Посвящается моим сыновьям — Никите, Артему и Валерию

Вид материала

Документы

Содержание Уж ты батюшка светел месяц! В головах у него стоит животворящий крест Пошатните-ка ли вы леса темные Посмотри-ка, погляди на свою армеюшку…"

Подобный материал:

• Тест: Долговечен ли ваш союз? Что в жизни даёт нам любовь… Библиотерапия и кинотерапия, 319.02kb.
• Синельников Валерий Сила Намерения, 1085.33kb.
• Синельников Валерий Владимирович - "Сила Намерения"    оглавление, 751.87kb.
• Другая повесть о полку Игореве, 3529.9kb.
• Противники строительства в М. Козихинском переулке вручили протест Никите Михалкову, 213.77kb.
• Митсуги Саотоме, 1634.36kb.
• Посвящается моим любимым малышам: маленькому умному и доброму сокровищу Полннке, домашнее, 670.84kb.
• Ш. Ботеах Кошерный секс Рецепт страсти и близости, 1674.44kb.
• Л. Е. Морозова ответ моим критикам, 180.5kb.
• Рекомендации по проведению собрания, 61.37kb.

народа, запечатленное в его песнях, сказаниях, легендах. Здесь нет никаких содроганий и стенаний по поводу безвинно пролитой крови бояр да князей или сетований по поводу патологических отклонений в поведении царя Ивана. В народной памяти он остался как выдающийся правитель, более того, — народный заступник. Не верите? Тогда прочитайте нижеприведенное предание:

"Когда на Москве 6ыл царем Иван Грозный, он хотел делать все дела по закону христианскому, а бояре гнули все по-своему, перечили ему и лгали. И стала народу тягота великая, и начал он клясть царя за неправды боярские, а царь совсем и не знал обо всех их утеснениях. Насмелились тогда разные ходоки, пришли в Москву и рассказали царю, как ослушаются его князи-бояре, как разоряют людей православных, а сами грабят казну многую и похваляются самого царя известь. Разозлился тогда царь на бояр и велел виноватых казнить и вешать. Тогда бояре совсем перестали его слушаться и начали его ссылать из царства вон неволею. Как ни грозен был царь, а убоялся бояр и выехал с горем из дворца своего, попрощался с народом и оправился куда глаза глядят. Все его покинули, только один любимый его боярин поехал с ним вместе. Долго ли, коротко ли ехали они по лесу — и встосковался царь по своему царству, и молвил своему боярину: "Вот Бог избрал меня на Московское царство, а я стал хуже последнего раба. Нигде нет мне пристанища, никто меня не пожалеет и куска хлеба взять негде". Только смотрят на лес, а березка кудрявая стоит впереди них и кланяется парю. Поклонилась низко раз, другой и третий... Не утерпел тогда царь, заплакал и сказал своему боярину, указывая на березку: "Смотри, вот бесчувственная тварь, и та мне поклоняется как царю, от Бога поставленном, а бояре считают себя разумными и не хотят знать моей власти [...]. Стой! Поедем назад. Проучу же я их и заставлю мне повиноваться". И велел царь той березке повесить золотую медаль на сук за ее почтение. А когда вернулся в москву, то перекрушил бояр, словно мух".

Не надо только думать, что фольклорный текст записан совсем недавно от какого-нибудь просвещенного горожанина или колхозника, учившегося по советским учебникам и знакомого с художественной интерпретацией образа Ивана Грозного в романах и кинофильмах. Легенда записана этнографом Н.Я. Аристовым в 1878 году в селе Стеньшино Липецкого уезда Тамбовской губернии от столетнего безграмотного крестьянина Ивана Климова. Здесь нет ни слова осуждения, напротив — полнейшее одобрение действий царя, направленных и на укрепление державы, и на облегчение участи народа. Без строгости — и, если хотите, насилия — никакая власть (даже в крестьянской семье) немыслима. Народ это прекрасно понимал и именно за это уважал и ценил царя Ивана. И не просто уважал — любил. До не давнего времени (то есть почти на протяжении четырехсот лет) пелись, записывались и публиковались песни-плачи о смерти Ивана Грозного. Например, такие:

Уж ты батюшка светел месяц!

Что ты светишь не по старому,

Не по-старому, не по-прежнему,

Из-за облачка выкатываешься,

Черной тучей закрываешься?

У нас было на Святой Руси,

На Святой Руси, в каменной Москве,

В каменной Москве, в золотом Кремле,

У Ивана было у Великого,

У Михайлы у Архангела,

У собора Успенского,

Ударили в большой колокол.

Раздался звон по всей матушке сырой земле.

Соезжались все князья-бояре,

Собирались все люди ратные

Во Успенский собор Богу молитися.

Во соборе-то во Успенскиим

Тут стоял нов кипарисов гроб.

Во гробу-то лежал православный царь,

Православный царь Иван Грозный Васильевич.

В головах у него стоит животворящий крест,

У креста лежит корона его царская,

Во ногах его вострый, грозный меч.

Животворящему кресту всякий молится,

Золотому венцу всякий кланятся,

А на грозный меч взглянет — всяк ужаснется…

(Записано в Саратовской губернии в 1854 году)

Мало кто из царей удостоился подобных плачей. Уже в ХХ веке среди гребенских казаков был записан другой плач, в котором содержится прямое обращение к Ивану Грозному, призыв к царю, чтобы встал он из гроба и вернулся назад на землю, где без него нарушился порядок:

<…> "Вы подуйте-ка ли вы, уж ветры буйные,

Пошатните-ка ли вы горы высокие,

Пошатните-ка ли вы леса темные,

Разнесите-ка ли вы царскую могилушку,

Отверните-ка ли вы, уж вы гробову доску,

Откройте-ка ли вы золоту парчу.

Ты встань, восстань, батюшка ты Грозный царь,

Грозный царь да ты Иван Васильевич!

Посмотри-ка, погляди на свою армеюшку…"

Налицо полная нестыковка стереотипа, созданного историками, и представлениями, сохранившимися в народной памяти. Сразу же добавим: мнение летописцев также в основном совпадает с народным образом. В чем же дело? Почему столь значительные расхождения в подходах и оценках? Причина здесь одна: кажущаяся жестокость правления Ивана Грозного, сопровождавшегося массовыми репрессиями и многочисленными казнями, что якобы вскоре привело к разорению страны и распространению смуты. Так ли это? Казалось бы, специалисты должны делать подобные выводы, как говорится, с цифрами в руках. Но все дело в том, что и цифры и факты свидетельствуют об обратном.

Историки-профессионалы давно подсчитали, что всего за время царствования Ивана Грозного было репрессировано и казнено разными способами от трех до четырех тысяч человек. Такие подсчеты имеют под собой совершенно бесспорную основу — поминальные списки (синодики), куда (кстати, по личному указанию самого царя) тщательно заносились имена всех убиенных и замученных. Нет оснований полагать, что, скажем, при Иване III безвинных жертв было меньше чем при Иване IV: недаром дед был прозван Грозным раньше внука. Не в этом дело — безвинная смерть не имеет оправдания, даже если иметь в виду одного человека.

Речь же сейчас пойдет совершенно о другом — о несравнимости масштабов репрессий в России с тем, что происходило примерно в то же самое время в других частях мира и прежде всего — в Западной Европе. Только за одну Варфоломеевскую ночь с 23 на 24 августа 1572 года в Париже было зверски уничтожено свыше трех тысяч гугенотов (то есть почти столько, же, сколько погибло за все правление Ивана Грозного). Причем вырезан под корень был цвет французской нации, съехавшийся отовсюду на бракосочетание Генриха Наваррского и Маргариты Валуа ("королевы Марго"). Вслед за Парижем протестантские погромы прокатились по всей стране. Как отмечается в справочной литературе: только за первые две недели погибло около 30 тысяч гугенотов.

Обратимся к другим европейским странам. В Англии по приказу короля Генриха VIII (он скончался в 1547 году, когда в далекой России Иван IV венчался на царство) было повешено 72 тысячи бродяг и нищих (сегодня бы сказали — бомжей, ибо почти все они являлись разорившимися крестьянами, лишенными крова и согнанными со своих мест в результате так называемого "огораживания", то есть отчуждения земель с целью их использования для получения капиталистической прибыли). Во время Нидерландской буржуазной революции испанцы истребили около 100 тысяч ни в чем не повинных мирных граждан (из них, по меньшей мере, 11 тысяч на кровавом счету герцога Альбы). Кроме того, в XVI веке по всей Европе продолжала зверствовать инквизиция: по скрупулезным подсчетам самих же инквизиторов, за это время только сожжено на кострах живьем и прилюдно было 28 540 "еретиков и ведьм". Эти цифры, позаимствованные из различных источников, суммарно приводит В.В. Кожинов в уже упоминавшейся книге "История Руси и русского слова" (М., 1999), а также в других своих публикациях. Нельзя не упомянуть и начавшийся в том же веке геноцид индейцев на осваиваемых испанцами и португальцами (а вслед за ними — англичанами и французами) территориях обеих Америк: здесь счет жертв шел уже на миллионы!

Но вернемся назад, в Россию. Говорят (теперь это особенно модно), что, дескать, и не было вовсе на Руси никаких боярских заговоров, что все это померещилось патологически подозрительному царю, а кровожадные временщики, вроде Малюты Скуратова, рады-стараться были подлить маслица в огонь. Ну, зачем же так себе и другим голову морочить? Все русские цари-Рюриковичи отличались достаточной жестокостью, а Иван Грозный абсолютно заслуженно может претендовать на первый номер в списке кровавых тиранов и деспотов. Но тогда уж и из русской аристократии не нужно делать невинную овечку. Боярство представляло собой типичную олигархическую структуру, глубоко чуждую народным чаяниям и общегосударственным интересам. У русских бояр крамола да измена, что называется, в крови сидела (второй неизлечимой болезнью было "стукачество"). Можно даже сказать, что они уже во чреве матери думали, как бы себя подороже продать, к какому королю (польскому или шведскому) при случае переметнуться и как бы поболезненней насолить великому князю Московскому (а в дальнейшем — царю). Так что верховному правителю России сам Бог велел бдительно и непреклонно стоять на страже государственных интересов, защищать Отчизну от посягательств внешних и внутренних врагов, как заразу, искоренять измену и сепаратизм, и, как зеницу ока, хранить единство Державы и заботиться о процветании ее народа.

Так кто же в таком случае расшатал могущество Российской державы, довел страну до разорения, ввергнул ее в Смуту и пригласил в качестве арбитров иноземных интервентов? Иван Грозный что ли? Да нет, все те же князья и бояре, которые до этого продавали Русь татарам, науськивая на соседей-однокровников карателей и грабителей, а теперь рады-радёхоньки были отдать Россию — всю сразу или по частям — полякам, литовцам, шведам и ливонцам. Они бы сделали это и раньше да царь Иван не позволил. И народ это прекрасно видел и понимал и был тысячу раз прав, объективно оценивая в своих песнях и сказках эпоху Ивана Грозного.

* * *

За разглагольствованиями о зверствах, учиненных царем Иваном Грозным, как-то забывается о том, что сделал он для укрепления геополитической мощи Российского государства и утверждения его решающей роли на мировой арене. Ведь именно в эту мучительно трудную и трагическую эпоху Россия обрела Сибирь и стала такой, какой ее знают и по сей день. Долгое царствование Ивана Грозного (если вести счет от смерти его отца Василия, он правил свыше полувека, точнее 50 лет и 3 месяца) получило всестороннее освещение в официальном летописании. Существуют даже летописные произведения, посвященные отдельным периодам его правления: например, "Летописец началпа царства царя и великого князя Ивана Васильевича", "Казанский летописец", посвященный взятию столицы Казанского ханства и присоединению его к России. От Ивана Грозного осталась обширная переписка, имеющая высокие литературные достоинства. О времени царя Ивана написано немало мемуаров очевидцев, преимущественно недружелюбно настроенных к нему иностранцев и главного государственного изменника князя Андрея Курбского (рис. 79), бежавшего от царского гнева и перешедшего на службу к польскому королю. Находясь вдали от московских пытошных подвалов под защитой королевских жолнеров, он не только вступил в разоблачительную переписку с государем (рис. 80), но и написал обширный и желчный трактат под названием "История о великом князе Московском".

Сам Иван IV с огромным вниманием и бережением относился к летописанию. Сохранились его собственноручные пометы на полях летописей, которые он читал в разные годы жизни. Особенно царя занимало летописное отображение его собственных деяний и их интерпретация. Именно в царствование Ивана Грозного и наверняка под его идейным руководством был составлен наиболее авторитетный литературно-летописный памятник той эпохи — уже упоминавшаяся выше "Степенная книга", доводящая изложение событий русской истории до конца лета 7068 (то есть до августа 1560 года). По заказу царя Ивана в 1568—1576 годах в Александровской слободе в самый разгар опричнины начал создаваться и грандиозный многотомный Лицевой летописный свод. Над его томами, каждому из которых предстояло стать рукописным шедевром, трудились лучшие переписчики и художники-иллюстраторы.

Летописные, эпистолярные и мемуарные свидетельства помогают представить неоднозначный образ Грозного царя и его эпохи в самых различных аспектах. Как хорошо известно, в жизни царя и государства, доставшегося ему по праву престолонаследия, различаются несколько контрастных этапов. Ивану было всего три года, когда от тяжелой болезни скончался его отец и фактическая власть перешла в руки его матери — молодой и энергичной вдовы Елены Глинской. Княжеский род Глинских считался литовским, но происходил от татар, в XV веке перешедших на службу к Великому князю Литовского. Более того, как доподлинно установлено, основоположником рода Глинских был один из сыновей хана Мамая: после разгрома Мамаевых полчищ на Куликовом поле и умертвления отца наемными убийцами сын этот бежал в Литву, где получил в управление и кормление город Глинск (ныне находится на территории Сумской области Украины) — от его названия получил фамилию и весь род. (В XIV-XV веках многие татары переходили к оседлому образу жизни и целые кланы их получали земли и селились в литовских землях — точнее, это были исконно русские земли, захваченные Литвой). В дальнейшем отношения князей Глинских с литовско-польскими властителями разладились и они перешли на службу к русскому царю Василию III. Ему вскоре приглянулась молоденькая племянница опальных князей, и он взял ее в жены, отправив в монастырь бездетную супргугу Соломонию. Спустя четыре года на свет появился Иван и, благодаря его матери, в жилах царей-Рюриковичей потекла татарская кровь и появились гены хана Мамая.

Овдовев, Елена Глинская стала управлять Московией с помощью фаворита с тройной фамилией — молодого красавца-боярина Ивана Федоровича Овчины-Телепнева-Оболенского, с которым состояла в открытой любовной связи (злые языки уже в те времена шептали, что полюбовник царицы Елены и есть истинный отец Ивана Грозного). Пятилетнее регентство Елены сопровождалось непрерывными боярскими раздорами, в центре которых находилась сама царица и ее фаворит. Против них фрондировали даже собственный дядя Елены — Михаил Васильевич Глинский, которого неблагодарная племянница упрятала в темницу, хотя и была обязана ему всем. В конце концов царицу отравили, ее любовника — схватили, бросили в кремлевский застенок и уморили голодом, а не достигший совершеннолетия Иван попал под жесткую опеку бояр, беззастенчиво поправших его законные права на власть. Позже в письме изменившему другу — князю Андрею Курбскому царь самолично описал подробности тех лет, которые оставили неизгладимый след в его памяти:

"Когда же Божьей судьбой родительница наша, благочестивая царица Елена, переселилась из земного царства в Небесное, остались мы с покойным братом Георгием круглыми сиротами — никто нам не помогал; осталась нам надежда только на Бога, Пречистую Богородицу, на всех святых и на родительское благословение. Было мне в это время восемь лет; подданные наши достигли осу-ществления своих желаний — получили царство без правителя, об нас, государях своих, заботиться не стали, бросил.ись добывать богатство и славу и напали при этом друг на друга. И чего только они не наделали! Сколько бояр и воевод, доброжелателей нашего отца, перебили! Дворы, села н имения наших дядей взяли себе и водворились в них! Казну матери перенесли в большую казну и при зтсм неистово пихали ее ногами и кололи палками [концами трости], а остальное разделили между собой. А ведь делал это дед твой, Михаиле Тучков. Тем временем князья Ва-силий и Иван Шуйские самовольно заняли при мне первые места и стали вместо царя, тех же, кто больше всех изменял нашему отцу и матери, выпустили из заточения и привлекли на свою сторону. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея Ивановича, и его сторонники, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, на этом дворе захватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при нашем отце и при нас, и, опозорив его, убили; князя Ивана Федоровича Бельского и многих других заточили в разные места; подняли руку и на Церковь, свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение и так осуществили свои желания и сами стали царствовать. Нас же с покойным братом Георгием начали воспитывать как иностранцев или как нищих. Какой только нужды не натерпелись мы в одежде и в пище! Ни в чем нам воли не было, ни в чем не поступали с нами, как следует псступать с детьми. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лааке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не смотрит — ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные тяжелые страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Всё расхитили коварным образом — говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе, а их жаловали не за дело, назначали не но достоинству; бесчисленную казну нашего деда и отца забрали себе и наковали себе из нее золотых и серебряных сосудов и надписали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние..."

(Перевод Я.С. Лурье)

Зато уж теперь он не по наслышке, а наяву познал, что такое боярское всевластие и понял, что оно сулит Российской державе: раздробленность и разграбление, призвание иноземцев или переход в вассальную зависимость к соседним властителем. Буквально на глазах молодого царя начался губительный процесс расшатывания единого государства — главного детища его деда — и укрепление боярских вотчин и удельных княжеств. Если бы Иван IV не остановил во-время разрыхления и эррозии власти, Смутное время на Руси могло начаться не в XVII, а в XVI веке. И он принимает (в 16- летнем возрасте!) единственно правильное решение — стать самодержцем, раз и навегда покончить с боярским самоуправством. Поставленная цель легкой жизни не сулила и восторга со стороны высокородной знати не встретила. Началась затяжная, полная драматизма борьба — не на жизнь, а на смерть. 16 января 1547 года в Успенском соборе Московского кремля состоялось венчание Ивана IV на царство (рис. 81), а спустя две недели он женился на Анастасии Захарьиной-Юрьевой из рода боярина Кошки.

Был ли Иван IV пассионарной личностью? Безусловно — да! Однако пассионарность может иметь как положительную, так и отрицательную направленность. Царю Ивану пришлось пройти через оба эти этапа. Сначала его жизнь была на подъеме, на взлете — он как бы парил в вышине, обозревая орлиными очами бескрайние российские просторы и камнем бросался на врагов. Именно в этом порыве он сумел зарядить своей энергией народ и элиту, сподвигнув их на покорение Казанского ханства. Взятие Казани, а вслед за тем и Астрахани, освобождение великой русской реки Волги явилось апафеозом молодого царя, подтвердившее могущество его державы. Летописец с воодушевлением подводил итог славным деяниям государя всея Руси:

"Сицев бе той царь князь великии и многа при себе памяти и похвалы достойна сотвори: грады новыя созда и ветхия обнови, и церкви пречюдныя ц прекрасныя воздвижи, и монастыря общежителныя иночествующим устрои; и от юны версты не любляше ннкакия потехи царьския: ни птичья ловлення, ни песья, ни звернныя борбы, ни гуселнаго звяцания, ни прегудниц крыпениня, ни мусикеискаго гласа, ни пискання прилепнаго, ни скомрах видимых бесов скакания и плясаиня, и всяко смехотворение от себе отрину, и глумннки отогна, и в конец сих возненавиде. И токмо всегда о воинественнем попечении упражняшеся, и поучение о бранех творяше, и почиташе доороконннки н храбрыя оружники, и о сих с воеводами прилежаше, и сим по вся дни живота своего с мудрыми советники своими поучашеся, и подвизашеся, како бы очистити землю свою от поганых нашестиия, и от частаго пленения их; к сему жетщашеся и поку-шашеся всяку неправду, и нечестие, и кривосудство, и посулы, и резимание [взяточничество], и разбои, и татбы изо всея земля своея извести, правду же и благочестие в людех насеяти и возрастити. И того ради по всей области великия державы своея, по всем градом и по селом изыскав, устави разумныя люди н верныя сотники и пятдесятники на вере и кроте приведе во всех людех, яко же Моисей во израилтянех: да кииждо блюдет числа своего, аки пастырь овца своя, и разсмотряет изыскует всякаго зла и неправды и да обличает виноватаго пред болшими судьями. И аще не престанет от злаго обычая своего, да той смерть приимет о деле своем неизмолимо И сим обычаем укрепи землю свою. Ноли есть не мощно злыя обычая, издавна застаревшая в челове-цех, ис корения истребити. Ибысть тогда во царьствии его великая тшина во всей земли Русьстей [так в оригиналею - В.Д.] укротися всяка беда и мятеж и великия разбои и хищения и татба, и не именовашеся, яко же при отце его бысть..."

Русский летописец объективно относится к обеим сторонам конфликта, отдавая дань уважения мужественным защитникам Казани и высказывая особое уважение татарским женщинам:

"Когда собралось 3000 оставшихся в живых храбрых казанцев, то они заплакали и обнимались, и целовались друг с другом, и говорили один другому: “Выедем из этой тесноты в ноле и сразимся с русскими на ноле широком, пока не умрем или пока не прорвемся живыми!” И сели на своих коней и прорвались в Царевы ворота на Казань-реку, надеясь на силу рук своих, и хотели пробиться сквозь русские полки, стерегшие беглецов, и хотели убежать к ногайцам. И выскочили они как звери во время облавы, и тут окружило их русское войско в темном месте, и обложили их как пчелы, не давая опомниться: стояли ведь тут на поле два воеводы против Царских ворот, князь Петр Щенятев, а другой князь Иван Пронский-Турунтай. И была большая сеча у казанцев с русскими, и многих русских воинств убили, и сами тут же полегли, храбрые, со славою на земле своей. И как только могли сражаться казанцы с таким большим русским войском, когда на одного казанца приходилось по 50 русских! А русские воины напросились на казанцев так стремительно, как голодные орлы и ястребы налетают на башни, скача, как олени по гетрам, по улицам города, шныряя туда и сюда, как звери но пустыням, и рыкая, как львы на охоте, ища казанцев, скрывающихся в их домах и в комнатах, и в погребах, и в ямах, и если где находили казанца, старого или юного, или средних лет, то здесь его вскоре оружием своим смерти предавали. Отроки щадили только молодых и красивых женщин и девиц, не убивали их повелением самодержца за то, что те умоляли своих мужей сдаться царю. И можно было видеть высокие горы из великой громады трупов убитых казанцев, лежащих внутри града вровень с городскими стенами, и в городских воротах, и в проломах, и за городом во рвах, и в ручейках, и в источниках, и но Казани-реке и по Забулачью, но лугам лежало бесчисленное множество мертвых так, что и сильный конь не мог долго проскакать но трупам мертвых казанцев, тогда воины меняли коней, пересаживаясь на других. По всему городу текли реки крови казанцев и бежали потоки горячих слез, а по низким местам стояли лужи крови, подсобные лужам дождевой воды, очервленивая землю, и речная вода смешивалась с кровью, и не могли люди в течение семи дней пить воду из рек, кони же и люди бродили в крови по колени. И была сеча та великая с первого часа утра и до десятого".