Рассказ первый. " Хорошее дело"

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5

Часть вторая.

ВСЕ МЫ - ДЕТИ ...ОДНОЙ СТРАНЫ

Рассказ первый. ТРИ ПРИВЫЧКИ.

Курите, если хотите. А я? Нет, я не курю. Искоренил я это в себе - начисто. Мне за всю мою

жизнь три привычки пришлось искоренять в себе. От двух - избавился, а третья ещё есть.

Ну, первая привычка - это самое курение. От него меня ещё в школе завуч отучил. Поймал как-то с поличным, - и к отцу, за ухо. А я уж большой был, пушок над губой. Отец меня никогда пальцем не тронул. А тут сказал: “Еще раз повторится - выдеру, прямо в классе, при друзьях и подружках”.

Просто, а подействовало. Не боли боялся, а стыда. Бросил я это баловство и больше не начинал. Потом

как-то уже взрослым в перерыве на каком -то совещании встретились мы с этим завучем, разговорились

о том о сём, закурил мой бывший учитель и мне протягивает пачку: “Угощайтесь”, мол... Ну и припомнил я ему тогда свое открученное ухо, спасибо сказал. Так-то вот!

Ну а вторая привычка - кашне носить. Вот вы удивляетесь, что плохого в ношении кашне: удобно и красиво! А для меня , знаете ли , это и неудобно и не всегда красиво! Сейчас всё поймете.

Купила мне как-то жена в подарок отличное кашне: мягкое, модного цвета, одним словом, -

импортное, сама мне его на шею надела, аккуратно поправила, полюбовалась: “Носи на здоровье, не сымай! Словно, это я - всегда с тобой”. Я как раз на охоту собирался, так чего ж туда, в лес, разнаря-

живаться в импортные кашне! Но, чтоб жену не обидеть, я все-таки надел кашне. Хоть и смешно это:

сапоги с портянками- и на тебе! Кашне!

Ну, ладно, поохотились мы с компанией знатно! Кое-какие “трофеи”, конечно, были. Да и набродились по лесам , по болотам. А потом к знакомому леснику завернули. Переночевать. Тот к дичи, конечно, - “Зверобойчику” - своего “производства”, да и у нас с собой было. Так что часов до трех “ проночевали “

за столом. Потом сморило нас часу в четвертом, прикорнули малость кто - где. Потом - побудка всеоб-

щая, выпили “на посошок” и - вперед. Одевались в тёмных сенях, шумно, весело , с прибаутками, с анекдотцами да с гоготом. Пару раз меня качнуло, когда портянки наматывал на ноги, стоя же!

Попробуй устоять! Но голову я не потерял, контролировал себя: вовремя вспомнил про кашне. “Хорошо,-

думаю, - что не забыл, вот бы жена обиделась!” Она это кашне для меня по талону купила. А талоны они на работе по списку ( в очередь!) получают. Так она узнала, что там по талону кашне будет, и стала свою сослуживицу, чья очередь, умолять, чтоб отдала талон. “Зачем тебе, - говорит,- у тебя в семье одни бабы, что ты будешь с этим мужским кашне делать? А у моего - День Советской Армии! Должна же я ему хороший подарок подарить! Он мне к “Восьмому марту” чулки ажурные у спекулянтки купил. Вот подарит, - прийду в них - ахните!” Но сослуживица никак не уступала, рассвирепела просто, обиделась:

“Что ты ,- кричит,- кичишься тут своим мужиком! Что я виновата, что ли, что мой повесился! Я что ли его в эту петлю засунула! Да он мне, когда не пил еще, знаешь какие подарки дарил! Не чета твоим чулкам ажурным! А твой - то, по тем денежкам, какие вы гребете, мог бы тебе и что подороже купить,

чем чулки паршивые! И чего ты привязалась к этому моему кашне?! Вот пусть твой супружник у себя там, в своих спецмагазинах и купит! Как сосиски там всякие, икорки красные, сервелаты - так сами жрете, не делитесь! А у бедной вдовы последнее кашне готовы отнять!” Ну, тут и моя взвилась за такие слова, да и выдала этой вдове всю правду - матку , без всякой, понимаешь, деликатности: “Если бы ты, - говорит, - не пожадничала для мужика “трёшку”, он, может, еще и по сей день жив был бы! “

Тут она, в общем-то, права, жена моя, потому что дело, действительно так и было! Муж у этой женщины сильно выпивал, такие запои были, что просто страшно! Зарплаты от него давно уж семья не видела, да ещё и с жены постоянно тянул, не хватало ему на похмелку! В этот раз, значит, как рассказывают в поселке, пристал он к ней опять: “Дай “трешку” на похмелку! Сил никаких нет!

Дай, а то - повешусь!” А она в сердцах - то: “ Да чтоб ты и удавился! Чтоб ты захлебнулся им, проклятущим этим “коленвалом”!” ( Ну вы знаете: это в нашем поселке водку так называют! Дешевая

она: два шестьдесят два. Ну, и с ног валит, с колен то есть.) Короче, он еще чуток поугрожал жене -то.

А она свое: “Не дам, провались ты!” Он зашел в туалет, что во дворе у помойки стоит, да и повесился!

Вот и суди- ряди! Самое интересное, что вдове этой с тех пор от баб, таких же горемык, как она, житьтя не стало: как чуть что, так сразу эту вот “правду-матку” ей и выкладывают, мол, что от тебя ждать хорошего- то, раз ты сваво мужика за “трешку” на тот свет спровадила ! У них, вишь, такое понятие: мы - то вот терпим, а ты тут такая выискалась! Угробила мужика, а теперь вон расцвела-то как! Гладкая, стала, улыбчитая, помолодела прям на глазах... Завидуют ей бабы, вот и пеняют. Ну, а моя - то не из зависти, из принципу!

В общем, сначала они сцепились, поорали чуток... А потом эта вдова поостыла, сама и предложила: “Ладно, -говорит,- купи у меня этот талон, на что оно мне и вправду, это треклятое кашне! Только ты

мне за это ... шепни там своему -то, пусть нам хоть полкило сливочного масла купит там, в своем закрытом буфете, и то будет чего утром детям на хлеб намазать перед школой”. На том и помирились.

Потом, жена рассказывала, что председательшу из профкома тоже пришлось уламывать, заартачилась, что талон - де не на то лицо выписан.... Ну, эта-то что вымогала! Будто у неё доступа нет в наш райкомовский буфет! Ну, ладно! Черт с ней, жена моя заткнула её правдолюбие коробочкой зефира в шоколаде. Вот такие мытарства потерпела моя женушка, чтобы подарить мне это импортное кашне! Хотел я ей сказать, что мог бы по своим каналам свободно купить такое, а может, и лучше, но не стал обижать супружницу, не кашне дорого, а забота её! Потому и дорожил я этим подарком, даже, так сказать, в состоянии хорошего подпития! Я сумел сосредоточиться,... нащупал кашне, обернул его

потуже вокруг шеи и... тогда только успокоился. И позволил себе, наконец, расслабиться. Ну, видно,

все-таки, многовато расслабился. Ведь вот, когда меня шофер до подъезда довел,так я еще контролировал себя, еще сказал ему: “ Федя! Всё под контролем! Всё - путём! Во подергай - кашне на месте , не потерял!” И понял я тогда, как я все-таки преданно жену свою люблю, если я даже вот

в такой момент про подарок ее не забыл! “Ценить она должна это, - думаю,- а она, небось, спит! Сей

час разбуди её, так она начнет - с упрёками накинется: “Совсем сопьешься с такой твоей работой: то с начальством выпить надо, то с комиссией, то с подчиненными, чтоб не сказали, что от народа отрываешься. Ото - опять дома не ночевал... И в таком виде явился ...” Язва, пила! Знаю я все эти её

“песни” наизусть. Надо в конце концов все это в корне пресечь! Я для кого стараюсь - то?! Для неё же и стараюсь... Так нечего мне тут ! Настроился это я так, воинственно. Захожу. Жена в прихожей

встречает. Заспанная, сердитая. Вот тут меня и понесло! Никогда раньше у меня такого и в мыслях не было, и вдруг решил я одним махом показать, кто в доме хозяин. Сел, понимаешь, нарочно - прямо

на тумбочку от трюмо. ( Оно у нас - импортное, на ножках тоненьких. Через знакомого завмага

с базы купил недавно совсем) Скрыпнули ножки жалобно так, но я - ноль внимания! Ногу в сапоге поднял вверх и говорю, так властно и определенно:

- Сымай, Нюра, мужу сапоги! -

Анюта моя вмиг проснулась окончательно, глазищами на меня - зырк! С ума, мол, что ли сошёл?!

А я жду. Ногу только сменил, тяжело на весу-то держать. Ну и тут она, голубка- то моя, поняла, видно, что не в себе я , решила пока не спорить, мудрая она у меня! Взялась за сапожище и стянула его с ноги

моей. Я тут ещё больше приободрился, - вторую ногу поднимать ... Но слышу жена моя как-то странно

не то шипеть стала, не то повизгивать горлом... Шепотом так, чтоб детей не разбудить - смеётся ! И аж согнулась вся от хохота беззвучного, внутри только у неё что-то клохочет... А когда подо мной еще и ножки от трюмо надломились, так она тут прямо рядом со мной от смеха и села на пол... так и сидим.

- Что ж это, любовь моя, - говорит мне женушка, отсмеявшись, - ты теперь под портянки

кашне приспосабливаешь? Так тебе еще одно надо подарить! -

Гляжу и правда - нога моя в кашне завернута. Я за шею свою - хвать, и там кашне, проверял же еще в сторожке и в “газике “ казенном, как домой везли! Чужое что ли прихватил? Вскочил я тут, канделя

брики над перекосившимся трехстворчатым, импортным трюмо включил ... и глянул на себя в зеркала.

На шее-то у меня в трехкратном повторении - портянка !

Вот так. С тех пор - кашне не ношу. От греха!

А какая третья привычка? Ну, тут всё просто и ясно: вот хочу пить бросить...

1980 г.

Рассказ второй. ВЫБРАЛИ

( Истинная правда!)

Жил я себе спокойно, беды не знал. От общественных поручений как - то благополучно

увертывался, а чтобы не создалось впечатления, что я неактивный, изобрел очень эффективный,

не раз испытанный на практике метод. Заключался он в следующем: во-первых, не пропускать ни

одного собрания группы или факультета, а во-вторых, выступать время от времени с критикой на кого-нибудь, не важно - на кого, на старосту группы, на профорга, лишь бы примелькаться. Создается впечатление активности. Вот и всё. И никто к тебе не пристаёт, что ты

не участвуешь в кроссах, не посещаешь хоркружок, игнорируешь культпоходы в краеведческие музеи.

Не пишешь заметки в студенческую стенгазету, не готовишься к еженедельным политинформациям

своей подгруппы... Прощается (иногда!) даже пропуск лекции приезжего лектора из общества

“Знание” на тему: “Моральный облик советского студента” или : “ Исторические пленумы....”

и тому подобное. Живи себе преспокойненько.

Не знаю в чём тут дело, но вчера на собрании мой железный метод дал сбой. Не сработал.

Сначала было всё, как надо. Заняли места: докладчик у стола разложил свои бумаги, активные студенты сели впереди, а мы с другом - на последнем ряду. Чтобы не скучать, подбил я Леньку рассказать, как он в прошедшее воскресенье с деревенскими ребятами на рыбалку ходил.

Началось собрание. “Рыбалка, - начал и Ленька, это очень просто : разлили - выпили, разлили - выпили..Ну и ещё раз...” Ленька уже и про почти метровую щуку рассказал и про то, откуда у него

синяк под глазом... А докладчик всё читает. Наконец проголосовали за оценку “удовлетворительно”.

- А теперь - перевыборы! - властно заявил председатель собрания тоном, не допускающим и помыслить ни о каких перерывах, перекурах, чтоб ёще чего доброго кому-то под шумок смыться не захотелось.

Ладно. Будем выбирать. Главное - не допустить, чтобы выбрали слишком активного. Вдруг выберут

Иванова! А - он неспокойный! Начнет проявлять инициативы: пойдут субботники, шефская всякая

помощь, коллективные походы в кино. Тут не только учиться не выберешь времени , но и на рыбалку с

Ленькой не съездишь! Надо быстро предложить кандидатуру, которая нас устраивает .

Главное - первым успеть! Тогда, может, чтоб поскорее закончить собрание, за него и проголосуют все и - по своим делам разбежимся. Все “наши”, которые с “Камчатки”, мигом сгруппировались.

- Кашкин! - решили.

Он к нам перешел из другого факультете совсем недавно, на собраниях ,правда, не бывает (по невыясненным причинам) ,но это и обнадеживает: значит -спокойный.

- Пойдет! - утверждаем.

- А мы предлагаем Иванова! - пикируют первые ряды . Активные, значит.

Собрание раскалывается. Оба лагеря один за другим выставляют веские аргументы, опрокидывающие доводы “противника”. Атмосферу немного охлаждает предложение проголосовать. Но не надолго,

потому что голоса разделились как раз поровну. Обстановка снова накаляется. Теперь все зависит от нашей находчивости, красноречия и боеспособности. -

- Кашкин - свежий член нашего коллектива! - бросаем мы бомбу в лагерь противника.

- У Иванова - организаторские способности! - отвечают нам из бомбоубежища.

- Кашкин недавно женился, он - состоявшаяся, морально устойчивая личность! - палим мы.

- Иванов всегда доборосовестно выполняет все общественные поручения!- отвечают нам

залпами. Бой разгорается. Нервно изгибается линия фронта. В нашем лагере легкое замешательство: кажется, арсенал наш катастрофически пустеет. Но противник тоже ослаб -

- Иванов живет близко к учебным корпусам-! стреляют они вхолостую. Но мы на секунду отступаем, подсчитываем потери. Я беру на себя командование... Отчаянное, героическое напряжение, мозговая атака... Есть! Вперёд:

- У Кашкина - бабушка бывшая красногвардейка!-

- А у Иванова....-

-А у Кашкина... -

Наш спокойный Кашкин тоже заволновался. Уже несколько раз он пытается даже что-то сказать. Но мы решаем оставить его в резерве, а пока не подвергать опасности на передовой.

-Молчи, Кашкин, - кричим мы, - ты потом...! Ты - в тылу!

И бросаемся в рукопашную:

-Каш - кин! Каш- кин! -

- И - ва - нов! - Скандирует комсомольское собрание.

Но силы не равны. С нашим Кашкиным случилось что-то невероятное. Он рвется в бой: машет руками и что-то кричит. Мы принимаем оперативные меры: я выделяю трёх человек для организации тыла. Они припирают Кашкина к стене и задвигают его стульями. Бой кипит. Но , уверенные за свой тыл, мы

теряем бдительность. Мы думаем только о передовой!

...И вдруг! Предательство! Кашкин, оказывается, незаметно пролез под стульями, пробился сквозь фронт и встал между враждующими сторонами. Он кричал так отчаянно, что мы все, наконец, прекратили

огонь.

- Товарищи! - задыхаясь проговорил Кашкин,- товарищи... Дело в том, что... В общем,

вы не учли ещё ... - он запутался, смутился, покраснел, вытер рукавом пот с лица... и

мучительно выкрикнул:

- Я еще не вступил в комсомол. Я только заявление принес вот сегодня на это ваше

собрание... -

Что тут было дальше! На фронтах случилось полное оцепенение, а потом началось братание.

Все начали дружно хохотать, а потом так же дружно и единогласно выбрали комсоргом группы - меня.

Потому что я не пропустил ни одного собрания и всегда принципиально и смело критиковал всех.

Ну, а в организаторских моих способностях после сегодняшнего собрания никто не сомневался.

Я сначала приуныл, потому что самоотводы мои не приняли... Тогда я сказал своей “камчатке”,

что раз проиграли бой, расплачиваться будем вместе, тем более, что повадки моего воинства я-то уж

знаю! Меня не проведешь!

На этой неделе Ленька назначен ответственным за культпоход на рыбалку с деревенскими ребятами.

А на следующей неделе я объявлю субботник.

Калуга 1964 г.

. СКАМЬЯ .

( Рассказ третий. Ненаписанный, потому что - ни о чем)

Третий час ночи. Мне окончательно ясно, что заснуть не удастся. Может, встать, включить свет и записать это пустячное событие сегодняшнего утра? Но слабая надежда, что если не прерывать темноты, не двигаться , не менять положения, не переворачивать горячую подушку, если перетерпеть кажущееся неудобство, переждать, - то наконец уснёшь. Эта сладкая надежда останавливает меня. Я еще

раз (“ В последний!” - убеждаю себя ) переворачиваюсь на другой бок, ищу и, кажется, нахожу удобную позу... Хотя заранее знаю, что через очень короткое время и она покажется мне нестерпимой. Я почти чувствую это уже сейчас. Поэтому тут же решаю ничего не записывать. “ Тем более, что ничего же не произошло! Этот эпизод сегодняшнего утра, он просто сейчас, в бессонницу, кажется интересным” - говорю я себе молча.

Ну, действительно! Что это за рассказ! Ни героя, ни интриги, ни развития действия, ни кульминации. Ни одного диалога! Сплошное молчание.

Да и просто лень вставать, шлепать по холодному полу босиком, шарить рукой по стенке, нащупывая выключатель. И при этом окончательно лишиться надежды заснут? Не стоит вставать!

Ведь ничего не случилось. Абсолютно!

Утром я прихожу на автобусную остановку. Пусто. Ни одного человека. Значит, автобус только что

ушёл, и ждать следующего прийдется долго. Под ветхим навесом - подобие скамьи: две железяки, по краям, вбитые в землю, а на них положена доска, отполированная до блеска задами пассажиров, долго и часто ожидающих автобуса. Обычно к моменту прихода автобуса на скамейке по семейному общительно и тесно. Все сидящие объединены со стоящими общим поворотом головы в сторону, с кторой должен появится он, долгожданный, а также нетерпением и благородным негодованием по поводу сволочей, беспорядка и потери времени.

Так будет и на этот раз, но попозже, намного попозже. А пока - ни души.. Сажусь на середину скамейки, так называемой скамейки. ( С краю нельзя - потеряю равновесие, поскольку доску на железяки

положили, а прикрепить её никто и не подумал.) Жду. Терпение мое еще не растрачено, нервы не напряжены, сердце спокойно бьётся. .. Скучновато.

Ну вот, ещё один ожидающий пришёл. Мужик с тряпочной сумкой. Он не из нашего района, сразу вид

но: поискал глазами табличку с номерами автобусов, задрав голову. Перечитал, беззвучно шевеля губами, всё, что на этой облезлой табличке написано. Убедился, видно, что есть тут номер нужного автобуса и неторопясь, покряхтывая, сел, явно не настраиваясь на долгое ожидание, а так просто, по принципу: “что ж скамейке пустовать, коли место есть”. Присел мужик на левый край.

Сидит себе, эдак компонейски поглядывая на меня, но не навязываясь, однако, с разговорами : я, мол , вижу тебя, но прости, я не разговорчив, да и не о чем, да и незачем - сейчас всё равно автобус придет, не договорим, так и начинать не стоит. Ужо помолчим!

Ну, помолчим, так помолчим ! Нужен ты мне! У меня самого с утра охоты нет разговаривать. И я отворачиваюсь, дав этим понять, что мозги мои заняты чем-то другим, поважнее мужиков с тряпочными сумками.

И в этот момент внезапно осознаю свою власть над этим молчуном в коричневой балоньевой куртке, с тряпочной авоськой в руке. Вот он сидит, задумчиво колупает приклеенную на рукав светло-коричневую заплатку... Сидит благополучно и спокойно, и можно даже сказать - беспечно... Но стоит мне встать! ...Земля после дождя - сырая, глина - липкая...А дом- то далеко, некуда вернуться, чтобы переодеться в чистое.... прийдется где-то лужу искать, грязь соскребать палочкой., по одежде размазывать, по брю

кам и по этой самой коричневой, балоньевой. А тут еще вдруг (Бывает и такое! Редко, но не исключено. Именно, когда и не ждёшь или ждешь другого номера...) - автобус подойдёт. А мокрый и грязный - в автобус сразу? В полный битком? А благородно- страшное негодование перепачканных пассажиров? Это даже представить страшно! И это еще, если, упав, лишь перепачкаешься. А если ударишься больно? Или, не дай Бог, хрястнет что-то... Рука, нога...ребро.

Или упадешь без травм, но очень уж неприлично, так что невольным свидетелям хоть и жалко тебя, но от смеха удержаться не могут. Народишку-то на остановке прибавляется потихоньку: стоят , вроде бы и не смотрят на тебя , а попробуй упади - сразу все и заметят. Так что и больно и стыдно - неловко, особенно, если кинутся поднимать. А если не кинутся, так и того обиднее: человеку плохо,

а они глазеют - не пошевелятся... Плохо. Очень плохо будет этому мужику, если я внезапно встану!

Если -захочу! Если Я - захочу. Я! Выходит, это в моей власти - ближайшее будущее этого мужика. Во всяком случае, - предстоящий Миг. Это упоительное чувство усугубилось сознанием, что сам-то мужик

об этом обо всём не догадывается. У ситуации возник философский уклон, эдакая ассоциация с человеческой жизнью вообще.: вот так сидим и не знаем...Живем и не подозреваем.... И как -то это символично, что мы так зависимы друг от друга. От любого, малейшего даже движения

порой и - незнакомого человека... В данном случае - от моего. Приятно даже ощутить такую свою значимость в жизни другого человека! Не так ли начинается осознание своего величия? Ну, ... почти

величия.

Потому что к остановке откуда-то сбоку вынырнула бабулька, шаркая растоптанными красными туфлями на “платформе”. Она проворно и деловито уселась справа от меня на свободный край скамейки. Всё! Кончилось мое величие. Венец пал стремительно, тайно и бескровно. Установилось банальное равновесие. Теперь мужик уже не зависит от моего “заХочу! ”. Хоть сижу, хоть встану, мужик - в безопасности, а меня просто нет. Эта бабулька в стоптанных туфлях столетней давности уничтожила меня, даже не заметив. Ну? Разве это не повод поразмышлять о неисповедимости путей и человеческих связей? Она ведь не просто раздавила меня, эта старая песочница, она ещё , кажется, и перехватила себе моё недавнее единовластие! Ведь если я встану, то равновесие и благополучие мужика будет зависеть только от неё! Потому что только она будет хранить его уравновешенное состояние на скамье.

Впрочем! Так...так...так... Интересный нюансик! Даже два!, Нет - три! Оказывается, я еще кое- что да значу. Моя власть , если и поблекла, то всё-таки еще не потеряна вконец, она просто перешла в другое качество, более утончённое и тайное, а оттого еще более привлекательное.

Нюанс первый: пока я сижу, бабулька над мужиком не властна. (Вот тебе! Выходит, нет кого? Тебя! А? Хочешь - сиди, хочешь - вставай, а мужик - в безопасности, поскольку я его страхую Съела? Никто от тебя пока не зависит, гуляй себе, вставай, сиди до скончания века, никому от этого ни холодно ни жарко, пока я - здесь. Так что власть твоя - условна) Если не мне, то и никому. А мне даже и больше: пока я сижу, бабка - никто, просто бабулька, сидящая на скамейке.

Второй : если подумать, то я тебя, платформа ты столетняя, держу в руках. Ты, оказывается, у меня под ноготком, бабулечка. А вот почему: а ну, как мы с мужиком-то разом встанем! Увижу, что он встать собрался, да и тоже встану. Ну? Что с тобой будет? А земля-то мокрая... Что ,владычица, произойдёт? То-то, царица!

Ну, а третья особенность заключается в том, что у меня - так сказать, интеллектуально- информационное преимущество: я - думаю и знаю! А они - просто сидят себе на краю скамейки и автобуса дожидаешься.

Припасён у меня, похитительница моей власти, ещё и четвёртый штрих. Я, пожалуй, вроде и уступлю тебе, оставлю тебя один на один с мужиком, а сам даже встану, отойду даже в сторонку. Властвуй! Цени моё благородство. Ну? Теперь он от твоей милости зависит? А - нет! Ты

от него можешь получить тоже, что и он от тебя, вопрос только в том, кто раньше встанет!

Людей на остановке хоть и прибавилось, а садиться уже никто не спешит. Во- первых, нервничают уже, ходят, налево поглядывают: вот-вот автобус подойдет, поторопиться бы к двери, чтоб потом хоть и потолкаться, но забраться в автобус, не остаться на остановке после долгого ожидания, автобус-то не резиновый! Во-вторых, скамья мокроватая всё-таки. Я это теперь, сидя около получаса, всё явственнее чувствую...А в - третьих, давно уж проверено, что, когда места много, никто не спешит садиться. Это вот когда одно-единственное местечко остаётся, или, когда вся скамья занята, тогда обязательно кто-нибудь рядом ну просто с ног падает, так ему надо сесть. Ну, прямо- таки до того необходимо, что тут же начнет прощупывать сидящих прищуренными глазами, выискивая жертву посовестливее или помоложе, чтобы уж наверняка встать прямо напротив и сначала вздыхать, сопеть и постанывать,а потом и жаловаться усталым больным голосом на теперешнюю испорченную молодежь, которая сядет и сидит, словно и не замечает, ка человек мучается, стоя.

Ну а пока никто не хочет сопеть и жаловаться Вот и сидят: балоньевый мужик и “платформенная” бабулька Кто первый встанет, тот, оказывается, и был Властелином...

Из-за поворота показался автобус. Мужик забеспокоился, стал в своей тряпочной авоське тесемки отыскивать. Встать собирается. Дождался, значит, своего номера. А бабулька глянула на номер автобуса и...только поудобнее, поглубже уселась. Назревал один из нюансов. Вернее, - новый, о котором я ещё не подумал: мужик встанет - и тогда опять вся власть - у меня. Беспредельная власть над этой самой “царицей“ Снова: “захочу!” и... А земля-то мокрая, а лужи, а грязь...Вот она, -философия зависимости! Полный триумф получается.

Однако, не до триумфов мне теперь: автобус -то ,который уже подъехал, он ведь и мой тоже, оказывается! Не сидеть же мне, наслаждаясь философией, до следующего. Пора. Вот уже и толпа у дверей поубавилась, как-то всё-таки всосал её в себя автобус.

Ну! Держись, царица! Автобус уже пытается двери закрыть. Надо успеть.

“Встаю! Упадешь, гляди- земля-то мокрая, грязь - липкая... Руки- ноги...” - это я ей кричу уже почти что на подножке автобуса. Царица от неожиданности вздрогнула, ойкнула, руками всплеснула, покачнулась...

И выпрямилась. Вдогонку мне громко кричит , тоненько так, словно причитает: “Спасибо, милок, за заботу! А доску-то вчерась приколотил! Мой дед -то и при- ко- ло - ти-ии-ии....”

И прежде, чем вздувшийся автобус смог закрыть уже на ходу вторую половинку двери, я успеваю ещё увидеть, как спокойно и величественно восседает моя царственная бабка на мокрой скамье.

Это было утром. А сейчас три часа ночи. И, конечно, я не вылезу из-под одеяла. Только что удалось удобно улечься. И не стану писать. Да и - о чём? Не о чем.

Рассказ четвертый. КОРОВА.

Водка, она по- разному на людей действует . И не только в том смысле, что одни смеются и веселят

ся, другие плачут, третьи дерутся, - это дело известное. Тут важнее - другое: индивидуальность! Она

в подпитии разворачивается - во всей полноте. У меня приятель - скромнейший человек - до

того скромный, что к девушке своей ходит только опрокинув стаканчик - другой. А по трезвости - стесняется даже и подойти к ней. Она его как-то спрашивает: “Ты алкаш, что ли? Что-то я тебя

трезвым ни разу не видела!” Так он сначала даже обиделся, а потом удивился , что такая у

него подружка недогадливая. “ Что ж, - говорит,- по- твоему, я такой нахал, что вот так прямо взял -

и пришел к тебе ....с бухты-барахты ... трезвым?!” Вот какой стеснительный! Но когда хорошо выпьет

( не так, слегка, как перед свиданием, а по- настоящему, по -нашему, по - мужски) тут в нем теле

фономания проявляется: начинает звонить по самым разным номерам. При чем, обязательно начальственно- приказным тоном: “ А я велю- сделай! И никаких рассуждений!” Или: “Приказываю, значит - исполняй. И не рассуждать!” Потом на трезвую голову снова по тем же номерам звонит, - извиняется. Но это на другой день. А пока “нагруженный”, просто умирает, просто свет ему не мил,

если рядом нет телефона. Дома-то у него давно телефон отключили за неуплату. Так он дома

и не здорово закладывает, знает, что тогда он домашних своих просто со света сживет:

изведет всех придирками, пока не вытрясет все карманы у домочадцев, не позабирает

все монетки, которые можно в телефон- автомат

бросить... Но это ведь надо еще найти эту будку, где телефон исправно работает! А не найдет,

так и будет маяться, пока не протрезвеет. Мы такое дело знаем, так если у кого

собираемся, у которого тоже отключен,- заранее выясняем, где поблизости автомат работает,

а кроме того, набиваем загодя карманы монетками. По началу мы ему предлагал другой способ:

“Давай, не по телефону, а нам приказывай, мы, ладно, стерпим, просто внимание обращать не

будем” Так нет! Ему это оскорбительно! “Как это - не обращать внимания, для чего ж тогда

приказывать?!" Вот такая индивидуальность.

А то ещё есть такие, которых после третьей хорошей рюмки - осеняет. А проекты какие! Гени

альные по оригинальности! На трезвую голову ни в жизнь не придумать. Ну, к примеру, прорыть

подземный ход под дворец Мао Дзе Дуна. А? И ведь не просто так, все с расчетами, с чертежами

даже, импровизация - полнейшая, конечно, но очень конкретно и правдоподобно. Тут же, за стака

ном, разложит по полочкам свою идею, да так, что и убедит, будто это очень даже просто, и главное -

реально. Ну, хоть тут же вставай, и приступай к исполнению. Я так понаблюдал, поразмыслил раз

и пришёл к выводу, что фраза: “ А не послать ли нам ещё кого за следующей бутылочкой? “ - она,

точно , от “осенённых”! Решил, предложил, необходимость - налицо. Остаётся только немедленное

осуществление. Тем более, что это намного реальнее и проще, чем, скажем, растопить льды Арктики

и направить воду в пустыню Сахару. Потому и выполняется незамедлительно довольно часто. Это уж

потом поймешь, путём преодоления всяких неприятных последствий, как физического, так и мораль

ного характера, что уж лучше было бы прокопать или растопить... А сразу то после такого гениаль

ного “осенения”, кажется, что это именно то, что просто необходимо немедленно осуществить. Да

же порой завидно станет: “Ну, почему - он, а не я?! Ведь так просто, как всё гениальное!” Ну и тут

же, в целях самоутверждения начинаешь сам творить, вырабатывать оригинальнейшие идеи.

Меня однажды вот таким путем тоже - осенило. До чего же это окрыляет, когда мелькнет мысль,

ты ее тут же конкретно разовьёшь, выложишь до ясности и просветления - и твой проект принят ,

одобрен и тут же начинает реализовываться. Поистине: “мы рождены, чтоб сказку сделать былью”

Осенило меня в моём родном доме. (Где и стены помогают). Поехал я в отпуск к родителям в

деревню. Они как раз перестраиваться малость затеяли: новое крыльцо ставить. В деревне у нас

по вёснам речка разливается , поэтому фундаменты хат всегда подняты метра на полтора, а то

и больше. Потому, когда старое крыльцо разобрали и повыбросили прогнившие ступени, то вре

менно вместо них положили две новые доски от земли до порога. по ним и попадали в дом.

Ну, встретился с родителями, посидели, отметили, а утром мать с отцом в лесхоз отправи

лись за строй материалом. Я решил пока с друзьями детства , какие ещё остались в деревне,

посидеть, встречу отметить, отпуск все -таки, надо, чтоб всё, как у людей. Я поставил, дружки с со

бой принесли, посидели до вечера. Смеркаться стало, и дождичек накрапывает, небольшой, но по

всему видно, - промозглый. Гляжу в окошко - Зорька наша из стада воротилась, стоит во дворе, хоть

и под навесом, но мокрая вся и такая жалостная. Шевельнулась во мне жилка хозяйственная.

“Надо, - говорю, -корову с дождя убрать.” Вышли мы все во двор, кто покурить, кто просто

воздуха свежего глотнуть, а кто - и мне помочь.

Вспомнилось мне детство, и как Зорька телочкой была, а я её пас за домом на пустыре. А теперь

вот - старая она уже стала...И так мне её ещё жальче стало, так я её полюбил, кормилицу нашу,

просто душа заныла. Обнял я её, в морду мокрую поцеловал... Тут меня и осенило.

Холодно тебе, Зорюшка, в сарайке. Там, гляди, крыша протекает... Давай-ка , милая, я тебя в хату

заведу! Друзья мои деревенские почему-то как- то вроде засомневались

- А дождь кончится, можно тогда ее и в сарай отвести, - уверенно сказал я.

И стал ,как это обычно бывает, когда осеняет, далее развивать свою гуманную мысль:

- Корова , она кто? Друг человека! Кормилица семьи! От младенца до старика - она всякий

возраст человеческий ценнейшим продуктом обеспечивает. -

И для убедительности даже цифрами оперировать стал: сколько от коровы в год молока

добывается, да сколько это будет, если помножить этот год на среднестатистический возраст человека.

Потом перевел это на цистерны Получились прямо- таки - составы молока. Цифры - впечатляющие

Дружки мои уже совсем подобрели... А я все сыплю, сыплю! Голова - ясная, расчеты просто

космические. Устно, без всяких там бухгалтерских костяшек, без калькуляторов всяких - как по мас

лу! Кстати, и про масло просчитал и про творог. Чувствую, если и были сомневающиеся, то теперь

- воздержавщихся нет. И ! - Приступили.

Как мы её, голубушку, по этим двум досточкам в хату завели, до сих пор ума не приложу. Но -

завели! Факт! Зашла ещё как. А куда она денется, милая!

Поставили её на кухню, где и сами застолье своё справляли.. Тесновато, правда, стало. Не развер

нуться, ни нам, ни ей. Но мы её и не стали разворачивать, ни к чему нам. Потеснились чуток, картох

ей наварили. она ест, мы радуемся. Чувствуем себя настоящими людьми, сильными и добрыми

царями природы. За это дело и возликовали, выпили за идею, потом за её успешное осуществле

ние., потом- за гуманность человеческую, а затем уж, естественно, за них, за братьев наших мень

ших, а отдельно - за Зорек, Ночек, Звездочек и прочих парнокопытных. Замечательные тосты

повалили, как из рога изобилия: за детство наше , ушедшее безвозвратно, за дружбу нашу, вер

ную - до конца дней... И еще за что-то , не помню уже ...точно, но - что-то уж такое, за что не вы

пить - нельзя! Кое- кого постепенно на сон потянуло. Такая вот - индивидуальность. Двое - до

мой пошли, мол, поздно уже: детишки, жена, теща... Остались мы с моим самым закадычным

другом, с которым с детства босоного вместе всегда,- в лопухах да в крапиве, в речке

да в лесу ... Сидим - абсолютно трезвые. Петь захотелось, обнялись мы и очень душевно затянули

русскую народную “Уж как я ль мою коровушку люблю...” На два голоса.

Потом, помнится, раздвинул я ситцевые занавесочки в горошек, протер запотевшее оконце,

поглядел на улицу: звёзды, звезды...

- Дождик закончился,- мечтательно сказал я другу -

-Пора Зорьку - в сарай, - согласился тот.

Тут же и приступили. Только вот снова развернуть ее рогами к выходу нам никак не удавалось.

А задом она выходить отказывалась. Ни в какую!

- Знаешь?! А она права! - сказал друг,- ну, как тут выйти задом? Темно, доски - высокие, к тому же

гляди, подмокли, - скользкие!-

- Права ни права, а выходить надо. Давай еще раз попробуем. -

И уговаривали мы ее, и толкали, и картохами приманивали снизу, и за хвост тянули. Даже по

очереди на четвереньки вставали, показывали, что, мол, ничего страшного, можно преспокойно

и задом наперед спуститься . Нет. Не идет.

И опять меня осенило.

-Иди во двор, Сашка, - говорю, и так жалобно, жалобно теленочком помычи, тоненько так!

Она и пойдет - на теленочка! А я её тут сверху подстрахую. -

Сашка мычал, мычал . И все напрасно. не идет, проклятая, и все тут! Понравилось ей что ли у нас

на кухне?! Главное, один раз мы уже было совсем её на доски-то подтолкнули, но она вдруг как

взбрыкнет! Норов свой ,вишь, показала!

Умаялись мы с ней. Выпили с усталости ещё по одной для поддержания силы духа и бодрости.

И - снова за дело. Чего только не предпринимали, ни с места , коррова!

- Давай этих, спящих разбудим, пусть подсобят... - говорит Сашка.

Не удалось. Невезуха пошла, ну, просто - сплошная. Сидим. Думаем. Покурили, еще по одной

пропустили. Тут уже моего Сашку, друга по лопухам, “осенило”:

_Надо её из кухни - в комнату завести, там и развернем! -

Тут уж ни чертежей, ни цифр для убедительности не понадобилось. Хлопнул я себя по лбу:

“Почему не я!”

- Так ведь просто! -

Зорька в комнату пошла охотно. Развернули мы её очень даже запросто. Тут же подняли тост за

“Начало конца!”, на радостях-то...И вдруг... вдруг Сашка мой , ну, просто внезапно абсолютно, без

слов и без предупреждения - бух, как в лопухи, - на пол. И отрубился. Добила его эта непосильная

работа и осененное напряжение мысли. Упал он на половичок, уткнулся носом в белоснежный

кружевной подзор на родительской кровати ... и уснул. Сколько я его ни тряс, сколько ни совестил,

ни уговаривал, - никаких тебе! Откроет глаз, посмотрит на корову, на меня, странно

так головой тряхнет, словно с кем-то не соглашается или наваждение стряхнуть хочет, и опять

- в “отруб” Под конец я его всё-таки на ноги поставил: я, как выпью немного, - очень упорным

становлюсь. Поставил! Только Сашка никак понять не смог,. что я от него хочу. Держу я его на

весу почти и растолковываю, все с самого начала, про Зорьку, про дождик, про то, что надо кухню

освободить. Наконец он понял. И согласился: да надо её - в сарай!

-О-бяза- тельно!... и..., - он еще что-то хотел сказать, наверное, совет дать. Даже руку поднял,

да так с поднятой рукой и повалился на прежнее место. Совсем выдохся. И теперь уж -

окончательно. Перенапрягся !

Я тоже порядком устал с этой упрямой Зорькой, будь она не ладна.

Думаю: “ Вот отдышусь после разговора с Сашкой, посижу рядышком, на полу у кровати роди

тельской , положив голову на белый кружевной подзор..”.

Проснулся я утром. Всякий, кто хоть раз обмывал отпуск с друзьями детства в мужской , крепко

спаянной компании, тот меня поймёт. Голова! А желудок!...А во рту! Да что там- во рту - ладно!

А в хате что делается! Как в хлеву. Оно и понятно, раз корова рядом стоит всю ночь, да ещё карто

хами кормленная...

А на кухне , слышу, голоса, вернулись, значит, родители в родной свой дом.

Вот они уже и в комнату вошли. Отец взялся Зорьку выводить, а мать рядом со мной на корточки

присела, навоз засохший с меня отколупывает: “ Сынок, что случилось то ?” А я , убей, ничего не

помню.

Только через год, когда снова в деревню приехал в отпуск, так после третьей рюмки-то все и

припомнил. Видно, - осенило.

Рассказ пятый, документальный. СТРУДЛЬ ДЛЯ СВАДЬБЫ

Blog

Рассказ первый. " Хорошее дело"