Решение поставленной задачи должно исходить из нескольких условий. Постижение нового художественного языка предполагает, что в качестве матери

Вид материалаРешение

Содержание


Желательным аспектом пропедевтического курса может быть также введение рассматриваемых явлений в контекст мировой литературы XX
Поэтический пантеон XX века
Драматургический язык XX века
Возникновение в контексте единой художественной эпохи ряда эстетических миров, обладающих известной целостностью.
Экзистенциальная модель мира.
Социалистический реализм
Феномен крестьянского космоса.
Постмодернистское моделирование псевдореальности
Подобный материал:

Скороспелова е.б., д.ф.н, проф.

Введение в изучение

русской литературы XX века




ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

Введение в изучение русской литературы XX века, предназначенное студентам первого курса филологических факультетов, в течение длительного времени строится как обзор наиболее заметных тенденций в литературе двух-трех последних десятилетий и носит название «Актуальные проблемы современной русской литературы». В таком типе «Введения» есть своя логика: заинтересовать самым новым, самым перспективным, пробудить интерес к современному литературному процессу. Однако сегодня такой подход к построению пропедевтического курса не может удовлетворять по разным причинам. С высоты нового тысячелетия вместо единой монолитной «истории литературы», какой она представлялась 15–20 лет тому назад, открылось потенциально неисчерпаемое множество «историй». Трансформировались представления о персональном наборе того, что называется классикой XX века, и о ее качественных характеристиках. «Возвращенные» в литературу писатели и их наследники заговорили на ином, нежели традиционный, языке. В этих условиях пропедевтический курс в его сегодняшнем виде не выполняет задач, положенных ему по определению, — быть вводным курсом, предваряющим более глубокое изучение данного предмета русской литературы, поскольку не помогает студенту войти в многослойную и пеструю литературную реальность XX века.

Как научить студента ориентироваться в калейдоскопе индивидуальных стилевых манер, с которыми он столкнется при изучении русской литературы XX века? Думается, что в современном пропедевтическом курсе важнее дать не сведения о последних новинках, не свод информации, а инструментарий анализа, научить понимать тот новый художественный язык, который рожден XX веком.

Решение поставленной задачи должно исходить из нескольких условий. Постижение нового художественного языка предполагает, что в качестве материала анализа должны выступить эстетические явления, принадлежащие трем разным массивам отечественной литературы XX века: подцензурной литературе метрополии, литературе эмиграции и «потаенной» литературе. Только в совокупности эти три массива представляют эстетическую реальность XX века, выполняя по отношению друг к другу функцию восполнения и компенсации. Желательно также в трактовке явлений, входящих в разные потоки, избежать крайностей: с одной стороны, представления, согласно которому литература эмиграции носила традиционалистский характер и, с другой стороны — убеждения, что подлинная русская литература после 1917 года создавалась либо в эмиграции, либо «в подполье», а художественные достижения этих двух потоков отечественной культуры превосходят успехи культуры советской.

Представительность эстетического материала — первое условие построения пропедевтического курса. Соблюдение первого условия помогает ввести второе. В отличие от основного курса истории литературы, следующего диахроническому принципу изучения, в курсе пропедевтики литература XX века должна быть представлена синхронно — как качественно новая эпоха, обладающая языком, который, обогащаясь, сохраняет тем не менее устойчивость на протяжении всего XX столетия.

Желательным аспектом пропедевтического курса может быть также введение рассматриваемых явлений в контекст мировой литературы XX века.


Социокультурная ситуация XX века и ее своеобразие. Особые условия существования литературы в XX веке, когда демократизация культуры, диктат «человека массы», давление идеологии, тоталитарной власти или «денежного мешка» ставят под угрозу существование творческой личности, делают проблематичным «выживание» литературы. Типы творческого поведения, избранные писателями XX века: от Маяковского до Бродского, от Зощенко до Солженицына, от Платонова до Ахмадулиной, от Пришвина до Распутина, от Проханова до Варламова. Нетрадиционные формы существования литературы XX века (литература метрополии и диаспоры, «тамиздат» и «самиздат», «андеграунд»…). Компенсационные механизмы выживания творческой личности или отсутствие оных, приводящее к физической или духовной гибели творца.

«Художественная революция» начала XX века. Радикальный пересмотр понятий об искусстве, его функциях, его языке. Изменение координат постижения личности в прозе символистов. Переход с уровня социально-исторической конкретики на уровень универсализации, перенесение центра тяжести на ощущение стиля, обновление словаря, сближение прозы с поэзией, подчинение сюжетного движения мотивному способу развития авторской мысли. Формирование вектора эстетических перемен в XX веке, заложение основ новой эстетической системы. Художественный мир Андрея Белого. Андрей Белый — «русский Джойс». Роман Леонида Андреева.

«Неклассический» тип художественного освоения действительности и параметры его структуры, «азбука» нового языка. Категориальный аппарат, выработанный литературоведением для анализа стилевых устремлений XX века: неомифологизм, орнаментализм и мотивная организация повествования, смена иерархии семантических структур, фантастика, интертекстуальность, «сдвигология», ирония как доминанта мировидения, «внутреннее пространство», новый тип хронотопа, метаописание, метатекст, релятивизм, «смерть автора».

Неомифологизм как следствие неудовлетворенности литературы конкретно-исторической, социальной детерминированностью поведения человека, его характера. Желание поставить героя перед лицом Вечности, Космоса, Бога, обнаружить в нем не только типичное, но и «архетипичное», создать универсальные, психологические и философские модели, удобные и для постижения глубинных особенностей человеческого духа вообще, и для воплощения современной духовной и социальной проблематики.

Мифы XX века и их многообразие. Обращение писателей XX века к античным, праславянским, библейским, историко-культурным образам и сюжетам в целях универсализации и создания индивидуальных мифов о мире. Мифологизация городского пространства в романе Андрея Белого «Петербург» с помощью введения в текст романа о современности мифологем, воссоздающих основной корпус произведений русской литературы XIX века. Миф о Петербурге и петербургский текст русской литературы. Аполлоническое и дионисийское. Актуализация древнего мифа о борьбе хаоса и гиперструктурированного космоса как основа мифа о душе современного человека в романе Е.И.Замятина «Мы». Фантастика как способ создания условного хронотопа (Гринландии), воплощающего идею всемогущества одухотворенного сознания (творчество А.Грина). Проекция бытовых реалий современности и автобиографических обстоятельств на евангельский метасюжет как основа единства художественного пространства в творчестве Булгакова. Воздействие булгаковской картины мира на мифологизированный образ современности в «Стране дураков» Саши Соколова. Миф об утрате надежд на Спасение в творчестве А.Пла­то­но­ва. Проявление неомифологических тенденций в творчестве А.Кима. Мотивная структура мифологического романа А.Кима «Белка». Травестирование мифологических сюжетов и типов. Иронический парафраз мифа о художнике и ускользающей от него реальности («Труды и дни Свистонова» К.Вагинова; набоковская «Лолита»)

Орнаментализм и мотивная структура повествования как реализация стремления выразить усложнившиеся представления об отношениях человека и мира. Лиризация прозы. Пунктирность сюжетных контуров, мотивная организация повествования как своеобразная параллель той поэзии намеков и недоговоренностей, что сложилась в поэзии символистов. Произошедшая в практике А.Белого, Ф.Сологуба, а потом и у их «наследников» (М.Булгакова, Ю.Олеши, В.Набокова, Г.Газданова, А.Битова, Саши Соколова и др.) смена причинно-следственной логики сцепления тщательно прорисованных эпизодов на недосказанность, смысловую зыбкость и неоднозначность; вытеснение сюжета системой лейтмотивов (смена иерархии семантических структур). Сложные мотивные «узоры» — достояние персональных стилей таких внешне несхожих прозаиков, как В.Набоков и Б.Пастернак, Платонов и Саша Соколов.

Модель романа неклассического типа. Трансформация модели реалистического романа XIX века как основа формирования модернистского романа. Отказ от традиционного взгляда на пространство и время как на объективные характеристики бытия и переход к их субъективному восприятию. Бергсоновская идея времени как момент встречи сознания с событиями прошлого и будущего. Изменение природы бытования таких традиционных элементов, как сюжет, композиция, система персонажей, предметная детализация, а также их участия в организации повествования. Его подчиненность воссозданию внутренней жизни личности. Утрата такого важного звена романной конструкции, как причино-временная последовательность развития действия. Стремление запечатлеть не последовательное становление характера, а сиюминутное состояние души. Погружение автора в глубины человеческого сознания в различных, в том числе и пограничных его состояниях; интерес к памяти, интуиции, иррациональному в жизни человека.

Разные типы «неклассического» романа: «Жизнь Арсеньева» И.Бунина, «Мы» Замятина, «Зависть» Ю.Олеши, «Дар» Набокова, «Школа для дураков» Саши Соколова, «Старик» Ю.Трифонова.

Появление в литературе XX века «романа о романе» как формы метаописания, эстетической рефлексии художника, разные формы романа о романе («Мы» Замятина, «Египетская марка» О.Мандельштама, «Труды и дни Свистонова» К.Вагинова, «Вор» Л.Леонова, «Пушкинский дом» А.Битова и др.)

Поэтический пантеон XX века: Блок, Маяковский, Мандельштам, Ахматова, Есенин, Клюев, Пастернак, Цветаева, Бродский.

Универсальность содержания как родовая черта поэзии. Усиление интереса к метафизическим аспектам бытия.

Миф о поэте как один из наиболее характерных мифов XX века. Мотивированность его появления отношением к поэту как символу времени. Поэзия М.Цветаевой как миф о трагическом противостоянии художника миру («В сём христианнейшем из миров / Поэты — жиды!»). Мифический нарратив и архетип в поэзии Цветаевой. Германские (легенда о Крысолове) и русские предания (Град Китеж) как основа цветаевского мифа о художнике («Крысолов»). Поэма-мистерия И.Бродского «Шествие». Миф о поэте-изгнаннике у Бродского.

Лирика и судьба Мандельштама как основа мифа о Поэте-подвижнике, приносящем себя в жертву и тем напоминающем миру о Голгофе — искупительной жертве Христа. Творческое поведение поэта, ставшего «символом, парадигмой существования свободной души в тоталитарном государстве» (Ю.Левин)

Драматургический язык XX века, вектор его обновления1. «Потеснение» реалистической традиции. Мощное развитие условных форм: драма символизма («Балаганчик» А.Блока и др.), театр Леонида Андреева, массовые действа и агиттеатр 1920-х годов, авангардный театр (Н.Эрдман, В.Маяковский), поэтический театр Маяковского и И.Шварца, театр абсурда (обэриуты), постмодернистская драма.

Расширение жанрового спектра драматургии. Использование архаических форм драмы (мистерия, миракль, балаган, народное действо). Смешение жанровых форм (драматическая повесть, пьеса-пам­флет, паратрагедия, трагифарс и т.п.)

Активизация зрительской аудитории путем введения установки на «снятие» границы между сценой и зрительным залом (в мистериальных действах символистов — Вяч.Иванова, З.Гиппиус, И.Ан­нен­ско­го; в агиттеатре, в драматургии М.Шатрова), а также с помощью включения зрителя в процесс концептуализации как следствие «смер­ти автора».

Диалог культур в контексте драматургии XX века: от И.Ан­нен­ско­го до Э.Ра­дзин­ско­го, от использования античной мифологии до обращения к сюжетам и мотивам классической литературы («Чайка» и «Гамлет» Б.Акунина, «Брат Чичиков» Н.Садур, «Dostoevsky-trip» В.Со­ро­ки­на).

Напряженность диалога русской драматургии XX века со значимыми явлениями мировой драмы: с драматургией Г.Ибсена, символистской драмой М.Метерлинка, эпическим театром Б.Брехта, экзистенциалистской драмой Ж.П.Сартра, А.Камю, Ф.Кафки, с театром абсурда Э.Ионеско, с театром жестокости А.Арто.

Возникновение в контексте единой художественной эпохи ряда эстетических миров, обладающих известной целостностью. Наиболее значимые из них: экзистенциальная модель мира, феномен социалистического реализма, образ крестьянского космоса, постмодернистское моделирование псевдореальности.

Экзистенциальная модель мира. Ее формирование в русле экзистенциальной парадигмы, возникновение которой предшествовало оформлению философии экзистенциализма; «завершенный» характер этой модели, оказавшейся наиболее адекватной веку катастроф, распаду общественных связей, проблематичности любых систем ценностей. Широкий круг явлений, возникавших на протяжении века, в центре которых оказывался человек в «пограничной» ситуации, один на один с онтологическими проблемами, что сохраняло актуальность экзистенциальной модели мира.

Поэтический вариант экзистенциального восприятия мира. От Блока, предтечи и жертвы экзистенциальных прозрений XX столетия, к Г.Иванову, выразившему в «Распаде атома» бездны экзистенциального сознания, абсурдность, кошмар человеческого существования. Стоицизм Бродского как продолжателя традиций русской и англо-американской поэзии.

Творчество А.Платонова, Г.Газданова, М.Булгакова в соотнесенности с экзистенциальной художественной парадигмой. Тяготение экзистенциальной поэтики к «неклассическим» формам, способным наиболее адекватно выразить особенности «изломанного» мира и «изломанного» сознания.

Попытки писателей XX века преодолеть экзистенциональное отчаяние, обрести устойчивость в мире неприкаянности. «Жизнь Арсеньева» И.Бунина как «трагическая хвала всему сущему и своему, в его лоне, бытию», как «поющее и рыдающее славословие» (В.Вейдле). «Лето Господне» и «Богомолье» И.Шмелева. Православная вера про­свет­ля­ющая и освящающая быт. «Доктор Живаго» Б.Пастернака. Гениальное преодоление отчуждения на путях нового «христианства», полуязыческого по своей сути (Л.Долгополов): обожествление, одухотворение ма­те­ри­аль­ной плоти мира.

Социалистический реализм как уникальное порождение советской цивилизации, его молниеносное (в историческом масштабе) возникновение. Десятилетие его апофеоза.

Что такое социалистический реализм? Если уж реализм, то какой — социалистический или магический? Входило ли отражение реальности в задачу его создателей? Создание советской идеомифологической системы, образа советского Космоса, путем перенесения исторической реальности во внеисторическое мифологизированное пространство. Обращенность советской мифологии к носителю массового сознания, к «коллективному бессознательному» и его архетипам, главными из которых являются, согласно К.Г.Юнгу, архетипы героя, отца (мудрого старца), матери и врага. Понимание амбивалентности массового сознания, присутствия в нем языческих и христианских начал; актуализация архетипов Огня, Воды, Земли, христианского архетипа жертвы (жертвенного служения). Мифологемы Аполлона и Диониса, их инобытие в контексте советского космоса (проблема стихийности и сознательности)

Целостность советского Космоса, его контуры. Главные мифы эпохи. «Акт творения» как мифологическая составляющая советского космоса («Поэма о топоре» Н.Погодина). Культурный герой как самая яркая фигура советского мифа (Павка Корчагин Н.Островского, Петр Первый А.Толстого, Давыдов и другие герои М.Шолохова). Победа героя над хаосом («Железный поток» А.Серафимовича). Монументальный образ укротительницы огненной лавы у Вс.Вишневского (Комиссар в «Оптимистической трагедии»). Традиции богатырского эпоса в создании типов защитника нового мира (произведения Б.Горбатова, В.Гроссмана, А.Фадеева). Мифологизация образа вождя (лениниана Н.Погодина) и демонизация образа врага.

Миф о приручении пространства. Феномен советского очерка 1930-х годов (И.Катаев, Н.Зарудин, Б.Горбатов, Б.Лапин, Н.Тихонов, В.Козин и др.), его роль в расширении, структурировании и объединении советского культурного пространства, его приближении к человеку, превращении бесконечных пространств в большой Дом.

Миф о победе над временем. Авангардист В.Катаев — создатель поэтической формулы эпохи («Время, вперед!»).

Советский Космос как единое пространство, включающее в себя неотчужденное от него человеческое «я».

«Жизнь в ритуалах и символике Кредо» (К.Г.Юнг), создание средствами «магического» реализма своего рода квазирелигиозного оберега от безрелигиозного атомизма, от высвободившейся опасной социальной энергии, от хаоса, царящего в душе, лишенной нравственных ориентиров, от экзистенциального отчаяния.

Утверждение жизни как самопожертвования, придающего смысл индивидуальному бытию. Противостояние экзистенциальной модели мира как одна из сверхзадач феномена советского Космоса.

Гибель советского космоса. «Сквозь прощальные слезы» Т.Кибирова. Поминки или реквием? Явление соцарта.

Феномен крестьянского космоса. Создатели образа кресть­ян­ско­го мира: Н.Клюев, С.Клычков, С.Есенин. Изображение деревни в «Прощании с Матерой» Распутина как архетипической модели мира, восходящей к историко-культурной традиции, выросшей из поэтических воззрений на людей и природу древних землепашцев (А.Боль­ша­ко­ва). Введение мифологического измерения в текст с помощью воссоздания архетипического сознания героини. Сакрализация объектов окружающего мира, распад традиционной формы бытия мира как вселенская катастрофа. Образ Матёры как модель природного мира, его объективное, социально-историческое содержание и внутреннее архетипическое наполнение. Распутинские герои как носители не только крестьянского или национального сознания, но системы ценностей, созданной традиционным типом культуры.

Постмодернистское моделирование псевдореальности 2. Широкое распространение релятивистских представлений об относительности всех явлений и отрицания какой бы то ни было иерархии ценностей. Общемировая демократическая тенденция к релятивистскому урав­ни­ва­нию массовой культуры и культуры элитарной (а также любых мнений и точек зрения) как первооснова для возникновения постмодернистской ситуации. Использование либеральной частью советской интеллигенции релятивистских методов для противостояния советской тоталитарной идеологии и насильственно навязываемой ценностной иерархии. Обращение к гротеску и игровым приемам как к средствам лишить окружающий мир его тоталитарно-идео­ло­ги­че­ско­го смысла (и смыла вообще). Постепенное усиление тенденции к тотальному обессмысливанию любого текста и мира, воспринятого как постмодернистский художественный текст. Идеологическое оправдание и радостное приятие писателями-пост­мо­дер­ни­ста­ми и постмодернистски ориентированными литературными критиками социально-го­су­дарст­вен­ной деконструкции, воспринимаемой как свидетельство бессмысленности и абсурдности бытия. Имморализм (отказ от бинарной оппозиции «добро — зло»), релятивистская вседозволенность и отвержение каких бы то ни было табу как основные этические тенденции в литературно-ху­до­жест­вен­ной практике писателей-пост­мо­дер­ни­стов. Реализованная метафора как один из основных приемов, используемых для создания заведомо псевдореальной, имитационной картины мира. Псевдобуддистская интерпретация бытия как иллюзии, феномена самого воспринимающего сознания, детерминированного современными средствами массовой информации, пиаровскими технологиями и т.п.


Данная программа носит рекомендательных характер и подразумевает возможность изменений, дополнений, сокращений, а главное — свободный выбор как материала для анализа, так и его аспектов, если новации отвечают задаче сделать пропедевтический курс прологом к изучению литературы XX века.

1 Раздел написан И.В.Монисовой

2 Раздел написан П.Е.Спиваковским.