Посвящается моим сыновьям — Никите, Артему и Валерию
Вид материала | Документы |
- Тест: Долговечен ли ваш союз? Что в жизни даёт нам любовь… Библиотерапия и кинотерапия, 319.02kb.
- Синельников Валерий Сила Намерения, 1085.33kb.
- Синельников Валерий Владимирович - "Сила Намерения" оглавление, 751.87kb.
- Другая повесть о полку Игореве, 3529.9kb.
- Противники строительства в М. Козихинском переулке вручили протест Никите Михалкову, 213.77kb.
- Митсуги Саотоме, 1634.36kb.
- Посвящается моим любимым малышам: маленькому умному и доброму сокровищу Полннке, домашнее, 670.84kb.
- Ш. Ботеах Кошерный секс Рецепт страсти и близости, 1674.44kb.
- Л. Е. Морозова ответ моим критикам, 180.5kb.
- Рекомендации по проведению собрания, 61.37kb.
Лев МЕЙ
“ Слово о полку Игореве” — это как бы Пушкин ранней России.
Василий РОЗАНОВ
Я слушаю рокоты сечи
И трубные крики татар.
Я вижу на русью далече
Широкий и тихий пожар.
Александр БЛОК
Есть творения — литературные, живописные, музыкальные, архитектурные, — которые как бы аккумулируют дух народа. Для русской культуры таковым является “Слово о полку Игореве”. Единственный список его был случайно найден в монастырской библиотеке в конце XVIII века, издан в 1800 году (рис. 54) и погиб в огне московского пожара во время Наполеонова нашествия. Но бессмертный дух “Слова” возродился, как Феникс из пепла, и теперь уже навсегда остался в памяти и душе народа. Ибо безвестный автор семь столетий назад сумел вложить в немногие неповторимые страницы не только свое видение Мира и Человека, но и передать свою внутреннюю энергию в качестве завета потомкам.
Древнерусский шедевр, поводом для которого стал многострадальная судьбина Новгород-Северского князя Игоря и его позорное пленение (рис. 55), — не просто книга, поэма, песнь, повествование. Это — целое и целостное Мировоззрение. Это — Прошлое, Настоящее и Будущее, сплавленные воедино. Это — дыхание Жизни и Смерти, Любви и Ненависти, Позора и Торжества, Отчаяния и Прозрения, Надежды и Веры. В каждой фразе памятника, а кое-где даже и между строк закодирован бездонный философский смысл. Образы “Слова” — сплошь символы, наполненные неисчерпаемым смыслом. Судьба и Доля, Добро и Зло, Честь и Слава, Верность и Коварство, Красота и Добродетель — сквозь призму любого из этих понятий, как через магический кристалл, можно увидеть буйную жизнь наших предков, а в них — самих себя.
Что же это за универсальный код, позволяющий проникнуть в самые сокровенные тайники человеческого духа? Да и само обретение памятника — не сродни ли оно явлению чудотворной иконы? Пролежав практически невостребованным более пяти веков, он был счастливым образом переоткрыт для русской литературы как раз накануне ее небывалого расцвета. И с самого момента открытия и последующего опубликования “Слово” стаяло своеобразным талисманом русской культуры, вдохновляя на творческие взлеты все новые и новые поколения писателей, композиторов, художников и, главное, — широкие массы читателей.
Поэтический текст “Слова” врезается в память читателя, точно высеченные в камне письмена. — такие же лапидарные и такие же неуничтожимые. И каждому при этом дано самому пережить “оптимистическую трагедию” памятника, черпая из этого кладезя народной мудрости и поэтического вдохновения силу и воодушевление. Следуя по словесной тропе, проложенной семь веков назад безымянным автором, читатель как бы сам наяву переживает все перипетии Игорева похода — от самого его начала, сопровождавшегося зловещими предзнаменованиями:
“Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и увидел, что от него тенью все его войско прикрыто. И сказал Игорь дружине своей: “Братья и дружина! Лучше убитым быть, чем пленен-ным быть; так сядем, братья, на своих борзых коней да посмотрим на синий Дон”. Страсть князю ум охватила, и желание изведать Дона великого заслоншо ему предзнаменование. “Хочу, — сказал, — копье преломить на границе поля Половецкого, с вами, русичи, хочу либо голову сложить, либо шлемом испить из Дона”.
“Слово” наполнено (даже — переполнено) разными звуками н голосами, таинственно проникающими к нам из прошлого:
“Что шумит, что звенит в этот час рано перед зорями? Игорь полки заворачивает, ибо жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, блшсь другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина не хватило, тут пир докончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава от жалости, а дерево в печали к земле приклонилось.
Вот уже, братья, невеселое время настало, уже пустыня войско прикрыла. Поднялась Обида в силах Дажь-Божьего внука, вступила девою на землю Трояню, всплескала лебедиными крылами на синем море у Дона, плескало вспугнула времена обилия. Затихла борьба князей с погаными, ибо сказал брат брату: “Это мое, и то мое же”. И стали князья про малое “это великое” молвить и сами себе беды ковать, а поганые со всех сторон приходили с победа.ми на землю Русскую”.
А рокочущие струны Бояновых гуслей — разве не звучат они но сей день в сердце каждого русского человека? А звон мечей, храп коней, стон раненых на Каяле? А проникновенный призыв киевского князя Святослава? А вздох самого автора: “О Русская земля! Ты уже за холмом!”? И, наконец, самый пронзительный “голос” — плач Ярославны — жены князя Игоря, вошедшей в историю по своему отчеству (собственное имя ее, как известно, было Ефросинья) (рис. 56):
“На Дунае Ярославнин голос слышится, одна-одинешенька спозаранку как чайка кличет. “Полечу, — говорит, — чайкою по Дунаю, омочу шелковый рукав в Каяле-реке, оботру князю кровавые его раны на горячем его теле”.
Ярославна с утра плачет на стене Путивля, причитая: “О ветер, ветрило! Зачем, господин, так сильно веешь? Зачем мечешь хиновские стрелы на своих легких крыльях на воинов моего лады ? Разве мало тебе под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял ?”
Ярославна с утра плачет на стене города Путивля, причитая: “О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе ладьи Святославов до стана Кобякова. Возлелей, господин, моего ладу ко мне, чтобы не слала я спозаранку к нему слез на море”.
Ярославна с утра плачет в Путивле на стене, причитая: “Светлое и тресветлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно! Почему же, владыка, простерло горячие свои лучи на воинов лады? В поле безводном жаждой им луки расслабило, горем им колчаны заткнуло”.
“Слово о полку Игореве” — величайший памятник мировой литературы, выплеснутый когда-то из кровоточащего сердца его автора, — ныне принадлежит всему человечеству, его настоящему и будущему. И через тысячи лет в нем все также будет лучезарно сверкать неистребимая мощь русского духа! Авторство гениального памятника русской литературы — одна из волнующих загадок истории. На данную тему написаны десятки работ и выдвинуто множество самых невероятных версий. Среди них и самая простая: автором “Слова” был сам князь Игорь (В. Чивилихин, В. Буйначев, А. Портнов и др.). Такое решение проблемы содержится в полном названии “Игоревой песни”: “Слово о полку Игореве — Игоря, сына Святославля, внука Олегова”. Достаточно проставить правильно знаки препинания (в древнерусском тексте их, естественно, нет), как проступает самоочевидный смысл: “Слово... Игоря...” — значит, “Слово”, сочиненное и написанное Игорем. Та же смысловая конструкция — только в вопросительной форме — повторяется в начальной фразе “Слова”, поименованного здесь повестью: “Не лепо ли ны бяшеть, братие, начати старыми словесы трудных повести о полку Игореве — Игоря Святославлича?” Здесь попросту повторяется устойчивая схема, присущая многим древнерусским текстам: например, “Слово Серапиона [Владимирского]” означает “Слово”, принадлежащее старцу Серапиону, сложенное и написанное им.
* * *
“Слово о полку Игореве” — это русская история + русский дух. Но известна история, так сказать, и в чистом виде. Рассказ Лаврентьевской летописи о тех же самых событиях скуп и суров:
“В год 6694 (1186). Месяца мая в первый день, в день памяти святаго пророка Иеремии, в среду, под вечер было знаменье на солнце, и так сильно потемнело, что можно было людям увидеть звезды, и в глазах все позеленело, а солнце превратилось как бы в месяц, а в рогах его словно горящие угли. Страшно было видеть людям знамение Божие.
В тот же год, того же месяца в восемнадцатый день, в день памяти святого мученика Потапия, в субботу, родился сын у великого князя Всеволода, и нарекли имя ему в святом крещении Константин.
В том же году надумали внуки Ольговы пойти на половцев, так как не ходили в прошлом году со всеми князьями, но сами по себе пошли, говоря: “А что, мы разве не князья? Такую же себе славу добудем” И встретились у Переяславля Игорь с двумя сыновьями из Новгорода-Северского, брат его Всеволод из Трубчевска, Святослав Ольгович из Рыльска и пришедшие на помощь к ним из Чернигова. И вошли в землю половцев. Те же, услышав, пошли навстречу, говоря: “Братия наша перебита и отцы наши, а другие н плену, а теперь вот на нас идут”. Послали весть по всей земле своей, а сами пошли навстречу и поджидали войска свои, а наши к ним идут, к вежам их. Половцы встретили их, не подпустив к вежам, и, не дожидаясь остальных войск, сошлись в битве. И побеждены были половцы, и гнали их до веж, и взяли русские полон — жен и детей, и стояли три дня в вежах их, веселясь и говоря: “Братия наша ходила со Святославом, великим князем, и бились с половцами на виду у Переяславля, те сами к ним пришли, а в землю Половецкую не посмели за ними пойти. А мы в земле их, и самих перебили, и жены их полонены, и дети их у нас. А теперь пойдем следом за ними за Дон и перебьем их всех без остатка. Если же и тут одержим победу, то пойдем вслед за ними и до лукоморья, куда не ходили и деды наши, а славу и честь свою всю возьмем до конца”. Но не знали о предначертании Божьем.
А остатки разбитых половцев бежали к войску своему, куда прежде весть посылали, и рассказали им о своем поражении. Те же, услышав, пришли к ним на помощь и за другими послали. И сошлись с русскими стрельцы, и бились три дня стрельцы, а в копийном бою не сходились, ожидая свою дружину, а к воде не дали им подойти.
А подошло к ним войско все, бесчисленное множество. Наши же, увидев их, ужаснулись и забыли о похвальбе своей, ибо не ведали сказанного пророком: “Тщетны человеку и мудрость, и мужество, и замысел, если Бог противится”. Изнемогли от безводия и кони и сами. н жаре и в муках, и наконец пробились к воде. а то три дня не подпускали их к воде. Видев это. враги устремились на них, и прижали их к ноле, и яростно бились с ними, и лютая была битва. Сменили половцы коней своих, а v наших кони изнемогли, и были побеждены наши гневом Божьим Князей всех в плен взяли, а из бояр и вельмож и дружины всей.— кто убит, другие в плен взяты или ранены. И возвратились с победой великой половцы, а о наших не ведомо кто и весть принес, а все за грехи наши,
Где же радость наша — теперь вздохи и плач повсюду Исайя же пророк говорит: “Господи, в печали вспомнил тебя”, и прочее.
Шел своей дорогой купец, и половцы приказали ему передать: “Идите за своей братией, или мы идем за своей братией к вам”. Князья же все. услышав о таком несчастий с братией своей и с боярами, застенали все. и повсюду был плач и рыдания: у одних братья погибли или в плен попали, у других отцы или близкие. А князь Святослав послал за сыновьями своими и за всеми князьями. И собрались к нему в Киев, и выступили к Каневу Половцы же, услышав, что вся земля Русская идет против них. бежали за Дон. Святослав же, узнав, что они бежали, возвратился со всеми князьями к Киеву, и разошлись все по своим землям. А половцы, услышав, что они отошли, внезапно напали на Переяславль, и взяли все города по Суде, и у Переяславля бились весь день. Владимир же Глебович, видя, что они сейчас захватят острог, выехал из города с небольшой дружиной, и напал на них, и смело сразился с ними, они же. на беду, окружили князя. Но горожане, видя. что свои изнемогают в бою, выскочили из города и в бою едва отняли князя, раненного тремя копьями А из дружины его многие погибли. И поспешили в город, и затворились в нем. А половцы возвратились с большим полоном в вежи.
Вскоре бежал Игорь от половцев — ибо Господь не оставит праведника в руках грешников: взирает Господь на тех, кто боится его, и прислушивается к молитвам их! Гнались за ним и не догнали, как Саул преследовал Давида, но Бог избавил того, так и Игоря Бог избавил от рук поганых половцев. А остальных держали строго и сторожили, угрожая цепями и муками.
Все это свершилось из-за грехов наших, так как умножились грехи наши и преступления. Бог ведь казнит рабов своих различными напастями, и огнем, и водой, и войной, и иными различными бедами; христианам, многое перенесшим, суждено будет войти в царство небесное. Согрешили и казнимы, как поступали, за то и получили, но наказывает нас справедливо Господь наш, и пусть никто не посмеет сказать, что ненавидит нас Бог — не будет этого. Так любит, как возлюбил нас, когда муки принял нас ради, чтобы избавить нас от дьявола”.
И в литературном, и в летописном тексте с явной тревогой описывается зловещее предзнаменование — затмение солнца (рис. ). Случайно или неслучайно сыграло оно столь скорбную роль в трагическом исходе Игорева похода? Вообще-то затмение солнца (как и луны) — явление закономерное и с точки зрения науки заранее предсказуемое. Правда, ни русские, ни половцы о конкретном затмении дневного светила 1-го мая 1186 года ничего не ведали. То есть для Игоревых полков оно явилось полной неожиданностью. Но не для ноосферы! Для нее затмение стало просто удобным каналом предостережения. Еще раз обращаю на летописные детали, которых нет в тексте поэмы: “... въ солнци учинися яко месяць, из рогъ его яко уголь жаровъ исходяше”. То есть на заслоненной лунной тенью солнечной дужке, как на рогах, светилось два огня, похожих на раскаленные угли.
Солнце является одновременно эпическим и лирическим героем великой поэмы, точно предвосхищая космистские идеи гелиобиологии, разработанные в ХХ веке Александром Леонидовичем Чижевским (1897—1964). Герои “Слова” — внуки Дажьбога, то есть прямые потомки Солнца, названного здесь своим языческим именем. К “светлому и тресветлому солнцу” обращается с мольбой Ярославна, надеясь на заступничество и помощь высших небесных сил. Такое ощущение, что летописный Игорь полностью осознает свое пассионарное предназначение и действует в соответствии с закономерным космическим предначертанием.
В соответствии с теорией биосферы и ноосферы, разработанной В.И. Вернадским, избытки биохимической энергии под воздействием, главным образом, космических факторов непосредственно влияют на поведение конкретных индивидов. Отдельные личности, получая избыточный энергетический импульс, становятся активным организующим началом различных социальных структур. Данный феномен, позволяющий преодолеть инстинкт самосохранения и приводящий к физиологическому, психическому и социальному сверхнапряжению, был назван Львом Николаевичем Гумилевым пассионарностью (от латинского слова passio — “страсть”), а люди, наделенные соответствующим энергетическим зарядом и обладающие повышенной тягой к действию, — пассионариями. Пассионарии, когда в их поле притяжения оказываются массы людей, становятся главными двигателями истории:
“...Что же происходит в случае, если пассионарное напряжение выше инстинктивного? Тогда появляются конкистадоры и землепроходцы, поэты и ересиархи или, наконец, инициативные фигуры вроде Цезаря и Наполеона. Как правило, таких людей немного, но их энергия позволяет им развивать и стимулировать активную деятельность, фиксируемую везде, где есть история. Сравнительное изучение напряженности и массовости событий дает определение величины пассионарного напряжения в первом приближении”.
Концепцию Гумилева убедительно подтверждает жизнь и деятельность многих выдающихся исторических личностей — Александра Македонского, Ганнибала, Аттилы, Чингисхана, Тамерлана, Жанны д’Арк, Яна Гуса, Наполеона. Русская история также переполнена пассионарными личностями: Александр Невский, Ермак, Кузьма Минин, протопоп Аввакум, Петр I, Екатерина Великая, Суворов, Ломоносов, Пушкин и др. Точно такой же пассионарностью обладали в свое время русские первооткрыватели-землепроходцы, начиная с Ермака, Семена Дежнева и Ерофея Хабарова и кончая арктическими и тихоокеанскими мореплавателями — всеми, кому Россия была обязана присоединением сначала Сибири, а затем Русской Америки (первой — навсегда, второй — временно). Энергетика русских пассионариев не в последнюю очередь обусловливалась биосферными и ноосферными явлениями. Типичным пассионарием был и князь Игорь — герой поэмы, посвященной его неудачному походу на половцев. Он получил необходимую энергетическую подпитку, сумел передать свой энергетиечский импульс окружающим но не смог правильно распорядиться шансом, данной ему самой природой.
Он находится в постоянном контакте с ноосферой, а поэма (по крайней мере в отдельных и наиболее показательных ее частях) похожа на протокол такого космического общения. Например, знамеитый “мутен сон” великого князя Святослава:
“А Святослав тревожный сон видел в Киеве на горах. “Этой ночью с вечера одевали меня,— говорил,— черною паполомою на кровати тисовой, черпали мне синее вино, с горем смешанное, осыпали меня крупным жемчугом из пустых колчанов поганых и утешали меня. Уже доски без конька в моем тереме златоверхом. Всю ночь с вечера серые вороны граяли у Плеснь-ска на лугу, и из дебри Кисановой понеслись к синему морю”.
И сказали бояре князю: “Уже, князь, горе разум нам застилает Вот ведь слетели два сокола с отцовского золотого престола добыть города Тмутара-кани, либо испить шеломом Дону. Уже соколам крылья подрезали саблями поганых, а самих опутали в путы железные. Темно стало на третий день; два солнца померкли, оба багряные столпа погасли и в море погрузились, и с ними два молодых месяца тьмою заволоклись. На реке на Каяле тьма свет прикрыла: по Русской земле рассыпались половцы, точно выводок гепардов, и великую радость пробудили в хинове. Уже пала хула на хвалу, уже ударило насилие по воле, уже бросился Див на землю. Вот уже готские красные девы запели на берегу синего моря, позванивая русским золотом, поют они о времени Бусовом, лелеют месть за Шарукана. А мы, дружина, лишились веселия”.
Без обращения к ноосфере символика этого странного сна представляется пугающе мистичной. Закодированный сигнал ноосферы, протокольно зафиксированный в “Слове о полку Игореве” вообще никому не понятен — ни князю Святославу, ни его боярам, ни читателям, ни исследователям и толкователям. Что такое, скажем, “доски без конька в тереме златоверхом”? Попробуйте представить, а затем объяснить! Недаром шесть картин “темного сна” породили бесчисленную вереницу публикаций и интерпретаций на сей счет. А все потому, что никому не известно точно, что есть человеческий сон как психическое явление и каким образом связан он с физическими и биокосмическими закономерностями.
Еще Шеллинг задавал каверзный вопрос Владимиру Одоевскому, на который и по сей день не в состоянии вразумительно ответить ни один ученый: “...Что такое сон, или, лучше сказать, где мы бываем во сне, а мы где-то бываем, ибо оттуда приносим новые силы. Когда мне случится что-нибудь позабыть, мне стоит заснуть хотя бы на пять минут, и я вспоминаю забытое”. Потому-то многие ученые предпочитают самый простой, но не делающий им чести путь: вообще отрицают реальность или возможность существования отдельных психофизических явлений, рассуждая по странному для науки принципу: “Раз нет объяснения факту — значит, нет и самого факта”. В свою очередь, исследователи, пытающиеся осмыслить парафизические и парапсихические явления, наталкиваясь на брезгливо-насмешливое отношение своих ползуче-эмпирически настроенных коллег, предпочитают уйти в себя и начинают изобретать теории, которые еще больше отдаляют их от господствующих концепций и парадигм.
Во сне обычно происходит неупорядоченная (или же напротив - упорядоченная и направленная) подпитка психических структур. Разве не актуально звучат слова Шекспира:
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь…
Кальдерон выразился еще лапидарней: "Жизнь есть сон". Уместно также напомнить, что многие описанные случаи общения людей с конкретными Божествами или божественными явлениями также происходили во сне. Классическим примером в данном плане может служить явление Зевса спящему Агамемнону, воссозданное Гомером в "Илиаде". В “темном сне” великого князя Святослава Киевского тоже содержатся намеки на присутствие каких-то неопознанных существ: о них говорится в безличной форме — “одевали”, “черпали”, “осыпали” и т.п. Есть и более свежие и надежные свидетельства: великий ученый и мыслитель-провидец ХХ века К.Э. Циолковский признавался писателю Виктору Шкловскому, что по ночам он разговаривает с "ангелами" (другого слова для обозначения для являющихся ему существ калужский гений подобрать не смог).
В 1634 году и спустя четыре года после смерти во Франкфурте была издана книга одного их корифеев астрономии Нового времени Иоганна Кеплера, где он рассказывает о своем полете на Луну во сне. Интересна, если только так можно выразиться в данном конкретном случае, сама "методика" космического полета, о которой рассказывает Кеплер: "В 1608 году я случайно прочел историю одной чародейки — Либуссы — и, согласно совету, данному в этой книге, я сначала усиленно в течение нескольких часов размышлял о звездах и Луне, а затем заснул, и во сне испытал ряд впечатлений, как будто я был на Луне". Вся книга, собственно, и посвящена описанию пережитых впечатлений. Возникает вопрос: не почерпнуты ли они из той трансперсональной копилки знания, которая составляет один из важнейших аспектов ноосферы Земли? Лучшим доказательством тому, что сон не есть исключительно внутренний и призрачный феномен психики может служить факт, известный любому человеку: во сне, вопреки всем закономерностям ощущений и восприятий мы видим себя со стороны, то есть как бы глядя из ноосферы и находясь с ней в непосредственном контакте..
Сон — такой же неотъемлемый компонент бытия животного существа, как и явь. Бессмысленно спорить, что важней (тем более, что этого никто не знает!). Они как день и ночь, закономерно сменяющие друг друга. И на ум как-то невольно приходят слова некогда знаменитой (а ныне почти совсем забытой) русской писательницы В.И. Крыжановской: "Мысль человеческая не может изобрести чего-либо несуществующего? Невозможное не может зародиться в мысли; всякая идея, какой бы странной она ни казалась, где-нибудь существует, иначе мысль не могла бы формулировать ее…" Что ж, современная наука вплотную подошла к выводу о возможности непосредственной объективации мысли в виде так называемых мыслеформ. Мыслеформы - это некие информационно-энергетические сгустки, порожденные мыслями или эмоциональными всплесками. Опосредованными разновидностями мыслеформ являются знаки, символы, рисунки, графические схемы, буквы алфавита, иероглифы и т.п. Однако возможна также и непосредственная материализация, которая с наибольшей вероятностью случается в немногих подходящих для этого местах планеты.
Всё сказанное выше в значительной мере распространяется и на человеческую душу (психею) — энергетическую структуру более локального порядка (то есть привязанную к конкретному индивиду), но подчиняющуюся таким же объективным закономерностям, какие были коротко очерчены выше. После смерти человека такая энергетическая структура (душа) покидает тело, некоторое время (9 дней) пребывает вблизи него, продолжая жить полусамостоятельной жизнью, а спустя 40 дней сливается с общим энергоинформационным полем Вселенной.
Но ноосферный сон Святослава в “Слове о полку Игореве” важен не сам по себе, рожденным им “золотым словом”. Ноосфера сначала настроила во сне на прием важной и нужной информации, а затем и продиктовала ее:
“Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное. и сказал: “О племянники мои, Игорь и Всеволод! Рано вы начали Половецкую землю мечами терзать, а себе искать славу. Но не по чести одолели, не по чести кровь поганых пролили. Ваши храбрые сердца из твердого булата скованы и в дерзости закалены. Что же учинили вы моим серебряным сединам. А уже не вижу власти сильного и богатого брата моего Ярослава, с воинами многими, с черниговскими боярами, с могутами, и с татранами,и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами. и с ольберами. Все они и без щитов, с засапожными ножами, кликом полки побеждают, звеня прадедней славой. Но сказали вы: "Помужествуем сами: мы и прежнюю славу поддержим, а нынешнюю меж собой разделим". Но не диво ли, братия, старику помолодеть! Когда сокол возмужает, высоко птиц взбивает, не даст поезда своего в обиду. Но вот мне беда — княжеская непокорность, вспять времена повернули. Вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир изранен. Горе и беда сыну Глебову!”
Далее следуют поименные обращения к другим русским князьям. Что же они собой представляют? Недошедший до адресата “вопль вопиющего в пустыне”? Поэтический прием, интересный только одному безымянному автору? Не думаю! Призывы обязательно должны были дойти до тех, к кому были обращены. И дошли! Весь вопрос: по каким каналам? Не похоже, что помчались гонцы во все концы, хороня за пазухой пергаментные свитки. Тогда каким именно образом? Через ноосферу и тот же сон? Пути передачи ноосферной информации неисповедимы. Важно, чтобы были подходящие условия и соответствующий настрой.
Считается, что природа, воссозданная в “Слове о полку Игореве”, является вершиной поэтического вдохновения. Описывая грозные предзнаменования, автор якобы передает собственную тревогу за судьбу главного героя, его войска да и всей Русской земли. С автором — кто бы он ни был — ясно, но причем же здесь природа? В поэме воссоздана апокалипсическая картина “ноосферной бури”:
“Солнце ему тъмою путь заступаше, нощь стонущи ему грозою птичь убуди, свистъ зверинъ въста, збися Дивъ, кличеттъ връху древа, велитъ послушати земли незнаеме. <...> Кровавыя зори светъ поведаютъ, черныя тучя съ моря идутъ, хотятъ прикрыти 4 солнца, а в нихъ трепещуть синии млънии. Быти грому великому, идти дождю стрелами...”
Да, ноосфера говорит здесь устами природы, но многие из зафиксированных очевидцем феноменов слабо поддаются объяснения с точки зрения знакомых атмосферных явлений и привычного здравого смысла. И поэтика здесь ни при чем! И мифология! Даже знаменитый и никому не ведомый Див — типичное ноосферное знамение. А четыре солнца! Они — такое же ноосферное знамение, как и огненный столп из “Повести временных лет”. Кстати, в первичном и недошедшем до нас варианте Начальной летописи в записи за 1110 год, последней из принадлежавших самому Нестору, говорилось не об одном, а о целых трех столпах, воссиявших над Киево-Печерским монастырем. Об этом поведал уже упоминавшийся выше монах Поликарп, который читал Несторову летопись еще до того как ее коснулись безжалостные руки идеологических “костоправов”.
В роковые минуты истории, например, когда в преддверии битвы и в ходе боевых действий противостояние противоборствующих сторон и концентрируемая в людях энергия достигают наивысшего напряжения, ноосфера начинает проявлять самым непредсказуемым и непонятным для людей образом. Для самой же ноосферы, напротив, это абсолютно предсказуемые и объяснимые даже с точки зрения обычной физики феномены: избыток энергии и нарушение энергетического равновесия к вполне закономерным последствиям, в том числе и таким, какие воспроизведены с протокольной точностью в “Слове о полку Игореве”. О грядущих потрясениях ноосфера предупреждает отнюдь не как сторонний наблюдатель, ибо она аккумулирует энергетические потенциалы всех действующих лиц, участвующих в исторической драме. Так, пассионарная вспышка, подобно сферической волне охватывает все новые и новые событийные точки и связанных с ними людей, заряжая одних и предупреждая (например о грядущих бедах) других.
В литературных памятниках, особенно в летописях, знамения и другие неопознанные явления принято истолковывать в плане проявления Божественной воли или Божественного промысла. В действительности же на 99% здесь речь идет все о той же ноосфере и лишь 1% составляют всякого рода погрешности или же иллюзии восприятия. Это значит, что многочисленные чудеса, многократно засвидетельствованные в различных религиозных источниках имеют непосредственное отношение к ноосфере и биосфере. Однако и та и другая — понятия чисто научные, вторгаться с их помощью в область религиозного таинства по меньшей мере некорректно. Такое допустимо лишь применительно к реальным историческим событиям и фактам, получившим — за неимением лучшего — исключительно религиозную интерпретацию. Поневоле приходится отделять зерна от плевел, сохраняя при этом самое уважительное отношение к чувствам верующих.
Так какие же из всего сказанного следуют выводы? Всё те же — ноосферные. Творческое вдохновение также представляет собой явление прежде всего ноосферного порядка. Если называть вещи своими именами — без участия ноосферы (или точнее — без подключения к ней) не возможно творчество ни поэта, ни художника, ни музыканта, ни ученого (конечно, если речь идет о подлинных мастерах своего дела).
* * *
Если непрерывные набеги степняков разъедали Русское государство, как ржа, то непрекращающиеся княжеские раздоры разъедали его изнутри, как гниль. Автора “Слова о полку Игореве” душевная боль от бедствий, принесенных Руси удельными князьями волнует не меньше чем половецкая угроза:
“Тогда <...> засевалось и прорастало усобицами, гибло достояние дажьдбожьих внуков, в княжеских распрях век людской сокращался. Тогда на Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки по-своему говорили, собираясь лететь на поживу”.
Княжеские междоусобицы, точно Божия кара, преследовали Рюриковичей, начиная с первых правителей. По мере разрастания Рюрикова гнезда все больше и больше появлялось обиженных и ущемленных изгоев, которые считали себя достойными лучшей доли и вступали непримиримую борьбу с более удачливыми конкурентами. Сильные и умные в конце концов побеждали. Страданий оттого меньше не становилось, а реки безвинной крови лишь на непродолжительное время превращались в слабые ручейки — пока очередной властитель удерживал в узде строптивых родичей. Судьба наследников и потомков Владимира Мономаха — лучшее тому подтверждение, получившее подробное освещение в Лаврентьевской, Ипатьевской и других летописях.
Наибольшую активность в борьбе за великокняжеское кресло проявил шестой сын Владимира Мономаха Юрий, прозванный Долгоруким (90-е гг. XI в. — 1157) (рис. 58). Прозвище ему было присвоено именно за настойчивую политику по укреплению своих владений. Скромные границы Ростово-Суздальского княжества казались для него слишком узкими. Но отобрать великокняжеский стол у брата Мстислава, а затем у племянника Изяслава оказалось не так-то просто. Юрий Долгорукий считается основателем Москвы. На самом деле к основанию нынешней столицы России он никакого отношения не имеет. Просто первое летописное упоминание Москвы, входившей тогда в Суздальское княжество, под 1147 годом связано с посещением ее Юрием Долгоруким. Москва же как поселение насчитывала к тому времени, быть может, даже не десятки, а сотни лет. Сам город для хозяина в то время значил очень мало — его заветной мечтой оставался Киев. Он дважды его брал штурмом, был провозглашен великим князем, здесь же умер и был похоронен. Могила его однако была вскрыта, и кости того, чей памятник сегодня красуется в центре Москвы, сегодня хранятся не преданные земле в одном из киевских казенных учреждений. Обычный парадокс истории!
Если для Игоря Святославича Новгород-Северского половцы — злейшие враги, то для Юрия Долгорукого они же — лучшие друзья и союзники в его длительной борьбе за киевский престол. И Русскую землю они уже топтали, жгли и грабили вместе. Лаврентьевская летопись сохранила для потомков перечень их “славных дел”: