Хайлис александр зевелёв

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15

Клара. 11 июля, вторник, 20-45

Только что ушёл Порфирий. А явился со своим собственным стаканом кофе из “Старбакса”. Меня умиляет американская изобретательность. Мало того что придумали одноразовую посуду, так ещё вокруг стакана эти круглые картонные штучки, чтоб не обжечь пальцы.

Общался со мной Лэрри Кассиди культурно, вежливо, даже, я бы сказала, почтительно. В отличие от вызова ТАМ, когда я не запомнила не только фамилию, но даже внешность этого мерзавца, зато хорошенько и на всю жизнь запечатлела в памяти угрозы “в следующий раз говорить со мной по-другому” или, что ещё лучше, в смысле хуже, упечь мою маму и насиловать её бригадой у меня на глазах. Представляешь? Так уже меня насилуйте, сволочи проклятые! Причём тут мама? Вас-то, гадов, самих рожал кто-нибудь или вылупились в инкубаторе? Но я отвлеклась. Хоть бы ничего того никогда не помнить.

Беседовали мы на кухне. Я, конечно, извинилась, но объяснила, что это русская привычка, дескать мне так сподручней, к тому же, Кирилл в гостиной любит смотреть телевизор. В общем, Лэрри не возражал: ему, по-моему, приходится общаться в таких ситуациях, что моя кухня сойдёт за королевский дворец.

Порфирий задал мне вопросов, как любит выражаться та же Сюська Сапожник, до хрена и трошки. Выведывал, в первую очередь, кого Олег обдурил на крупные суммы. Справился о Йоське, но тут уже всё ясно. Интересовался подробностями брака с Олегом, развода, моих взаимоотношений с Зинкой. И, между прочим, – как мы с Кириллом относимся друг к другу. По-моему, ему ещё следовало осведомиться об отношениях Зинки с Кириллом, но до этого он пока почему-то не додумался. Я же с детства привыкла, пока не вызовут, сама не выскакивать. Реально, если бы не выяснилось, что мы уехали раньше, то самый ясный и прочный мотив для убийства у меня. Ведь насолили мне покойники. Оба. Да ещё желание опеки, а я в нём призналась сходу. Какая удача, что ты тогда посмотрел на часы, да ещё сообразил оповестить время вслух. Как будто, специально для того, чтобы создать мне алиби.

Расспрашивал меня Порфирий, однако, больше всего именно о Мишке, который к тому времени тоже, вроде бы, ушёл баиньки. Марго что-то там блеяла, подтверждала: с ней, оказывается, успели побеседовать ещё до похорон. Да только она сама достаточно тёмная лошадка, несмотря на всю её театральность. А может, именно из-за театральности создаётся такое впечатление? Но я сомневаюсь, что ей особо поверили. Боюсь, сейчас Мишкина очередь попользоваться парашей за перегородкой. Или Марго? Совершенно не представляю, чем тут смогу помочь. А кто сказал, что я должна? М-да.

Поверишь, сколько перечитываю “Войну и Мир”, твержу: “Не уезжайте, Болконский”, иногда громко ору, так сильно хочется изменить ход событий. Но князь Андрей всё равно всегда уезжает, со всеми вытекающими... Знаю, что ничего не сделаю, но ежели Мишку пихнут на электрический стул, буду сильно возражать и не допущу. Вплоть до того, что усядусь сама. Это при всей моей “любви” к Мишке. Ох!

Пытал меня о Кирилле (без физических воздействий, не думай). Подробно об отношениях Олега с сыном. Я рассказывала. Понимаешь, – Олега сейчас топтать не хочется, просто отвечала на вопросы. В конце концов, Лэрри (не дурак, совсем нет) сообразил-таки вывести формулу, что мальчик с детства был оскорбляем и унижаем (конечно, не сексуально, но эмоционально и физически). Ох и сильны же они клеить ярлыки! Я объяснила Порфирию, что в Советском Союзе все дети испокон веку ходят такими оскорблёнными и униженными. Детектив сказал, что тем не менее не все к этому одинаково относятся. Есть дети особо чувствительные. Я ответила, что с Кириллом всё в порядке. Не в порядке он, Паша. Чует моё сердце.

Тогда Лэрри выдал последний вопрос, был ли на полянке Кирилл. Я ответила, что не видела, но знаю со слов других абсолютно точно: парнишка на пикнике не появлялся. Теперь боюсь: вдруг Мишка начнёт всё тот же пьяный бред о присутствии мальчишки. На самом деле, Кирилл ответил по домашнему телефону и произвёл впечатление разбуженного от глубокого сна человека, когда из полиции ему позвонили в семь тридцать утра о гибели родителей. Поскольку в том, что его везли ночью, не признался никто, то возникает вопрос: а как бы он попал рано утром домой, если машину не водит, общественный транспорт в лесу, да и вообще ночью не ходит, такси там не появлялось и не проезжало, к тому же ворота после нашего с тобой отъезда были намертво закрыты. Что Порфирию может понадобиться от Кирюхи – не представляю. То и заявила.

Вот, пожалуй, и всё. Ах, да, ещё полюбопытствовал о том, как твоя ориентация (о ней уж был поведан) принимается в наших кругах. Я рассказала, что нормально, и что тебя все любят. Лэрри тогда осведомился, ладил ли ты с убитыми. Я сказала, что мы все дружили. Тебе ещё раз сильно повезло, что ты не связывался с Олегом денежно.

Напоследок Порфирий показал мне вязаный серый шарфик. Выяснилось, нашли его в окаменевших пальцах покойницы. Никто из тех, кому Порфирий показывал “улику”, на Зинке его не видел. Спрашивается, чей?

Я поинтересовалась, какого.

Лэрри объяснил: они предполагают следующее. После того, как в неё выпалили, а выстрел был произведён в упор, Зинка, падая, стянула шарфик с убийцы, как бы хватаясь за последнюю соломинку, чтоб не упасть. Получается, – действительно, улика. Если, конечно, не принадлежал самой убитой. Тогда чего бы она за него хваталась?

Похож он вроде на женский, но любой из наших мужиков в лесу вполне мог бы его нацепить в два часа ночи, когда настолько темно и холодно, что напяливаешь на себя всё, что попадётся под руку, и каждый выглядит чучелом гороховым.

Я сказала что, по-моему, я видела Зинку в этом шарфике, но точно не помню, равно не помню, где и когда.

Тут Кирилл зачем-то заявился на кухню, за крэкерсами, что ли... В общем, узрел он шарфик и говорит: – Это что? Она оставила?

Порфирий как подскочит: – Кто – она?

А Кирилл пожимает плечиками и заявляет: – Ну, эта... Маргарита, кажется, её зовут.

Лэрри спросил: – Ты думаешь, что шарф этот принадлежит...

Ей-богу, следователь тут замялся. Видно, не решался назвать матерью, не знал, как говорить о ней с Кирюшкой, не хотел задеть... Но мальчишка и бровью не повёл.

– Не думаю, а точно знаю, – утверждает Кирилл. – Я видел её в этой штуке... Ещё шапочка на этой тётке была такая же. С помпоном. Я даже посмеялся: на лыжах, что ли? Во Фриско – да, в июле прохладно, но не снег же сыплет на голову...

Я посмотрела на Кирилла. Я хорошо помнила: ни на похоронах, ни у меня подобной шапочки на Марго не было. Значит, Кирилл видел её раньше? Где?

– Где ты раньше видел эту женщину? – Тут же отреагировал Лэрри. – На пикнике?

– Нет, – сказал Кирюшка. – Я её прежде видел. За день до пикника... Или за два...

– Расскажи, – не то попросил, не то приказал Кассиди.

– А чего рассказывать? – Мальчишка опять пожал плечами. – Несколько дней назад я заметил, что она всюду таскается за мной. Ну вот, куда ни пойду – везде на неё натыкаюсь. И везде сверлит меня глазами. Ну, и пару раз была в этом... – Он кивнул на шарфик.

– И ты смог бы это подтвердить под присягой? – У Лэрри даже глазки заблестели.

– А чего? – Как-то чересчур небрежно заявил Кирилл. – Конечно, могу. Точно, этот шарф на ней видел. А шапка есть у вас? Вы шапку поищите хорошенько. Должна быть у неё где-нибудь.

Павлик, а ты спроси у Мишки, когда именно Маргарита приехала из Бостона. А то что-то не то, мучает меня что-то, объяснить, правда, не могу...

Вот. Лэрри покивал и ушёл. А я и в самом деле, кажется, видела этот шарфик на самой Зинаиде. Не могу точно вспомнить. Или похожий. У многих ведь женщин комплекты шарфика с шапочкой, и чаще всего они именно и бывают вот такими, связанными из серых ниток...

Не знаю, я не Агата, но у меня такое впечатление, что Пуаро очень сильно бы насмехался над этим следствием.

Клара. 11 июля, вторник, 21-50

Паша, целый вечер звонят то Лизка, то Сюська. Обливают друг друга и своих мужей, коими за последние два часа уже обменялись раз пятнадцать. Никак не могут поделить своё прошлое и чужое имущество. А что? Ведь сейчас многие эмигранты обмениваются супругами, может, это какое-то модное течение? Вот тебе и фарс. Четыре человека: и туда-сюда, туда-сюда...

Надо же, опять сотовый звонит, выключить его к чёртовой матери, что ли? Ни с Кириллом поболтать, ни тебе стукнуть. А всё равно, он сейчас досматривает “Найт Гэллериз”, ты же, наверно, водку хлещешь. Ладно, пойду отвечу.

Пашкин, это была, кто бы ты подумал? Марго. Вся какая-то решительная и загадочная. Ноль эмоций, холодно вежлива, но, если не ошибаюсь, за бесстрастностью в недрах души этой женщины зреет что-то сатанинское, по-моему, невиданной силы взрыв. Если, конечно, не очередной спектакль. Вот же существо!

Никак не пойму, какого ей от меня рожна надо. Прежде всего, она спросила: – Ладишь ли ты с Кириллом?

Я так растерялась, что беспрекословно подтвердила, дескать, да, лажу, и ещё как.

Марго сказала: – Я слышала, что ты будешь опекуншей. Вот же счастье – хоть поварёшкой хлебай.

Это у неё, по-моему, присказка такая, про поварёшку. Причём тут поварешка? Каждый старается, как может. Я ответила, что сама ещё ничего не знаю, но очень надеюсь.

Она прокашлялась и задала такой вопрос: – А ты уверена?

Я спросила: – В чём?

Марго заявила: – Имей в виду, что я об этом убийстве знаю гораздо больше, чем ты думаешь. И я бы хотела с тобой встретиться. Сегодня, в крайнем случае завтра.

Я сказала: – Да? А не скажешь ли ты, меня-то каким боком касаются твои дела?

Тут с бардессы слетела вся её вежливость. Приятная во всех отношениях дама мгновенно превратилась в базарную бабу похлеще Зинки и стала меня материть (некоторых из употреблённых ею слов я даже до сих пор не слыхала никогда). Это, надо полагать, игрался второй акт. Вернее, третий.

Я слегка остолбенела, и только врождённое любопытство удержало меня от того, чтобы отключиться.

Наругавшись всласть, Марго, как ни в чём не бывало, изрекла: – Это касается всех, и, в том числе, тебя и друга твоего вихлястого, который спит и видит трахнуть Кирюшку...

Я перебила в том смысле, что она ошиблась.

На это Марго расхохоталась хорошо поставленным смехом, после чего сказала: – Уж не думаешь ли ты, что я ослепла или оглохла? Я на полянке всё хорошо видела.

Я стала заикаться: – На какой полянке?

– А на пикнике этом вашем идиотском! – Со злорадством воскликнула она.

Я пролепетала, что Кирилла же не было на пикнике.

Тогда Марго опять расхохоталась страшным смехом и патетически объявила: – Я знаю всё про своего сына!

– Сына? – Переспросила я, изобразив в своём голосе предельное удивление. Потом не удержалась и добавила: – Слушай, у тебя все дома?

Она молчала, я слышала в трубку только лёгкое шипение. И я поддала: – Какой тебе сын Кирилл?

Павлуша, мне очень стыдно рассказывать тебе дальше. Как могла я вылить на голову этой несчастной да ещё чокнутой в придачу весь свой сарказм, всё зло, которое накопилось внутри за день, а может быть, за все последние годы! Обвинила человека во всевозможных грехах... Видел бы ты меня в раже! Я так орала, что Кирюшка примчался успокаивать. Только его появление меня немного отрезвило. Я отдышалась и сказала, что если Марго собирается меня шантажировать, то нашла для этого неправильного человека. А если она намекает, чтобы я отдала ей мальчика, то слишком поздно о нём вспомнила. В заключение, я заверила её, а на самом деле, разумеется, скорее – себя, что сына ей не видать, как своей игривой задницы, чтоб даже не надеялась и убиралась в свой Бостон подобру-поздорову.

Да, показала я тихую Кларочку, ничего не скажешь. Как будто чёрт меня накрутил и сорвал с цепи, слишком уж завелась. Ну никак не могла остыть. А Марго только шипела в ответ и, если порывалась что-нибудь вякнуть, то я не давала ей вставить даже слова. Такой, например, представлял ли ты себе меня когда-нибудь?

В результате бардесса бросила трубку. Так я и не знаю, что этой женщине от меня надо. Грозит – не грозит, шантажирует – не понять.

Но этим дело не кончилось. Через десять минут она опять позвонила и стала просить и умолять о встрече. Наверно, не стоило соглашаться, но опять победило моё пресловутое любопытство. Договорились, что завтра она ко мне в ланч приедет поговорить и постарается вести себя прилично.

Павел. 11 июля, вторник, 22-34

Насколько я помню, евреи первыми предложили идею божества единого и всеобъемлющего. И человечество, в конце концов, идею эту приняло. Правда, с поправкой: между человеком и богом сформировалась прослойка как бы полубогов, институт святых угодников. Когда человеку нужно подать прошение в небесную канцелярию (прошение такое называется молитвой), он, человек, не врывается без стука в кабинет директора (бога, то есть), а обращается в секретариат, к одному из угодников, или к начальнице секретариата, старой деве – Марии (ну, очень старой деве), излагает свою проблему и просит принимающего прошение заступиться за него, человека, перед богом. Если результат окажется отрицательным, то есть в просьбе отказано, проситель будет думать, что это он сам виноват, что недостаточно ясно изложил или недостаточно убедил своего угодника-заступника. И только еврей с богом один на один, и тут уже никаких вариантов: или сам дурак, или… Это я к чему все? А к тому, Клар, что если уж тебя (тебя!) в “верхнюю палату” не пустят, то значит, в этой палате вообще пусто. И нерадивому администратору, отвечающему за размещение прибывающих туда на ПМЖ, очевидно, пора на пенсию. Со всем его штатом. А любопытно, в какой из палат сейчас Зина с Олегом? Или они все еще в фойе у стойки, ждут Петра с ключами, на обеденный перерыв отлучившегося?

А вообще, я Библию не люблю. И не потому вовсе, что там во имя меня соляные столбы воздвигли и пару городов сожгли. Сказки я как раз всегда любил и до сих пор люблю. Плохо, когда в сказку заставляют верить. Будь это коммунизм, иудаизм или, как ты говоришь, любой другой “изм”. Но не поэтому мне не нравится Библия. А потому просто, что скучная она. Другое дело Коран. Не сам по себе, конечно, а помнишь – “Подражания Корану” у Пушкина? “Но трижды ангел вострубит, на землю гром небесный грянет…” Красота! А как заиграл тяжеловесный средневековый Шекспир в пересказе (не переводе, а именно пересказе) Пастернака или Маршака? Вот если бы кто Библию переписал хорошим стихом да положил на музыку, да чтоб со скрипочкой – в самых трагических местах. А не подарить ли эту идею Мишке нашему? Он бы из скукотищи этой такую конфетку сделать мог – пальчики оближешь! А что? Про Иисуса в свое время рок-оперу написали. Отчего же про Авраама, Моисея и иже с ними не написать?

Кстати о Мишке. Про историю Мишки и Зинки я знаю от него самого. Я же не всегда в одиночестве пью. Иногда с Мишкой. Он и рассказывает. Я вопросов не задаю, в смысле, в кишки не лезу, и он рассказывает столько, сколько хочет. Знаешь, Клар, грустная эта история тянется уже год. И да простит меня родная речь за употребление сакраментального слова “любовь”: они любят друг друга. Любили, то есть, я хотел сказать, черт, никак не привыкну! Мишка слова “любовь” при мне не произносил, так что это исключительно мой диагноз. Безнадежно так любили… Она к нему уйти не могла, у них с Олегом бизнес (ну, то, что они называли бизнесом) общий был, дом был, ну и все такое. А Мишка – классический менестрель, зарплата разве что выжить кое-как позволяющая, да вот гитара еще, песни, стихи… Можешь ли ты представить себе этот сюжет для “цыганского романса”: Зинку, уходящую от деловой обеспеченной жизни за песнями, то есть, в никуда, в табор, во чисто поле? Но ведь и прервать, прекратить эти отношения она не хотела. Или не могла? Мне не нравилась покойница, ты знаешь, значит, я по отношению к ней не объективен, но ведь она все-таки человек: а вдруг она Мишку действительно просто и элементарно любила? Разве не могло такого быть? А Мишка мучился, это-то я знаю точно. Никогда не мог понять, что он в ней нашел, но никогда ему об этом не говорил: это самое неблагодарное занятие – говорить влюбленному гадости про его “предмет”. Да ведь он и сам отлично сознавал бесперспективность, дергался, пытался кого-то другого (другую, в смысле) найти, чтобы отвлечься от Зинки, ты эти дерганья его видела, да и все видели. Отсюда и интернетовские знакомства, и Марго вот… А нужна-то ему была, и так каждый раз оказывалось, Зинка и только Зинка. Я сейчас вдруг сообразил: Кларочка, вы же с Мишкой – о дьявол! – вы же с ним оба самые пострадавшие и есть!!!

А на Марго я, пожалуй, обижусь. За вихлястого. Никакой я не вихлястый. Ну, Клара, хоть ты скажи! Сама она вихлястая. Отвечая на твой вопрос: нет, я не знаю, когда она, Марго, из Бостона сюда прибыла. Надо полагать, незадолго до пикничка, потому что до полянки Мишка в ее обществе нигде не показывался, в том числе, как я понимаю, и за неделю до того у букинистов: ты ведь там была. Говоришь, она не на повара, а на наборщика училась? Значит, “поварешка” – это не профессия ее, а хобби. Или просто присказка. Так сказать, для выпуклости образа бардессы. У тебя, кстати, свои выпуклости тоже есть: рекордное выделение слез в единицу времени в сочетании с обреченно-христианским “не суди”. А у меня? Неужели только фирменный мой “V&V”?

А если серьезно… Все эти дни последние я бьюсь над этой загадкой: кто и за что?

Помоги мне! Давай поупражняемся…

Версия самоубийства по взаимной договоренности исключается: с чего бы это им самоубиваться? Версия “она убила его, а потом себя” тоже исключается. Во-первых, не за что, вроде, ей его убивать. А даже если есть за что, просто мы не знаем, то ей достаются дом, страховка (или не было там страховки? я уже запутался! но деньги какие-то точно были же, хоть и в дело вложенные), так что ей бы благами этими пользоваться, а не руки на себя накладывать. Версия “он убил ее, а потом себя”… Узнал, например, про ее шашни, и проснулся в нем Отелло. А потом испугался последствий и пулю себе в лоб (или куда там?). Как говаривал Станиславский, не верю. Олег был достаточно практичен (вон сколько лет подряд делишки свои полулегальные обстряпывал, и все шито-крыто) и недостаточно пьян в ту ночь.

Значит, что – убийство? Клара, дорогая моя, все-таки ты непроходимая идеалистка! Вот я тебя цитирую: “Для того чтобы убить, мотив должен быть посильнее, чем месть за потерянные деньги. Ну, например, если это – единственная возможность защитить от насилия беззащитное существо. Даже очень плохой человек должен переступить табу, встроенное в генах, чтобы пойти на убийство себе подобного.” Прости за длинную цитату: она того стоит! Ты по дороге на работу радио включаешь, новости слушаешь? Там каждый день одно и тоже – одно за другим: убийства, убийства, убийства… Мотивы и обстоятельства самые разные: ревность, зависть, самозащита, а чаще всего – по пьяному делу или ради кошелька. Однако если все-таки следовать твоей логике, то что это могло быть в нашем случае за “беззащитное существо”? У них ни кошки, ни собаки не было. А был только Кирилл. Не такой уж он и беззащитный: вон как на защиту тебя рвется! Был ли он на полянке, я не знаю, сам он мне говорил, что не был, да и я его там не видел. Возможно, Мишка перепутал, он так там нализался, что наутро, пытаясь вспомнить, с кем пил накануне, мог с бодуна навоображать все, что угодно. Но в любом случае – можешь ли ты себе представить Кирюшку (при всей его, как ты говоришь, испорченности и озлобленности, а я его про себя иначе как “солнечным зайчиком” не называю), – можешь ли ты представить себе Кирюшку в качестве убийцы отца, кроме которого у него на всем свете никого не было? Я вот не могу, как ни пытаюсь, мне Кирюшкина улыбка мешает. Если же все-таки речь о защите “беззащитного” Кирилла, то убийцей могла быть только ты: кому, кроме тебя, до этого пацана есть дело? Но ты во время убийства делала баиньки на моем прокуренном диванчике. Закрываем еще одну версию. А вместе с версией – твою наивную веру в человечество. За что же еще с ними обоими могли расправиться, если не за потерянные деньги? Итак, вопрос “за что?” мы с тобой решили. Согласна? Остается вопрос – “кто?”. Отвечаю: кто угодно из тех тридцати или сорока человек, что были на полянке. Точнее, любой из них, имевший с покойными, на свое несчастье, деловые отношения. Исключения: Мишка (он так же, как и ты, сторона потерпевшая, он, допустим, мог бы “убрать” Олега ради того, чтобы остаться без помех с Зинкой, но уж Зинку-то убивать точно не стал бы), а также Сюська с Йоськой (они в это время заняты были, что установлено точно, при твоем непосредственном участии). Ну, старушка, что делать будем: перебирать по очереди всех остальных участников пикничка того веселого? Начиная с вечно голодного Адика?

А с Гераклитом – класс! Ну, не всем же историю с мифологией знать, как ты знаешь. Гераклит – это тот, у которого “все течет, все изменяется”. Значит, у кого из них больше “течет”, тот и Гераклит. Я не про менструацию, разумеется, они же оба как бы мужчины, а в философском смысле. Или они Герострата имели в виду – ну, того, который выеживался и палил в городе Эфесе общественные здания?

Знаешь что – пойду-ка я выпью. Пора мне уже. Была бы сегодня пятница, надрался бы “в сюсю”. Заодно поскребу по сусекам, может, и закусить чего найду…

Blog

Хайлис александр зевелёв

Клара. 11 июля, вторник, 20-45