Антон босой, в одних трусах, загорелый до копчёности, бредёт по лугу, залитому прозрачной тёплой водой
| Вид материала | Документы |
| Любовь под бешеными кранами |
- Модификационная изменчивость, 42.1kb.
- Сердце красавицы, 2221.66kb.
- Лечебно-оздоровительный комплекс «Лесная сказка», 96.27kb.
- Лечебно-оздоровительный комплекс, 24.15kb.
- Задолго до появления взрослых проблем, 72.63kb.
- Реферат: по географии, 31.92kb.
- Образовательная программа ансамбль «лель» для детей 7-12 лет (срок реализации программы, 143.39kb.
- Лоо это маленький курортный городок, который расположен на территории кавказского заповедника, 31.7kb.
- Поезд автобус Ужгород – Мишкольц – Будапешт – Сентендре – Вена – Шопрон – замок Эстерхази –, 258.41kb.
- Батурина Анна, 278.65kb.
– Видите, до чего вы людей довели своим глупым альбомом? – сурово спрашивает Антон. – Мало того, что вы обидели хорошего человека по фамилии Бундон, так ещё и нас довели до истерики!.. Вот Витин заместитель, тоже Витя. С ним и решайте свои дела.
– Я ничего решать не буду! – заявляет Витя бескомпромиссно. – Пишите заявку, подписывайте её в парткоме, а потом приходите к нам. Завтра. Сегодня рабочий день закончился. Мы идём домой.
– Но Жмуркин сказал…
– Нами командует не комитет комсомола, не Жмуркин, а партком. А Жмуркину мы не подчиняемся. Ваш вопрос мог решить Вадим Гаврилович, но вы его обидели и он ушёл. Так что – до завтра.
– Но, завтра… – вожатая совершенно растеряна и потеряла всю свою напористую энергию.
– Это – ваши проблемы! – обрывает её Витя. – Раньше надо было думать. А то проснулись в последний момент и морочите нам голову. У нас тоже есть семьи, и мы не собираемся сидеть здесь с вашим альбомом ещё часов пять. Это не стихийное бедствие, а мы не спасатели.
– Я тоже думаю, что без вашего альбома жизнь не остановится. И даже не споткнётся, – соглашается с Витей Антон. – Мой совет: сделайте его сами! Кто лучше вас сможет воплотить ваши же замыслы?
– Я думаю, у вас будут неприятности! – обещает сурово вожатая, качая головой, и идёт к двери.
– Почему «будут»? Они уже есть! – успокаивает её Антон. – Я вот теперь – «враг №1» у Вадима Гавриловича. Так что вы чего-то достигли…
Минут через десять, когда все начинают одеваться, возвращается злой Вадим.
– Вадим Гаврилович, ты же человек умный, ты должен понимать, что я не хотел такого развития событий! – миролюбиво говорит Антон, которому немного стыдно, что Вадим оказался вывалянным в грязи. – Мы же просто хотели отделаться от этой чучундры… И, кстати, нам это удалось…
– Да ладно!.. – машет рукой Бундон. – Это ведь не первый раз… Видите, как не везёт, так и фамилия такая, что… «Закон Подлости», куда ж денешься… А ты, Антон, дошутишься!
Антону очень хочется предложить Вадиму сменить фамилию, но он решает промолчать.
Иногда к Бундону приходит Показов.
Показов избрал Вадима своим замом по работе с коммунистами и теперь первый – секретарь цеховой партячейки, а второй – его верный заместитель. Правда, получается как-то странно: как на торжественное собрание идти, или премию получать – это Показов, а как отчёты писать, на партийных заседаниях сидеть, вести работу с коммунистами – это уже Бундон. Вадима коробит от этого неравенства, но партийная дисциплина вещь серьезная!..
И Показов, время от времени, когда ему становится совсем скучно, приходит к Вадиму Гавриловичу поговорить о партийных делах. Да попутно прислушаться: кто, что и о ком говорит, кто и чем недоволен, чтобы потом стукнуть в нужном месте нужным людям.
Войдя в Мастерскую, Показов первым делом оглушительно сморкается в платочек, заставляя дрожать вековые сосны за окном и до судорог пугая интеллигентную Валентину Ивановну, которая потом подходит к Антону и говорит ему тихонько:
– Я вам скажу, Антон, Показов – это быдло!..
– Я вам больше скажу, Валентина Ивановна, – это редкое быдло! – отвечает Антон так же тихо и таинственно. – Я вам скажу, хоть вы и женщина: он безразмерное гунёбище!.. И такие, как он, правят бал в этой стране…
Высморкавшись, Показов прячет платочек:
– Ну, чё, хун-дожники, опять халтуру гоните? Халтурщики! – это у него такая стандартная шутка. – Выгнать вас всех надо нахер!.. Особенно Антона!
Показову глубоко и широко безразлично, есть ли вокруг него женщины: словарный набор остается одинаковым для любой аудитории. Особенно, если он видит Антона.
– Чем вам, Андрей Иванович, Антон не нравится? – вступается за Антона Валентина Ивановна. – Он хороший парень, умный, начитанный, с юмором…
– Да вот, чересчур он умный! Не я твой начальник, выгнал бы… к матери прямо сегодня!..
– Бодливой корове Бог рогов не дал! – замечает Антон, занимаясь работой.
– Во, видите, он ещё и вякает!.. Вадим, выгони ты его!.. Ваще оборзел! Пригрелся тут… Не жил ты в землянке, не знаешь, что это такое! А я б тебя в землянку поселил, падло!..
– Я понимаю, Андрей Иванович, тебе, конечно, тяжело жить в твоей четырёхкомнатной землянке, семьей из четырех человек. В сравнении со мной, живущим в общежитии. Я сочувствую тебе.
– Заткнись, сука!.. – взвивается Показов. – Я свою квартиру заработал, я работал здесь с первого колышка, в холод и стужу, а до этого Родину, бля, защищал, на корабле плавал!.. И жил почти в землянке, бля, пока квартиру дали! А ты… Приехал, на всё готовенькое!
– Я был в твоей двухкомнатной землянке, теперь там Засоба живет. И от первых колышков ты находился далековато! – Заводится и Антон, который никак не может заставить себя разговаривать с Показовым улыбаясь и оставаясь спокойным. – Тебя, Корчагина, поселить в землянку, ты там, на следующий день взвоешь и сдохнешь! Или твоя Валя тебя задушит. Или сбежите мигом!
– Тебя, твоюмать, сажать надо за такие слова! – угрожающе шипит Показов. – И ты сядешь, даю слово – сядешь!..
– Да это вы научились: сажать всех, кто не согласен с такими, как ты!.. – орёт Антон, окончательно выйдя из себя и полностью потеряв контроль. – Кто тебя, в партию принял? Как ты туда пролез? Потому многие и не хотят в партию, что там такие, как ты!
– Ну, с-с-скотина!.. – почти свистит Показов. – Ты ответишь за свои слова! Все слышали? Все слышали?!
– Слышали, слышали, – кивает Засоба. – Шёл бы ты к себе, Андрюша…
И Показов вылетает, красный от злости, выматерившись на прощанье.
***
В начале марта, в самом его начале, на работе у Антона звонил телефон.
Антон, не глядя, брал трубку и говорил:
– Городская женская баня № 6 слушает.
Привычку Антона говорить по телефону глупости не мог искоренить никто. Ни Бундон, ни потом Витя, ни ещё потом Виктор Иванович. На все их крики, уговоры, возмущения и предупреждения, включая «последние», Антон пожимал плечами и говорил что-то вроде:
– У меня это автоматически получается. Ты же вот, Витя, сигареты автоматически стреляешь? Вот и у меня такое навязчивое состояние. Могу справку принести от доктора Навойчика. Я ему говорил о своей беде, он сказал, что ничего страшного, на психику вообще это не влияет. Но справку обещал дать. С красной круглой печатью.
И народ, звонивший по номеру 6-44 в художественную Мастерскую, попадал то в женскую баню, то на базу ракетных катеров, то в родильное отделение психиатрической больницы, то в колхозную конюшню. Чаше всего звонившие извинялись и вешали трубку, чтобы тут же перезвонить. Второй звонок Антон не провоцировал, а сразу советовал:
– Жалуйтесь! – или вообще не брал трубку у себя, дожидаясь, пока возьмут на общем телефоне.
Но в начале марта всегда звонила рыжая Тамара, главный попечитель их «Клуба весёлых встреч». Не обращая внимания на сообщение Антона о женской бане, Тамара радостно кричала в трубку:
– Привет!
– Сама ты привет! – обижено отвечал Антон. – А ещё обзываешься! Вот скажу Шерстовязову, он тебя замуж отдаст.
– Пусть сам сначала женится ещё раз! Слушай, я хочу тебя!
– Прямо сейчас?! – ужасался Антон. – Я же на работе, меня не отпустят! Тем более, я женат. И счастлив в браке. И дети у меня. А потом, у меня весенняя депрессия и авитаминоз, я могу не справиться. Позвони Шерстовязову, вот он – всегда готов! Это просто сексуальный пионер.
– Он тоже будет! Жду тебя вечером, в шесть. Без опозданий и портюхи!
– Первое обещаю, второе не могу. Я людей год не видел! А остальные? Ты им звонила?
– Обещали все. Тебе звоню на закуску. Как самому умному.
– Не можешь без гадостей… Как думаешь, пять бутылок хватит?
– Ты с ума сошёл!..
– Знаю, что мало, но мы потом сбегаем. Это для затравки.
– Не вздумай, иначе прибью!
– Ладно, поскольку в шесть, то я и возьму шесть, – размышляет Антон. – Стаканы помой там.
– Синильной кислотой! – соглашается Тамара. – Не опаздывай!
– Считай, что я уже пришёл! И лобзаю тебя! Что мне нравится – на тебя можно положиться!..
– Не надо на меня ложиться! Не надо!
– Ну, тебя не поймёшь: то ты хочешь меня, то ложиться не надо!.. Я ж не собака какая… Ладно, до вечера!
Первая встреча Клуба, после разлуки в год, без бутылки сухого, конечно, не обходится, и вся встреча превращается в длинные весёлые посиделки. Тут же намечается следующая встреча, уже без допинга, рабочая. Шерстовязову ставится задание по сценарию, начинаются поиски темы и названия будущего вечера смеха.
Шерстовязов искрится шутками, как бенгальский огонь. И просто невозможно переслушать все рассказы о его приключениях, равно как и поверить в них. А если сложить все эти приключения, они составят отрезок времени, вдвое превышающий настоящий возраст будущего великого писателя и поэта. Но – на то они и поэты…
Уже на следующий день весь механизм подготовки вечера приходит в движение, постепенно раскручиваясь всё быстрее.
Антона, к бессильной ярости Бундона и Вити, через партком освобождают от основной работы и он на месяц обречён заниматься только вечером смеха.
Сценарии, конечно, пишет Шерстовязов, как самый литературно одарённый парень изо всей группы. Он вообще начал писать раньше, чем читать. Где-то в пять лет. Тогда же он понял, что ходить на горшок – лучше: остаёшься сухим и не воняешь.
Сценарии пишет весьма оригинально, надёргивая разные реплики, ходы и целые сюжеты то из театра Образцова, то из Жванецкого, то из Зощенко и мужественно выдавая их за свои. Но никто на это не обращает внимания, полагая, что главное – чтобы было интересно, соответственно и смешно.
Пишет он всегда на работе. Его должность старшего оператора ВСРО (вспомогательные системы реакторного отделения) в химическом цехе предполагает минимум обязанностей при хорошем максимуме зарплаты. И если в дневной смене Шерстовязов что-то ещё и делает, или делает вид что делает, то в ночных сменах главная его задача – захватить две фуфайки: одну под бок, вторую – под голову. А уж его два помощника спят по очереди: им по должности не положен полноценный сон.
Когда наступал март, и надо было писать сценарий, Шерстовязов ложился пораньше и мгновенно засыпал всем своим натренированным телом спортсмена. И только мозг его не спал, а подобно мозгу Менделеева решал во сне великие задачи. Конечно, придумать «Периодическую систему элементов» этот парень мог бы и быстрее самого Менделеева, но тот её уже придумал, гад, и она получила слишком широкую известность, чтобы потом можно было выдавать её за своё открытие. И приходилось во сне придумывать сценарии.
Буквально через неделю работа кипит, потому что энтузиазм – самый надёжный в таких случаях двигатель. Ещё через неделю на Дворце культуры висит огромный, метров пятьдесят длиной, разноцветный лозунг «Первого апреля – традиционный Вечер смеха». К этому времени окончательно найдена тема вечера, почти написан сценарий, определено название и расписаны роли.
Тамара мечется между ДК и горкомом Партии, пытаясь утвердить сценарий и название. В горкоме люди с партийным юмором всегда с чем-то категорически не согласны, в чём-то видят крамолу, а в чём-то – подрыв устоев всего социализма в целом и заставляют переделывать самые безобидные места, стараясь избежать даже намёков на намёки.
Когда один из вечеров решили назвать «СТАС уполномочен заявить», пародируя тупой, бесконечный и занудный фильм с похожим названием, горком сразу просёк аналогию, ужаснулся и поинтересовался, кто такой «СТАС». Ответ Тамары, что это – кум Шерстовязова их не успокоил, а возмутил, и было предложено название радикально изменить. По-хорошему. Несмотря на то, что уже были готовы рекламные щиты, Антон сразу согласился и предложил:
– Назовём «Слоны ушли на восток». Если их там заинтересует, почему слоны ушли именно на восток, ты, Тамара, предложи им другой вариант: «Слоны уходят на запад». Думаю, они враз согласятся, чтобы эти большие полезные животные шли именно на восток. А если спросят, при чём здесь слоны вообще, отвечай, что СССР – родина слонов, об этом даже книжка есть. Как и про кенгуру.
Всё так и случилось. В горкоме ужаснулись возможности ухода слонов на запад и ни в чём не повинные животные дружно потопали на восток, грустно недоумевая, за что им такая кара и что они там забыли.
Но это было лишь однажды, а остальные вечера назывались так, чтобы никто ничего не понял. Антон, любитель вывихнутых слов, всегда добавлял к первому названию своё второе, что приводило к полному завороту мозгов человека, пытающегося соединить несоединимое. Если Шерстовязов настаивал, чтобы вечер назывался «Любовь под башенными кранами», Антон соглашался, но при изготовлении рекламных щитов и макетов пригласительных билетов это уже выглядело так:
ЛЮБОВЬ ПОД БЕШЕНЫМИ КРАНАМИ
или
ПАЛЬПЕБРОМАНДИБУЛЯРНАЯ СИНКИНЕЗИЯ
Закончив красочный щит, Антон устанавливал его в рекламную тумбу Дворца культуры и скромно становился чуть в стороне, покуривая и ожидая развития событий.
Народ быстро замечал яркое пятно и подходил узнать, о чём там речь идёт. И если первую часть названия все читали достаточно быстро, почти влёт, то на второй их клинило и Антон тихо выл от смеха, наблюдая, как потенциальные зрители пытаются понять и осознать написанное. Некоторые, чтобы правдиво передать название вечера своим знакомым и близким, доставали ручку с бумагой и медленно переписывали слова, постоянно проверяя соответствие букв и спотыкаясь на этом.
Пригласительные заказывались в типографии, и наборщик яростно матерился, обещая убить сволочь, употребляющую слова вроде «пальпебромандибулярная». Присутствующая при этом Тамара успокаивает его и помогает в нелёгком деле постижения новых слов, обещая бутылку для снятия напряжения.
Первого апреля местные власти, опасаясь конфликтов, отправляли в район ДК толпу милиционеров. Трое-четверо обязательно брали под контроль вход в ДК, человек пять гуляли внутри, а остальные бродили на площади перед очагом культуры, зорко выискивая потенциальных правонарушителей и бузотёров.
Каждое ожидаемое крупное скопление строителей развитого социализма контролировалось ребятами из комитета и пацанами из внутренних органов на предмет недопущения, предупреждения и пресечения. А «Вечера смеха» были в городе самым крупным мероприятием после демонстраций трудящихся на светлые праздники Первого мая и годовщину ВОСР (Великой Октябрьской Социалистической Революции, если кто забыл).
Даже приезд в город великого тогда певца Коли Гнатюка, поющего удушенным голосом, собирал народа меньше, чем вечера Первого апреля.
К счастью, в те времена ещё не было Му-Му Поплавского, а то весь Город, вместе с соседними сёлами, рванулся бы в едином порыве в обитель культуры. И разнесли бы люди весь ДК, желая попасть внутрь и послушать этот божественный, этот неповторимо-волшебный, неземной красоты, ни с чем не сравнимый голос сегодняшней звезды (кажется, звезда мужского рода будет «звездец») украинской эстрады. Говорят, Паваротти, услышав пение Поплавского, задохнулся от зависти и ушёл в запой.
Наступал, наконец, «День «Х» и все участники вечера становились похожи на выжатые лимоны. Уже не хотелось ни смеяться, ни шутить, ни бегать, ни придумывать.
Всё сделанное и придуманное вчера, сегодня казалось бредом паранойяльного шизофреника в период рецидива болезни. И ничего в этом все не было ни смешного, ни интересного, ни оригинального. Реплики и мизансцены, от которых неделю назад хохотали до слёз, утром Первого апреля, на генеральном прогоне, вызывают отвращение и тоску. Не хочется видеть ни эту сцену, ни зрителей – ничего!..
Закончив последний прогон, участники расходятся по домам – отдохнуть и привести себя в порядок.
Собираются за два часа до начала. Курят, вяло перебрасываются фразами, гримируются, переодеваются. Никто ничему не рад.
Антон, сидя в кресле гримёрки, пытается расслабленно дремать. К его груди огромным гвоздём прибита картонка с надписью: «Не кантовать! При пожаре выносить первым!» Шерстовязов вяло пробует вытащить гвоздь из груди Антона, но ему это не удаётся.
Начинают собираться зрители. Сначала они бродят по фойе, потом медленно перетекают в зал. Зал постепенно заполняется нарядными людьми и просто прилично одетым народом. В пространстве зала возникает гул мирно настроенной толпы.
И этот гул странным образом действует на всех за кулисами: они начинают оживать. Движения становятся быстрее и собраннее, туманность в глазах сменяется блеском, губы трогают улыбки, слова и фразы начинают напряжённо пульсировать.
Антон выползает из кресла и обходит сцену, в последний раз проверяя готовность и категорически пресекая всякие попытки вытащить гвоздь из своей груди. Убедившись, что ничего не пропало и не появилось лишнее, что осветитель трезвый и все выключатели работают, а радист лежит начеку и держит палец на пульте, он переодевается, отвязывая от груди кусок толстой доски с вбитым в неё гвоздём.
Потом подходит к занавесу, чуть раздвигает и вглядывается в зал. Увиденное оставляет его довольным.
Подкрадывается время начинать и в зале тихо гаснет свет.
Раздаются положенные началу вечера звуки. Процесс пошёл.
Иногда, в промежутках между апрелем, Антону попадается Шерстовязов.
Он мчится навстречу, до краёв наполненный сумасшедшей, нечеловеческой энергией, вертя головой со всклокоченными редкими кучерявыми волосами рыжеватого цвета, раздуваемыми встречным потоком ветра. Глаза его напрочь отчуждены от всего земного, в них живёт мутная пульсирующая мысль поэта, а ноги конченого спортсмена топчут землю пружинистым шагом. Распахнутая рубаха открывает слабоволосатую грудь средних размеров, переходящую в пресс.
Он постоянно нервно-напряжённый, будто сейчас, именно сейчас, ему – в бой. И не просто в бой, а в тот самый, последний, который «смертный бой, не ради славы – ради жизни на Земле».
Он словно стоит у горнила истории, у самой её распахнутой пасти и ждёт, когда из этого горнила покажется добела раскалённый сегодняшний день, чтобы тут же шарахнуть по нём кувалдой. Прямо в лоб. В самый висок. Насмерть.
Он так и просится в плакат о комсомоле, где на вздыбленной лошади, с занесённой для неотвратимого удара саблей и с распахнутым в нечеловеческом вопле ртом или с тачкой в нечеловечески напряжённых руках, весь подавшийся вперед, в завтра, и спокойным, холодным до ненависти взглядом. Он был бы так хорош на таком плакате!.. А внизу – ордена комсомола. Красивые и яркие.
Сколько они не общаются, Антон всегда чувствует, что Шерстовязов, даже будучи рядом и поддерживая разговор, и смеясь и шутя, и рассказывая и слушая, всегда где-то далеко и в том «далеко» решает свои проблемы и строит свои планы. Он будто здесь, но будто парит над этим «здесь», ничего не касаясь.
– Привет поэтам и спортсменам! Как живёшь, чем занимаешься?
– Привет! Сессию вот сдавал, неделю как из Москвы приехал.
– Как личная жизнь? Не собираешься жениться? На Варваре?
– О, Варвара!.. Это моя печальная песня на трёх аккордах!.. Нет, Варвара – пройденный этап, я тут познакомился с двумя сестричками, погодками… Они пригласили меня к себе домой. Я взял шампанского, шоколада. Пришли. Они оказались разведёнными…
Дальше следует рассказ, перед которым «Камасутра» выглядит сборником правил хорошего тона между мальчиками и девочками, рекомендованным Министерством образования СССР для дошкольных ясельных заведений. Если бы индусы слышали Шерстовязова, они устыдились и поразились бы своему полному невежеству и примитивизму в сексуальной культуре. Шерстовязов так живописует и входит в образ рассказываемого, что, кажется, сейчас начнёт раздеваться и показывать всё на первых же проходящих мимо девушках или женщинах. Или бабушках. Его глаза горят жёлтым огнём всех мартовских котов города, имевших недельное воздержание.
Когда он переходит к описанию шестнадцатого акта соития в течение ночи, Антон замечает:
– Знаешь, я думаю тебе достаточно написать в жизни одну книгу, где подробно изложить всё то, что ты мне сейчас рассказал. О позорной и примитивной «Камасутре» тут же забудут, а твое имя прогремит цинкованным железом в веках, затмив собой Декамерона. И обязательно напиши в Академию медицинских наук – возможно, они ищут таких неутомимых мужиков как ты для специального размножения? Не трать себя впустую. История не простит тебе этого.
– Не могу! – всхохатывает секс-гигант. – Я жениться собрался – это раз. А во-вторых – у меня уже есть дочка, и я ещё имею надежду иметь детей.
– Ты уже и детей собираешься «иметь»?! – ужасается Антон.
– Я не в том смысле, не передёргивай! Я о том, что у меня уже есть и ещё будут дети. И им не надо этого всего знать. Для них отец должен быть светлой, незапятнанной личностью. Даже – образом. Светлым ликом на тёмном фоне бытия. – Он гордо вскидывает кучерявую голову вверх и вбок, к небу.
– Детей могут иметь очень и очень многие. А такую книжку можешь написать только ты… Подумай и выбери.
– Я уже выбрал. Буду скоро жениться. Ты её не знаешь, она не местная. Скоро поеду за ней. На Кавказ. Там проблема – её бывший муж против и её надо украсть.