабилитации репрессированных (1957–1958). На основе данных материалов производится репрезентативная выборка сведений о социальном составе репрессированных по политическим мотивам, по годам их осуждения, по срокам осуждения и т.п.

Статистические издания ЦСУ и его дальневосточных (губернских) бюро того времени формируют еще одну группу источников о составе населения в различных секторах общественного производства.

По полноте и разнообразию материалов выделяются гнездовые динамические переписи крестьянских хозяйств 1920–1929 гг., позволяющие проследить эволюцию народонаселения дальневосточной деревни. Особое значение имела гнездовая динамическая перепись 1927 г., во-первых, в связи с изменением в этом же году на Всесоюзном статистическом совещании программы сельскохозяйственных обследований (по новой программе обследования проведена и динамическая перепись 1928–1929 г.). Во-вторых, данные динамической переписи 1927 г. подробно охарактеризовали советскую деревню кануна массовой коллективизации.

Специфическим свойством официальной периодической печати (газет, журналов, бюллетеней) как исторического источника является многоплановость ее сведений. В периодической печати публиковались официальные постановления правительства СССР, руководства союзных республик, краев и областей, документы центральных органов коммунистической партии и республиканских, краевых и областных партийных комитетов. Материалы периодической печати воспроизводят общественные настроения и государственную идеологию того времени.

Партийные источники можно разделить на две группы:

• произведения лидеров партии и государства (В.И. Ленина, И.В. Сталина), а также директивные решения съездов, конференций, пленумов ЦК, которые легли в основу законодательной и практической деятельности государства;
  
• делопроизводственные документы: организационно-распорядительная, планово-учетная и контрольно-отчётная документация. В делопроизводственной документации РКП(б) – ВКП(б) статистические сведения находятся, главным образом, в планово-учетной и контрольно-отчётной документации партийных органов, в меньшей мере, в стенограммах и текущей переписке.
  

Исследование документальной базы работы включало следующие приемы научной критики источников: классификация, сплошная обработка информации, репрезентативные выборки, хронологический сравнительный подход, которые позволили проследить эволюцию доктрины социальной политики государства, динамику изменений в составе населения и их специфику на Дальнем Востоке СССР, а также основные каналы социальной мобильности населения в рассматриваемый период времени. При обработке источников были проанализированы следующие термины: социальная группа, социальный класс, социальный слой и т.п., то есть структурообразующие понятия рассматриваемой проблемы.

Методология и методика исследования. Теоретическим основой диссертационного иссле­дования стали различные концепции дифференциации (стратификации) общества, разработанные общественными нау­ками.

Исследование конкретного типа региональной социальной структуры заключалось в построении развернутого воспроизведения социального объекта (социальной структуры) как целостной системы. Социальная структура региона рассматривалась с двух сторон — как часть целого (социальной структуры советского общества) и как целое, состоящее из частей (социальных групп и слоев). В первом случае она выступала элементом более широкой системы и характеризовалась внешними связями, во втором случае — внутренними отношениями.

Методология исследования основана на междисциплинарном синтезе, который включает в себя комплексный, сравнительный, критический и другие принципы познания. Их применение обусловлено характером решаемых в диссертации проблем. Междисциплинарный подход предполагал использование единого понятийного аппарата на всех этапах исследования — при постановке проблемы, определении целей и задач, выборе терминологии, подведении итогов.

Вместе с тем, на основании методологического принципа признания главенствующей роли гео-климатических и социально-экономических факторов в развитии общества динамика социальной структуры дальневосточного региона в рассматриваемый период времени рассматривалась в рамках концепции индустриальной модернизации общества. Данный подход обусловлен принципом причинности — признания обратного влияния экономических процессов в обществе на все социальные изменения.

Исследование конкретного, уникального и неповторимого советского общества 1920–1930-х гг. предопределило использование историко-сравнительного метода на основе сопоставления сведений архивных и опубликованных статистических источников. Данная методика позволила осуществить сравнение региональной социальной структуры в различные временные периоды и выделить ее характерные особенности в сопоставлении с общим социальным составом населения СССР.

В качестве точных способов проверки полученного историко-статистического материала выступали методы математического анализа. Математические методы познания позволили получить вероятностные оценки объективности собранных документальных сведений посредством подсчета средних тенденций и нахождения их взаимозависимости; через статистический оперативный учет, произведенный на постоянной основе и позволивший выбирать показатели за любые отрезки времени, сравнить эти показатели с параметрами предшествующих лет и выявить таким образом тенденции тех или иных изменений.

Научная новизна работы заключается в комплексной реконструкции динамики социальной структуры населения и конкретно-историческом анализе её особенностей на Дальнем Востоке России в 1920–1930-е гг. на основе новых методов исследования социальной структуры населения. В диссертации впервые осуществлен сравнительно-исторический анализ социальной структуры населения СССР и дальневосточного региона.

В работе углубленно рассматриваются процессы горизонтальной и вертикальной социальной мобильности в советском обществе на примере дальневосточного региона. Это дало возможность предметно изучить дискуссионные проблемы формирования социальной структуры населения советского общества в рассматриваемый период времени.

Другим проявлением научной новизны является исследование динамики численности и специфики качественных изменений в социальном составе населения Дальнего Востока РСФСР. Значительная часть источников вводится в научный оборот впервые, что позволило уточнить социально-демографические, социально-профессиональные, этносоциальные тенденции развития дальневосточного региона в рассматриваемый период времени.

Практическая значимость диссертации определяется её актуальностью, научной новизной и сделанными выводами общетеоретического и эмпирического характера.

Результаты и материалы исследования (введение в научный оборот новой информации) могут быть использованы в научно-исследовательской и педагогической работе (любая тематика по структуре общества), при разработке учебных пособий (программ), учебников, краеведческих изданий по истории Дальнего Востока России. Методика идентификации социальных слоев применима к анализу социальной структуры российского общества в другие периоды истории. Результаты исследования могут быть использованы при определении исходных параметров социальной политики государства (региона).

Апробация очерченного круга проблем была отражена в двух монографиях, более чем в 30 статьях (из них 9 в журналах, рекомендованных ВАК для опубликования основных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук), а также в сборнике документов переписей 1937 и 1939 годов. Исследование выполнено и обсуждено на кафедре новейшей отечественной истории Московского педагогического государственного университета (МПГУ). Основные положения и выводы диссертации выносились на обсуждение научно-практических конференций: всероссийской («Содержание исторического образования в контексте модернизации политэтнического общества России», г. Москва, 2003 г.); международных («Реальность этноса», г.Санкт-Петербург, 2004–2008 гг.; посвященной 50-летию образования КНР; «Россия и Китай на дальневосточных рубежах», Благовещенск, 2000–2001 гг.); региональных, областных и городских (Благовещенск, Нерюнгри, Хабаровск, 2000–2008 гг.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения, приложения, списка используемых источников и библиографии.

II. Содержание работы

Во введении аргументирована актуальность темы, дан обзор историографии, определены объект, предмет, цель и задачи исследования, обоснованы его хронологические и территориальные рамки, методологические подходы, охарактеризована источниковая база диссертации.

В первой главе «Политика государства — основополагающий фактор изменения социальной структуры населения СССР в 1920–1930-е гг.» рассмотрены характерные черты и особенности советской модели индустриальной модернизации общества.

Советское государство противопоставляло социалистическую модернизацию западным моделям ее осуществления; вместе с тем, в СССР в 1930-е гг. проявились основные характерные черты, присущие этому процессу: индустриализация промышленности, урбанизация, развитие массовой системы образования. С точки зрения преемственности, советская модернизация, на основе коммунистической идеологии, выступала органическим продолжением процесса модернизации, начатого в самодержавной России.

В конце 1920-х гг. перед страной встала проблема создания мощной военно-оборонной индустрии — вторая мировая война вызревала из итогов Версальской международной системы. Данное обстоятельство определило очень высокие темпы индустриализации тяжелой промышленности, необходимость достижения полной экономической независимости, а главное, в реальных исторических условиях рыночный путь промышленной модернизации для СССР на рельсах нэповского курса оказался бесперспективным, вследствие чего руководство государства отдало предпочтение методам административного преобразования всей системы общественного производства.

В условиях мобилизационного типа развития само советское государство выступало наиболее активным субъектом исторического процесса. Партийно-государственная номенклатура определяла не только пути и методы общественного развития, но и содержание и формы новой идеологии, создавала нормативно-законодательную базу изменения социальных институтов (экономики, системы образования, науки и др.). Вследствие этого ставка была сделана на реализацию мобилизационной модели модернизации — верховная власть государства, вследствие потенциальной внешней угрозы и нехватки финансовых средств, должна была решать вопросы радикальной перестройки всей системы общественного производства посредством мобилизации всех ресурсов общества (трудовых, материальных, финансовых). Эффективность процесса модернизации во многом зависела от внутренней однородности общества, степени лояльности различных слоев политическому курсу государства.

Изменения социальной структуры населения на Дальнем Востоке РСФСР в 1920–1930-е гг. неотделимы от социальной политики государства того времени и процесса реализации индустриальной реконструкции экономики страны. Именно основы социально-экономической политики государства в доминирующей форме оказывали влияние на социальную структуру населения, на соотношение и видоизменение социальных слоев населения (как в целом по стране, так и в отдельных ее регионах).

Основные принципы социальной политики советского государства сформулированы В.И. Лениным в октябре 1919 г. в работе «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата»¹. Закладывая основы нэпа на Х съезде РКП(б) в 1921 г. партийно-государственное руководство СССР не скрывало, что ставит своей конечной целью устранение частнособственнических отношений среди населения и создание бесклассового общества.

Социальная политика в отношении частнопредпринимательских слоев, с одной стороны, допускала использование их деятельности в интересах советского государства, с другой, была направлена на экономическое и административное вытеснение частнокапиталистических элементов из основных секторов общественного производства. В дальнейшем политическое руководство СССР неоднократно подтверждало приверженность данным принципам при осуществлении социальных преобразований в советском обществе.

Политическое руководство СССР, начиная осуществление задуманного в начале 1920-х гг. социалистического проекта индустриальной модернизации советского общества, руководствовалось положением о существовании в СССР антагонистических классов и непримиримых классовых противоречий. Соответственно все социальные классы и слои (классообразующие группы) советского общества разделялись на «трудящиеся» и «эксплуататорские». Население — на «тружеников» и «частных собственников», на «благонадежных» и «неблагонадежных».

Конечной целью социальной политики государства в рассматриваемый период времени выступало создание нового типа социальной структуры советского общества, в котором не было бы эксплуатации человека человеком. Ключевое направление социальной политики государства в этом аспекте заключалось в поэтапном вытеснении из хозяйственной деятельности всех частнопредпринимательских слоев населения методами налоговой, кооперативной, административной и иной политики. Руководство СССР реализовывало основную цель своей социальной политики поэтапно, утвердив к концу 1930-х гг. доминирующим видом собственности государственную форму (государственную и колхозно-кооперативную).

Доклад И.В. Сталина «О проекте Конституции Союза ССР» и решения XVIII съезда ВКП(б) послужили основой для формирования трехчленной классификации социальной структуры советского общества на основе идеи построения бесклассового общества в СССР с достижением полного социального равенства людей. Трехчленная модель социальной структуры советского общества реконструирована нами на основе сопоставительных таблиц, составленных ЦУНХУ СССР и хранящихся в РГАЭ.

Рассматриваются различные методологические подходы к изучению классовой структуры советского общества. В данной главе подчеркивается, что в современной отечественной и зарубежной литературе при оценке социально-классовой структуры советского общества 1920–1930-х гг. присутствуют многообразные точки зрения. Они колеблются в чрезвычайно широком диапазоне: от вынужденного воспроизведения официальных оценок — как общества реального социализма к концу 1930-х гг. (трехчленная модель) — до полного отрицания наличия классов или их статистического отражения в рамках теории социальной стратификации по самым различным признакам.

Разнообразие вариантов реконструкции системы социального неравенства, сложившейся в СССР, обусловлено отсутствием единого подхода к понятиям «социальный класс», «социально-классовая структура», «классовая структура».

Во второй главе «Дальний Восток РСФСР в структуре советского социального пространства в 1920–1930-е гг.» отмечается, что социально-пространственная дифференциация отдельных регионов определяется административно-территориальным делением (физическим пространством), природно-климатическими условиями, численностью и плотностью населения, отраслевой дифференциацией, долей крупных населенных пунктов. Реконструированы изменения в административно-территориальном делении края в рассматриваемый период, формирование административно-политической системы советского государства в регионе, выявлена историческая специфика региона в структуре национального социального пространства после гражданской войны и интервенции. Особое внимание обращено на рассмотрение социально-экономической политики государства и ее воздействию на изменение региональной структуры населения.

Неповторимость структуры социального пространства Дальнего Востока России обусловлена историческими и географическими особенностями региона. Незначительный по времени период отечественной колонизации, обширная территория региона при малой плотности населения; богатство природными ресурсами при недостатке капиталов для их освоения; суровые природно-климатические условия жизни человека на севере края; длительная протяженность границы с Китаем и обострение международной обстановки в Азиатско-Тихоокеанском регионе; наличие большой диаспоры русских эмигрантов и советских граждан в сопредельной Маньчжурии и населения бывших казачьих войск, проживавших в пограничных с Китаем районах послужили основой для формирования уникальной среды регионального социального пространства. Вследствие такого своеобразия социального пространства социальная структура края становилась чрезвычайно восприимчивой ко всем внешним влияниям (как из центра, так и из-за границы), неизбежно нарушавшим её относительное равновесие.

Административно-территориальное переустройство на Дальнем Востоке РСФСР в 1920–1930-е гг. отражало основные изменения политической системы в стране. В 1920-е гг. трансформация административно-территориальной структуры происходила в рамках осуществления нэпа, была направлена на создание эконономически самостоятельных субъектов федерации, что обусловило стремление к укрупнению в политике образования новых и реорганизации старых хозяйственно-административных единиц. С повышением степени централизации управления и переходом к планово-распорядительной системе экономики на первое место в административно-территориальной политике государства выходили принципы единообразия (унификации) и разукрупнения территориальных единиц, воплощение которых на практике усиливало степень зависимости субъектов федерации от центральных органов власти.

Управленческая структура регулирования всех сфер общественной жизни Дальневосточного края была типичной для большинства регионов РСФСР. В условиях концентрации реальной политической власти в партийных комитетах официальные государственные советские органы управления осуществляли второстепенные культурно-организаторские и отдельные хозяйственные функции. В результате в 1920–1930-е гг. в стране (а равно в регионе) организационно оформились однопартийная политическая и централизованно-плановая регулируемая экономическая системы, с официальной коммунистической идеологией, главной установкой которой было построение «бесклассового общества».

Формирование централизованной системы управления огосударствленной экономикой определялось выбранной моделью перехода к индустриальному обществу и международной обстановкой того времени. Тем не менее, в силу своих геополитических, экономических и исторических особенностей Дальневосточный край имел специфические черты общественного развития в рассматриваемый период времени.

Экономическая политика государства после завершения восстановительного периода была направлена на создание в крае военно-индустриальной базы в условиях обострения международной обстановки в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Здесь был восстановлен и усилен приоритет государства в функционировании экономической подсистемы общества на базе монополизации основных средств производства. Частный капитал, эксплуатировавший общественный труд, был запрещен законом.

В главе третьей «Динамика социального состава населения Дальнего Востока РСФСР в 1920–1930-е гг.» исследуются общие социально-демографические тенденции развития региона и их взаимосвязь с процессом индустриальной модернизации. Отдельное внимание уделено переселенческой политике государства и ее реализации в регионе. Рассматривается эволюция этносоциальной и профессиональной структуры населения Дальнего Востока РСФСР в изучаемый период.

В конце 1920-х – 1930-е гг. на Дальнем Востоке России, как и в других регионах СССР, прошли широкомасштабные преобразования в экономике, политике, культуре, отразившиеся на динамике изменений социального состава населения. Механическое движение и традиционное расширенное воспроизвод­ство населения, с высоким уровнем рождаемости и смертности, обеспечивали ежегодный прирост населения региона, превышавший общероссийские показатели.

Показатели увеличения численности населе­ния Дальнего Востока в годы промышленной реконструкции, доли городского населения и другие общие демографические процессы на Дальнем Востоке в 1920–1930-е гг. необходимо сравнительно оценивать на общегосударственном и региональном уровнях социальной структуры общества. В региональном аспекте динамика демографических данных отражает всеобщность, значительность и глубину социальных преобразований в крае. Рост численности населения на Дальнем Востоке РСФСР опережал показатели прироста населения в Сибири в 2 раза, в Средней Азии и Закавказье в 2,5 раза (в 1926–1939 гг. прирост населения на Дальнем Востоке составлял 90,2%; в Сибири — 48,1%; в республиках Средней Азии — 37,8%; в республиках Закавказья — 36,7%). При общем росте численности населения Дальнего Востока РСФСР имела место значитель­ная разница между миграционными потоками в годы нэпа и временем промышленной реконструкции.

Миграционная политика была ориентирована на увеличение количественных показателей переселения лиц наиболее трудоспособных и репродуктивных возрастов и на перемещение представителей различных профессионально-отраслевых групп специалистов в рамках ускоренной модернизации индустриального сектора экономики региона. Пространственное положение дальневосточного региона РСФСР пре­допределило его хозяйственную специализацию и особенности размещения и использования трудовых ресурсов — приоритетное развитие добывающих и военно-оборонных отраслей промышленности и использование специаль­ных контингентов воинских частей (строительных и железнодорожных ба­тальонов), а также заключенных ИТЛ и спецпоселенцев.

Иммиграция населения на Дальний Восток осуществлялась, главным образом, из Кореи и Китая и находилась в тесной взаимосвязи с процессами, происходившими во всех сферах общественной жизни, изменяя свои параметры под влиянием социально-политических, де­мографических, этнических и международных факторов. Миграционная политика, при всех её недостатках и просчётах, в целом способст­вовала активизации хозяйственного освоения Дальнего Востока.

Между хозяйственным освоением региона, темпами и масштабом размещения производительных сил и социально-демографической политикой государства существовала четкая взаимозависимость, отразившаяся в изменениях социального состава населения края к концу 1930-х годов. Социальный курс государства изменил региональную структуру занятости населения в системе обще­ственного производства — возросла численность рабочих и служащих при сокращении удельного веса других социальных групп. Вытесне­ние частного капитала привело к значительному сокращению численности мелких торговцев и кустарей-ремес­ленников. В сельском хозяйстве произошел переход от мелкого индивидуального хозяйства к крупному товарному производству в форме колхозов и совхозов при значительном уменьшении численности занятого в производстве сельскохозяйственной продукции населения. Край осуществил резкий скачок в уровне индустриального развития.

С другой стороны, в масштабе СССР и РСФСР удельный вес трудовых ресурсов и промышленного производства региона в общей структуре общественного производства страны оставался незначительным. Противоречивая политика регулирования социально-демографических процессов, несовершенство механизма использования и размеще­ния трудовых ресурсов, порочная практика решения народнохозяйственных задач путем широкого использования труда заключенных, общий дефицит рабочей силы при обострении международной обстановки в регионе не позволили в полной мере реализовать потенциальные ресурсные возможности Дальнего Востока. Неблагоприятные для осуществления хозяйственной деятельности природно-климатические условия, незначительный уровень развития социальной ин­фраструктуры, удаленность от центральных индустриально развитых регионов страны при значительной внутренней профессионально-отраслевой дифферен­циации областей (округов, районов) определили повышенную горизонтальную мобиль­ность населения края в рассматриваемое время.

Историческая ретроспектива этносоциальной структуры российского Дальнего Востока 1920–1930-х гг. позволила установить, что региональная этническая дифференциация в 1920-е гг. в значительной мере была обусловлена пространственно-территориальной и профессионально-отраслевой специализацией определённых этносов, выступавшей в качестве важного фак­тора формирования общественного разделения труда.

Однако советское социальное пространство структурировалось в первую очередь государством, формировавшим основную часть формальных и неформальных статусных позиций в стране — в 1930-е гг. этно­социальная иерархия выступала в первую очередь как результат со­циального конструирования на основе логики государственной целесообразности. Формально идеология советского общества декларировала равенство (вначале только формальное, а затем и фактическое) всех этносов страны. В реальной же практике государства в сфере межнациональных отношений прослеживалась тенденция вы­страивания этносов в иерархию, отчётливо проявившаяся на Дальнем Востоке РСФСР в конце 1930-х гг. — советское руководство в условиях угрозы нападения Японии посчитало нелояльно настроенными к режиму определенные группы этносов, и приняла по отношению к ним упреждающие меры безопасности (депортацию).

Идеология правящей партии в области межнациональных отношений с начала 1930-х гг. определялась доминированием государственных приоритетов над личными интересами людей, приоритетом классовой субкультуры перед этнической. Советский проект индустриальной модернизации выводил население из круга своих этнических интересов, подчиняя национальные ценности интересам государства. Национальные проекты осуществлялись, главным образом, в союзных республиках и автономиях; в неавтономных территориях РСФСР (Дальний Восток) реализация национальной политики ставилась в зависимость от других интересов государства в регионе. Любая реализация проектов в области межэтнических отношений осуществлялась в рамках реализации программы партии по внедрению в общество советской («пролетарской») культуры.

В четвертой главе «Процессы вертикальной социальной мобильности населения Дальнего Востока РСФСР в 1920–1930-е гг.» показана роль РКП(б) – ВКП(б) в процессах индивидуальной вертикальной социальной мобильности в СССР, рассматривается формирование управленческого слоя (научные подходы, механизм формирования, должностной состав, численность). Отдельное внимание оказано анализу процессов нисходящей вертикальной мобильности населения края (репрессированным, заключенным, спецпереселенцам), советской системе социального неравенства (имущественной дифференциации населения, статусно-престижным привилегиям).

Индустриализация и коллективизация, важнейшие аспекты политики модернизации страны, значительно активизировали процессы вертикальной социальной мобильности крае. Восходящее социальное движение населения, выразившееся в повышении профессиональной ранговой позиции части индивидов, было обусловлено подъемом их образовательного статуса, реконструкцией материально-технической базы сельского хозяйства, выдвижением молодежи на работу в различные структуры партийно-государственной власти и общественного производства. Процессы нисходящей мобильности, обусловленные методами налоговой и репрессивной политики государства, привели к понижению социального статуса части населения.

В СССР в 1920–1930-е гг. происходил процесс формирования нового привилегированного слоя общества. Во-первых, после революции 1917 г. и гражданской войны прежние привилегированные сословия и слои дореволюционного общества (дворянство, духовенство, крупная буржуазия, царский офицерский и чиновничий корпус) утратили свой статус. Во-вторых, индустриальная модернизация сопровождалась стремительным увеличением статусных престижных позиций в советском обществе, выдвигая, тем самым, на различные командные высоты во всех сферах общества значительное число выходцев из ранее непривилегированных слоев населения. В-третьих, в партийно-государственном руководстве «старое поколение» большевистской партии заменялось новыми поколениями партийной номенклатуры.

Свободными оказались множество ранговых позиций, значительное количество свободных вакансий образовалось на вершине социальной пирамиды общества. В стране в этот период наблюдалось мощное движение вверх и вниз по социальной иерархической лестнице. В активно реформируемом обществе вертикальная социальная мобильность протекает весьма интенсивно — выходцы из низов общества, благодаря обстоятельствам, историческим условиям, личной одаренности, быстро продвигаются наверх вследствие сравнительного большого наличия вакантных мест.

Классовый аспект социальной политики советского государства в значительной мере определял изменения в социальном составе населения. К концу 1930-х гг. в региональной структуре населения четко прослеживаются не только процессы восходящей мобильности, но и нисходящей. Деклассированные слои населения — заключенные и трудпоселенцы, среди которых была высока доля осужденных по ст. 58 (заключённые ИТЛ за контрреволюционные, государственные преступления) и ст. 61 (за уклонение от уплаты налогов) УК РСФСР, переместились на самый низ социальной лестницы советского общества.

Период энергичной вертикальной мобильности населения относительно краток по времени и связан с активным реформированием социальных основ общества. Рано или поздно общество воспроизводит недостающие социальные статусы на всех ступеньках иерархической лестницы, и масштабы вертикальной мобильности стремительно уменьшаются в своём объеме.

Масштабы нисходящей мобильности в СССР в 1920–1930-е гг. при активных процессах восходящей мобильности частично нивелировались развитием индустриальной и социальной сфер общества (чем выше темпы развития, тем больше в обществе более высоких ранговых социальных статусов).

В аспекте социального строения советского общества РКП(б) – ВКП(б) выступала в качестве дополнительного социального института, осуществлявшего особый контроль над каналами вертикальной и горизонтальной мобильности не только внутри партии, но и общества в целом.

Стремительность и высота социального восхождения или спуска индивида в советском обществе 1920–1930-х гг. в значительной степени определялись взаимоотношениями с коммунистической партией. РКП(б) – ВКП(б) характеризовалась высокой пропускной способностью своих каналов внутрипартийной мобильности. В условиях монопольного права коммунистической партии на власть в государстве эти каналы выступали основными векторами вертикальной мобильности советского гражданина в этот период.

Увеличение численности парторганизации ДВК за два первых десятилетия советской власти в 4,7 раза (с 10,3 тыс. в 1923 г. до 48,2 тыс. в 1940 г.) — характерный показатель энергично восходящей мобильности советских граждан в это время. Высокий удельный вес исключенных коммунистов из парторганизации ДВК в 1923–1938 гг. (18,7 тыс., 71,1% к численности региональной парторганизации на 1 декабря 1938 г.) — признак активной нисходящей мобильности в среде партии. Здесь проявился закон социальной иерархии — стремительное восхождение по социальной лестнице нередко сопровождается столь же быстрым падением на самый низ социальной пирамиды.

В тенденциях вертикальной внутрипартийной социальной мобильности на Дальнем Востоке РСФСР в 1920–1930-е гг. проявился характерный для всей страны процесс формирования новой общественной элиты, основу которой составляли члены коммунистической партии.

В среде советской управленческого слоя строгость отбора и жесткость контроля поддерживались многочисленными партийными чистками и репрессиями. Тем самым, несмотря на относительно небольшую численность, обеспечивался уровень сплоченности и эффективность практической деятельности партийно-государственной элиты в условиях быстрых темпов модернизации и нарастания внешней угрозы. Масштабная ротация в среде советского партийно-управленческого аппарата 1930-х гг. не свидетельствует о низкой эффективности и профессиональной пригодности советского бюрократического слоя, а была обусловлена внутренней борьбой за власть различных партийных, государственных, военных и хозяйственных групп.

Усиливавшаяся централизация государственного аппарата и масштабная индустриальная модернизация экономики на планово-регулируемой основе управления в 1920–1930-е гг. определили возрастание функциональной значимости управленческого слоя в жизни советского общества. Ведущее положение номенклатуры как правящего слоя проявлялось не только в монопольной причастности к сфере управления, но и во влиянии на все сферы жизнедеятельности общества.

Структура советского управленческого слоя в 1920–1930-е гг. претерпела сложную эволюцию от совокупности различных внутрипартийных, ведомственных или территориальных групп влияния до образования политического режима во главе с непререкаемым авторитетом лидера–диктатора. Ротация кадров осуществлялась посредством внутрипартийной борьбы за власть, которая обострилась в 1934–1938 гг. (разногласия в вопросах марксизма-ленинизма и методах модернизации были внешним проявлением борьбы за власть).

Основное противоречие в политике регулирования доходов советского населения в 1920–1930-е гг. заключалось в противостоянии (противопоставлении) принципа эгалитаризма в распределении доходов («справедливой зарплаты») и необходимой закономерной дифференциацией в оплате труда, без практической реализации которой высокие темпы индустриализации, повышение производительности труда, формирование лояльных режиму слоев населения оставались иллюзорными проектами.

С началом индустриальной реконструкции в конце 1920-х гг. руководство СССР вовсе отринуло принцип эгалитаризма в оплате труда, наметилось свёртывание уравнительной системы оплаты труда.

Индустриальная модернизация сопровождалась усилением расслоения советского общества в зависимости от окладов и степени статусных привилегий. Оплата труда теперь осуществлялась согласно социальному статусу, определялась не только в зависимости от объёма и квалификации труда, но и подменялась произвольно устанавливаемыми советской бюрократией статусными привилегиями.

К концу 1930-х гг. имущественная дифференциация населения стремительно росла. В СССР к исходу 1930-х гг. децильный коэффициент (соотношение заработков 10% самых высокооплачиваемых работников к доходу 10% наиболее низкооплачиваемых работников) выражался пропорцией 8 : 1 (в 1920-е гг. — 5 : 1)¹. Коэффициент дисперсии доходов населения (степени неравномерности распределения общественного дохода между отдельными социальными слоями), исчисленный на основе дифференциации размеров зарплат, в середине 1920-х гг. выражался величиной в 9,5 условных единиц; к концу 1930-х гг. показатель имущественного неравенства в советском обществе возрос до 10,6 единиц.

Размер среднемесячной зарплаты на Дальнем Востоке вырос в конце 1930-х гг. в 4–6 раз в сравнении с серединой 1920-х гг. (по РСФСР — в 2–4 раза). Однако в значительной мере более высокий уровень среднемесячной зарплаты в регионе нивелировался (а по отдельным категориям работников реальный доход был меньшим в 1,5–2 раза, чем в среднем по РСФСР) высокими ценами на промышленные и продовольственные товары, которые превышали средние общероссийские показатели в 2–3 раза.

Размеры денежных окладов в советском обществе, несмотря на возросшую дифференциацию в 1930-е гг., при определении благосостояния граждан неотделимы от системы статусных привилегий, определявшей приоритетный доступ к товарам и услугам. Наиболее привилегированные социальные слои выделялись по тем благам, которыми они пользовались: к ним относились не только партийная, советская и хозяйственная бюрократия, командный состав армии и органов ОГПУ, но и «знатные люди» (стахановцы, представители научной, технической и творческой интеллигенции).

Привилегированность различных слоёв особенно ярко выражалась в системе иерархически дифференцированного доступа к потребительским товарам через нормирование по карточкам и «закрытое распределение», сложившееся в 1928–1935 годах.

Помимо резко полярной системы окладов и структуры статусных престижных привилегий возрастающая дифференциация доходов населения СССР проявилась в совокупной динамике повышения розничных цен. Покупательная способность индивидов возрастала по мере восхождения по лестнице социаль­ной иерархии.

Политика создания статусных привилегий и дифференцируемых окладов являлась составной частью практической реализации ускоренной модернизации всей системы общественного производства. Руководство СССР, после непродолжительных уравнительских экспериментов, установило значительную разницу в оплате труда различных слоев населения, соответствовавшую индустриальному типу общества. Эти же принципы постепенно распространились и на различные формы натурального вознаграждения.

В заключении подведены основные выводы исследования.

Уникальность дальневосточного региона РСФСР в структуре национального социального пространства 1920–1930-х гг. обусловлена историческими особенностями его освоения, географическим пространством и административно-территориальным делением, природно-климатическими условиями, численностью и плотностью населения, отраслевой дифференциацией, долей крупных населенных пунктов, спецификой социального состава населения.

Видоизменение социальной структуры советского общества на Дальнем Востоке РСФСР в рассматриваемый период проходило в условиях мобилизационной модели модернизации, развивавшейся в форсированном режиме, главным мотивом которого являлась оборона.

В структуре советского социального пространства не действовали многие механиз­мы рыночного экономического управления, поэтому государство в широкой мере опиралось на систему различных привилегий и внеэкономического принуждения в силу недостаточности материальных средств стимулирования труда. Привилегии не были исключительной прерогативой правящего слоя, а заменяли адекватное материальное стимулирование работников, занимавших наиболее важные с точки субъекта власти позиции — от этого зависели масштабы, характер и качество распределяемых благ.

В региональном аспекте динамика социально-демографических показателей отражает всеобщность, значительность и глубину социальных преобразований в крае. В масштабах страны стремительный рост населения Дальнего Востока в рассматриваемый период незначительно повлиял на повышение удель­ного веса жителей региона в составе населения СССР и РСФСР. Миграционная политика, при всех её недостатках и просчётах, в целом способст­вовала активизации хозяйственного освоения Дальнего Востока России.

Между темпами и масштабом размещения производительных сил и социально-демографической политикой государства существовала четкая взаимозависимость, отразившаяся в изменениях социального состава населения края к концу 1930-х годов. Характеристика занятий и динамика изменения в численности населения, занятого в отдельных отраслях производства, свидетельствуют о резком скачке в степени индустриального разви­тия региона: возросла численность рабочих и служащих при сокращении удельного веса других социальных групп.

В активно реформируемом советском обществе вертикальная социальная мобильность протекала в интенсивном порядке — наблюдалось резкое движение вверх и вниз по иерархической лестнице. Выходцы из низших слоев, благодаря обстоятельствам, историческим условиям, личной одаренности, быстро продвигались наверх вследствие наличия вакантных и появления новых социальных статусов в процессе индустриальной модернизации.

На Дальнем Востоке РСФСР в 1920–1930-е гг. процессы вертикальной социальной мобильности протекали в особенно активной форме. Классовая социальная политика советского государства в значительной мере определяла изменения в социальном составе населения. Значительные масштабы нисходящей мобильности при нараставших процессах восходящей мобильности в регионе частично нивелировались развитием индустриальной и социальной сфер общества — высокие темпы развития обеспечивали стремительное увеличение в обществе количества более высоких социальных статусов. В целом масштабы вертикальной мобильности населения в крае (как восходящей, так и нисходящей) превосходили средние показатели по СССР. Данная тенденция обусловлена историческим, геополитическим и экономическим своеобразием Дальнего Востока в 1920–1930-е гг.

В тенденциях вертикальной внутрипартийной мобильности на Дальнем Востоке РСФСР в 1920–1930-е гг. проявился характерный для всей страны процесс формирования нового правящего слоя, основу которого составляли члены коммунистической партии. РКП(б) – ВКП(б) поставляла руководящие кадры государства, начиная от высшего руководства и заканчивая рядовым функционером; из межклассового разнообразия своего состава формировала новый господствующий слой, не имевший ничего общего ни с одним из прежних классов. Вершиной социальной пирамиды, на которую мог взойти индивид, была принадлежность к номенклатуре — правящему слою советского общества.

В процессе становления и формирования управленческого слоя в СССР и регионе в рассматриваемый период проявились две тенденции: постепенный, но неуклонный рост его численности и функциональной значимости вследствие стремительного увеличения ранговых статусов в ходе индустриальной модернизации и усиления планово-централизованных контролирующих функций государства; замена «старого» большевистского руководства новым поколением функционеров.

Особо активно процессы социальной мобильности протекали в среде крестьянства. Население российской (региональной) деревни (индивидуальные крестьянские хозяйства) в период коллективизации в обязательном порядке прошло через основные каналы социальной мобильности:

– миграция в город и последующее вовлечение в ряды индустриальной наемной рабочей силы (первое поколение советских индустриальных рабочих) или вступление в колхоз (горизонтальная мобильность);

– движение наверх социальной лестницы вследствие подъема своего социального статуса — членства в ВКП(б) и РКСМ, службы в РККА, получения образования, повышения должностной и профессионально-престижной позиции (восходящая мобильность);

– перемещение на дно социальной пирамиды значительной части состоятельного крестьянства в ходе политики раскулачивания (нисходящая мобильность).

Результаты трансформации региональной социальной структуры в течение двух первых десятилетий советской власти неоднозначны. С одной стороны, партийно-государственное руководство, приступая к началу осуществления задуманного социалистического проекта, руководствовалось положением о существовании в советском обществе непримиримых классовых противоречий.

Основной целью социальной политики государства в рассматриваемый период времени являлось решение задачи ликвидации антагонистических классов в СССР и создания нового типа социально-классовой структуры советского общества, в котором не было бы эксплуатации человека человеком. Ключевой метод практического воплощения данной политики — устранение частнособственнических (потенциально враждебных) социальных слоев населения города и деревни посредством налоговых и репрессивно-административных мер государства. Ликвидация дореволюционных классов, находившихся к 1917 г. в стадии организационного оформления, началась сразу после революции с экспроприации крупных собственников (землевладельческих и торгово-промышленных групп), и со временем распространилась на бо́льшую часть мелких и средних независимых товаропроизводителей. Крестьянство было отчуждено от распоряжения землей, от традиционных способов хозяйственной организации и утратило, тем самым, признаки социального класса в марксистском и веберианском определении данного понятия. Конфликт с дореволюционными классами нередко разрешался насильственными методами. В результате уничтожения частной собственности и огосударствления основных социальных институтов общество превратилось в совокупность различных социальных слоев, отличительным признаком которых была их структурная переходность.

С другой стороны, к концу 1930-х гг. процесс индустриальной и социальной модернизации России стал необратимым — дистанция между индустриальными западными обществами и Россией в структуре социального пространства значительно сократилась. Во многих проявлениях СССР стал относиться к социальному пространству индустриального общества. Государство старалось ускорить трансформацию социальных отношений в ответ на внешний вызов со стороны более развитых индустриальных стран.

Во многом установившееся равновесие между социально-функциональными и идеологически-политическими требованиями модернизации определило успех индустриальной реконструкции в СССР, а всеобщий государственный контроль был лишь одним из многих методов осуществления модернизации и преобразования социально-классовой структуры, который то ослабевал, то усиливался. Социальный баланс между населением и государством в 1920–1930-е гг. был крайне непрочен и нестабилен — партийно-государственные функционеры, время от времени, усиливали функцию принуждения в отношении народных масс.

В целом к концу 1930-х гг. в советской системе социального неравенства доминировали низшие (средние) слои населения, с симметричной и постепенно дифференцируемой кривой распределения доходов под жёстким государственным контролем. В течение 1920–1930-х гг. произошла относительная поляризация качества жизни различных слоев населения. Основное противоречие в политике регулирования доходов населения в рассматриваемый период заключалось в противостоянии (противопоставлении) принципа эгалитаризма в распределении доходов и необходимой закономерной дифференциацией в оплате труда, без практической реализации которой высокие темпы индустриализации, повышение производительности труда, формирование лояльных режиму слоев населения оставались иллюзорными проектами.

На Дальнем Востоке СССР проявилась асимметричность в соотношении основных социальных слоев населения, которая подчеркивает специфику исторической эволюции региона. Относительно быстрые темпы и большие масштабы размещения производительных сил, планово-централизованный административно-принудительный характер осуществления индустриализации отразились на Дальнем Востоке в более высоком удельном весе, чем в СССР, партийно-советских руководителей, инженерно-технических кадров и гуманитарной интеллигенции (высококвалифицированных и квалифицированных специалистов), планово-контролирующего персонала, а также заключенных. Удельный вес населения региона, занятого в сельскохозяйственной сфере общественного производства, к концу 1930-х гг. был в четыре раза меньше аналогичной доли занятого населения в сельском хозяйстве СССР.

Таким образом, совокупность природно-климатических, экономических, политических факторов в развитии и освоении Дальнего Востока России определила своеобразие социальной структуры населения региона в рассматриваемый период времени. Вместе с тем, основообразующие изменения в составе народонаселения края в 1920–1930-е гг. были обусловлены стремительным процессом индустриальной модернизации, который на Дальнем Востоке СССР протекал в особо интенсивной форме. Большие масштабы и высокие темпы индустриализации в крае были предопределены геополитическим положением и его ролью в защите интересов России в Азиатско-Тихоокеанском регионе.