Российский конституционализм 2-ой половины XVIII 1-ой четверти XIX вв в контексте развития западноевропейской правовой мысли
| Вид материала | Автореферат |
- Эволюция российского абсолютизма в контексте развития конституционных идей в России, 1049.08kb.
- Идея демократии в российской либеральной правовой мысли второй половины XIX первой, 684.09kb.
- Народоправие vs. Законоискуссники: риторика и право в россии XVIII-XIX, 168.23kb.
- А. Б. Каменский Примерная тематика письменных работ по курсу «Опыт модернизации России, 34.62kb.
- Российский государственный университет им., 5469.69kb.
- Служащее дворянство Орловской губернии второй половины XVIII первой половины XIX, 502.49kb.
- Тематическое планирование по литературе. 10 класс, 31.14kb.
- Идеи соотношения государства, права и нравственности в истории политической и правовой, 830.34kb.
- Жанр комической поэмы в русской литературе второй половины XVIII начала XIX вв.: генезис,, 872.49kb.
- Н. В. Молчановой Отклики в России на Декларацию независимости и Конституцию США в конце, 1185.27kb.
В результате были сделаны следующие выводы. Во-первых, в трех из четырех Конституций (1791, 1795, 1793 г.г.) четко прослеживается принцип верховенства прав и свобод человека и законодательной власти. Во всех трех Конституциях раздел о правах человека (Декларация прав и свобод) предшествует всем остальным разделам. Также обстоит дело и с ветвями власти. Раздел, регламентирующий деятельность законодательной власти, поставлен на 1-е место. К тому же он и количественно и качественно превосходит разделы об исполнительной и судебной власти. С точки зрения статистических показателей в процентном отношении это выглядит следующим образом. В Конституции 1791 г. законодательной власти посвящены 72 статьи из 207 (примерно 35% общего объема Конституции). В Конституции 1793 г. – 51 статья из 124 (примерно 41%), в Конституции 1795 г. – 115 статей из 377 (30,5%). Для сравнения исполнительной власти посвящено в Конституции 1791 г. 67 статей (32%), 1793 г. – 23 статьи (18%), 1795 г. – 70 статей (18,5%). Судебной власти посвящено в Конституции 1791 г. – 27 статей (13%), 1793 г. – 16 статей (13%), 1795 г. – 72 статьи (19%). Причем и качественное соотношение примерно такое же. В первых трех Конституциях у Парламента (не важно, под каким названием он фигурирует), имеются четкие контрольные функции над деятельностью исполнительных органов власти, полномочия которых сводятся лишь к исполнению законов, принятых Парламентом.
На этом фоне явным исключением выглядит Конституция 1799 г., отдающая приоритет (опять же и количественно и качественно) исполнительным органам власти. Процентное соотношение статей, посвященных законодательной, исполнительной и судебной власти, выглядит так: 14 статей из 95 (примерно 15%), 28 статей (29%) и 9 статей (9,5%) соответственно. С другой стороны, ничего удивительного в такой резкой смене ориентиров нет, так как Конституция 1799 г. была прикрытием режима военной диктатуры Первого консула (Наполеона Бонапарта).
Во-вторых, по форме государственного устройства во всех четырех Конституциях Франция остается унитарным государством с четким подчинением местных органов власти центральным. Причем контроль осуществляется, как со стороны исполнительных органов власти (в их структуру и входит местное управление), так и законодательных.
С формой правления дело обстоит значительно сложнее. По Конституции 1791 г. Франция является парламентской монархией английского типа (Англия явно была взята за образец), в которой полномочия короля были сведены к минимуму (фактически он был лишен даже права свободного передвижения по стране и выезда за границу). По Конституции 1793 г. Франция превращалась в парламентскую республику с полным преобладанием законодательной власти в лице однопалатного Национального Собрания. Высший орган исполнительной власти (Исполнительный Совет) находился под полным контролем Парламента и был лишен всякой самостоятельности. По Конституции 1795 г. Франция по-прежнему оставалась парламентской республикой, но центр тяжести власти начал смещаться в сторону исполнительной власти в лице Директории, полномочия которой по сравнению с Исполнительным Советом по Конституции 1793 г. значительно расширились. Изменилась и структура Парламента – он стал двухпалатным, что по мысли авторов Конституции должно было создать систему сдержек и противовесов и воспрепятствовать установлению новой диктатуры законодательной власти, наподобие Якобинского Конвента. Тем не менее, несмотря на ослабление функций Законодательного Корпуса, контроль за деятельностью исполнительных органов власти у него сохранился. Тем самым соотношение законодательной и исполнительной власти по Конституции 1795 г. стало более сбалансированным.
Наконец, в Конституции 1799 г. тенденция усиления исполнительной власти реализовалась в максимальной степени. У нового французского Парламента осталась только функция принятия законов и формальной ратификации международных договоров. Всех других функций он лишился, в т.ч. и права законодательной инициативы, не говоря уже о контроле за деятельностью исполнительной власти. Зато глава Правительства Первый консул приобрел полномочия, сопоставимые с полномочиями абсолютного монарха (только что Первый консул избирался, а абсолютный монарх получал власть по наследству, однако этот «недочет» вскоре был исправлен: в 1802 г. Наполеон был объявлен пожизненным консулом, а в 1804 г. – императором). Поэтому форму правления по Конституции 1799 г. довольно сложно определить: вроде бы ещё не монархия, но уже и не республика. Наиболее близкий современный аналог - это так называемая суперпрезидентская республика, в которой полномочия Президента на несколько порядков превышают полномочия других ветвей власти, а его действия фактически бесконтрольны.
В-третьих, в Конституциях 1790-х гг. очень интересно обстоит дело с избирательным правом. Здесь тоже обнаруживается своя тенденция. По Конституции 1791 г. был установлен достаточно высокий имущественный ценз, отсекавший примерно 1/3 потенциальных избирателей. В следующей Конституции 1793 г. имущественный ценз был отменен и введено всеобщее избирательное право для мужчин (правда, Конституция так и не вступила в действие, но, тем не менее, Конвент был избран именно на этой основе). Конституция 1795 г. отменила всеобщее избирательное право и восстановила имущественный ценз, практически полностью, повторив соответствующие положения Конституции 1791 г. Наконец, согласно Конституции 1799 г., вновь восстанавливается всеобщее избирательное право (как в Конституции 1793 г.), но в весьма специфической форме (избрание не конкретных депутатов в Парламент, а поэтапное составление 10% списков граждан на 3-х уровнях: коммунальном, департамента и общенациональном).
В-четвертых, во всех четырех Конституциях законодатели уделяют сравнительно небольшое внимание судебной власти: соответственно 13% (1791 г.), 13% (1793 г.), 19% (1795 г.) и 9,5% (1799 г.) общего объема Конституции. Как видим, несколько особняком стоит Конституция 1795 г, уделившая вопросам организации судебной власти несколько большее внимание. Но это и понятно, так как слишком свежи были впечатления от якобинского террора, когда революционные трибуналы полностью подменили деятельность нормальных судов. Видимо, подобная регламентация всех видов судопроизводства должна была, по замыслу авторов Конституции, предотвратить повторение эксцессов внесудебных расправ в период правления якобинцев.
Наконец, в-пятых, следует отметить весьма специфическое соотношение тенденций коллегиальности и авторитаризма. По сути, вся история политического и конституционного развития Франции 1790-х гг. – это история колебаний между этими двумя началами.
В результате новые государственные институты не прижились, монархическое, авторитарное начало вновь возобладало. По сути, это и есть главная тенденция развития французского конституционализма конца XVIII века. Тем не менее, сами попытки обуздать всевластие и произвол главы государства за счет внедрения принципа разделения властей были плодотворными и оказали огромное влияние на политическое и правовое развитие европейских стран, включая и Россию, в эпоху наполеоновских войн и, особенно, Реставрации.
В Главе V «Конституции европейских государств эпохи Реставрации: складывание системы дуалистических монархий как вариант выхода из государственно-правового кризиса», состоящей из 7 параграфов, проведен сравнительный анализ семи конституций эпохи Реставрации (обычно она датируется 1814-30гг.): Конституционной Хартии Франции 1814г., Конституции Швеции 1809г. (с изменениями 1814-1815), Конституции Норвегии 1814г., Конституции Бадена 1818г., Конституции Баварии 1818г., Конституции Португалии 1826г. и Конституции Царства Польского 1815г.87 Страны эти представляют разные регионы Европы, и поэтому сравнение их конституционных документов позволило выявить как общие тенденции развития конституционно-правовой мысли этого периода, так и региональные особенности, связанные со спецификой местной общественно-политической ситуации.
Кроме того, анализ этих Конституций важен еще и потому, что на их составление (особенно французской Конституционной Хартии) оказал значительное влияние лично Александр I. А этот важный факт выводит нас на ключевую проблему соотношения и степени взаимовлияния западноевропейского и российского конституционализма.
Характеристика и сравнение этих конституций проводятся по такому же плану, что и конституций революционной Франции 1790-х гг. В конце главы приводится сравнительная таблица, иллюстрирующая их структуру и количественное соотношение статей, посвященных разным ветвям власти.
В результате проведенного сравнительного анализа были отмечены следующие закономерности:
Во-первых, большинство из рассмотренных выше Конституций являются октроированными, т.е. дарованными свыше волей монарха. Соответственно источником государственной власти и суверенитета провозглашается монарх, а не народ. Исключение составляют Конституции скандинавских стран – Швеции 1809 г. и, особенно, Норвегии 1814 г.
Во-вторых, во всех семи Конституциях реализуется принцип разделения властей, что свидетельствует об использовании в качестве правовых источников Конституций Франции 1790-х и Конституции США 1787 г. Однако соотношение ветвей власти в большинстве Конституций эпохи Реставрации иное. Приоритет принадлежит исполнительной власти (во всех конституциях, кроме конституций Бадена и Португалии, разделы, посвященные исполнительной власти, предшествуют разделам, посвященным законодательной и судебной властям, что напоминает структуру Конституции Франции 1799 г.). При этом примечателен факт, что в шести случаях из семи (кроме конституции Норвегии) наблюдается количественный приоритет статей о законодательной власти. С точки зрения статистических показателей это выглядит следующим образом. В Конституции Франции 1814 г. законодательной власти посвящены 30 статей из 79, т.е. 39% текста (исполнительной власти – 18,5%), в Конституции Баварии 1818 г. – 50 статей из 122, т.е. 41% (исполнительной власти – 18%), в Конституции Бадена 1818 г. – 57 статей из 83, т.е. 68% (исполнительная власть оказалась вне сферы действия Конституции), в Конституции Швеции 1809 г. – 33 статьи из 114, т.е. 29% (исполнительной власти – 18%), в Конституции Норвегии 1814 г. – 37 статей из 112, т.е. 33% (исполнительной власти – 41%), в Конституции Царства Польского 1815 г. – 53 статьи из 165, т.е. 32% (исполнительной власти – 30%) и, наконец, в Конституции Португалии 1826 г. – 58 статей из 145, т.е. 40% (исполнительной власти – 32%).
В любом случае форму правления определяет не формальное, а фактическое соотношение ветвей власти, прежде всего, законодательной и исполнительной.
В-третьих, как и в случае с Конституциями Франции 1790-х гг. обращает на себя внимание небольшой удельный вес статей, посвященных судебной власти: соответственно 16% (Конституция Франции 1814 г.), 6% (Бавария), 16% (Швеция), 5,5% (Норвегия), 9% (Царство Польское), 10% (Португалия) общего объема Конституции. Но в любом случае повсеместно вводилась всесословная судебная система.
В-четвертых, в отличие от Конституций Франции 1791, 1793 и 1795 гг. во всех рассмотренных выше Конституциях эпохи Реставрации отсутствует Декларация прав и свобод человека в виде специального документа, предшествующего основному тексту Конституции. Уже одно это свидетельствует о неприоритетности раздела о правах и свободах личности для разработчиков этих Конституций.
В-пятых, почти во всех рассматриваемых выше Конституциях крайне слабое внимание уделяется вопросу о внесении изменений и пересмотра Конституции.
В-шестых, что касается вопроса о форме правления (его можно считать ключевым при характеристике Конституций), то, на наш взгляд, рассмотренные выше Конституции можно разделить на три группы. В первую группу следует включить Конституции скандинавских государств – Швеции и Норвегии. Соотношение законодательной и исполнительной власти, полномочий монарха и народного представительства, процедура принятия законопроектов свидетельствуют о наличии в Конституциях этих государств признаков конституционной парламентской монархии английского типа, причем в Норвегии – в чистом виде, в Швеции – близком к этому. Ко второй группе можно отнести Конституции Франции 1814 г., Царства Польского 1815 г. и германских государств – Бадена и Баварии 1818 г. В них преобладают признаки конституционной дуалистической монархии классического типа: монарх обладает всей полнотой исполнительной власти, назначает министров и единолично контролирует их деятельность; законодательная власть делится между монархом и местным парламентом, но полномочия первого намного превосходят полномочия второго. У Парламента, по сути, только одно серьезное полномочие – право совместно с монархом участвовать в принятии законов, а также право инициировать привлечение к уголовной ответственности высших должностных лиц исполнительной власти.
Наконец, к третьей группе можно отнести Конституцию Португалии 1826 г. Форму правления по этой Конституции можно определить как дуалистическую конституционную монархию с элементом парламентской монархии. В отличие от классической дуалистической монархии португальский парламент (Кортесы) имел право законодательной инициативы, а также право привлекать к уголовной ответственности министров и членов Госсовета фактически без санкции Короля.
Анализ текстов семи Конституций эпохи Реставрации позволяет сделать вывод, что они составлялись по определенным образцам. Своего рода «модельными» Конституциями, на которые ориентировались авторы всех последующих Конституций, являлись, на наш взгляд, две – Конституция Швеции 1809 г., которая в свою очередь ориентировалась на английскую политико-правовую систему, и Конституционная Хартия Франции 1814 г. Первая послужила образцом для разработчиков Конституции Норвегии 1814 г., а в будущем – Конституций Дании, Голландии, Бельгии. На вторую ориентировались авторы Конституций германских государств, Царства Польского и Португалии.
Но при этом ни в коем случае нельзя считать, что все последующие Конституции европейских государств были всего лишь копией двух «модельных» Конституций. Наоборот, в каждой из них помимо общей конструкции системы государственной власти, присущей тому или иному «модельному» типу, присутствовали самобытные черты, исходившие из местной политической и правовой ситуации и позволяющие говорить о региональных и даже национальных особенностях конституционного развития.
Таким образом, анализ Конституций эпохи Реставрации позволяет сделать вывод о наличии двух моделей послереволюционного развития европейских государств: дуалистической или парламентской монархии. Выбор той или иной модели зависел от конкретной политической ситуации, исторических традиций и специфики социальной структуры в данном государстве, наконец, от степени политической активности населения. Поэтому в рамках этих двух моделей каждая из рассмотренных выше конституций обладает неповторимой индивидуальностью. Никакого слепого копирования «чужих» норм не происходило. Опыт предшествовавших Конституций, бесспорно, учитывался и использовался, но через обязательное преломление сквозь национально-региональную специфику. Уже, исходя только из этого наблюдения, можно предположить, что и в случае с Российской империей можно ожидать нечто подобное.
Кроме того, следует отметить, что правительственный конституционализм эпохи Реставрации был, во-первых, прямым следствием Великой Французской революции и наполеоновских войн и, во-вторых, стал одним из путей выхода из кризиса традиционных абсолютных монархий. Вариант этот в отличие от «просвещенного абсолютизма» и «просвещенного деспотизма» был вынужденным. Монархам уже не принадлежала инициатива в проведении преобразований, теперь они шли за событиями, подстраиваясь под них. Правительственный конституционализм, вне всякого сомнения, представлял собой явную уступку монархов новому уровню политического, социально-экономического и духовно-культурного развития общества. В идеологическом плане он являлся своеобразным гибридом концепции «истинной монархии» Вольтера и теории разделения властей Монтескье. Основная цель этой политики – предотвращение новых революционных потрясений, обеспечение социального мира и стабильности в государстве (именно эта цель заявлена как основная в преамбулах в большинстве Конституций), а в конечном итоге – сохранение собственной власти, пусть даже и в урезанном виде. Разница заключалась только в размере этих уступок, а это в свою очередь зависело от конкретной ситуации в данном государстве. Но в любом случае, конституционализм стал реальной альтернативой революционному способу изменений, а с другой стороны, объективно способствовал сохранению монархической формы правления в модернизированном виде и стабилизации, пусть и временной, общественно-политической ситуации в Европе.
Глава VI «Конституционные тенденции во внутренней политике России 2-ой половины XVIII – 1-ой четверти XIX вв.» посвящена анализу основных направлений эволюции российского абсолютизма и приспособления к изменениям в Европе под влиянием событий Великой Французской революции.
В параграфе первом «Просвещенный абсолютизм» Екатерины II и развитие конституционных идей в России во 2-ой половине XVIII в.» присутствуют две сюжетные линии. С одной стороны, рассматривается политика «просвещенного абсолютизма» Екатерины II, проводившаяся с 1762 по 1789 гг. и ставшая первым, опробованным в России, вариантом преодоления наметившегося кризиса абсолютизма. С другой стороны, исследуется зарождение и становление конституционных идей в России. Особое внимание уделяется реформам Петра I, некоторые из которых (Указ о престолонаследии 1722 г., насильственное насаждение «сверху» западноевропейского образования и образа жизни среди дворян) создали благодатную почву для появления в России после его смерти идей аристократического конституционализма, первым опытом реализации которых стали «кондиции» верховников 1730 г.88 Несмотря на неудачу замысла верховников и последовавшие затем годы репрессивного режима Э.Бирона, русское дворянство и, прежде всего, его аристократическая, наиболее образованная часть окончательно подошла к осознанию собственных прав, в том числе и права участвовать в управлении государством. Проекты А.П. Волынского и П.И. Шувалова лишь подтверждают это89. отмечается, что идеи Просвещения и конституционализма не только проникают в среду русского дворянства, но и начинают активно использоваться некоторыми деятелями правительственных кругов в особенности это явление обнаруживается с приходом к власти Екатерины II. Чтобы завоевать популярность дворянства и окончательно закрепиться на престоле, ей необходимо было использовать популярные идеи, которые бы удовлетворили по возможности широкие слои дворянства. А так как в европейском общественном мнении большой известностью пользовались идеи Просвещения, и многие монархи пытались поставить их на службу государству, то и Екатерина также воспользовалась этими же средствами, стремясь завоевать престиж и популярность в России и в Европе.
В целом «просвещенный абсолютизм» Екатерины II повторял в общих чертах политику европейских «просвещенных» монархов того времени, но с одним существенным отличием – решением вопроса о крепостном праве. Екатерина II не только его не ограничила, но, наоборот, еще больше ужесточила, фактически превратив крепостных в рабов. Парадокс этот объясняется обстоятельствами прихода Екатерины II к власти в результате дворцового переворота. Оказавшись в зависимости от дворянства, она была вынуждена расплачиваться с ними, предоставляя все новые привилегии, в том числе и за счет крестьян. Намерение же Екатерины отгородиться от поползновений аристократии усиленным ею бюрократическим аппаратом привело к другому противоречию. С одной стороны, усиливалась зависимость императорской власти от этого аппарата, а с другой – на наиболее важные посты пришлось назначать представителей все той же аристократии (ведь это были самые образованные люди того времени). Попытка же выйти из положения путем введения правления наиболее способных (с точки зрения императрицы, разумеется) людей, лично ей преданных (политика фаворитизма), привела к росту недовольства дворян, распространению среди них конституционных взглядов.
Наиболее яркими проявлениями политики «просвещенного абсолютизма» были созыв в 1767 году Уложенной Комиссии для составления нового свода законов и написания специального Наказа этой Комиссии, а также разработка проектов реформы судопроизводства и Сената90, предполагавшая превратить Сенат в главный судебный орган страны. И хотя сама реформа так и осталась проектом, но идея Екатерины II о реформировании Сената привела к тому, что практически все русские конституционалисты последней трети XVIII-начала XIX вв. вплоть до М.М. Сперанского видели именно в Сенате не только судебный, но и представительный орган, который ограничивал бы самодержавие.
Именно в таком качестве фигурирует Сенат в конституционном проекте Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина 1773-74 гг.91, который является важной вехой в развитии русского конституционализма второй половины XVIII века.
Оценивая проект Н.И.Панина, нельзя не отметить его относительную новизну по сравнению с предшествовавшими ему проектами. Выражается эта новизна, прежде всего, в том, что согласно проекту, предполагалось предоставить политические права не только группировке высшей аристократии, но и широким слоям дворянства, а включение в состав фундаментальных законов принципа равенства всех перед законом и права на собственность всех сословий независимо от происхождения, вообще являлось весьма радикальным по характеру требованием.
Конституционные проекты Н.И.Панина особенно важны ещё и потому, что верхи дворянства в своем соперничестве с самодержавием за обладание политической властью широко использовали идеи аристократического конституционализма. Но их сторонникам не хватало идеологического обоснования правомерности использования этих идей. Необходимо было облечь эти идеи в некую философскую форму. И такая форма была найдена. Ею стала идеология Просвещения, вернее отдельные её элементы. И именно Н.И.Панин в своем втором конституционном проекте первым из российских государственных деятелей начинает широко использовать идеи Просвещения для обоснования необходимости ограничения самодержавной власти.
Все это дает основание считать конституционный проект Н.И. Панина -Д.И.Фонвизина началом нового дворянско-просветительского этапа развития конституционализма в России. Дальнейшее развитие этой тенденции получило в конституционных проектах первой четверти XIX века, но этому предшествовало кратковременное царствование Павла I, вокруг которого до сих пор ведутся дискуссии.
В параграфе втором «Просвещенный деспотизм» Павла I и конституционные проекты участников антипавловского заговора» рассматривается еще один вариант эволюции российского абсолютизма, нашедший отражение во внутренней политике Павла I. Подробно анализируются причины крайней противоречивости внутренней и внешней политике Павла I, а также причины изменения его мировоззрения к моменту вступления на престол: от приверженности умеренным идеям Просвещения92 (под влиянием его воспитателя Н.И. Панина) до «деспотического абсолютизма».
Подобная политика настолько напоминает мероприятия Иосифа II в Австрии, что позволяет с полным основанием назвать ее «русским вариантом» «просвещенного деспотизма».
Однако, стремление в буквальном смысле возродить курс Петра I на достижение «общего блага», сопряженное с наступлением на дворянские привилегии, привело на практике к резкому осознанию дворянством своих прав, на которые посягнул император, а это привело в свою очередь к новому всплеску «верховнических настроений», выразившихся в конституционных проектах участников антипавловского заговора.
По воспоминаниям современников, центральное место в планах заговорщиков занимал Сенат, который должен был избрать Регентский Совет и фактически управлять всеми делами государства93. О том же пишет в своих мемуарах М.А. Фонвизин: «Панин и Пален хотели заставить Александра в первую минуту утвердить конституционный акт своей подписью, при этом видимо был использован проект дяди Н.П. Панина: политические права одному дворянству, выборность Сената и местных учреждений»94.
Александр, несомненно, знал о подобных планах заговорщиков. Опасаясь оказаться игрушкой в руках заговорщиков или гвардии, он занял двойственную позицию. Александр отказался подписывать аристократический конституционный акт, ссылаясь на возможное недовольство гвардии, но и не воспользовался силами последней для устранения заговорщиков.
Таким образом, «просвещенный абсолютизм» Екатерины II и «просвещенный деспотизм» Павла I не решили всех проблем, стоявших перед страной. С точки зрения пришедшего к власти Александра I, кризисные явления полностью преодолены не были. Наличие крепостного права создавало взрывоопасную ситуацию, которая усугублялась последствиями непродуманной политики Павла I, вызвавшей хаос в управлении, крайнее недовольство дворян и рост среди них ограничительных настроений. Для решения этих сложных проблем требовались новые подходы и методы, поисками которых и занялся молодой император.
В параграфе третьем «Правительственный конституционализм в 1-ой четверти XIX в. в контексте эволюции российского абсолютизма» анализируется внутриполитический курс Александра I в контексте поисков путей реформирования российского абсолютизма. На формирование этого курса значительное влияние оказали личные политические взгляды Александра I, близкие к доктрине умеренного конституционализма95. Не удовлетворенный результатами политики своих предшественников, Александр I решил провести серьезные преобразования, как государственного строя, так и социальных отношений. Следствием этого стала разработка конституционных проектов, а также проектов постепенной отмены крепостного права.
Первым из них стал проект «Жалованной Грамоты российскому народу», намеченной к коронации в сентябре 1801 г. В ней предполагалось закрепить основные права и обязанности сословиям по образцу «Жалованных грамот» дворянству и городам 1785 года. При этом в новой Жалованной Грамоте впервые в истории страны предполагалось определить правовой статус крестьян, в том числе и крепостных.
Далее в диссертации раскрывается ход работы над проектом «Жалованной Грамоты», дается подробный текстологический анализ основных редакций документа: первоначальной редакции в 20 статей А.Р. Воронцова96, 28 статейного проекта со значительными изменениями после обсуждения в Негласном Комитете 15 и 23 июля 1801 года97, редакции в 25 статей после завершения дискуссий в Негласном Комитете 12 августа 1801 года98 и заключительной редакции в 26 статей99, которую и предполагалось огласить во время коронации 15 сентября 1801 года. При этом автор приходит к выводу, что общий замысел окончательного варианта «Грамоты» заключался в том, что дворянство, а в перспективе и все имущее население империи, должно было получить политические права, а значит, возможность избирать и быть избранными в Сенат, который аристократическая оппозиция до последнего времени считала своей неделимой вотчиной. В результате, большинство в Сенате принадлежало бы дворянству, через которое император и «молодые друзья» надеялись проводить задуманные реформы без препятствий.
Окончательный вариант «Грамоты» являлся, по сути, проектом введения к Конституции, сходной по форме с термидорианской Декларацией прав. Сами авторы проекта «Грамоты», видимо, использовали ее в качестве одного из источников, хотя прямых доказательств этого нет.
Кроме того, автором анализируются причины отказа от опубликования проекта «Жалованной Грамоты», главная из которых – опасение Александра I, что дворянское большинство в Сенате, получив политические права, не пойдет за императором в проведении невыгодных для них реформ, прежде всего в крестьянском вопросе100.
Несмотря на неудачу с изданием «Жалованной Грамоты российскому народу» 1801 г., принципы, заложенные в ней оказали огромное влияние на разработку последующих конституционных проектов – проекта реформирования органов исполнительной власти А. Чарторижского 1802 г.101, проекта М.М. Сперанского 1809 г.102, «Уставной Грамоты Российской империи» 1818-1820 гг.103 Все они подробно анализируются с приведением схем структуры законодательной, исполнительной и судебной власти. При этом проводится сравнение с соответствующими зарубежными аналогами. Особое внимание уделяется анализу «Уставной Грамоты Российской империи» 1818-1820 гг., которая стала своеобразной квитэссенцией, финальным аккордом всей политики правительственного конституционализма Александра I.
Оценивая Уставную грамоту, нельзя не отметить ее схожесть с западноевропейскими Конституциями этого времени. По структуре государственной власти наибольшее сходство прослеживается с Конституциями Франции 1814 г., Польши 1815 г., Баварии и Бадена 1818 г. (то же равенство палат, отсутствие права законодательной инициативы у парламента, наличие права абсолютного вето и роспуска нижней палаты у монарха). Как и в этих государствах, Россия, согласно Уставной Грамоте, должна была стать конституционной дуалистической монархией с огромными полномочиями императора во всех ветвях власти, но без права единоличного принятия законов. В сфере избирательного права Уставная грамота ближе к германским конституциям и к конституции Польши 1815 г., в которых буржуазный принцип имущественного ценза соединен с элементами сословности. Отличия от этих конституций крайне незначительны и заключаются лишь в отдельных нюансах. При этом принцип многоступенчатости выборов, как и в проекте М.М.Сперанского, явно восходит к наполеоновской конституции Франции 1799 г.
Таким образом, Уставная грамота 1818 г. – типичный образец умеренно-либеральной Конституции европейской модели, вобравший в себя все достижения и опыт мировой конституционной мысли начала XIX в. Но при этом Уставная Грамота была абсолютно самостоятельным документом с учетом чисто российской специфики. Ни о каком слепом подражании западноевропейскому конституционализму говорить не приходится. Да, заимствования (в основном смысловые) были, но они носили творческий характер применительно к конкретным российским условиям. Некоторые же моменты были вообще новыми, не имевшими аналогов в западноевропейских конституциях. Речь идет, прежде всего, о структуре местного управления, введения в него элементов федерации. Данные выводы проиллюстрированы в сводной сравнительной таблице Конституций Франции 1790-х г.г., Конституций европейских стран эпохи Реставрации и Уставной Грамоты Российской империи 1818-20 гг.
В параграфе четвертом «Попытки решения крестьянского вопроса в 1-ой четверти XIX в.» отмечается, что вопрос о введении в России конституции был тесно увязан с решением вопроса о дальнейшем существовании крепостного права. Для разработчиков конституционных проектов 1-ой четверти XIX в., включая и самого Александра I, было очевидно, что пока в стране сохраняется крепостное право, конституция теряет всякий смысл, так как большая часть населения просто не сможет воспользоваться теми правами, которые записаны в соответствующем разделе конституционного документа. Этим и объясняется особая активность реформаторов в деле решения крестьянского вопроса параллельно с разработкой конституционных проектов.
В 1801-04 гг. было предложено два альтернативных варианта решения крестьянского вопроса: принцип освобождения за выкуп и с землей и безземельное освобождение. В основе и того и другого лежали принципы постепенности и добровольности. При этом просматривается следующая тенденция в развитии законодательства по крестьянскому вопросу: от уничтожения наиболее рабовладельческих черт крепостничества (рескрипт 28 мая 1801г.) к разрешению приобретать землю недворянам, кроме крепостных (указ 12 декабря 1801г. - промежуточный этап) и распространению этого права стать частными собственниками и на крепостных (указ 20 февраля 1803г.).
Далее анализируются более поздние проекты крестьянской реформы, например проект П.Д. Киселева 1816 г., проект А.А. Аракчеева 1817 г., проект Д.А. Гурьева и М.А. Болугьянского 1818 г., свидетельствующие о серьезности намерений Александра I в деле реформирования крепостнических отношений.104
Таким образом, попытки решения крестьянского вопроса на протяжении 1801-20 гг. предпринимались неоднократно, но успеха не имели и дальнейшего развития не получили. Причины неудачи те же, что и у политических реформ. В 1820 г. началась новая революционная волна в Европе и в этой обстановке Александр прекратил всякие попытки реформ, посчитав их делом неразумным и попросту самоубийственным для устоев государства
В Главе VII «Конституционные тенденции во внешней политике России 2-ой половины XVIII – 1-ой четверти XIX вв.» подробно освещаются изменения направленности внешнеполитического курса российского правительства под влиянием событий Великой Французской революции. Особое внимание уделяется использованию доктрины конституционализма при формировании внешнеполитического курса России указанного периода, нашедшее отражение, прежде всего, в политике на Ионических островах в 1799 – 1807 гг. и политике «конституционной дипломатии», активно проводившейся при непосредственном участии Александра I в освобожденных от власти Наполеона европейских государствах в период Реставрации в 1814 – 1820 гг.
В параграфе первом «Политика «приспособления» к изменениям в Европе при Екатерине II и Павле I» дается анализ причин изменения внешнеполитического курса и делается вывод, что на процесс формирования нового внутриполитического курса значительное влияние оказала международная обстановка в Европе на рубеже XVIII-XIX вв., и, прежде всего, последствия Великой Французской революции.
При общем отрицательном отношении к революции российский правящий режим, начиная с Екатерины II, пришел к выводу, что полное восстановление дореволюционных порядков невозможно105. И Екатерина II, и Павел I выступали за восстановление монархической формы правления безотносительно к личности монарха, соглашаясь при этом оставить в силе ряд реформ, проведенных революционными правительствами, в том числе и новую форму правления. Кроме того, оба монарха считали, что для предотвращения угрозы революции в России необходимо проведение своевременных реформ.
Таким образом, можно говорить о закономерности перехода правительства Александра I к политике конституционных реформ. Новый внутриполитический и внешнеполитический курс Александра I несомненно исходил из ряда предпосылок, возникших в правления Екатерины II и Павла I, был продиктован международной ситуацией в послереволюционной Европе и явился одной из возможных альтернатив политического развития страны.
В параграфе втором «Конституционный опыт» на Ионических островах в 1799 – 1807 гг.» указывается, что помимо Французской революции, теоретического осмысления ее причин и последствий, большое значение имела политика России на Ионических островах106. «Временный план» адмирала Ушакова, пусть полностью и нереализованный, явился едва ли не первой попыткой претворения в жизнь на официальном уровне конституционных идей. Попытка эта была признана вполне успешной, т.к. в ходе реализации этого проекта удалось значительно усилить влияние России в регионе и заручиться поддержкой населения не только при помощи военных средств. Подробно рассматривается Конституции Ионических островов 1803 и 1806 гг.107, делается вывод, что Ионические острова стали своеобразным полигоном, на котором проходили проверку принципы зарождавшегося нового внешнеполитического курса России, позднее получившего название политики «конституционной дипломатии».
В параграфе третьем «Политика «конституционной дипломатии» в 1814 – 1820 гг.» отмечается, что принципы, заложенные в конституционных проектах 1-ой четверти XIX в. нашли прямое отражение во внешнеполитическом курсе Российской империи этого периода, особенно в политике «конституционной дипломатии» 1814-20 гг. При этом автор отмечается особую роль в формировании этого курса на приспособление к новой обстановке в Европе замечательного дипломата графа И. Каподистрия. Анализируется политика России в Царстве Польском и Финляндии108 и делается вывод о большом сходстве этих конституций с проектами М.М. Сперанского и Уставной Грамоты 1818-20 гг.
В Заключении обобщаются важнейшие выводы, к которым автор пришел в процессе исследования.
Конституционализм представляет собой особое политическое течение, возникшее в результате борьбы различных общественных сил за ограничение абсолютной власти монарха фундаментальными законами (Конституцией), обязательными для исполнения всеми гражданами и органами власти, в том числе и монархом. В зависимости от содержания выдвигаемых требований и социального состава участников можно выделить следующие типы и основные этапы развития конституционализма: аристократический (господствовал в Европе с XIII до сер. XVIII вв.), дворянско-просветительский (с сер. XVIII по сер. XIX вв.), буржуазно-демократический (с сер. XIX в.).
Конституционализм тесно связан с такими течениями общественной мысли как либерализм, идеология Просвещения и масонство. С либерализмом он соотносится как часть и целое. Конституционализм – это политико-правовая часть либеральной идеологии, причем аристократический конституционализм к либерализму не относится. Идеология Просвещения является главным источником конституционализма в его классической форме, своего рода его философским обоснованием. С масонством конституционализм роднят многие идейные принципы и терминология (само понятие Конституции, представление о правах и свободах личности зародились в масонских ложах), персональный состав участников. Кроме того, масонские ложи в странах с абсолютистским режимом часто использовались в качестве организационной формы оппозиционной деятельности, включая и борьбу за введение Конституции, народного представительства, прав и свобод человека.
Автор приходит к выводу, что конституционные идеи в России начали развиваться позже, чем в Западной Европе, однако прошли те же этапы в своем развитии: от аристократического до дворянско-просветительского и буржуазно-демократического конституционализма. Водоразделом между двумя первыми этапами стал конституционный проект Н.И. Панина – Д.И. Фонвизина и некоторые стороны законотворческой деятельности Павла I.
В XVII – 1-ой половине XVIII вв. в большинстве стран Европы, включая Россию, господствовавшей формой правления была абсолютная монархия. Однако с сер. XVIII в. в силу целого ряда причин начался всеобъемлющий структурный кризис традиционных абсолютистских режимов. В диссертации делается вывод о наличии четырех вариантов выхода из кризиса традиционных монархий: «просвещенный абсолютизм», «просвещенный деспотизм», правительственный конституционализм и революционный вариант.
По мнению автора, в первых двух вариантах инициатива в проведении преобразований всецело принадлежала монарху. В обоих случаях цель была одна - сохранить монархический строй и предотвратить возможные революционные потрясения в будущем. Разница заключалась в темпах преобразований и социальной опоре реформ. При «жестком» варианте реформирования («просвещенный деспотизм») монарх опирался не столько на корпоративное дворянство, сколько на просвещенную бюрократию. При этом иногда правящий режим не останавливался перед прямым попранием дворянских привилегий, если они противоречили (в понимании монарха, конечно) общегосударственным интересам. Наиболее ярким примером является политика Иосифа II в Австрии. В случае промедления с реформами возникала опасность наступления самого радикального варианта выхода из государственно - правового кризиса – революционного, что и произошло во Франции в 1789 г. В ходе Великой Французской буржуазной революции сменили друг друга четыре конституции (1791, 93, 95 и 99гг), оказавшие, как и Американская Конституция 1787г., огромное влияние на политические и правовое развитие европейских государств последующего периода, включая и Россию (правовое закрепление прав и свобод человека, реализация принципа разделения властей и т.д.).
Под влиянием конституционного развития Франции в 1790-х гг., а также положительного и отрицательного опыта преобразований «сверху» в вариантах «просвещенного абсолютизма» и «просвещенного деспотизма» в начале XIX века возник еще один вариант эволюции традиционных абсолютных монархий - конституционный. В отличие от вышеупомянутых вариантов инициатива в проведении реформ уже не принадлежала всецело монарху. Политические реформы, в т.ч. и издание Конституции, проводились во многом вынужденно, под давлением общественного мнения и политических обстоятельств. Особенно активно правительственный конституционализм использовался в европейских государствах в период Реставрации (1814-20гг). Результатом применения этой доктрины на практике стала эволюция абсолютной монархии в особый тип ограниченной конституционной монархии - дуалистическую монархию, при которой власть монарха ограничивалась минимальной степени- он всего лишь терял право единолично принимать законы, теперь он это делал совместно с народным представительством. Фактически же у монарха оставалась, вся полнота исполнительной власти, большая часть законодательных полномочий (право абсолютного вето, законодательной инициативы, роспуска выборной части Парламента), контроль над деятельностью судебной власти. Подобная структура государственного управления была реализована в Конституциях Франции 1814г., Царства Польского 1815 г., Бадена и Баварии 1818г., Португалии 1826г., и др. Проведенные преобразования в правовой сфере, фактически сохранившие всю полноту власти в руках монарха, позволили бывшим абсолютистским режимам просуществовать в несколько трансформированном виде до середины XIX в.
В диссертации отмечается, что в России абсолютистский режим прошел примерно те же стадии развития, что и в Западной Европе. Отличие заключалось в том, что эти стадии оказались как бы сжатыми во времени. Поэтому промежуток между окончанием оформления абсолютизма (начало XVIII в.) и началом появления кризисных явлений (вторая половина XVIII в.) оказался очень небольшим. Во второй половине XVIII - начале XIX вв. в России были предприняты попытки реализации всех возможных вариантов выхода из государственно-правового кризиса, кроме революционного. Вариант «просвещенного абсолютизма» был реализован во время правления Екатерины II (с некоторыми отличиями от классического европейского варианта, прежде всего, в решении крестьянского вопроса). Вариант «просвещенного деспотизма» связан с именем Павла I, но его реализация натолкнулась на активное сопротивление дворянства и закончилась весьма плачевно для его инициатора. Император Павел I, в целом являясь сторонником принципов Просвещения, разработал особую систему, которую условно можно назвать «просвещенным деспотизмом» – разновидностью «просвещенного абсолютизма». Сущность ее и главная идея заключалась в том, что перед императором все сословия равны и имеют одинаковые права. Павел отказался от всякой мысли о введении представительных учреждений, считая их вредными и противоречащими идее «общего блага». Все должно быть подчинено идее служения государству без всяких уступок и сословных привилегий – таков был главный принцип царствования Павла I. И именно он, император, руководствуясь идеями общего блага и Просвещения, должен принять такие меры, которые бы предотвратили появление предпосылок для революции, подобной французской. Развивая этот принцип, Павел реализовывал идею сверхцентрализации управления. Павел I, ликвидировав ряд дворянских привилегий и проявив крайнее непостоянство и непоследовательность в сословной политике и подборе чиновников, вызвал крайнее недовольство аристократической верхушки дворянства, что и привело к дворцовому перевороту 11 марта 1801 года.
Пришедший к власти Александр I столкнулся с теми же проблемами, что и его отец. Главную из этих проблем новый император, напуганный революционными событиями в Европе, видел в том, как и каким образом избежать повторения их в России. Тем более, что в России сохранялось крепостное право в самых крайних его проявлениях. Александр I считал, что опасность повторения французских событий велика, поэтому необходимо разрядить напряженность.
Александру I досталось очень сложное наследство. Кризисные явления не только не были преодолены, но еще и осложнились необходимостью ликвидировать негативные последствия правления Павла 1 (дезорганизация управления, стремление части дворянства ограничить власть монарха фундаментальными законами и предотвратить деспотические злоупотребления властью в будущем).
Реформы Александра I в 1801-20 гг., по мнению автора, представляли нечто среднее между первым и вторым вариантами выхода из кризиса абсолютных монархий. С одной стороны, в силу особенностей своего характера, Александр I стремился к мягким умеренным преобразованиям без резких рывков, с сохранением привилегий дворянства постепенным подтягиванием к нему по правовому положению низших сословий. С другой стороны, Александр I, не отказываясь от принципа постепенности реформ, был готов пойти на серьезные изменения существующего строя (введение Конституции и отмены крепостного права).
При этом можно выделить следующие особенности реформ Александра I.
Во-первых, преобладали субъективные причины реформ (личные взгляды императора и его ближайшего окружения), объективных причин (типа экономического или внешнеполитического кризиса) почти не было (кроме влияния событий Французской революции), что изначально ставило успех задуманных реформ под сомнение. Во-вторых, вопрос о введении Конституции был тесно увязан с вопросом о крепостном праве, что крайне усложняло разработку и проведение политических реформ. В-третьих, специфика социальной структуры российского общества того времени (полное экономическое преобладание дворянства и его отрицательное отношение к возможной отмене крепостного права) крайне сковывала действия правительства в конституционном вопросе.
По мнению автора, Александр I искреннее стремился провести серьезные реформы во всех сферах жизни, воспользовавшись доктриной конституционализма. При этом был использован конституционный опыт зарубежных стран, включая даже революционную Францию. Конституционная альтернатива была вполне реальна и нашла отражение в ряде мероприятий как внутренней (проект Жалованной Грамоты российскому народу 1801г., конституционный проект Сперанского 1809г., Уставная грамота Российской империи 1818-20гг, проекты постепенной отмены крепостного права), так и внешней политики (Конституции Ионических островов, политика «конституционной дипломатии» 1814-20гг.). При этом прослеживается четкая взаимосвязь и взаимовлияние между конституционными проектами 1-ой четверти XIX в. и конституциями европейских государств того времени. Более того, многие Конституции эпохи Реставрации разрабатывались по инициативе и прямом участии Александра I и его ближайшего окружения (например, Конституционные Хартии Франции 1814г. и Царства Польского 1815г.) Однако, в силу ряда причин конституционная альтернатива в самой России оказалась нереализованной.
Причины неудачи конституционной альтернативы при Александре I были следующими:
- Отсутствие широкой социальной базы реформ; основная часть дворянства реформаторские попытки Александра I не поддержала (особенно в крестьянском вопросе);
- Вполне обоснованные опасения Александра I, продиктованные спецификой социальной структуры российского общества, что в случае введения Конституции подавляющее большинство в российском Парламенте получат представители крепостнически настроенного дворянства, которые не позволяет провести ни одной реформы, затрагивающей крепостное право. Получилось, что в специфических условиях России то, что мыслилось как огромное благо (Конституция, народное представительство), могло принести огромный вред и окончательно законсервировать крепостное право;
- Субъективный фактор, т.е. личные особенности Александра I, который был не очень решительным, склонным к колебаниям человеком. И чем больше он колебался, тем менее был уверен в правильности выбранного курса.
- Революции в 1820-21 гг. в ряде стран Европы, которые показали, что умеренные Конституции не могут полностью предотвратить возможность революций.
Наверное, шанс реализовывать конституционную альтернативу в первой четверти XIX в. все-таки был. Но для этого нужен был лидер уровня и с характером Петра I, который всегда доводил задуманное до конца, корректируя по ходу негативные моменты. Но Александр I не обладал петровским характером и энергией. Боязнь навредить стране и будущим поколениям, понимание того, что то, что хорошо на Западе, в России не работает и может привести к противоположным последствиям (Конституция, Парламент) перевесили все остальное. Риск показался Александру I слишком большим и ни один конституционный проект не был реализован. Исторический шанс изменить направление развития страны в лучшую сторону был упущен.