О дрессировке животных и людей

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 30

допускали законы гидродинамики и предполагаемая мощность дельфинов. Однако

Том Лэнг высчитал, что на коротких расстояниях дельфины способны развивать

большую мощность, чем люди и лошади, на показатели которых опирались прежние

оценки. Максимальный расход энергии приводит к кислородному голоданию мышц;

вы сжигаете все запасы своего топлива и немного сверх того,

а затем должны отдыхать для их пополнения, как отдыхали и наши

дельфины. Однако у дельфина кислородное голодание наступает позже, чем у

наземных животных; сердце дельфина пропорционально весу тела вдвое больше

человеческого, объем крови у него больше и процент гемоглобина - вещества,

несущего кислород в клетках крови, - тоже выше. Том высчитал, что так

называемые морские свиньи, роды Phocoena и Phocoenoides, у которых сердце

относительно веса тела вчетверо больше, чем у наземных животных, а объем

крови вдвое больше, вероятно, способны плыть быстрее, чем даже наши кико,

хотя тут существует критический предел, поскольку каждое незначительное

увеличение скорости требует заметного повышения мощности.

Ну, а капитаны эсминцев, клявшиеся, что дельфины "описывали круги около

корабля", шедшего

со скоростью 35 узлов? Вспоминая Кеики рядом с катером, просматривая

фильмы с дельфинами, плывущими у носа судна, мы поняли, что происходило на

самом деле. Дельфины, сопровождающие эсминец, попросту катятся на носовой и

кормовой волне корабля, точно любители серфинга. Изгибая хвост так, чтобы

использовать давление волны, они несутся вперед, не прилагая никаких усилий.

Они не плывут, а едут на волне с той же скоростью, с какой идет корабль.

Добавляя к этой скорости свою собственную, они могут перескочить с кормовой

волны на носовую или на несколько секунд перегнать корабль, однако почти все

время они именно едут на волне. Естественно, им это очень нравится,

и они спешат пристроиться к носу любого судна, пересекающего их участок

океана.

В море легко заметить, что стадо дельфинов никогда не нагоняет судно

сзади. Животные появляются под углом к его курсу, когда он к ним только

приближается, и катаются на его волне до тех пор, пока это их устраивает.

Это всемирный дельфиний спорт, хотя рекорды, вероятно, у каждого вида свои.

Не думаю, чтобы возле эсминцев так уж часто резвились афалины: они, без

сомнения, предпочитают рыболовные суда, идущие со скоростью около 20 узлов,

а скорости военных кораблей, вероятно, больше по вкусу быстроходным морским

свиньям, но, как бы то ни было, моряки в таких случаях вовсе

не сверхдельфиньи скорости, а нормальную дельфинью скорость,

слагающуюся со скоростью

их собственных судов.

Необходимостью перехватывать корабль под углом к его курсу, вероятно, и

объясняется утверждение Германа Мелвилла, что дельфины "всегда летят по

ветру с пенистого гребня на пенистый гребень". Современные суда идут по

курсу независимо от направления ветра, однако парусные корабли вроде

китобойцев, на которых плавал Мелвилл, обычно шли по ветру или под небольшим

углом к нему. Естественно, что на перехват такого судна удобнее двигаться

так, чтобы ветер (и волны) подгонял тебя сзади. Не удивительно, что для

Мелвилла дельфины были молодцами, несущими ветер.

Я невольно задумывалась над тем, каким образом возникла у дельфинов эта

игра - катание

на носовой волне кораблей. Ведь дельфины бороздят океаны уже не один

десяток миллионов лет,

а суда появились в их мире лишь несколько тысяч лет назад. Однако почти

все дельфины во всех морях и океанах удовольствия ради пристраиваются к

проходящим судам, и точно так же они играли

у носа греческой триеры или доисторического таитянского каноэ, впервые

нарушивших покой прежде безлюдных вод. Так как же они развлекались, когда

люди еще не научились строить корабли?

Как-то во время полевых наблюдений Кен Норрис, по-видимому, нашел

отгадку. У берега острова Гавайи он увидел горбатого кита, который быстро

плыл, естественно, гоня перед собой волну.

И в этой волне резвились афалины. Киту это, по всем признакам, большого

удовольствия не доставляло: по словам Кена, он напоминал лошадь, у которой

вокруг морды вьются мухи. Но он ничего

с этим поделать не мог, и дельфины прекрасно проводили время.

Тем временем Кена и военно-морское ведомство'США заинтересовала новая

проблема. Как глубоко может нырнуть дельфин? Как долго он способен

оставаться на глубине? И что происходит с его легкими и другими внутренними

органами, когда он ныряет? Не спадаются ли его легкие от гидро-статического

давления? Каким образом удается китам оставаться под водой по часу и

опускаться

на огромные глубины? Ведь кашалоты запутывались в подводных кабелях на

километровой глубине! Так почему же у них в отличие от людей не бывает

кессонной болезни, азотного опьянения или

даже - на больших глубинах - кислородного отравления?

Найти ответы на эти вопросы можно было таким способом: обучить

какого-нибудь дельфина нырять по команде, затем отправиться с ним на

глубоководье где-нибудь у гавайского побережья и при-ступить к изучению его

способности нырять.

Кен получил от военно-морского ведомства еще одну субсидию - на этот

раз для работы с ныря-ющим дельфином. Исследования ему предстояло вести

совместно с Говардом Болдуином

из Лаборатории сенсорных систем в Аризоне, на которого возлагалась

разработка и конструирование необходимого оборудования: электронной приманки

для ныряния, а также датчиков, которые надевались бы на животное, чтобы

следить за работой его сердца, и т.п.

Кен решил взять для этой программы морщинистозубого дельфина, поскольку

его своеобразное строение как будто специально приспособлено для ныряние на

большие глубины. Мы выбрали Поно.

Теперь, когда почин с дрессировкой в открытом море был сделан, мне

хотелось, чтобы ею занялись

и другие. Естественно, выбор пал на Дотти - право на это ей давал не

только стаж, но и талант.

А потому Дотти начала почти все свое время посвящать Поно.

Прежде чем приступить к намеченной работе, необходимо было найти ответ

на очень трудный вопрос: как надеть датчики на дельфина. Для этого

требовалась сбруя. Всякая сбруя, для какого животного она ни предназначалась

бы, должна отвечать нескольким основным требованиям. Она должна быть удобной

и прочной. Она должна плотно облегать животное. Свободная или незатянутая

сбруя будет натирать кожу. Если же к сбруе надо прикреплять груз - например,

контейнер с приборами, - она должна обеспечивать правильное его положение,

причем так, чтобы он никак не стеснял животное.

Выяснилось, что придумать сбрую для дельфина - задача не из легких.

Тело у него обтекаемой формы, а кожа скользкая. Ну, где тут закрепишь сбрую?

Кольцо на шее будет достаточно надежно удерживать передний ее конец, но

туловище дельфина сужается так резко, что второе кольцо, охватывающее его

середину, неминуемо будет сползать либо назад, либо вперед, как бы туго его

не затягивали. Позади спинного плавника тоже ничего закрепить нельзя.

Кроме того, мы обнаружили, что стоило животному немного поплавать,

напрягая и расслабляя мышцы, как все части сбруи сдвигались и

перекашивались. А когда животное ныряло хотя бы на пол-метра, его тело

словно сжималось, и даже идеально пригнанная сбруя неминуемо съезжала.

О том, чтобы зацепить что-то за грудной плавник, не могло быть и речи:

нежная кожа подплавниковой ямки, "подмышки", тут же воспалилась бы. Любой

ремень, задевавший задний край спинного плавника, где он утончается до трех

миллиметров, тоже причинял животному страдания.

А ведь, кажется, как просто - придумать сбрую. И наша беспомощность

страшно меня бесила, пока как-то вечером я не разложила перед собой сбрую

одного из моих пони и не поглядела на нее непредвзятым взглядом.

Конская сбруя состоит из шести основных компонентов: уздечки, подпруги,

постромок, шлеи, подхвостника и вожжей. Каждый из этих компонентов в свою

очередь включает несколько частей. Одна подпруга, назначение которой, по

идее, исчерпывается тем, что она опоясывает животное

и удерживает остальную сбрую на положенных местах, имеет

чересседельник, подушку-седелку, смягчающую давление на позвоночник лошади,

подпружный ремень, отстегивающийся с обеих сторон, петли для оглобель,

оттяжки, препятствующие оглоблям задираться, кольца для пропуска вожжей,

кольцо для подхвостника (проходящего под репицей, которая служит

"фиксатором",

не позволяющим всей сбруе соскользнуть вперед) и крючок для мартингала,

который соединен

с другим "фиксатором" - уздечкой на голове лошади.

Следовательно, подпруга состоит примерно из двадцати кусков кожи и по

меньшей мере из восьми застежек и других металлических частей. В целом же

сбруя включает около ста пятидесяти отдельных элементов. И каждый из них

совершенно необходим, чтобы сбруя надежно выполняла свое назна-чение.

Размеры, форма, прочность, материал и способ прикрепления каждого элемента

строго определяются его функцией.

А теперь подумайте вот о чем. Лежавшая передо мной сбруя во всех

деталях, за исключением чисто декоративных, была практически такой же, какую

надевали на лошадей возницы египетских колесниц три тысячи лет назад. И

значит, эта сбруя создавалась мало-помалу еще задолго до возникновения

египетской цивилизации.

Следовательно, это был сложный процесс, а вовсе не озарение,

снизошедшее на смышленого пещерного человека, который в одно прекрасное утро

взял да и придумал, как ему запрячь лошадь. Вот тут-то я наконец осознала,

что идеальную сбрую для дельфинов нам сразу не создать.

Как раз тогда у нас побывал Билл Бейли, дрессировщик одной из

военно-морских станций. Он рабо-тал там с дельфином, которого они в

Калифорнии выпустили в открытое море "припряженным"

к буйку. И с проблемой сбруи Билл возился уже довольно давно.

Последняя его модель состоял из узкого ременного кольца далеко позади

спинного плавника, которое проходящими по бокам животного ремнями

соединялось с хомутом на шее и ремнем, опоясывающим брюхо. Нам такая

конструкция понравилась. Кроме того, Билл посоветовал взять для сбруи

материал, о котором я даже не подумала. Кожу в воде, разумеется,

использовать нельзя. Резина быстро утрачивает упругость. Веревки натирают

кожу. Материя гниет. Билл использовал мягкую, крепкую нейлоно-вую тесьму, из

которой изготовляются парашютные стропы.

Я раздобыла такую тесьму, и тут нам вызвалась помочь Филлис Норрис. По

наброску Билла они

с Дотти соорудили для Поно сбрую во многих отношениях вполне

удовлетворительную. Единственный существенный ее недостаток заключался в

том, что как следует облачить в нее Поно с борта бассейна было почти

невозможно. Чтобы поправить ее и надежно застегнуть, Дотти приходилось

надевать маску и прыгать в воду.

Уже позже мне довелось увидеть удивительно изящное решение проблемы

дельфиньей сбруи,

до которого я сама не додумалась. В фильме Майка Николса "День

дельфина" животные таскали свои инструменты в кольцевидном пластмассовом

контейнере, который держался на их туловище совершенно свободно, как надетый

на руку браслет без застежки. Дельфины быстро плавали

и прыгали, по-видимому, не испытывая никаких неудобств, а гладкая

пластмасса раздражала их кожу не больше, чем солнечные очки раздражают кожу

у нас на лице.

Перед тем как мы взяли Поно в море, Говард Бодуин приехал на Гавайи

проверить свои приборы,

и, в частности, датчик давления и электрокардиограф, с помощью которого

он намеревался следить за сердцем ныряющего животного. Я привела его в Театр

Океанической Науки, чтобы испробовать приборы на Макуа. Я опасалась, что

Поно еще недостаточно подготовлена к знакомству с ними,

но была убеждена, что старина Макуа спокойно позволит надеть на себя

пояс с черными ящичками Говарда и, как старый профессионал, отнесется ко

всей процедуре с достаточным терпением.

В перерыве между представлениями мы выпустили Макуа в демонстрационный

бассейн, я застегнула на нем пояс Говарда, потом сняла пояс и дала Макуа

рыбы. Все сошло отлично. Затем мы подвесили к поясу один из приборов, я

подозвала Макуа и начала снова надевать на него пояс.

Макуа взвился, на дыбы, точно испуганная лошадь, умчался в

противоположный угол и затаился там. Что же это такое?!

- Может быть, дело в сигнале, - неуверенно предположил Говард.

В каком еще сигнале? Ну... он думал, что я знаю. Прибор издает очень

громкий звук, но только

на частотах, слишком высоких для человеческого слуха. Для человеческого

- может быть, но не для дельфиньего. Макуа, вероятно, почувствовал себя так,

словно мы пытались привязать ему к брюху ревущую пароходную сирену.

Говард, кроме того, привез приспособление, к которому предстояло нырять

Поно, - рычаг на тяже-лом кабеле, чтобы опускать его с катера на нужную

глубину. Поно будет нырять и нажимать на рычаг, включающий зуммер, и таким

образом дрессировщик узнает, что задача выполнена, а Поно узнает, что

сделала все правильно и ее ждет вознаграждение. Дотти начала работать с Поно

и рычагом

в дрессировочном бассейне.

Недели за три до предполагаемого начала экспериментов в открытом море

нам пришло в голову, что дрессировку с тем же успехом можно вести в Театре

Океанической Науки на глазах у зрителей. Хоку недавно болел, и я считала,

что ему и Кико пора отдохнуть. Мы отправили обоих в дрессировочный отдел, а

Поно и Кеики забрали в парк "Жизнь моря".

Благодаря Поно и Кеики представления в Театре Океанической Науки

приобрели особый смысл. Это же были настоящие экспериментальные животные, и

все, что они проделывали перед зрителями, служило определенной научной цели.

Те, кто приходил снова через несколько дней - а таких зрителей набиралось не

так уж мало, - своими глазами видели, насколько успешно идет обучение.

Поно демонстрировала проплыв сквозь обручи, входивший в эксперимент по

определению сопротивления, которое вода оказывает телу дельфина. Кеики

приучился носить наглазники для исследований эхолокационной способности

дельфинов, которые предполагал провести Кен. Оба животных подчинялись

отзывному сигналу и по команде заплывали на носилки. Поно ныряла к рычагу

зуммера у самого дна бассейна. Во время каждого представления Дотти

спускалась под воду

и надевала на Поно ее сбрую с приборами.

Ренди и Дотти просто блистали, меняясь ролями на протяжении одного

представления - сначала Ренди работала с дельфинами, а Дотти читала лекцию,

затем Дотти брала животных на себя

и уступала Ренди лекционную площадку. Зрители же наглядно убеждались,

что обе они занимаются настоящим делом и обе хорошо знают то, чем

занимаются.

Кен тоже был доволен. Сперва он, возможно, опасался, что его

экспериментальных животных экс-плуатируют в коммерческих целях и что в

микрофон будут сообщаться не вполне верные сведения. Но мы в этом смысле

были чрезвычайно щепетильны, а вскоре стало ясно, что пять ежедневных

представлений равны пяти дрессировочным сеансам вместо тех двух, которые нам

удавалось выкро-ить в перегруженном дрессировочном отделе, где всегда царила

суматоха. Оба дельфина делали быстрые успехи.

Эксперимент, к которому мы готовили Поно, увлекательно описан Кеном в

его книге "Наблюдатель дельфинов". Я же была просто зрительницей и никакого

прямого участия в нем не принимала. Однако зрительницей я была крайне

заинтересованной и ощущала себя ответственной за все происходящее. В те дни,

когда Поно работала в открытом море, практически все записи в моем дневнике

связаны

с этим экспериментом.

"Понедельник, 5 октября 1964 года"

Кен намерен завтра взять Поно в море. Я не слишком доверяю прибором

Говарда Болдуина, которые ей пред-стоит носить. Они постоянно ломаются в

Театре Океанической Науки, так что же с ними будет в море? Очень напряженный

момент - Поно впервые окажется в море на свободе. Не потеряем ли мы ее?

Будет ли она работать? Сбрую еще усложнили. Ее неудобно надевать, а Поно

неудобно ее носить. По-моему, Кен слишком торопится. А может быть, мы,

дрессировщики, тянем время и продвигаемся слишком медленно! Однако Кен вел

себя очень благородно, разрешив нам использовать Кеики и Поно в

представлениях, и что ни говори, а ведь эксперимент с Кеики увенчался полным

успехом. Наверное, нас всех перед началом таких экспериментов обязательно

должны мучить сомнения.

Приехали Лилли. Уильям Шевилл (специалист по китообразным из

Океанографического института в Вудс-Холе) приедет в субботу. Чуть ли не все

светила дельфинологии соберутся под одной крышей!

"Вторник, 6 октября 1964 года"

Сегодня Поно отправили в бухту Покаи. Один день она будет работать

рядом с судном в гавани, а потом начнутся эксперименты в открытом море.

Вернулся Говард Болдуин - вдобавок к Грегори Бейтсону, а также

к Джону Лилли и Биллу Шевиллу. Билл Шевилл развлекает нас всех ученым

остроумием. Лилли явился в ярких клетчатых шортах, и Билл воскликнул:

"Глядите-ка! Джон обзавелся сетчатой окраской!"

Сегодня я ужасно разозлилась на обоих Лилли за то, что они не остались

поглядеть на представление в Бухте Китобойца. Подумать только! Ведь она еще

ни разу не видела вертунов. У нее была стирка, и они ушли. Может быть, она

не любит дельфинов?

"Среда, 7 октября 1964 года"

Сегодня Поно работала очень удачно. Она робела, старалась держаться

поближе к Дотти, подчинялась отзыв-ному сигналу, нырнула к приманке рядом с

"Имуа", стоявшим на якоре в гавани, не пугалась других судов и даже поплыла

вслед за одним из них, так что ее пришлось отозвать. Между экспериментами

она развлекалась тем, что таскала со дна пивные жестянки и грейпфруговые

корки. Кен просто в нее влюбился.

Приборы Говарда вышли из строя, и запасные части придется Доставить

самолетом с материка.

"Четверг, 8 октября 1964 года"

Мэй больна. Дотти все еще в море, так что сегодня я опять провела

десять представлений: пять раз вела рассказ в Бухте Китобойца и пять раз

работала с животными в Театре Океанической Науки. Ни секунды свободной -

даже моих ребят из школы забрала Ренди Льюис.

Наверное, с Поно все-таки следовало поехать мне. Они ее сегодня

потеряли. После того как они вышли в море, она все сильнее возбуждалась, а

потом возле приманки появились мелкие акулы, и она исчезла - в последний раз

ее видели, когда она выпрыгнула из воды в полутора километрах от них. Может

быть, дело в том, что они слишком ее торопили - более сорока нырков, и они

дошли до глубины 37,5 метра. К тому же она часто ныряла без сигнала, не

дожидаясь, чтобы его включили, так что они тратили время в море, пытаясь

погасить ныряние без сигнала, а этого, на мой взгляд, делать было нельзя.

(Этим следовало заняться в начале дрессировки, и я должна была бы предвидеть

такую возможность.)

Дотти расстроена до слез и завтра пойдет в море с сигнальной

аппаратурой на поиски Поно. А я хотела взять выходной...

"Два часа ночи"

Не могу заснуть, все думаю о Поно. Будь я там, я, наверное, иногда

возражала бы, пусть даже в присутствии Лилли и Шевилла. Хотя Поно все равно

могла уплыть. Ну, наверное, Дотти достаточно отстаивала Точку зрения

дрессировщиков. Но что заставило Поно уплыть?

Может быть, стено так и остаются дикими? Или что-нибудь случилось? Она

послушно плыла

за "Имуа", но, как только они вышли на глубину, явно начала нервничать.

"Пятница, 9 октября 1964 года"

Blog

О дрессировке животных и людей