Geum.ru

Ю. B. Емельянов

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 18 СТАЛИНГРАД
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   32
Глава 18
СТАЛИНГРАД


Как отмечал Василевский, превращение Сталина в выдающегося полководца случилось не сразу. Второй год войны, принесший стране новые тяжелые испытания, потребовал от Сталина совершенствования своих полководческих качеств. Вопреки его надеждам, выраженным в речи 7 ноября 1941 года, гитлеровская Германия не лопнула «под тяжестью своих преступлений» ни через «несколько месяцев», ни через «полгода», ни через «годик». Зимнее наступление советских войск к концу апреля 1942 года выдохлось, а уже в начале мая немцы начали наносить удары по линии обороны советских войск.

Трудное положение сложилось на Крымском фронте. Как писал С.М. Штеменко, «еще в конце января Ставка направила туда в качестве своего представителя Л .3. Мехлиса», который, «по своему обычаю, вместо того чтобы помогать, стал перетасовывать руководящие кадры. И прежде всего он заменил начальника штаба фронта Толбухина генерал-майором Вечным». По словам Штеменко, готовившееся наступление фронта неоднократно откладывалось, «Мехлис же лишь препирался с командующим».

7 мая немцы сами начали наступление и через день прорвали оборону фронта, а Мехлис в своей докладной Сталину сваливал вину за произошедшее на командующего фронтом Д.Т. Козлова. В ответ Сталин Мехлису написал: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция удобна, но она насквозь гнилая... Вы еще не поняли, что Вы посланы на Крымфронтне в качестве

269

Госконтроля (Л.З. Мехлис занимал пост наркома госконтроля. — Прим. авт.), а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки бы не прошли. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крым-фронте».

Тем временем ситуация на Керченском полуострове ухудшалась. С 17 мая развернулись арьергардные бои, чтобы позволить нашим войскам эвакуироваться из Крыма, но провести эвакуацию организованно не удалось. Противник захватил почти всю боевую технику и тяжелое вооружение советских войск.

3 июня Чадаев встретил в приемной у Сталина прилетевшего с фронта Мехлиса. Чадаев рассказывал, что, когда он с Мехлисом спорил по поводу причин разгрома наших войск на Керченском полуострове, «в дверях появился Сталин. Мехлие соскочил с места: «Здравствуйте, товарищ Сталин! Разрешите Вам доложить». Сталин чуть приостановился, на мгновение взглянул на Мехлиса сверху вниз и с волнением в голосе произнес: «Будьте Вы прокляты!» И тут же вошел в кабинет, захлопнув за собой дверь. Мехлис медленно опустил руки по швам и отвернулся к окну... Как потом я узнал от Поскребышева, Мехлис, какое-то время спустя, был все же принят в тот день Сталиным. Виновник крымской катастрофы буквально валялся в ногах у вождя».

На другой день 4 июня Ставка приняла директиву, в которой были подробно разобраны все ошибки руководства Крымского фронта. Из анализа ошибок следовал вывод: «Задача заключается в том, чтобы наш командный состав по-настоящему усвоил природу современной войны, понял необходимость глубокого эшелонирования войск и выделения резервов, понял значение организации войск и выделения резервов, понял значение организации взаимодействия всех родов войск, и особенно взаимодействия наземных сил с авиацией. Задача заключается в том, чтобы наш командный состав решительно покончил с порочными методами бюрократически-бумажного руководства и управления войсками, не ограничивался отдачей приказов, а бывал почаще в войсках, в армиях, дивизиях и помогал своим подчиненным в деле выполнения приказов командования. Задача заключается в том, чтобы наш командный состав, комиссары и политработники до конца выкорчевали элементы недисциплинированности в среде больших и малых командиров».

Командующий фронтом Д.Т. Козлов, член Военного совета дивизионный комиссар Ф.А. Шаманин, начальник штаба фронта П.П. Вечный и ряд других командиров были сняты с должностей, а Козлов и Шаманин

270

понижены в звании. Л.З. Мехлис был снят с должности заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления Красной Армии и понижен в звании до корпусного комиссара. Политуправление Красной Армии возглавил секретарь ЦК ВКП(б) и кандидат в члены Политбюро А.С. Щербаков.

Козлов пытался протестовать против принятого в отношении его решения, и Рокоссовский стал свидетелем его разговора со Сталиным. Оправдываясь, Козлов говорил, что «он делал все, что мог, чтобы овладеть положением, приложил все силы... Сталин спокойно выслушал его, не перебивая. Слушал долго. Потом спросил: «У вас все?» — «Да». — «Вот видите, вы хотели сделать все, что могли, но не смогли сделать того, что были должны сделать». В ответ на эти слова, сказанные очень спокойно, Козлов стал говорить о Мехлисе, что Мехлис не давал ему делать то, что он считал нужным, вмешивался, давил на него, и он не имел возможности командовать из-за Мехлиса так, как считал необходимым.

Сталин спокойно остановил его и спросил: «Подождите, товарищ Козлов! Скажите, кто был у вас командующим фронтом, вы или Мехлис?» — «Я». — «Значит, вы командовали фронтом?» — «Да». — «Ваши приказания обязаны были выполнять все на фронте?» — «Да, но...» — «Подождите. Мехлис не был командующим фронтом?» — «Не был...» — «Значит, вы командующий фронтом, а Мехлис не командующий фронтом? Значит, вы должны были командовать, а не Мехлис, да?» — «Да, но...» — «Подождите. Вы командующий фронтом?» — «Я, но он мне не давал командовать». — «Почему же вы не позвонили и не сообщили?» — «Я хотел позвонить, но не имел возможности». — «Почему?» — «Со мною все время находился Мехлис, и я не мог позвонить без него. Мне пришлось бы звонить в его присутствии». — «Хорошо. Почему же вы не могли позвонить в его присутствии?» Молчит. — «Почему, если вы считали, что вы правы, а не он, почему же не могли позвонить в его присутствии? Очевидно, вы, товарищ Козлов, боялись Мехлиса больше, чем немцев?» «Вы не знаете Мехлиса, товарищ Сталин», — воскликнул Козлов. — «Ну, это, положим, неверно, товарищ Козлов. Я-то знаю товарища Мехлиса. А теперь хочу вас спросить: почему вы жалуетесь? Вы командовали фронтом, вы отвечали за действия фронта, с вас за это спрашивается. Вот зато, что не осмелились снять трубку и позвонить, а в результате провалили операцию, мы вас и наказали... Я считаю, что все правильно сделано с вами, товарищ Козлов».

Потом, когда Козлов ушел, Сталин повернулся к Рокоссовскому и, прощаясь с ним, сказал: «Вот какой интересный разговор, товарищ Рокоссовский». К.К. Рокоссовский вспоминал: «Я вы шел из кабинета Верховного Главнокомандующего с мыслью, что мне, человеку, недавно принявшему фронт, был дан предметный урок. Поверьте, я постарался его усвоить».

271

Потеря Керченского полуострова существенно ухудшила положение героических защитников Севастополя, против которых были брошены все немецкие войска, находившиеся в Крыму. После 250 суток напряженных боев осажденный город-герой был сдан немецким захватчикам в начале июля 1942 года. В своем приветствии воинам, оборонявшим Севастополь, Сталин писал: «Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа».

Одновременно обострилась обстановка на юго-западном направлении. В своем секретном докладе на XX съезде Н.С. Хрущев подробно осветил события весны 1942 года на этом фронте, доказывая на их примере «порочность сталинского руководства» в ходе Великой Отечественной войны Хрущев утверждал, что лишь Сталин настаивал на наступлении Красной Армии на юго-западном направлении. Хрущевской версии противоречат воспоминания С.М. Штеменко, А.М. Василевского и Г. К. Жукова. Из этих воспоминаний ясно, что автором плана плохо продуманной наступательной операции, начавшейся 12 мая, был Тимошенко, а член Военного совета юго-западного направления Хрущев целиком его поддерживал. Против этого плана выступил начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников, который учитывал «рискованность выступления из оперативного мешка, каким являлся Барвенковский выступ». Однако, по словам Василевского, «командование направления продолжало настаивать на своем предложении и заверило Сталина в полном успехе операции».

Судя по воспоминаниям Жукова, Василевского и Штеменко, очевидно, сначала Сталин поддерживал ошибочное решение Тимошенко, хотя в то же время не обещал ему дополнительной помощи. Хрущев же настаивал на продолжении операции даже после начала немецкого контрнаступления и выступил за свертывание операции лишь вечером 18 мая, когда возникла угроза окружения советских войск немцами.

Лишь во второй половине 19 мая, когда угроза окружения наших войск в Барвенковском выступе стала очевидной, Тимошенко отдал наконец приказ прекратить дальнейшее наступление на Харьков и повернуть силы южной группировки войск против наступающего врага. Но было уже поздно. 57-я и 6-я армии попали в окружение. Многие солдаты были взяты в плен, а ряд командиров армий погиб.

Неудачи преследовали Красную Армию и на других фронтах. На Западном фронте немцам удалось в апреле 1942 года взять в тиски группу войск П.А. БеловаиМ.Г. Ефремова и разгромить часть из них. При этом погиб командующий 33-й армией генерал -лейтенант М. Г. Ефремов. Потерпела неудачу и попытка прорвать блокаду Ленинграда наступлением 2-й ударной армии под командованием генерал-майора А.А. Власова. В конце мая 1942 года армия попала в окружение, а Власов добровольно сдался немцам и вскоре стал сотрудничать с ними, возглавив созданную оккупантами «Российскую освободительную армию».

272

28 июня 1942 года немецкие войска начали наступление из районов восточнее Курска в направлении на Воронеж. Через день началось наступление немцев в направлении войск Юго-Западного фронта. План германского военного командования предусматривал разгром советских войск на Южном фронте. После этого немецкие войска должны были прорваться на Кавказ, а часть из них пройти к Нижней Волге. «Гитлеровские стратеги—писал С.М. Штеменко, —готовились таким образом создать гигантское окружение советских войск в крайне неудобном для их обороны обширном районе. А дальше, как говорится, все было уже делом техники: на безводных, выжженных южным солнцем, гладких, как стол, степных просторах стали бы властвовать танковые и авиационные кулаки противника».

Нельзя сказать, что Ставка и руководство фронтов не осознавали угрозы нового наступления немцев. В Ставку постоянно обращались с просьбами укрепить тот или иной фронт. Однако через год войны резервы были на исходе. Штеменко вспоминал, что на просьбы о выделении дополнительных резервов Верховный главнокомандующий вынужден был отвечать: «У Ставки нет готовых к бою новых дивизий... Наши ресурсы по вооружению ограничены, и учтите, что кроме вашего фронта есть еще у нас другие фронты... Воевать надо не числом, а умением». В ответ на просьбу С.К. Тимошенко выделить «одну стрелковую дивизию» для Юго-Западного фронта И.В. Сталин ответил: «Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для вас 5—6 дивизий, а их, к сожалению, не продают».

Наступление немцев летом 1942 года развивалось столь же стремительно, как и в 1941 году. Чему способствовали природные особенности этого региона. Как справедливо указывал Штеменко, здесь отсутствовали естественные рубежи, на которых можно было создать устойчивую оборону. В то же время здесь было нелегко осуществить и намеченный немцами план окружения советских войск. По этой причине летом 1942 года части Красной Армии быстро отходили по степям и полупустыням до таких трудно преодолимых естественных рубежей, как Волга и Кавказский хребет, не позволяя немцам окружить их. Столь же быстрым был и отход немецких войск из этого региона зимой 1942—1943 года. Окружить же немцев нашим войскам удалось, лишь прижав их крупную группировку к Волге под Сталинградом.

Сталин своевременно разгадал стратегическую важность города, названного в его честь. Вскоре после начала немецкого наступления Сталин продиктовал командующему Южным фронтом Р.Я. Малиновскому директиву, в которой указал на опасность прорыва немцами советского фронта и их выхода к Сталинграду. Он приказал объединить Южный и Юго-Западный фронты в Южный под командованием Малиновского. В то же время штаб и весь аппарат Юго-Западного фронта Сталин приказывал переместить в Сталинград и использовать для сформирования Сталинградского

273

фронта. 12 июля 1942 года в 2 часа 45 минут Сталин передал директиву Сталинградскому фронту: «Прочно занять Сталинградский рубеж западнее р. Дон и ни при каких условиях не допустить прорыва противника восточнее этого рубежа в сторону Сталинграда». Командующим фронтом стал генерал-лейтенант В.Н. Гордов, а членом Военного совета — Н.С. Хрущев.

Тем временем наступление немцев по степям продолжалось, а 23 июля немецкие войска вклинились в оборону 62-й армии, стремясь форсировать Дон и с ходу взять Сталинград. Вечером 23 июля Сталин телеграфировал Гордову: «Противник выброской своих частей в район Цимлы отвлек наше внимание на юг, и в это самое время он подводил потихоньку главные силы к правому флангу фронта... На диверсии и фокусы противника в районе Цимлы не обращать внимания и всю силу удара перенести... на правый фланг фронта... Имейте в виду, если противник прорвет правый фланг и подойдет к Дону в район Гумрака или севернее, то он отрежет ваши железнодорожные сообщения с севером. Поэтому правый фланг вашего фронта считаю теперь решающим». С целью обеспечить контроль над ситуацией Сталин направил 23 июля в район Сталинграда представителя Ставки — Василевского.

24 июля был сдан Ростов, и немецкие войска устремились на юг. Возникала угроза захвата нефтяных промыслов в районе Майкопа и Грозного. Байбаков вспоминал: «В один из тех жарких июльских дней меня вызвал в Кремль Сталин. Неторопливо пожав мне руку, взглянул на меня спокойно и просто негромким, вполне будничным голосом проговорил: «Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам». И чуть-чуть ужесточив голос, Сталин добавил: «Имейте в виду, если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем». Я до сих пор помню этот голос, хоть и спокойный, но требовательный, спрашивающий, его глуховатый тембр, твердый кавказский акцент. Сталин не спеша прошелся туда-сюда вдоль стола и после некоторой паузы снова добавил: «Но если вы уничтожите промыслы преждевременно, а немец их так и не захватит и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем».

Однако Байбаков не возмутился той альтернативой, которую предлагал ему Сталин. Он прекрасно понимал, что эта альтернатива предложена ему суровой реальностью войны. Следствием захвата нефти немцами могли быть новые жертвы среди воинов Красной Армии и гражданского населения. К такому же результату вело и лишение нефти наших войск. Виновный и в том и в другом по законам военного времени должен был нести самое жестокое наказание. Байбаков так оценивал слова Сталина: «Тогда, когда почти снова повторилось лето 1941 года, очевидно, иначе и нельзя было говорить. Я молчал, думал и, набравшись духу, тихо сказал: «Но вы мне не оставляете выбора, товарищ Сталин». Сталин остановился возле

274

меня, медленно поднял руку и слегка постучал по виску: «Здесь выбор, товарищ Байбаков. Летите. И с Буденным думайте, решайте вопрос на месте». Разумеется, мне и в голову не могло прийти обидеться, осудить за жесткость, не оставлявшую никакого выбора, сталинских условий, тем более воспринимать их как некую жестокость. Ведь речь шла о высокой военной ответственности, о слишком тяжелой цене возможной ошибки. Военное время сурово, потому что решается судьба страны, народа. Как же не отвечать своей головой за ответственное дело? Нет, нужно не колеблясь класть жизнь на алтарь спасения Родины». Выполняя это задание, Байбаков побывал и под бомбежкой, и под артобстрелом противника. Однажды он чуть не попал в плен, когда летчик чуть было не посадил его самолет у немцев. Однако он сумел своевременно вывести из строя те нефтяные скважины, которые вскоре оказались в руках немцев, наступавших к Главному Кавказскому хребту.

Между тем контрудары по противнику, наступавшему на Сталинград, успеха не принесли, а 25 июля немецкие войска прорвали оборону Сталинградского фронта. В ночь на 26 июля Сталин послал через вернувшегося в Москву Василевского предупреждение Гордову: «Ставка категорически требует от Военного совета фронта... сделать все, чтобы немедленно ликвидировать прорвавшегося противника и восстановить положение». В тот же день Сталин вновь направил директиву Гордову: «Действия командования Сталинградского фронта вызывают у Ставки Верховного Главнокомандования возмущение... Ставка требует, чтобы в ближайшие дни сталинградский рубеж — оборонительная линия от Клетская до Калмыков была бы безусловно восстановлена и чтобы противник был отогнан за линию реки Чир. Если Военный совет фронта не способен на это дело, пусть заявит об этом прямо и честно». Василевский вновь был направлен на Сталинградский фронт. В этой напряженной обстановке Сталин 27 июля подготовил и на следующий день подписал знаменитый приказ наркома обороны №227, который звучал как суровое обвинение: «Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором... Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».

После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей материальные и людские ресурсы Красной Армии истощены:« Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба». Поэтому «отступать дальше значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину... Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем

275

возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке».

Сталин требовал: «Пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный принцип. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый кусочек советской земли и отстаивать его до последней возможности».

В этом приказе Сталин призывал взять на вооружение меры, которые были применены в гитлеровской армии после поражения под Москвой (создание «штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости и неустойчивости»; создание специальных отрядов заграждения, поставленных «Позади неустойчивых дивизий» и имевших приказ «расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен»). Сталин подчеркивал, что «эти меры возымели свое действие... и вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей Родины, а есть лишь одна грабительская цель — покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение». При этом Сталин напоминал об известном всем в стране историческом прецеденте, когда Петр I назвал после Полтавской битвы побежденных им шведов своими учителями, заметив: «Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу? Я думаю, что следует».

Сталин требовал «безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток». Он приказывал снимать с постов и направлять в вышестоящие органы управления для привлечения к военному суду командующих армиями, командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа вышестоящего начальства. «Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования».

По словам С.М. Штеменко, для разъяснения приказа №227 в войска были направлены члены ЦК партии. По его мнению, «приказ №227 чрезвычайно благотворно повлиял на боеспособность войск. Каждый глубоко проникся мыслью о необходимости стоять насмерть в бою и делал для победы все, что мог. И прежде всего там, где было особенно тяжело — на сталинградском направлении». Как отмечал A.M. Василевский, «советским войскам в результате упорной борьбы удалось вначале замедпить наступление немецких войск на дальних подступах к Сталинграду, а затем и

276

остановить их продвижение перед внешним оборонительным обводом». И все же он признавал, что «положение на сталинградском направлении оставалось для нас в конце первой половины августа крайне напряженным». 5 августа чрезвычайно растянутый Сталинградский фронт был разделен на Сталинградский (командующим остался В.Н. Гордов) и Юго-Восточный (командующий— А.И. Еременко, член Военного совета — Н.С. Хрущев). 6 августа немцы начали новое наступление на Сталинград. Даже самые жесткие приказы и вытекавшие из них суровые меры не могли остановить отступление наших войск под давлением превосходивших сил противника. О том, что Сталин сознавал остроту положения, свидетельствовала его телеграмма от 9 августа начальнику оперативного управления Генштаба П.Г. Тихомирову, направленному в качестве представителя Ставки на Сталинградский фронт: «Я поражен вашей близорукостью и растерянностью. Сил у вас много, а справиться с положением не хватает у вас хребта. Жду от вас сообщения о ликвидации тревожного положения на вашем фронте». Однако, как замечал С.М. Штеменко, «оптимистического сообщения с фронта не последовало».

В эти дни Советское правительство было официально уведомлено прибывшим в Москву У. Черчиллем о том, что обещанное открытие в 1942 году Западного фронта не состоится. Это означало, что истощенной войной Советской стране придется по-прежнему в одиночку противостоять Германии. К тому же руководство не исключало возможности присоединения Японии и Турции к походу Германии против СССР. Мало кто в стране догадывался о том, что в это время Сталин как никогда остро осознавал реальную угрозу полного разгрома СССР. В. Бережков, обрабатывая записи перевода беседы И.В. Сталина с У. Черчиллем в середине августа 1942 года, стал случайным свидетелем знаменательного разговора И.В. Сталина и В. М. Молотова: «Сталин прохаживался по узорчатой ковровой дорожке, попыхивая трубкой. Молотов остался у другого конца стола, где он сидел во время беседы с Черчиллем. Вот тогда-то я и услышал из уст нашего вождя то, о чем до сего момента он не решался поведать никому. «Как бы, Вячеслав, нем не пришлось пополнить список правительств в изгнании, — произнес Сталин глухим голосом. — Если германцы продвинутся за Урал, это может случиться...» «Но это равносильно гибели», — как-то растерянно отреагировал Молотов. —«Погибнуть мы всегда успеем. Но стоит прикинуть, какие могут быть варианты. Говорил же Черчилль, что в случае оккупации нацистами Англии его правительство будет продолжать борьбу с врагом из заграницы, например, из Канады».

Сталин подошел к одному из свернутых вдоль стены рулонов и, потянув за шнурок, развернул карту Восточного полушария. «Победа над СССР, в чем в таком случае будет участвовать и Япония, — продолжал Сталин, — будет означать огромное усиление держав фашистской оси. Вот почему Англия и Америка будут еще больше нуждаться в помощи советского на

277

рода и нашей партии. Подпольные обкомы, которые мы создали в конце прошлого года, когда враг подошел к воротам Москвы, не расформированы и продолжают подготовку во всеобщей партизанской войне. Наш народ верит в партию и ее руководство и будет выполнять наши указания, даже поступающие издалека...»

Проведя здоровой правой рукой по периметру Советского Союза, Сталин продолжал: «Нам, конечно, не следует повторять путь в Лондон, где уже и без того больше дюжины правительств в изгнании. Я не случайно сказал вчера Черчиллю, что уже бывал в Лондоне, на съезде партии большевиков вместе с Лениным. Мне этого хватит. Но вот Индия могла бы быть подходящим местом...» — И он легонько провел трубкой по огромному субконтиненту. Меня потрясло услышанное. Но я сделал вид, что погружен в свою работу». Парадоксальным образом слова Сталина отчасти перекликались с предложением Троцкого в разгар наступления Деникина на юге летом 1919 года. Правда, в отличие от Троцкого, Сталин вовсе не собирался вторгаться в Индию с конными армиями, а думал лишь использовать ее как место для подготовки разгрома врага и освобождения СССР от оккупантов.

23 августа немецкие войска вырвались к Волге у северной окраины Сталинграда. Телефонная и телеграфная связь со Сталинградом была прервана, и находившийся в Сталинграде представитель Ставки A.M. Василевский вынужден был докладывать Сталину по радио короткими передачами. 24 августа по с трудом восстановленной проводной связи Сталин телеграфировал Василевскому, командующему Сталинградским фронтом Гордову и члену ГКО Маленкову, прибывшему в Сталинград: «У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запугать врага. Деритесь с противником не только днем, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эрэсовские силы... Самое главное — не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе».

27 августа Г. К. Жуков был вызван в Москву, и в тот же день он прибыл в Кремль. «Верховный сказал, что у нас плохо идут дела на юге и может случиться, что немцы возьмут Сталинград, — вспоминал он. — Не лучше складывается обстановка и на Северном Кавказе. ГКО решил назначить заместителем Верховного Главнокомандующего и послать в район Сталинграда Жукова... «Когда вы можете вылететь?» — спросил Верховный. Я ответил, что мне потребуются сутки для изучения обстановки и 29-го я смогу вылететь в Сталинград. «Ну, вот и хорошо. А вы не голодны? — спросил вдруг И.В. Сталин. — Не мешало бы немного подкрепиться». Принесли чай и десяток бутербродов. За чаем И.В. Сталин вкратце сообщил сложившуюся обстановку на 20 часов 27 августа».

278

3 сентября Сталин направил Жукову в Сталинград телеграмму: «Положение со Сталинградом ухудшается. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо всякое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало». Однако Жуков настоял на отсрочке наступления, сославшись на нехватку боеприпасов у войск. Сталин согласился с его доводами, но указал: «Если противник начнет общее наступление на город, немедленно атакуйте его, не дожидаясь окончательной готовности войск. Ваша главная цель отвлечь силы немцев от Сталинграда и, если удастся, ликвидировать немецкий коридор, разделяющий Сталинградский и Юго-Восточный фронты».

Попытки советских войск отбросить немцев от Сталинграда не принесли успеха. Немцы сумели прорваться в город, но полностью овладеть им не смогли. С сентября, по словам Василевского, «началась беспримерная по упорству борьба за город, продолжавшаяся до 2 февраля 1943 года... Славные защитники Сталинграда, сыны всех братских республик Страны Советов оборонялись, переходили в контрнаступление и наносили ощутимые удары по врагу».

Как отмечал Жуков, «советские войска в смертельных схватках с врагом на подступах к Сталинграду, а в дальнейшем и в самом городе понесли тяжелейшие потери и поэтому наличными силами не имели возможности разгромить врага». В то же время советскому командованию стало ясно, что «наиболее боеспособные в вермахте 6-я армия Паулюса и 4-я танковая армия Гота, втянувшись в изнурительные кровавые бои в районе Сталинграда, не в состоянии завершить операцию по захвату города

и у вязли там».

12 сентября Жуков вернулся в Москву и в 4 часа в Кремле вместе с Василевским докладывал Сталину обстановку в Сталинграде и вокруг него. «Верховный достал свою карту с расположением резервов Ставки, долго и пристально ее рассматривал, — вспоминал Жуков. — Мы с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение. «А какое «иное» решение?» — вдруг, подняв голову, спросил И.В. Сталин. Я никогда не думал,что у И.В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу. «Вот что, — продолжал он, — поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера соберемся здесь».

279

Проработав целый день в Генштабе, Жуков и Василевский предложили Сталину идею, которая легла затем в основу операции по разгрому немецких войск под Сталинградом, Идея сводилась к следующему: «Первое — активной обороной продолжать изматывать противника; второе — приступить к подготовке контрнаступления, чтобы нанести противнику в районе Сталинграда такой удар, который бы резко изменил бы стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу... Нам стало ясно, что основные удары нужно наносить по флангам сталинградской группировки, прикрывающимся румынскими войсками». Окончательное решение, по словам A.M. Василевского, было принято «в середине сентября после обмена мнениями между И. В. Сталиным, Г.К. Жуковыми мною».

В своих мемуарах Жуков писал: «После смерти И.В. Сталина появилась некоторая неясность, кто же все-таки является автором плана такого значительного по своим масштабам, эффекту и результатам контрнаступления?.. Имели место высказывания, что 6 октября 1942 года Военный совет Сталинградского фронта направил в Ставку свои предложения по организации и проведению контрнаступления по собственной инициативе». Жуков решительно отвергал эту версию и им подобные и заявлял: «Основная и решающая роль во всесторннем планировании и обеспечении контрнаступления под Сталинградом неоспоримо принадлежит Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральному штабу... Заслуга Ставки Верховного Главнокомандования и Генштаба состоит в том, что они оказались способными с научной точностью проанализировать все факторы этой грандиозной операции, сумели предвидеть ход ее развития и завершение». Подготовкой плана разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом руководил лично Сталин.

Решающим условием для начала наступления под Сталинградом явилось изменение в общем соотношении сил на советско-германском фронте к ноябрю 1942 года. К середине ноября 1942 года общая численность действующей армии составляла 6124 тысячи человек. На ее вооружении имелось 77 734 орудий и минометов,6956 танков и самоходно-артиллерийских установок, 3254 боевых самолета. К этому же времени общая численность войск Германии и ее союзников составляла 6144 тысячи человек. Они имели более 70 тысяч орудий и минометов, 6600 танков и 3500 боевых самолетов. Приблизительное равновесие было достигнуто Советской страной после тяжелых потерь в живой силе и технике, а также утраты важнейших индустриальных центров страны в первые месяцы войны. Создание в годы сталинских пятилеток новых промышленных центров на востоке страны и беспримерная эвакуация многих важнейших предприятий обеспечили бурный рост оборонной продукции: за 1942 год на Урале она увеличилась в 5 раз, в Поволжье — в 9 раз и в Западной Сибири — в 27 раз. В 1942 году в стране было выпущено более 25 тысяч самолетов, свыше 24 тысяч танков, около 57 тысяч орудий, более 125 тысяч 82-мми 120-мм минометов. Теперь задача со

280

стояла в том, чтобы добиться перевеса в живой силе и технике на правильно выбранном направлении решающего удара по противнику.

В сентябре и октябре 1942 года разрабатывался план наступательной операции, получившей название «Уран». (По словам A.M. Василевского, «названия всем операциям давались лично Сталиным».) Жуков писал, что «к ноябрю у Ставки должны были быть механизированные и танковые соединения, вооруженные известными всему миру танками Т-34, что позволяло нам ставить своим войскам более серьезные задачи. К тому же наши командные кадры высшего звена за первый период войны многому научились, многое переосмыслили и, пройдя тяжелую школы борьбы с сильным врагом, стали мастерами оперативного искусства. Остальной командно-политический состав и воины Красной Армии на опыте многочисленных ожесточенных схваток с вражескими войсками в полной мере освоили способы и методы боевых действий в любой обстановке».

Проведение операции было поручено войскам вновь созданного Юго-Западного фронта (командующий Н.Ф. Ватутин), Донского фронта (бывшего Сталинградского) (командующий К.К. Рокоссовский) и Сталинградского фронта (бывшего Юго-Восточного) (командующий А.И. Еременко; член Военного совета — Н.С. Хрущев). В осуществлении операции участвовали начальник тыла А.В. Хрулев и начальник Главного артиллерийского управление Н.Д. Яковлев. Руководство подготовкой контранаступления Ставка возложила по Юго-Западному и Донскому фронтам на Г.К. Жукова, по Сталинградскому — на А.М.Василевского.

Накануне операции, 6 ноября 1942 года, в своем докладе на торжественном собрании в Москве, посвященном 25-й годовщине Октябрьской революции, и в приказе наркома обороны от 7 ноября И.В. Сталин констатировал, что «немцы уже не столь сильны, чтобы повести одновременно наступление по всем трем направлениям — на юг, на север, на центр, как это имело место в первые месяцы немецкого наступления летом прошлого года, но они еще достаточно сильны для того, чтобы организовать серьезное наступление на каком-либо одном направлении». Он утверждал, что это наступление не достигло своих целей: «Погнавшись за двумя зайцами — и за нефтью, и за окружением Москвы, — немецко-фашистские стратеги оказались в затруднительном положении».

В то же время в приказе Сталин говорил о чрезвычайной остроте Сталинградского сражения: «Враг остановлен под Сталинградом. Но, остановленный под Сталинградом и уже положивший там десятки тысяч своих солдат и офицеров, враг бросает в бой новые дивизии, напрягая последние силы. Борьба на советско-германском фронте становится все более напряженной. От исхода этой борьбы зависит судьба Советского государства, свобода и независимость нашей Родины».

Сталин подчеркивал, что в ходе войны стране пришлось выдержать беспримерное испытание, сражаясь в одиночку против Германии и ее со

281

юзников в условиях отсутствия второго фронта: «Красная Армия выносит на себе всю тяжесть войны против гитлеровской Германии и ее сообщников. .. Никакая другая страна и никакая другая армия не могла бы выдержать подобный натиск озверелых банд немецко-фашистских разбойников и их союзников. Только наша Советская страна и только наша Красная Армия способны выдержать такой натиск. И не только выдержать, но и преодолеть... Нельзя считать случайностью тот факт, что немецкие войска, прошедшие триумфальным маршем всю Европу и сразившие одним ударом французские войска, считавшиеся первоклассными войсками, встретили действительный военный отпор только в нашей стране, и не только отпор, но оказались вынужденными под ударами Красной Армии отступить от занятых позиций более чем на 400 километров, бросая по пути отступления колоссальное количество орудий, машин, боеприпасов».

Он внушал уверенность в том, что перелом в войне близок: «Враг изведал на своей шкуре способность Красной Армии к сопротивлению. Он еще узнает силу сокрушительных ударов Красной Армии... Враг уже испытал однажды силу ударов Красной Армии под Ростовом, под Москвой, под Тихвином. Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!»

Сталин внимательно следил за подготовкой операции «Уран». 12 ноября он писал Жукову (который был законспирирован под псевдонимом «Константинов»): «Если авиаподготовка операции неудовлетворительна у Еременко и Ватутина, то операция кончится провалом. Опыт войны с немцами показывает, что операцию против немцев можно выиграть лишь в том случае, если имеем превосходство в воздухе... Если Новиков думает, что наша авиация сейчас не в состоянии выполнить эти задачи, то лучше отложить операцию на некоторое время и накопить побольше авиации. Поговорите с Новиковым и Ворожейкиным, растолкуйте им это дело и сообщите мне Ваше общее мнение. Васильев» (один из псевдонимов Сталина во время войны. — Прим. авт.).

13 ноября Жуков и Василевский прибыли к Сталину, который, по словам Жукова, «был в хорошем расположении духа и подробно расспрашивал о положении дел под Сталинградом в ходе подготовки контрнаступления». План контрнаступления был окончательно утвержден. Одновременно Жуков и Василевский предложили развернуть наступление в районе Вязьмы, чтобы не позволить немцам перебросить войска к Сталинграду после начала операции «Уран». «Это было бы хорошо, — сказал Сталин. — Но кто из вас возьмется за это дело?» За организацию этого наступления взялся Жуков, но сначала он вместе с Василевским отбыл в район Сталинградского сражения.

15 ноября Жуков получил телеграмму: «Товарищу Константинову. Только лично. День переселения Федорова и Иванова (т.е. день наступления Н.Ф. Ватутина и А. И. Еременко. — Прим. Г. Жукова) можете назначить по

282

Вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у Вас возникнет мысль о том, чтобы кто-либо из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномачиваю Вас решить и этот вопрос по Вашему усмотрению. Васильев. 13 часов 10 минут 15.11.42».

Наступление Юго-Западного и Донского фронтов было намечено на 19 ноября, а Сталинградского — на 20 ноября, но неожиданно A.M. Василевский был вызван И.В. Сталиным в Москву 18 ноября «для обсуждения вопросов, касающихся предстоящей операции». «Ничего конкретного он мне не сообщил, — писал Василевский. — В 18 часов в кремлевском кабинете Сталина происходило заседание Государственного Комитета Обороны. Сталин немедленно принял меня и предложил, пока шло обсуждение ряда крупных хозяйственных вопросов, ознакомиться с поступившим на его имя письмом командира 4-го механизированного корпуса В.Т. Вольского , предназначенного для выполнения решающей роли на участке Сталинградского фронта. Комкор писал в ГКО, что запланированное наступление под Сталинградом при том соотношении сил и средств, которое сложилось к началу наступления, не только не позволяет рассчитывать на успех, но, по его мнению, безусловно обречено на провал со всеми вытекающими отсюда последствиями и что он как честный член партии, зная мнение и других ответственных участников наступления, просит ГКО немедленно и тщательно проверить реальность принятых по операции решений, отложить ее, а быть может и отказаться от нее совсем».

«ГКО, естественно, потребовал от меня дать оценку письму. Я выразил удивление по поводу письма: в течение последних недель его автор активно участвовал в подготовке операции и ни разу не высказывал ни малейшего сомнения как по операции в целом, так и по задачам, поставленным перед войсками вверенного ему корпуса. Более того, 10 ноября на заключительном совещании он заверил представителей Ставки и военный совет фронта, что его корпус готов к выполнению задачи, а затем доложил о полной боеспособности и об отличном, боевом настроении личного состава этого соединения. В заключение я заявил, что нет никаких оснований не только для отмены подготовленной операции, но и для пересмотра сроков ее начала, на мой взгляд, не существует. Сталин приказал тут же соединить его по телефону с Вельским».

В беседе с писателем К. Симоновым Василевский воспроизвел разговор Сталина: «Здравствуйте, товарищ Вольский. Я прочел ваше письмо. Я никому его не показывал, о нем никто не знает. Я думаю, что вы неправильно оцениваете наши и свои возможности. Я уверен, что вы справитесь с возложенными на вас задачами и сделаете все, чтобы корпус выполнил все и добился успеха. Готовы ли вы сделать все от вас зависящее, чтобы выполнить поставленную перед вами задачу?» Очевидно, последовал ответ, что готов. Тогда Сталин сказал: «Я верю в то, что вы выполните вашу

283

задачу, товарищ Вольский. Желаю вам успеха. Повторяю, о вашем письме не знает никто, кроме меня и Василевского, которому я показал его. Желаю успеха. До свидания». Он говорил все это абсолютно спокойно, с полной выдержкой, я бы сказал даже, что говорил с Вольским мягко».

После этого разговора с Вольским Сталин «порекомендовал мне не обращать внимания на это письмо, — рассказывал Василевский, — а автора письма оставить в корпусе, так как он только что дал ему слово во что бы то ни стало выполнить поставленную корпусу задачу. Окончательно вопрос о нем как о командире корпуса должны были решить по результатам действия корпуса, о которых в первые дни операции Сталин приказал мне доложить ему особо. После этого он предложил мне незамедлительно отправиться на фронт».

19—20 ноября 1942 года в точном соответствии с планом началось наступление Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов. 22 ноября Сталин позвонил командующему Сталинградским фронтом А. И. Еременко и спросил, правда ли, что взята станция Карамузинская. Еременко подтвердил эти сведения. «Это очень хорошо! — сказал Сталин — Завтра вам следует соединиться с Юго-Западным фронтом, войска которого подошли к Калачу». Уставным «слушаюсь» Еременко, по его словам, «принял к исполнению приказ Верховного Главнокомандующего». На следующий день, 23 ноября, танковые части Сталинградского и Юго-Западного фронтов соединились, завершив тем самым окружение германских войск под Сталинградом.

Василевский доложил Сталину о соединении фронтов и об организации внутреннего и внешнего фронта окружения. «...Сталин спросил меня, как действовал Вольский и его корпус, — рассказывал Василевский. — Я сказал так, как оно и было, что корпус Вольского и его командир действовали отлично. «Вот что, товарищ Василевский, — сказал Сталин. — Раз так, то я прошу вас найти там, на фронте, хоть что-нибудь пока, чтобы немедленно от моего имени наградить Вольского. Передайте ему мою благодарность, наградите его от моего имени и дайте понять, что другие награды ему и другим —впереди». После звонка я подумал: чем же наградить Вольского? У меня был трофейный немецкий «вальтер», и я приказал там же, на месте, прикрепить ему дощечку с соответствующей надписью, и, когда мы встретились с Вольским, я поздравил его с успехом, поблагодарил за хорошие действия, передал ему слова Сталина и от его имени этот пистолет. Мы стояли с Вольским, смотрели друг на друга, и с ним было такое потрясение, что этот человек в моем присутствии зарыдал, как ребенок».

Скорее всего внимание, которое проявил Сталин к Вольскому, отражало глубокое понимание им душевного состояния человека, дисциплинированно выполняющего приказ, в возможности выполнения которого он не верит. В схожем состоянии находился Сталин, когда было принято

284

решение ЦК об октябрьском восстании 1917 года, и в конце июня 1941 года, когда он, вероятно, испытывал сомнения в возможность выполнить только что утвержденную им директиву о войне до победного конца. Сталин отличал такое состояние от обычной трусости и паникерства и поэтому был предельно предупредителен к Вольскому.

Сталин продолжал внимательно следить за ходом операции. Его обеспокоило положение на правом крыле Донского фронта, и он телеграфировал К.К. Рокоссовскому: «Товарищу Донцову (т.е. Рокоссовскому. — Прим. авт.). Копия: товарищу Михайлову (т.е. Василевскому. — Прим. авт.). По докладу Михайлова 3-я мотодивизия и 16-я танковая дивизия немцев целиком и частично сняты с Вашего фронта, и теперь они дерутся против фронта 21 -и армии. Это обстоятельство создает благоприятную обстановку для того, чтобы все армии Вашего фронта перешли к активным действиям. Галанин действует вяло, дайте ему указания, чтобы не позже 24 ноября Вертячий был взят. Дайте также указания Жадову, чтобы он перешел к активным действиям и приковал к себе силы противника. Подтолкните как следует Батова, который при нынешней обстановке мог бы действовать более напористо. И. Сталин. 23.11.42.19 часов 40 минут».

Уже 24 ноября Василевский впервые услыхал название новой операции — «Сатурн», которая предусматривала «создание нового кольца по отношению к окруженной под Сталинградом группировке противника. Сталин так и назвал заключительную операцию по уничтожению этой группировки «Кольцо». 27 ноября Сталин по телефону говорил Василевскому: «Войска противника под Сталинградом окружены, их надо ликвидировать... Это очень важное дело... Михайлов должен сосредоточиться только на этом деле. Что касается подготовки операции «Сатурн», пусть этим делом займутся Ватутин и Кузнецов (командующий 1-й гвардейской армией. —Прим. авт.). Москва будет им помогать».

Однако немцы предпринимали отчаянные усилия для того, чтобы выручить группировку генерала фон Паулюса, окруженную под Сталинградом. 12 декабря было предпринято наступление мощной группировки немецких войск под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна с целью прорыва окружения. По этой причине A.M. Василевский стал настаивать на переброске в район боевых действий Сталинградского фронта против группировки Манштейна 2-й гвардейской армии (под командованием Р.Я. Малиновского), которую из стратегического резерва Ставки первоначально решено было направить на помощь Донскому фронту. К.К. Рокоссовский категорически возражал против такого предложения, считая, что с помощью 2-й гвардейской армии его войска смогли бы быстро разгромить «оголодавшие и замерзающие армии Паулюса». Выслушав по телефону аргументы каждого, Сталин вынес в этом споре окончательное решение. Рокоссовский рассказывал: Сталин сообщил, что «согласен с доводами Василевского, что мое решение разделаться сначала с окру

285

женной группировкой, используя для этого 2-ю гвардейскую армию, смелое и заслуживает внимания, но в сложившейся обстановке оно слишком рискованное, поэтому я должен армию Малиновского, не задерживая, спешно направить под Котельниково в распоряжение Еременко».

В ходе упорных и тяжелых боев, ярко описанных их участником Ю.В. Бондаревым в романе «Горячий снег», войска Манштейна были остановлены, а затем отброшены назад. Однако бои с группировкой Манштейна и задержка с ликвидацией группировки Паулюса заставили Ставку изменить план операции «Сатурн» и отказаться от попыток ударом через Миллерово на Ростов окружить противника. Сопротивление немецких войск, окруженных под Сталинградом, сковывало значительную часть Сталинградского и Донского фронтов, и Сталин, по словам Жукова, «всемерно торопил командующих фронтами».

«В конце декабря в Государственном Комитете Обороны состоялось обсуждение дальнейших действий, —вспоминал Жуков. —Верховный предложил: «Руководство по разгрому окруженного противника нужно передать в руки одного человека. Сейчас действия двух командующих фронтами мешают ходу дела». Присутствовавшие члены ГКО поддержали это мнение. «Какому командующему поручим окончательную ликвидацию противника?» Кто-то предложил передать все войска в подчинение К. К. Рокоссовскому. «А вы что молчите?» — обратился Верховный ко мне. «На мой взгляд, оба командующих достойны, — ответил я. — Еременко будет, конечно, обижен, если передать войска Сталинградского фронта под командование Рокоссовского». «Сейчас не время обижаться, — отрезал И.В. Сталин и приказал мне: — Позвоните Еременко и объявите ему решение Государственного Комитета Обороны». (Как и предполагал Жуков, Еременко был очень обижен этим решением, но вскоре он возглавил Южный фронт.)

Не ограничиваясь организационными решениями, Сталин нередко давал указания командующим фронтами по вопросам, касавшимся отдельных частей. Когда 24 декабря 24-й танковый корпус под командованием генерал-майора В.М. Баданова прорвался в тыл противника и занял станцию Тацинская, захватив там огромное количество самолетов и другой военной техники и перерезав важнейшую железную дорогу Сталинград — Лихая, Сталин постоянно звонил командующему Юго-Западным фронтом, справляясь о положении корпуса и требуя оказать ему поддержку. Сталин сказал Н.Ф.Ватутину: «Первая Ваша задача — не допустить разгрома Баданова... Вы правильно поступили, что разрешили Баданову в самом крайнем случае покинуть Тацинскую». И повторил: «Помните Баданова, не забывайте Баданова, выручайте его во что бы то ни стало». Меры, принятые командованием фронта, спасли танковый корпус, и он вышел из окружения, а за проявленное мужество В.М. Баданов стал первым кавалером нового ордена Суворова 2-й степени.

286

Быстро оценив те возможности, которые открылись после разгрома войск Манштейна и провала попыток деблокировать войска Паулюса, Сталин 4 января 1943 года подготовил директиву для командующего Южным фронтом И. В. Тюленева. Смысл сталинской директивы, по словам Василевского, сводился к следующему: «Загородить немцам выход с Кавказа и отсечь их соединения, еще вчера нагло лезшие на юг, к Эльбрусу, в Грузию и Азербайджан. Вот вопрос, вставший в повестку дня. Такую стратегию диктовала военная обстановка после успешного контрнаступления советских войск под Сталинградом. В то же время и прежде всего разгром противника на Среднем Дону, особенно в районе Котельникова, создал благоприятные условия для окончательной ликвидации немецкой группировки, окруженной под Сталинградом».

В своих воспоминаниях, А. М. Василевский привел дословно эту директиву, пункт за пунктом, так как хотел «показать, как Верховное Главнокомандование оценивало создавшуюся на Кавказе обстановку и куда оно стремилось направить дальнейшие усилия наших войск на этом участке фронта». Василевский отмечал: «Привожу ее еще и потому, что нахожу ее полезной в смысле оценки Сталина как военного деятеля, как Верховного Главнокомандующего, руководившего грандиозной по масштабам борьбой Советских Вооруженных Сил. Подобных документов, исходивших непосредственно от Сталина и касавшихся решения самых важных оперативно-стратегических вопросов, было за время войны немало».

Красная Армия успешно провела операцию, разработанную Ставкой при участии Сталина. 2 февраля группировка Паулюса капитулировала. По оценке Г. К. Жукова, «общие потери вражеских войск в районе Дона, Волги, Сталинграда составили около 1,5 миллиона человек, до 3500 танков и штурмовых орудий, 12 тысяч орудий и минометов. Такие потери сил и средств катастрофически отразились на общей стратегической обстановке и до основания потрясли всю военную машину гитлеровской Германии».

2 февраля 1943 года Сталин подписал приказ Верховного Главнокомандующего по войскам Донского фронта, в котором он поздравлял представителя Ставки маршала артиллерии Воронова и командующего войсками Донского фронта Рокоссовского «с успешным завершением ликвидации окруженных под Сталинградом вражеских войск». Сталин объявлял «благодарность всем бойцам, командирам и политработникам Донского фронта за отличные боевые действия».

Вскоре Рокоссовский и Воронов были вызваны в Кремль к Сталину. «Завидя нас, он быстрыми шагами приблизился и, не дав нам по-уставному доложить о прибытии, стал пожимать нам руки, поздравляя с успешным окончанием операции по ликвидации вражеской группировки, — вспоминал Рокоссовский. — Чувствовалось, что он доволен ходом событий. Беседовали долго. Сталин вы сказал некоторые соображения о будущем развитии боевых действий. Напутствуемые пожеланиями новых успехов, мы

287

оставили его кабинет. Не могу умолчать о том, что Сталин в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним».

Успешные действия Красной Армии под Сталинградом дали возможность советским войскам продолжить наступления на значительном протяжении советско-германского фронта. В приказе от 25 января 1943 года Сталин констатировал: «В результате двухмесячных наступательных боев Красная Армия прорвала на широком фронте оборону немецко-фашистских войск, разбила сто две дивизии противника, захватила более 200 тысяч пленных, 13 000 орудий и много другой техники и продвинулась вперед до 400 километров. Наши войска одержали серьезную победу. Наступление наших войск продолжается».

В приказе от 23 февраля 1943 года по случаю 25-летия Красной Армии Сталин анализировал причины ее побед. Он указывал на то, что «в ходе войны Красная Армия стала кадровой армией. Она научилась бить врага наверняка с учетом его слабых и сильных сторон, как этого требует современная военная наука... Не может быть сомнения, что только правильная стратегия командования Красной Армии и гибкая тактика наших командиров-исполнителей могли привести к такому выдающемуся факту, как окружение и ликвидация огромной отборной армии немцев в составе 330 тысяч человек под Сталинградом».

Сталин писал: «Изменилось соотношение сил на советско-германском фронте. Дело в том, что фашистская Германия все более и более истощается и становится слабее, а Советский Союз все более и более развертывает свои резервы и становится сильнее. Время работает против фашистской Германии». Сталин обращал особое внимание на вклад, который внес в победы Красной Армии советский тыл: «Гитлеровская Германия, заставившая работать на себя военную промышленность Европы, до последнего времени имела превосходство против Советского Союза в технике и прежде всего в танках и самолетах. В этом было ее преимущество. Но за двадцать месяцев войны положение изменилось. Благодаря самоотверженному труду рабочих, работниц, инженеров и техников военной промышленности СССР за время войны выросло производство танков, самолетов, орудий». Победа Красной Армии ковалась и руками миллионов тружеников промышленности и сельского хозяйства, среди которых большую часть составляли женщины и подростки. Вместе с высококвалифицированными рабочими, оставленными на производстве в тылу, они беспрекословно приняли тяжелейшие условия труда, а также множество материальных лишений.

Перевес Советской страны над третьим рейхом в моральном и духовном отношении, о чем постоянно говорил Сталин, нашел отражение и в производстве вооружений. Десятилетняя шовинистическая пропаганда в Германии создавала лишь видимость мощного духовного подъема. Фюрер

288

и нацистская партия осознавали, что своей популярности в народе они были обязаны выводом страны из кризиса, прекращением безработицы и резким улучшением материального положения населения. По этой причине германское правительство старалось сохранять материальное благополучие немцев даже в разгар войны, разумеется, за счет ограбления других народов. Хотя немцы в тылу и на фронте добросовестно выполняли свои профессиональные обязанности, зачастую им не хватало той самоотверженной готовности сделать все возможное и невозможное для победы над противником, что отличало советских людей. На это обратил внимание Сталин в своем приказе: «Немцы точны и аккуратны в своих действиях, когда обстановка позволяет осуществлять требования устава. В этом их сила. Немцы становятся беспомощными, когда обстановка усложняется и начинает «не соответствовать» тому или иному параграфу устава, требуя принятия самостоятельного решения, не предусмотренного уставом. В этом их основная слабость».

Этими же факторами определялось и поведение немцев, трудившихся в тылу. Немцы не желали поступаться теми социальными и материальными благами, которые они получили во времена господства нацистов, и не проявляли желания трудиться по советскому принципу: «Все для фронта, все для победы!» Обладая неограниченной властью, Гитлер не мог заставить немецких женщин и миллионы подростков трудиться ненормированный рабочий день на заводах, фабриках, фермах, как это происходило в СССР. Гитлер не мог лишить немцев многих продуктов, в том числе продуктов питания, которых были лишены советские труженики тыла. В Германию были свезены миллионы рабочих из оккупированных стран, озлобленные иностранные рабочие трудились на немецких предприятиях (в том числе и оборонных) вынужденно, фактически как рабы. В значительной степени по этой причине СССР даже после потери части промышленных центров смог опередить Германию, ее союзников и оккупированные ими страны в военном производстве и тем самым обеспечить сначала равновесие, а затем и перевес в вооружениях.

Победа под Сталинградом и последовавшее наступление Красной Армии стало следствием усилий всего советского народа, как никогда сплотившегося в годы войны под руководством Сталина. Разгром немецко-фашистских войск под городом, названным в его честь, стал символом героизма и мужества советских людей, их веры в Сталина, с честью осуществлявшего руководство в годы тяжелейшего испытания.

289