Объявление слов, которые в философской материи по необходимости приняты в том разуме, как приложенные к тому латинские и французские разумеются по лат по фр

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7

Глава вторая надесять

О возможном и невозможном

§ 88.

Из первой главы мы уже довольно разумеем, что бытие не только то называется, что пребывает, хотя нам сведомо, хотя не сведомо, да и то называется бытие же, чего хотя нет действительно, да быть может. Такое бытие у философов называется возможное, например, хотя еще вечного движения и по сие время не найдено, однако ж для того только оного не видим, что материи вечной и столь твердой найти не можно, из которой машину можно бы было сделать. В натуре же самой легко понимать можем вечное движение, и потому сего хотя на деле и не видим, однако ж почитать оное надобно за возможное. Но что статься николи не может, то в науке философской называется невозможное, как то вода не может сушить, а огонь мочить. Четвероугольник не может быть о трех боках, а треугольник о четырех углах. Сколько таких еще вещей, которые действительно еще не находятся в своем пребывании, однако ж рассуждение нас к тому доводит, что они быть могут так как все другие, которые уже пребывают. Например, река Нева течет из Ладожского озера в Балтийский залив. Но она таково же легко может течь и из Балтийского залива в Ладожское озеро, ежели бы только Балтийский залив поднят был выше Ладожской воды. Сего нет действительно и не будет: однако ж быть оно может, и не надобно его почитать за невозможное по понятию разума. Философская невозможность не то называется, чего быть не может действительно, да чего и разумом понять невозможно. И то не только уже невозможно да и ничто. Хотя сие ничто также мы понимаем, будто как вещь какую. Например, вал земляной без горы быть не может, а ров без ямы. И ежели собственно сие наименовать захотим, то оно называется ничто. Всяк понять может из арифметики, что когда из пяти вычесть пять, останется ничто. Так равномерно, представь себе земляной вал, отними в мысли гору от него, а думай, что оно место гладкое и ровное, то и вал тем же понятием уничтожит.

§ 89.

Невозможность в натуре суть различных образов. Часто случается, что вещь сама собою возможная, но к возможности ее помешательством бывает что ни есть постороннее, которое не допускает до того чтоб она сталася. Таким же образом часто помешательством видим и самосложение вещи, по которому она та, а не иная быть может. Пример первому: арестант человек такой же как и другие и так же ходить на свободе может, как и другие, однако ж посторонняя причина, то есть указ и при нем караул не допускают его до сей возможности. Буде же он допущен до свободы, то уже не есть больше арестант, да человек свободный, как и другие. Итак, не в нем состоит невозможность, да в другом. Пример другому: когда человек мыслит, тогда он чувствует, что не рукою, но головою работает. Он бы хотел и в руке иногда чувствовать сей труд, когда голова его трудна, однако ж сия вещь сама собою уже так устроена, что ее переменить невозможно. И потому сие называется само через себя невозможное. Есть еще невозможность так называемая через взаимность. Например, ядро большего калибера невозможно вкатить в пушку калибера меньшего. И сия только невозможность по тех пор бывает, пока сносим ядро большего калибера с пушкою калибера меньшего. Но невозможность сию можно тот час привести к возможности. Бывает так же невозможность через сношение или взаимность, что некоторую жидкость невозможно удержать в известном судне, как например, крепкая водка никогда не удержится в судне железном, а надобно ее хранить в сосуде стеклянном. Такие все вышепомянутые невозможности называются в философии физическими.

§ 90.

Есть еще невозможности, которые мы понимаем совсем особливого рода, так как совсем возможные и часто случающиеся в людях, а однако ж у философов называются невозможностями. Одни называются физическими, другие моральными или нравоучительными. Такие невозможности не принадлежат прямо к сему месту, да мы будем говорить об них в «Логике», когда речь будет о правдоподобии. Невозможность нравоучительная, о которой у нас речь теперь идет, есть та, которой мы искать должны в разуме нашем. Например: разумный человек из доброй воли никогда не кинется ни в огонь, ни в воду. И не только разумный, но и в дураке столько смысла есть, что 6 от добровольной смерти бегать и удаляться. Для того сие и невозможно называется. Однако ж сия невозможность не такая, которая бы могла принята быть в число тех невозможностей, о которых я выше говорил, потому что она не физическая, но моральная и состоит только в силах разума нашего. Итак прежде нежели какую кто вещь хочет назвать возможною, надобно оную утвердить так, чтоб никакое из преждепомянутых помешательств к пребыванию ее, помешательства приключить не могло.

Глава третья надесять

О том, что необходимо надобно и что по случаю только бывает

§ 91.

Все вещи, когда мы подробно разбираем, каким образом они свое пребывание имеют, одна от другой совершенно отличны, как уже вышеупомянуто. Видим, притом, что одни совершенно надобны, а другие по случаю только. Однако ж сие прилежно высматривать надобно, что б не всякой вещи необходимую нужность приписывать. Многие философы по большей части согласны, что вещь, у которое противное невозможно, есть необходимо нужна. В таком случае надобно всегда на все те невозможности посмотреть, о которых я в 12 главе упоминал. Например, что треугольник имеет три угла и три бока, то противное тому треугольник о четырех углах и четырех боках. Но четыре угла и четыре бока треугольник уже разоряют и переделывают его в четвероугольник, следовательно треугольник по тех пор треугольником, пока он имеет три угла и три бока. Итак, сие необходимая надобность в треугольнике иметь три угла и три бока. Сие то значит, что вещь, у которой противное невозможно, называется необходимо надобная. Короче сказать, то что быть должно в философии, то не быть не может. Чего ради, что быть может или действительно есть, то нужно к содержанию самого себя. Но когда все в прежней главе помянутые невозможности примем в рассуждение, то увидим что не всегда сие следует, чтоб то, что возможно, не необходимо надобно было. Возьми только все невозможности моральные а некоторые и физические. Не часто ли то случается, что по здравому рассуждению почитать надобно за невозможное, а однако ж с лишившимися здравого рассуждения случается, хотя и невозможное. Совершенная нужность называется та, у которой противное крайне почитается за невозможное, как например, треугольнику иметь надобно три угла и три бока. Дерево что б росло, необходимо надобно, чтоб влажность имело. Нужность же физическая называется та, у которой противное некоторым образом за возможное почитается, но невозможность бывает только по разуму или моральная. Отчего в одно время бывает нужность и физическая и моральная. Человек, который имеет употребление здравого рассуждения, изберет конечно добрую пищу себе в кушание, а не яд или отраву, когда ему и то и другое представлено будет. Ежели же бы он отраву лучше взял, а не другое, то он бы то сделал, что и по разуму почитается за невозможное и по физически. Однако ж между сими невозможностями, физическая некоторым образом возможна, потому что дурак и лишенный совершенно человеческого разума, сделать такой худой выбор может, моральная напротив того, крайне уже невозможно.

§ 92.

Называют обыкновенно случайным то, что быть может и может не быть, то есть вещь такую, которая определения себе по натуре не имеет. Сие слово случайно двояко разуметься может. Некоторые разумеют через случайность то, что противно необходимо надобному: однако ж такое знаменование не всегда одинаково бывает. Обыкновенно мы говорим, что то, что по необходимости моральной сделалось, учинилось случаем. Для того, что действие, которое учинено, оно подлинно есть случай, а необходимость моральную мы понимаем в персоне той, которая по здравому рассуждению действие такое учинила. На примере, что человек из предложенных двух служб выбрал ту, которая ему сносна и понятна. Действо его учиненное есть случай, а он делал сие предприятие так как надобность, которая происходит от разума. Случайно же оно потому называется, что мог бы он того и не сделать. Мог бы, например, и такую службу на себя принять, которая ему и непонятна и несносна; как то часто и случается, но говоря но моральному, то действие его не было бы необходимо надобно по разуму. Итак, что по разуму, то есть моральное называется надобное, то самое называется может и случайное. Простой народ однако же случайным называет то, что учинилось паче чаяния, хотя оно не только не случайное, но еще необходимо надобное, да нам только прежде было не известно. Говорят, например, человек де шел по льду, да прорвался и утонул, и сие случаем называют. Сие то самое есть и не случайно, да надобно, для того, что он противу разума сделал, что по худому льду пошел. Кратко сказать можно, что по моральному возможно, то случайно, говоря, буде уже действие какое учинено. Для того, что человек то что сделать в состоянии, делает по произволению и по своей воле. И 6уде уже он что сделал, то на то было определение разума его, а потому и случайность такую надобно назвать необходимостью, так как действие такое, к которому человек определяет себя по склонности, происходящей единственно от воли грехом порожденного человека. Но о таких случайностях, которые необходимы или надобны бывают, в практической философии показывать надлежит. Здесь только о такой случайности говорится, которая физическое нам понятие дает, как, например человек обыкновенно день ходит, а ночь спит, а может и день и ночь не спать, или день и ночь спать. Табакерка может быть кругла и может быть четвероугольна, а всегда к тому же употреблению служить равно будет.

Глава четвертая надесять

О продолжении пребывания вещей и времени.

§ 93.

В первой главе сей части мы изъяснили, что всякой особенно и всем общее свойство – пребывать. И то мы назвали бытием. Но как вещи бытие не может быть бытием, ежели не присоединено к бытию понятие о долгоденствии и временности, то в сей главе надлежит и сие понятие изъяснить. Продолжение пребывания вещей, каково бы оно ни долго было, имеет свой конец, и не видим ничего, что бы своего конца не имело, кроме Творца всея твари. Чего ради и к бытию вещей соединяем понятие о долгоденствии и временности. В пребывании или в продолжении пребывания мы понимаем начало и конец, а ежели то отымем, то продолжение пребывания называется вечное. Отымем одно только начало от пребывания, то оное будет предвечное или безначальное. Возьмем прочь конец, то будет вековое или бесконечное. Итак, о продолжении времени два вопроса разрешить надобно. Первый касается до разделения времени, а другой до последствия. В вопросе о разделении времени спрашивается, есть ли момент неразделимый, который бы меньше был самого меньшего? Отвечается – нет. И в сем случае то же понимать надлежит, что понимаем в единице, которой меряется долгота. В количестве долготы мы принуждены всегда принять что ни есть за единицу, которою можем мерить количество. Но какую бы кто ни принял малую единицу, она будет всегда не самая меньшая. И потому и долготе первая мера не разделяется. Тот, кто себе в мысли представляет пункт или точку невидимую, какова бы она мала не была, разделена на меньшие быть может другие. Чего ради в продолжении времени ничего нет, что было бы не разделено, кроме того мгновения, в которое один момент другому последует. Но оный есть конец первому, а начало последующему, и потому неразделен, что он не означает никакого продолжения времени для того, что он есть частица отделенная в мысли только нашей.

§ 94.

Второй вопрос есть тот может ли быть продолжение какой вещи? Равным образом так, как бы дом построен был на двадцать только лет, и второй год за первым, третий за вторым последуют. Различные мнения многих философов: одни думают, что сукцессия, или последствие времени, в пребывании всех вещей есть, другие думают, что нет, но по мнению некоторых, как те, так и другие то же самое говорят, только одни разумеют пребывание вещей так, как по перемене времени видят по человечески, другие понимают в разуме и силе Божией всю тварь прежде век сотворенную. Ответ на вопрос сей весь состоит в том, чтоб согласиться о разуме слова сукцессия или последствие продолжения пребывания. Итак, по предвечию Божию, нет, по временности человека и всей твари, есть. Все вещи, которые от Бога сотвореныи которые в мире пребывают, имеют свои премены, а премена никакая быть не может без последствия. Так, например, человек когда родится, то тело его растет и стареет, а душа зародившись с летами разумнее становится. С летами волю и страсти переменяет. С летами и во всем ослабевает. Почему натуральнo рассудить можем, что ничто вдруг не делается, но все с последствием. Как год за годом, день за днем, час за часом и проч., так человек и все его с ним течет и переменяется. Сие только последствие нам по человечески кажется и уравненное с повседневным людским понятием. Само же в себе ничто последствия не имеет. Прими только в рассуждение с надлежащим прилежанием и внятностью все свойства Божие. Тотчас легко поймешь, что последствия ни в чем нет, но все, что было, что есть и что будет, пребывает в своем порядке без последствия. Нам по человечески сие кажется невозможно, но Богу, творцу столь совершенному все есть свойственно. Кто может оспорить, что Бог предвечный и вечный, всех видимых и невидимых тварей содетель? Кто может и то сказать, что б его пребывание было, будто бы с каким-нибудь последствием, когда он никакой не подвержен сам премене? И когда он столько совершенен, как натура сама исповедует, то такого творца все мысли, весь разум его бесконечный и все его определения суть настоящие. Нет в нем ничего прешедшего, нет в нем ничего и будущего. Творца нашего ни о чем уведомить не можно, он ведает и предведает, что от чего последовать может и так на бесконечие. На все он вещи, которые сотворены были, есть и будут, от века взирает так, как на настоящие. Следовательно, всякая перемена в нем, какую бы мы понять не хотели, сама себя опровергает. То каким же образом мог бы кто себе представить, будто бы и пребывание Божие или продолжение сего пребывания подвержено было последствию. В Божием пребывании нет дней, ни моментов, ни в его свойствах каких отмен, но всегда един, всегда совершен, всегда собою самим доволен и всегда тот же. Ибо время соединяется только с тварью временною, которой положено от Бога начало и конец, с вечным же существо время не соединяется. Откуда заключить мы должны, что и все от него сотворенные вещи пребывают в его разуме и о судьбах сами в себе всегда равны, совершенны и таковы же. Но то, что в них подвержено временному только пребыванию, или способнее сказать, на время зрению и чувствию только нашему отдано, в том есть последствие такое, которое само в себе ни есть последствие, да вещь настоящая, нами же только видимая в переменах своих. Ибо, что у Бога в каком состоянии или сложении, то всегда таково же во веке пребывает из века. Всегда вздумано, определено, сделано, и ничто в его совершенной воле и вседержительстве не становится ни прежде ни после, но все вдруг и все всегда, так как вещи такой, которая совершенного владычества и совершенного самовластия, премудрости и разума бесконечного преисполнена. И сей-то будучи всего мира совершенное начало, раздает нам во власть разум и понятие наше на некоторое время, по коих мест благости его угодно, как через правила натуральные, которые с рождением нашим в нас вкоренил, так через закон свой и откровение святого своего писания, которым определил ведать волю свою с ним вечно и без последствия пребывающую. Итак, дела только наши и вещи переменяются и последствию подвержены, для того, что дела в волю совершенную нашу отданы, а вещи смерти временной преклонны. Прочее же все, что от Бога сотворено, то у Бога пребывает предвечно все в его разуме и в его власти, и не имеет в себе никакой сукцессии, то есть последствия. Таким образом, сии два вопроса, которые в сей главе нужны были, мы, кажется, разрешили. То только еще дополнить надобно, что обыкновенно у философов называется продолжение, текущее время, настоящее прямое. А когда оно рассуждается так. как текущее, то понимается его последствие, которое разделяет его будто на части. Части же его какие кто изволит принять, однако ж приняты обыкновенно годы, месяцы, дни, часы, минуты, секунды, мгновения и проч.

Глава пятая надесять

Что разуметь надобно через слово тожде или тождество

§ 95.

По принятому способу рассуждая прилежно состояние вещи всякой особно, безспоримо мы понимаем, что оные переменяются. Другие, напротив того, никакой не подвержены перемене, когда только сами по себе рассуждаются. В таком случае, когда вещь не переменяется мы говорим, что она та же, и что она отличнена от всех в свете других вещей. И поэтому называется сие единство или особность вещи. Однако ж называются вещи в различном рассуждении те же. Вообще все те, у которых одно какое ни будь свойство вещества не переменилось, слывут у нас так. Но в таком случае то памятовать надлежит, что было говорено о свойствах вещества в главе 10. Там было упомянуто, что всякая вещь (ежели внутреннюю ее перемену взять в рассуждение, которая беспрерывно в ней продолжается) ни на одну минуту не может остаться та же, но всегда будет иная. Чего ради, говоря по-философски, не можно сказать о дереве, растущем, чтоб оно было то же самое, что вчера, для того, что ежели бы в нем остановилася перемена, то бы и растению тут же конец случился. Следовательно мы видим, что тожество вещи состоит только в разуме нашем, а в яве философское тоже не находится. Один человек, например, глядит на вещь в то же самое время, когда и другой, но один оную называет тою же, а другой спустя момент, говорит, что она уже не та, да другая сделалась. Употребление, однако ж повседневное нужды не имеет в таких точных изображениях, но сие к философствованию потребно. Так, возьмем в пример тело умершего человека, которое уже к погребению изготовлено. Все говорят, что тот же человек, который вчера на свете жил, и в том не ошибаются, но сие по обыкновению народному говорится. А по строгости философской сказать надобно, что тело того человека, который вчера жил, и что сие совсем уже не человек для того, что к сей вещи, которую мы называем человеком, принадлежит самая нужная часть, то есть душа его, которая уже отлучилась. Но когда мы рассуждаем при таком разговоре об одной только фигуре человека, то конечно так, а не инако сказать должны, что тот же человек, который вчера на свете жил. От сего мы видим, что тожество (буде так по нужде сказать можно) состоит только в разуме нашем.

§ 96.

Что же касается до существ, мы понимаем всякое особливо, и делаем великую разницу между одним и другим. Однако ж как долго всякое существо сохраняет те же свои свойства, называется тоже. заключаем от сего, что всякое существо не может названо быть тоже, буде его свойства отняты, так как и мертвое тело не может названо быть тем же человеком, который жил. И ежели когда речь есть о существе, которое отличается особливыми свойствами, то по тех пор оно то же, по коих мест свойства тогда упоминаемые в нем остались. Для того, что те же самые свойства не могут быть в другом существе, в то же самое время, и никакое свойство не может перейти из одного существа в другое, так, чтоб и то и другое существо в здравом и ненарушимом своем прежнем состоянии остаться могло и быть тоже, что прежде.

§ 97.

Равномерно и взаимность вещей по тех пор остается та же, по коих мест те вещи или свойства в них целы, которые их в союзство сие сводят. Однако ж надобно смотреть, чтоб обыкновенное понятие нас не обмануло, когда мы пишем в высокой речи, что сии две вещи тот же союз между собою или сношение имеют, который и другие две, и в таком случае говорим сие, когда надобно бы только сказать было, что такой же. Для того между словом тот же и такой же великая в философии разница. Например, ежели я говорю, что между 15 и 5 та же разница, что между 6 и 2. Потому что последнее число содержится в первом трижды в одном и другом случае. Сии два сношения суть только между собою подобные, а не те же. То же называется, когда как в первом, так и в другом случае 15 и 5 разницу или сношение между собой делают. А как скоро я рассуждением на другое сношение переступил, то уже первое я в разуме моем совсем уничтожил. Пусть я понимаю, что существо испорчено и разделено из прежнего своего состава, то есть через Творца нашего уничтожено, то и понятие о том, что мы называем тоже истребится. Ежели кто скажет, что сие существо может быть сотворено на изнова? Я не отвечаю , что такое существо, буде оно имеет свое начало в другой раз. то уже оно не то же. Сие понятие простирается до самого истовства всех свойств, которые к существу принадлежат и которые составляют существо всецелое. Положим, однако ж, что некоторое существо может в пребывании своем перерваться и некоторое время не быть, а после вторично в то же пребывание войдет, и ту же фигуру и лицо на себя примет. В таком случае мы понимаем, что вещь сия та же, для того, что те же частицы, из которых тело состояло и тот же порядок, которым они в нем расположены были в прежнee свое истовое состояние пришли, вещей хотя на некоторое состояние и прервались в своем пребывании. Но сия соль возобновления или паче восстановление столь истого вещей и всех в свете существ Богу единому, всемогущему приписывается.

§ 98.

Некоторые, однако ж, свойства всечасно переменяются в телах. Есть также понятие в некоторых случаях о слове то же, которое не зависит от всецелости существа, да только от сохранения той умеренности, которой вещи расположены а существе. Например, все машины и всякой силу и употребление мы понимаем, так как существо. Они свою ту же силу по тех пор имеют, по коих мест в том же порядке части ее состоят и производят изобретенное в ней употребление. Пусть в машине порядок частей и расположение переменится, да когда сила еще так же и употребление равномерное осталось во всем, то и машину мы называем той же. И в таком случае мы не рассуждаем ее существа телесного, да только потому называем той же, что она то же действо производит. Дом, когда починивается мало-помалу и совсем в таком состоянии уже находится, что мы без всякой отмены против прежнего в нем жить можем, не рассуждая его тела, называем тем же домом. Часы, которые изошли и после заведены, называем мы теми же. Но ежели дом был испорчен и по некотором времени сызнова переделан, то существо его не то, что прежнее, а употребление его то же. Такая последствующая перемена бывает в растении трав, тел человеческих и тел животных, хотя и переменяются, однако ж пребывают всегда те же, но по философии прямо теми же назвать не можно, для того, что их некоторые свойства против прежнего отменились.

§ 99.

Есть некоторые философы, которые говорят, что все растущие вещи в своем семени столько совершенны, сколько при возрасте, и что их растение не что иное, как только распространение тех частей и увеличивание, из которых семя состоит. Однако ж никакое, по моему мнению, увеличивание частиц не может быть без умножения их же самих или чего-нибудь постороннего, как то в физике теоретической о том показано быть может. И потому вещи малой свойство не то же, что великой. Но буде, что в животном остается навек прежних его свойств, то одна только память и воспоминание прежних мыслей. Отыми только сие одно, то животное уже совсем не то в возрасте, которое было в малолетстве, хотя не так строго отменилось, как из рыбы камень бывает, из тела твердого – жидкое и прочая. Ибо хотя человек, например, от болезни и лишится памяти своей прежней, однако ж его персона та же осталась для того, что еще некоторое сложение частиц, из которых его тело состоит, то есть некоторое его свойство прежнее в нем осталось.

Blog

Объявление слов, которые в философской материи по необходимости приняты в том разуме, как приложенные к тому латинские и французские разумеются по лат по фр