Рассказ первый. " Хорошее дело"

Вид материалаРассказ

Содержание


Шоферы и разведчица
Поезда и разбойники
Васина смешинка
Трудная правда
Все мы - дети ...одной страны
Струдль для свадьбы
1. Кому это нужно?У
Ефим Кримонт.
Подобный материал:
  1   2   3   4   5


Часть первая.

“ДЕТСКИЙ САД”


Рассказ первый. “ХОРОШЕЕ ДЕЛО”


Я думала, мама обрадуется. А она запечалилась. Я не поняла и спросила, почему. А она сказала:

- По-моему, ты поступила нечестно. -

Мне стало очень грустно. Ну, почему “нечестно”? Ведь это мне на день рождения подарили триолу! Такой

детский инструмент, музыкальный. Он - с кнопочками: с красной, желтой, синей, зелёной... Ну, почти все цвета!

Еще белый, коричневый... и ещё... забыла, как называется... Филетовый, кажется. Надо смотреть

в маленькую книжечку: Там вместо букв и вместо ноток - нарисованы цветные шарики. Если красный

шарик, - нажимай красную кнопочку на триоле, если зелёный, надо нажимать зелёную кнопку. И тогда

получается интересная песенка. Я быстро запомнила, какую за какой нажимать, и теперь могу играть

разные песенки. А когда наша воспитательница Нина Григорьевна сказала, что на утреннике

мы будем выступать “ Пастушок и дети”... ( Ну, это пьеска такая...). Я тогда сказала, что у меня есть триола,

и на ней можно играть очень интересную музыку. А Лена Осипова сказала:

- Ты неправильно говоришь! Музыка бывает весёлая и грустная. А ещё - тихая и громкая. А

интересной музыки не бывает! -

Я ей ответила, что вот и да! Бывает интересная музыка! Попросила у мамы разрешения принести триолу

в садик: надо же Лене Осиповой показать интересную музыку. Мама разрешила, и я принесла. И поиграла детям.

А Нина Григорьевна услыхала и сказала:

- Сегодня Валеры Минаева нет, побудь за него “Пастушком”, раз ты так интересно играешь.

И я стала Пастушком. Когда Валера был Пастушком, он должен был спрашивать: “ Ребята! Поиграть вам на

дудочке?” И дети ему должны отвечать: “ Да! Да! Поиграй!” Только наши ребята всё время забывали,

как надо отвечать, и кричали в ответ: “ Нет, нет, Не надо!” Это потому, что Валере Минаеву дали такую

маленькую игрушечную дудочку, очень визгливую и хрипатую. Валера дул в неё со всех сил. И у

всех от его дудения уши трескались. А когда я стала Пастушком, я им сыграла “Цып - цып, мои цыплятки ”,

и все стали весело просить: “ Поиграй, поиграй, Пастушок! ” И тогда Нина Григорьевна и говорит:

- Ты, Юля, будешь на утреннике Пастушком, а Валере Минаеву мы дадим стишок выучить,

он его расскажет на утреннике и хватит. Потому что ты умеешь играть на триоле, а он на дудочке не умеет. -

Я обрадовалась и рассказала маме о своей радости. Потому что Пастушок на утреннике сначала на дудочке

играет, а потом подарки раздает. Значит, он самый главный. Это я, значит, буду самой главной! А раньше

я только стишок должна была рассказывать, да и то - коротенький.

Я думала, мама обрадуется, а она сказала, что это - не честно: “Тебе радость, а Валере Минаеву - печаль.

Разве он виноват, что ему не подарили на день рождения такую замечательную триолу и что он не умеет

играть на дудочке!?”

Я обиделась на маму:

- Да, ! Значит, ты Валеру Минаева любишь, а меня не любишь! -

Мама еще больше запечалилась и говорит:

- Я тебя , доченька, сильнее всех люблю. Но я не хочу, чтобы ты выросла эгоисткой. -

- “ Эгоистка ” - это якалка, выбражуля и жадина? -

- Что-то вроде этого. -

- Ну, почему ты так говоришь на меня!... -

- Потому что твоя радость из Валерыной печали выросла... -

Тогда я маме говорю:

- Ну, что я могу сделать, если я умею интересно играть, а он не умеет! -

Мама посмотрела на меня грустно и спрашивает:

- А ты не знаешь, что надо делать? - А потом ещё сказала: “Подумай хорошенько!”

Я думала, думала и ничего не придумала. Потом я легла спать и ещё раз спросила у мамы:

- Что же мне надо делать? -

- А ты научи Валеру так же нажимать кнопочки на триоле, как ты умеешь, он

останется Пастушком, и его радость тогда не станет печалью. -

Мне так стало жалко себя, что я заплакала:

- Значит, пусть у Валерки будет радость, а у меня горе? Да? -

Мама тогда обняла меня , погладила по волосам и поцеловала. Сначала один мой глаз, а потом другой:

- Фу! Какая несладкая водичка вытекает из твоих сирдитых глазок!

Давай - ка , дочура, спать. А завтра я расскажу тебе одну интересную историю -

Я попросила: “Расскажи сейчас!”, но мама не стала рассказывать: “Спи! Завтра расскажу.”

Я немного погрустила и уснула. А утром, когда мы шли в детсад, я вспомнила , что мне мама обещала.

- Расскажешь? -

И мама рассказала: “Когда я училась в первом классе, я совсем не умела рисовать. Моя

подружка нарисовала красивые цветы, и ей за это дали премию, а мой рисунок даже на выставку

не взяли, и мне было очень обидно. Тогда подружка моя стала меня уговаривать, чтобы я не

плакала, и мы с ней после уроков остались в классе. Она показала мне, как надо рисовать цветы.

Мы потом еще много раз оставались. Я рисовала, а подружка меня учила. Когда на следующий

год опять была выставка, мой рисунок занял второе место, а подружкин никакого места не занял.

Я подумала, что моя подружка теперь тоже будет плакать, как я плакала. Но она наоборот

- радовалась. Потому что - это же она меня так хорошо научила рисовать! И ей было радостно.

Она была просто счастлива, потому что сделала хорошее дело не только для себя, но и для другого

человека.”

Вот что мне мама рассказала. Я послушала, подумала и решила, что совсем уж и не такая инте-

ресная эта история, потому что - и не смешная и не страшная...

Потом я пошла в группу и увидела Валеру Минаева. Он сначала был, как все - весёлый, а когда мы

стали репетировать “Пастушка и детей”, (ну, сценку эту, для утренника!) Валера стал шалить

кривляться, всем мешать. А потом он показал мне язык и сказал, что вовсе не придет на утренник, а стишок, который ему дали выучить, он потеряет. Елена Григорьевна рассердилась:

- Как это “потеряешь!” Ну, раз так, то и не надо! Нам на утреннике шалунов

не требуется! Да, дети ? -

Все хором и громко, прямо, как песенку спели: “Да-а-а-а!” А Валера Минаев заплакал...

- Так,- сказала Елена Григорьевна, - у нас мало времени! Продолжаем репетицию! -

и вытерла Валере мокрый нос и глаза.

Я взяла триолу ... и забыла, что надо говорить по пьесе...

- Ну! - подсказала мне Елена Григорьевна, - Ну! Спрашивай детей: “Поиграть вам?” -

- Поиграть вам на... три... Нет! не так! Поиграть вам на дудочке, ребята? -

- Поиграй, Пастушок, - ответили все. - Но не весело ответили, потому что им было

жалко Валеру. И я стала играть. Очень интересную музыку... Но всё равно мне было не радостно.

И мне не радостно, и детям не радостно, и Валере...И еще я вспомнила, что маме тоже - не радостно...

А тогда я сказала Елене Григорьевне:

- Моя мама сказала, что я могу Валеру научить играть. И тогда Пастушком будет он... -

- А подарки мы можем вместе , вдвоём раздавать! - это Валера сказал. И сразу перестал

плакать и кривляться.

Сначала у Валеры ничего не получалось. А потом он научился. И все стали говорить, что он -

Пастушок даже лучше, чем я, потому что он - мальчик. А Пастушок - он же - мальчик, а не девочка!

И все опять громко кричали: “Поиграй! Поиграй!...” Потому что всем стало весело. И мне тоже.

Вечером я рассказала маме всё - и мама тоже стала весёлая. Она даже разрешила на немножко

дней отдать Валере Минаеву триолу домой. Мне очень жалко было расставаться с ней... Но надо же

было ему поучиться хорошенько! Я только попросило его дать слово, что он не сломает мою

триолу. Валера дал слово. А ещё он отдал мне насовсем свои цветные стеклышки, хотя я их

у него совсем и не просила.


Рассказ второй . ШОФЕРЫ И РАЗВЕДЧИЦА

В субботу нас в детском саду бывает мало, потому что многие мамы бывают выходные, и тогда

их дети дома помогают им ... отдыхать.

А моя мама в эту субботу дежурила, поэтому она меня отвела в детский сад.

Как мы там хорошо разыгрались! И Казаков, и Лена Осипова, и Валера Минаев и еще другие дети.

Мы играли в “Семнадцать мгновений весны”. Ну, кино такое есть. Про разведчицу Кэт. Вот, я

была разведчицей, а ребята меня пытали: они мою куклу раздевали перед открытым окном и кричали:

“ Будешь говорить!? Говори, а то простудим твоего ребенка!” А я отвечала: “ Не буду говорить!”

“Надеть ей наручники!” - кричал Коля Казаков . Ну, это, понарошку, не Коля был, а тот,

из “Семнадцати мгновений”. Из моих косичек выплели ленточку и завязали мне сзади руки, как у Кэт.

Но потом вдруг мальчики пошептались, Коля Казаков сказал, что он в туалет хочет. А Валера Минаев

сказал, как будто в телефонную трубку: “Да, господин Мюллер! Русская “пианистка” дозревает,

.а мы едем арестовывать Штирлица” . И они ушли. Я сидела, дозревала- дозревала. Потом мне

надоело быть одной и я пошла их искать.

Оказывается, они уже в другую игру играют, - в шофёров. Они сидят в туалетной комнате на

горшках и рулят крышками от этих самых горшков. Ух, как здорово они играют!

Особенно Коля! Совсем, как взаправдашний шофёр! Он так: ррр -аз! Ка-ак повернет руль - в одну

сторону: “Ррр -ррр”... Потом опять: ррр -аз! - в другую сторону: “РРРР... Пап- пап!” И руль

тоже - в другую сторону... вместе с горшком - с машиной, значит, своей. Потом у него там что-то “заело”

Он за дырку в линолеуме зацепился, буксовать стал, никак не мог вырулить. Пока не матернулся.

Нам всем это очень понравилось, потому что эти слова сразу помогли Коле выбраться из дырки.

А еще нам это понравилось, потому что это было совсем взаправдашно!

Только Лене Осиповой не понравилось. Она сказала, что материться нельзя и что “если Кол ька еще раз

скажет эти плохие слова , то я Нине Григорьевне всё расскажу!”

Мы тогда Лене Осиповой стали объяснять, что это не Коля матерится, а это, понарошку, шофер!

- Вот наш сосед, дядя Ваня, он в совхозе механизатором работает, так он всегда

за рулем матерится. Обязательно! Потому что , он говорит, что совхозная техника без мата

не слушается никого! -

Валера Минаев тоже сказал Лене:

- Даже сам мой папа и то за рулем матерится. Мама его ругает, говорит: “При ребенке, при

ребенке!”, а папа говорит: “Что я могу сделать, если при таких дорогах наша машина

других слов не понимает!?”

- Ну, ладно,- согласилась Лена Осипова,- если понарошку, тогда не скажу! -

Тут все, кто в шофёров играет, обрадовались, задвигали горшками и “рулями” и все как зарычат :

- Ррррр! Поехали! Рррр! Вперёд! Рррр! Твою мать! Пап - пап! Твою... -

Так они громко и радостно ехали, что Елена Григорьевна прибежала в туалетную комнату и сначала

вообще ничего не могла сказать, а потом что-то говорила, но никто её не слышал. Тогда она схва

тила свободный горшок и ка-аак стукнет им по умывальнику, ка--а--к закричит:

- Прекратите сейчас же! -

Все сразу моторы заглушили и стали вставать с горшков. А Елена Григорьевна села на

один перевернутый горшок и молчала, пока все не ушли в группу.

Перед обедом нам всем велели мыть руки. Я подошла к воспитательнице Елене Григорьевне и

попросила заплести мне косички, потому что мне надоело ходить растрепанной, и мне еще не нравится, когда потом волосы в суп будут окунаться. Елена Григорьевна стала меня быстро заплетать. Но на

мою голову и на свои руки она не смотрела. Она не могла. Потому что дети пошли мыть руки и стали

там брызгаться водой из - под умывальника. Надо было за ними смотреть.

- Почему ты, Юля, такая растрепанная ? - спросила она, а сама

быстро-быстро пальцами...так меня заплетает и смотрит через открытую дверь в умывальню.

Я говорю:

- Мы же сначала в “Семнадцать мгновений “ играли! -

- Ну и что же? При чём тут косички растрёпанные? -

- ... Я же разведчицей Кэт была! - Прямо удивительно, как это Елена Григорьевна

такая большая и умная, а не понимает...

- Понимаю, - говорит воспитательница, - а сама всё равно ничего не понимает,

потому что трудно же сразу и за умывальней следить, и девочку заплетать, и разговаривать, и ещё

что- то понимать. Она спрашивает:

- А что, в этом фильме разведчица Кэт все время лохматая была? -

- Нет, - говорю, - она всё время красивая была, даже когда её пытали. Но у неё

же руки были связаны... за спиной! -

- Ну и что? - Спросила Елена Григорьевна. Она сначала так невнимательно,

рассеянно так спросила...А потом вдруг перестала смотреть на умывальню и очень быстро

посмотрела на меня.

- Ну, вот, - объясняю я ей очень терпеливо, раз уж она такая непонятливая, -

мне моими ленточками от косичек и связали руки... сзади.. Понимаете? -

Тут Елена Григорьевна почему-то выпустила мою косичку из рук, хотя она уже была совсем

до конца заплетена, и сказала очень тихо: “Боже мой!”. А потом начала быстро- быстро развязывать

ленточки у меня за спиной и освобождать мне руки. А ленточки никак не хотели развязываться,, наверное, там крепкие узлы получились. А она все повторяла тихонько и повторяла: “ Боже мой!

Боже мой!... Понимаю, Юленька, понимаю, деточка... Боже, Боже...Сейчас, сейчас, потерпи, моя милая...

Я тебя понимаю... я всё понимаю... Полдня, полдня со связанными руками... Понимаю, понимаю... “

Я так рада была, что наконец - то Елена Григорьевна хоть что - понимает в наших играх.


Рассказ третий. ПОЕЗДА И РАЗБОЙНИКИ.


Было солнышко и тепло. Мы пошли на площадку. Коля Казаков говорит: “Давайте играть в

разбойников!” Лена говорит: “Давайте! А как в них играют ?”

- Мы будем разбойниками, мы живём в диких лесах, и мы будем вас захватывать,

брать в плен , сажать в сарай и требовать за вас выкуп. Вот у меня веревочка есть,

она от моего капюшона. Чтобы вы не убежали, мы вам руки свяжем и потом... -

- Нет! - это я закричала,- нет! Я не буду так играть! Вы мне уже один раз руки

связывали, когда мы в разведчицу Кэт играли. А потом вы ушли в шоферов играть, а меня не

развязали.. А я в туалет хотела... вот!.... -

Я тут сразу замолчала и не сказала им, что когда захотела в туалет, то со связанными руками

не смогла сразу крышку с горшка снять.. Да! А потом меня мама ругала, говорит: “Такая

большая девочка, а трусики мокрые!”

- ... Не буду я в эту игру играть ...-

Тогда Коля Казаков, чтобы мы всё-таки согласились играть в разбойники, сказал:

- А давайте мы только- только вас поймаем, и тут вас сразу кто- нибудь

спасёт! И сразу развяжет вам руки.!

Некоторые согласились, те ребята, которые не с нашей группы, а со старшей. У них на площадке

трубу прорвало, там вода прямо хлестала и все затопила, а рабочих, которые могут эту воду

остановить и трубу исправить, никак не могли вызвать, потому что телефон в детском саду

поломался. А тот дядя, который телефоны чинит, он заболел, у него какая- то болезнь, “запой”

называется. Говорят, что теперь этого дяди целую неделю не дождёшься... Ну вот, поэтому

“старшие” играли на нашей. площадке. Они согласились - в “разбойники”. А мы - нет.

Мы стали уговаривать Валеру Минаева, чтобы мы с ним в “поезда” играли. Валера нас

сначала принимать в свою игру не хотел. Потому что паровоз один, а машинистов всяких и про

водников так много, что уже даже очередь стала . Потому что “паровозик” на

площадке маленький, и в нем только два человечка умещались... Тогда мы сказали, что мы

поставим за паровозиком скамейку и будем пассажирами. Валера даже обрадовался:

- Ладно . Тогда садитесь. Поехали. -

Мы сели и стали играть. Только отъехали, а Валера пошипел -пошипел, как паровоз, ”Чух-чух-чух”,

потом погудел: “Ту - ту!” и сразу говорит:

- Всё! Остановка! -

Мы тут закричали, что так быстро остановки не бывают.

- Ну и что, - обиделся Валера, - может, моему паровозу бензином заправиться надо. -

А Лена Осипова говорит (Она всё знает!) :

- Паровозы не бензином заправляются! Они же не самолеты! -

А я говорю:

- Вы всё перепутали! Самолеты тоже не бензином заправляют, а этим... как его...керосином -

Валера мне не поверил, он сказал, что не может быть чтобы - керосином, потому что его бабушка

только в коровник ходит с керосиновой лампой ...

- ... не бывает, чтобы в небе и в коровнике одним и тем же заправлялись! -

Мы хотели ещё поспорить, но Лена сказала:

- Ладно. Пусть чем хочет заправляется, а мы пойдем в магазин покупать тушёнку

и кильку в томате - на дальнюю дорогу. -

И мы все побежали, понарошку, в “магазин” занимать очередь. Потому что “пассажиров” у нас много,

а консервы продают только по одной штуке на человека. И вдруг ! На Лену Осипову как налетит Коля

Казаков, который нас уговаривал в “разбойников” играть. :

- Ага!- это он нам так закричал, - Вот мы Вас, леди, сейчас веревочкой и свяжем!... -

И давай Лене руки завязывать. Лена стала вырываться:

- Пусти, Колька! Мне так больно! Я так не играю! Что у тебя, кроме веревочек, других

игр нет ? Ты больной, что ли? Почему тебе все время хочется кого- нибудь привязывать? -

Тут Коля Казаков совсем рассердился:

-Ты, Ленка, сама - больная! Чего ты вырываешься, да еще по-правдошному дерёшься. Раз

игра такая, мы вас поймали, значит теперь вы- наши пленные. -

Я ему кричу, что никакие мы не пленные, мы - пассажиры, и у нас скоро поезд уедет. А Коля не

слушает, да еще и обижается:

- Когда наши разбойники по лесам разбойничали, тогда магазинов с очередями не

было вовсе. Ты что, кино про Робин Гуда не видела?! -

Тут за меня и за Лену Валера Минаев заступился. Он смотрел, смотрел на всё это, потом перестал “ “заправляться” и подскочил к Кольке:

- Эй! - закричал он сердито, - ты зачем моим пассажирам руки крутишь?

Мы тебя в “Поезд” играть не принимали! -

И Валера так разошёлся, что треснул Кольку по спине. А Колька так удивился, что даже не заплакал. Он

тоже стал кричать:

- Чего вы все деретесь!? Откуда я знал, что у вас - другая игра? Я думал,

что ты, Ленка, с нами в “Разбойников” играешь! -

Лена кричит:

- Конечно, я играю в разбойников! -

А Валера:

- Зачем же ты тогда в поезд села? -

А Ленка ему - в ответ опять кричит:

- А откуда я знала, что ваш поезд - не наш? Я думала, вы - наши! -

- Ну, а чего тогда Валерка дерется? - уже совсем от удивления заорал Коля Казаков.

- Потому что у нас - “заправка”, а вы - ловите моих пассажиров! -

- А кого же нам ловить! Мы же - разбойники! И мы думали, что вы с нами играете -

Валера перестал кричать. Он задумался вдруг. И говорит:

- Мы с вами играем: мы же с вами не в соре! Но мы с вами не играем,: потому что у нас

свой поезд. -

Валера , по- моему, все очень понятно объяснил. Но почему- то все после этого еще больше запутались:

то “играем”, то “не играем”.... И потом не понятно было, почему это мы - “не наши”, когда мы и

есть - самые настоящие “наши”! Может это они - “ не наши”....

Мы бы, наверное, потом разобрались. Ну, может, еще подрались бы чуть- чуть, а потом

бы разобрались. Но тут нас Елена Григорьевна позвала :

- Дети! Обед уже в группе на столах! Всем мыть руки! ... Нет, нет! Идёт только средняя группа,

а все не наши пока остаются! -

Тут уж мы совсем запутались. И не знали, что делать. Кто идет, кто не идет? Кто - “наши”, кто “не наши”

Тогда Елена Григорьевна стала звать всех по именам: И Колю Казакова позвала, и Валеру Минаева,

и Лену Осипову, и меня - и “Поездов” и “Разбойников”. Всех наших и ненаших. Это потому, что

взрослые - они хоть и умные, но они в наших играх разбираются еще меньше, чем мы сами.


Рассказ четвертый. КРАМОЛА.

“Интересуйся прошлым, - поймешь настоящее”

( Е. Кримонт.)


Когда мы утром собираемся : я - в детский сад, мама - на работу, мне очень

хочется поговорить. Потому что я и так всю ночь молчала. А мама не разрешает: “ Дай послушать

“Последние известия”! “ И включает радио погромче, чтобы из кухни слышать. На кухне у нас ра-

дио нет, а есть другие люди - соседи, ( мама говорит, что это называется “Коммунальная квартира”). Соседи тоже готовят завтраки и разговаривают. Они не слушают. А я слушаю, потому что мама

слушает. Я только все время не пойму, почему это по радио каждое утро говорят : “Последние извес-

тия, последние известия”, а сами на другой раз опять эти “последние” передают, и опять обещают, что - последние! Ну, прямо, как у нас в садике, когда кто- нибудь нашалит, а потом просит прощения и но-

ет: “ Я больше не бу-у-у-ду...”, а потом опять шалит. Если бы эти известия были и вправду послед-

ними, то мы с мамой уже давно разговаривали бы каждое утро. А так мне приходится молчать и

тоже слушать эти последние непоследние... Хотя мне там нет ничего интересного. Чтобы сов-

сем не заскучать, я стала считать тихонько: там одни и те же слова, непонятные, говорят много

- много раз. Я считала, считала, а потом у меня счету не хватило, потому что я после

20 ещё плохо считаю.

Я у мамы по дороге в детсад спросила:

- Это кто такой - “Ка-пэ-сэс” ? -

- Как? Не поняла, откуда это слово? -

- Из радио -

- А! Это Партия . Ка. Пэ. Эс. Эс. -

Я сразу вспомнила стишок, который мы учили в детском саду к празднику “Проводы зимы”:

-”Спасибо Партии родной

За наше счастливое детство”. Это про это? Да, мамочка? -

Мама меня похвалила:

- Молодец, дочка, у тебя хорошая память -

Я тогда ещё спросила:

- А кто она, эта Партия, которой “спасибо”? -

- Не “кто”, а “что”, - говорит мама, -... это, когда много хороших людей - вместе...

Они все - коммунисты... -

- И ты, мама? -

- Нет. Я не в Партии -

Потом мы шли и почему - то долго молчали. А потом мне мама стала говорить, чтобы я в садике

не шалила и не дралась, как мальчик, и чтобы я была девочка хорошая ...

- А ты, мамочка, - хорошая? -

- А как ты думаешь? - Мама хитренько так улыбнулась.

А я тоже хитренько улыбнулась и сказала:

- Я думаю, что ты - хорошая, даже очень! Но почему тогда ты - хорошая,

а в эту Партию не ходишь? -

Мама остановилась, открыла сумочку, достала оттуда два носовых платочка. Одним она вытер-

ла свой лоб и глаза, а другой положила в мой кармашек... Потом она сказала, что это очень серьёз-

ный разговор, и вести его на ходу нельзя:

- Мы с тобой об этом позже поговорим, хорошо? Ведь мы уже почти пришли в садик, вон твоя

Лена Осипова идет, беги с ней в группу, а то я уже совсем опаздываю на работу. -

Я быстренько чмокнула маму в щечку и побежала, но на ходу ещё успела крикнуть:

- Вечером поговорим! Да, мама? -

Но вечером, когда мы пришли домой и поужинали быстренько, нам не пришлось поговорить, потому

что мама сказала, что если я пообещаю вести себя прилично, то мы пойдем в гости к одной-

тёте. Маме нужно зайти к ней по делу, по работе, но она может меня взять с собой. Я очень

любила ходить с мамой в гости, поэтому я обрадовалась, закричала “Ура!” и запрыгала. И тут же

больно ударилась коленкой об мамину кровать.. Я заплакала, а мама меня пожалела, поцеловала

и вздохнула:

- Теснота проклятая... Как они мне осточертели, “эти несчастные 11 квадратных метров!” -

Она так всегда говорит про нашу маленькую комнатку : “эти несчастные 11 квадратных метров”.

Раньше, когда я ещё была в малышковой группе в детсадике, я думала, что это у нашей комнаты

имя такое : “ЭтиНесчастные 11 квадратныхМетров” .

Но сегодня мы долго печалиться не стали, потому что нам надо было идти к тёте Вале.

Мне у этой тёти сразу понравилось, потому что там было так много места, прямо, как у нас

в группе, когда перед праздником, перед утренником, из группы выносили все наши кроватки и все

столики. Тётя Валя нас водила по своим большим комнатам, по всем четырем! И ещё показала ванную

комнату и кухню. И большущую, всю в стеклянных рамах, веранду. А еще у них сарай - прямо

в коридоре.

- Это не сарай, - пояснила мне мама, - это называется кладовая комната. Она - для запасов всяких:

варений, солений, разных продуктов и других хозяйственных вещей. -

- Кладовая, - это потому что “кладут”? -

Тётя Валя очень удивилась, что я у мамы такая любознательная, и даже разрешила мне заглянуть в

эту кладовочку. Я посмотрела и обрадовалась:

- Смотри, мама! Это же прямо, как наша “эти несчастные 11 квадратных метров”!

Маме почему-то не понравилось, что я так сказала. И она тихо -тихо велела мне:

- Сядь в кресло и веди себя прилично! -

Тогда я села и прилично спросила тётю Валю:

- А у Вас и у Вашего мужа есть дочки и сынки? -

Тёте Вале мой вопрос очень понравился., она улыбнулась и сказала, что у них есть один сынок, но он

с ними не живёт, его бабушка воспитывает. Я спросила:

- А почему? -

Мама на меня строго посмотрела, а тётя Валя опять улыбнулась и ответила:

- Потому что я работаю в Райкоме Партии на очень важной государственной работе, очень устаю. -

- Совсем как моя мама, - вздохнула я, - моя мама тоже всегда устаёт... Но она меня ... -

Тётя Валя повернулась к маме и опять улыбнулась, но не весело:

- Совсем нет времени на воспитания сына ! - сказала тётя Валя, - мы так скучаем по нему ! Но

ничего не поделаешь...Район большой. И моя должность, сами понимаете, обязывает. Вот и

Вас и пришлось вызвать на беседу в нерабочее время. Понимаете? Срочный заказ из области

Вы, конечно, не райкомовский работник... Но дело - партийной важности. И я его контролирую.

Скажу вам совершенно между нами, что если всё будет выполнено без сучка и задоринки,

возможно, мы будем представлены к гос. премиям и наградам, а Вам я обещаю похлопотать

перед “Самим” о расширении жил площади.-

Тетя еще что-то говорила маме, но я не слушала, мне очень хотелось ещё спросить: зачем тёте Вале

так много комнат, если в них даже сыночка некогда воспитывать. Но эта райкомовская тетя уже

не поворачивалась ко мне, а только разговаривала с мамой, совсем тихо и очень строго.

Я даже сначала подумала, что она маму ругает Но потом она сказала:

- Ну, вот и договорились! -

И так головой тряхнула, а потом стала нас угощать чаем и фруктами:

- Не стесняйтесь. У нас все по- простому. Пусть девочка поест виноград. Всё- таки это не всегда

и не всем доступно. В нашем райкомовском пайке и то это быват не так часто, как хотелось бы...

Ешь, деточка! -

Она погладила меня по косичкам, вздохнула и жалостно сказала, что ей бывает очень тоскливо,

“ведь около нашего коттеджа даже соседей нет”:

- А ближний к нам коттедж уже три месяца пустует, туда никого не заселяют ...

- Коттедж, как у Вас, четырехкомнатный? - вежливо спросила мама. -

Голос у неё был какой-то печальный, и как невзаправдашный.

- Нет, - ответила тётя Валя, - Домик этот трехкомнатный - для моего “зама”, он всё никак

не перевезёт свою семью, не может уговорить жену. Все- таки у нас, так сказать, российская перифе

рия, а она “птичка” столичная... Там, видно, у них квартира поприличнее, вот никак и не желают

они покидать её -

Тут я ещё больше обрадовалась! Мне стало так радостно, что я не выдержала и сказала:

- Ой! мамочка! А давай тогда мы с тобой будем в этом домике жить! Будет много места,

как у тёти Вали. И я не буду об твою кровать каждый раз стукаться, а ты тогда шкаф книжный

купишь. И мы ещё котёночка заведём! И тете Вале будет не скучно! -

Мама с теть Валей засмеялись, но совсем не было весело, наоборот - скучно и обидно.

Потом тетя Валя пошла нас проводить. Мама молчала всё время. Только тетя эта все время

говорила, говорила, что- то совсем мне не интересное и непонятное. Но, когда тети Ва-

лина улица закончилась, и надо было повернуть на нашу улицу, тетя сказала, что она дальше не

пойдет, потому что на её улице горят на столбах фонари, и она не боится, а по темной она не привыкла.

Мы остановились на углу, и я услыхала , что они говорят про “Последние известия”. И опять я услыша-

ла это знакомое слово “КА ПЕ ЭС ЭС” и еще одно слово, про которое я ещё не успела с мамой пого-

ворить: ”Ильич”.

- Нам в садике, - сказала я ,- читали книжку про “Ильич”. И еще в этих “Последних”,

про которые сейчас тетя Валя говорила, там тоже говорят: “Ильич”. А он на какой улице живет? -

- Он не на улице, сказала тетя, - он в наших сердцах живёт.! -

- Это так по- нарошку, что ли?- не поняла я.

- Юля! - рассердилась мама, - не вмешивайся пожалуйста, в разговоры взрослых, не

перебивай нас , дай нам поговорить! -

Я тогда подождала немножко, чтобы не перебивать, и, когда мама и тетя замолчали

чуть- чуть, тогда договорила:

- Ильич, он в мов... мовзилее ? -

- В мовзолее, - поправила меня тётя Валя, - в Москве! - А маме говорит:

- Какая у Вас девочка развитая, всё понимает! -

А я наоборот ничего не понимала, поэтому спросила:

- Нет, я не понимаю: в Москве лежит, в этом мовзолее, а в “Непоследних известиях “

сказали, что он в Индийскую ССР поехал! -

- Куда поехал?- удивилась тетя Валя, - Кто поехал? -

- Ну, этот, Ильич! -

И чтобы они хорошо поняли, я им ещё объяснила, что там вместе с “Ильич” еще одно слово всегда

много говорят...

- Какое слово? -

- Не помню! Никак не запоминается! Вот про дедушку Ильича Ленина нам всё время

книжку в садике читают, так я запомнила... А по радио как-то по- другому его

все время называют... -

Мама тогда очень быстро и строго мне говорит:

- Про Ленина тоже по радио часто говорят! -

- Да нет, мамочка! Я про другого всё время слышу, про этого...ну как же его... -

И тут я сразу вспомнила:

- А! Вот: Про Ли -ни -да ! Про Линида ! -

- Про Леонида Ильича Брежнева! Про генерального секретаря КПСС! - обрадовалась тётя

Валя. А мама почему- то не обрадовалась. Наверное, это потому, что тётя вспомнила, а мама

не вспомнила. Тете Вале сынок не мешает по утрам “Непоследние известия” слушать, а я моей

маме мешаю... Мне так жалко стало маму, что я у неё такая непослушная. Мне всегда маму жалко,

когда я у неё непослушная, и когда она на меня сердится, а из-за этого чего-нибудь забывает...

Я не хотела, чтобы маму было жалко , а хотела, чтобы она тоже вспомнила:

- Мамочка! Ну ты вспомни! Там еще всегда при этом говорят, ну, с этим Леонидом Ильичом,

там говорят: Леонид Ильич, Леонид Ильич ... И ещё это: “лично, лично, лично...” -

Я такая довольная была, что помогла маме вспомнить. А мама вдруг руками себя по бокам хлопнула и

говорит:

- Нет! Это просто невыносимо! Не дочь у меня, а сплошная крамола!-

Она сильно взяла меня за руку, быстро- быстро сказала тёте Вале : “До свидания, Валентина Николаевна!

Девочке моей давно пора спать, она уже неконтролируемая...” И мы пошли домой по нашей

темной улице скоро- скоро. Я почти бегом за мамой бежала...

Я ещё хотела спросить у мамы, что такое - “Крамола”, но мама была сердитая, и я не спросила.

Ну, ничего! Я завтра в детсадике у воспитательницы спрошу...


Рассказ пятый.