Категория «законный интерес» и анализ ее исследования в юриспруденции

Вид материала

Закон

Подобный материал:

• Проблемы определения содержания римского права: исторический и цивилистический подход., 3312.68kb.
• Задача исследования: изучить познавательный интерес, определить пути формирования интереса, 634.66kb.
• Шумилова Анна Александровна, Учитель информатики, высшая категория Емельянова Людмила, 232.42kb.
• Рабочей программы дисциплины «Маркетинговые исследования и ситуационный анализ» (наименование), 31.2kb.
• А. Леонтьев. Деятельность. Сознание. Личность, 1822.64kb.
• Учебно-лабораторной практики №2 Апробация психологических методов для исследования, 709.38kb.
• Маркетинговые исследования фактически это деятельность, направленная на анализ и сбор, 41.83kb.
• План проведения маркетингового исследования регионального it-рынка Анализ емкости рынка, 24.92kb.
• В системе копирайт, к которой принадлежат британский и североамериканский правопорядки,, 536.02kb.
• Маркетинговые исследования и ситуационный анализ, 68.64kb.

КАТЕГОРИЯ «ЗАКОННЫЙ ИНТЕРЕС»

И АНАЛИЗ ЕЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ЮРИСПРУДЕНЦИИ


А.В. Малько, директор Саратовского филиала Института государства и права РАН, вице-президент Ассоциации юридических вузов России, доктор юридических наук, профессор

В.В. Субочев, заведующий кафедрой государственно-правовых дисциплин
Пятигорского государственного технологического университета, кандидат юридических наук


Законный интерес - весьма специфический феномен правовой жизни современного общества, который достаточно труден для его правильного, объективного и адекватного юридического восприятия. За привычным нам словосочетанием «права и законные интересы граждан» скрываются два серьезных правовых института, которые «легко объединяются» лишь в предложениях, на самом деле обладая различной «правовой сущностью». Для того, чтобы действительно всесторонне осознать, что же хочет сказать законодатель, употребляя словосочетание «права и законные интересы граждан», что скрывается за каждой из этих фраз, почему защиту именно законных интересов так часто делают своим лозунгом политики, - необходимо вникнуть в историю исследования данного понятия в юриспруденции.

Законный интерес, будучи отраженным в объективном праве либо вытекающим из его общего смысла и в определенной степени гарантированным государством простым юридическим дозволением, выраженным в стремлениях субъекта пользоваться конкретным социальным благом и в некоторых случаях обращаться за защитой к компетентным органам – является уникальным юридическим феноменом.

На протяжении достаточно длительного исторического периода и в настоящее время данная категория занимает должное место во многих юридических конструкциях, однако преднамеренность ее употребления вряд ли может найти достойные основания. Правотворческие органы на этот счет не дают никаких пояснений, однако нельзя не обратить внимание на генезис исследуемой категории не только в законодательстве, но и в научных трудах ученых юристов, в самой юриспруденции, развитие которой объективно взаимосвязано с нормативной практикой.

Данный аспект исследования актуален и в силу того, что законодатель, употребляя изучаемое понятие в нормативных актах, не разъяснял его. Не было никаких указаний по поводу его смысла и со стороны других государственных органов, то есть отсутствовало как аутентическое, так и легальное толкование. Кроме того, при самом широком употреблении категории «законный интерес» в различных постановлениях, разъяснениях, и определениях, Пленум Верховного Суда СССР, Пленум Верховного Суда РСФСР и Пленум Верховного Суда РФ не комментировали (и не комментируют) его использование. Другими словами, отсутствует нормативное и казуальное толкование рассматриваемой категории.

Почему же ученые говорят о законных интересах, в чем тут суть? Проблема, которая объясняет обширнейшие дискуссии касательно изучаемого объекта одна. Она заключается в том, как необходимо понимать и как на самом деле понимается нормативность права.

Следует прислушаться к высказыванию С.С. Алексеева о том, что «саму нормативность права… следует понимать не упрощенно, т.е. не только в том смысле, что те или иные акты имеют нормативный характер (это все же плоскость формы права), а более глубоко, т.е. главным образом в том смысле, что при помощи норм, нормативных начал достигается общая упорядоченность данной группы общественных отношений, участка социальной жизни. Следовательно, каждый нормативный акт значим не только сам по себе, но и в первую очередь в той мере, в какой он содействует общей упорядоченности, вписывается во всю систему актов, прежде всего кодифицированных, которые обеспечивают эту общую упорядоченность»¹.

Дело в том, что нормативный акт содействует упомянутой упорядоченности не только в силу нормативности. Даже широкое понимание нормативности не может включить в себя все то, что имманентно присуще объективному праву. Гносеология последнего однозначно шире и глубже, чем сама нормативность, которая, в свою очередь, определяется не только нормативным выражением содержания.

Почему же был и остается актуальным вопрос об изучении законных интересов? Потому как наибольшую актуальность для большинства исследований представляло то, что не входит в рассматриваемую нормативность, но, как не парадоксально, обеспечивается государственной волей общества.

Историю правовой мысли занимает не столько инструментальный подход к изучению права, который, бесспорно, эффективен, как мощь и потенциальные возможности самого права, прежде всего, что и является первообразной инструментального угла зрения на регулятивные аспекты воздействия объективного права на общественные отношения.

Таким образом, корни дискуссии о законных интересах имеют одно исходное методологическое начало: взаимодействие интереса и права, что ниже и будет доказано. Затем дискуссия объективно вынуждена перейти в плоскость о том, как интерес воплотился в праве, где рассуждениями руководит диалектика и синергетика. Позже «бразды правления» переходят к инструментальному анализу для выяснения того, как право воздействует на интересы и как последний правом защищается, образуя неразрывно связанное системное единство.

В праве, его нормативности, отражении палитры разноуровневых (личности, общества и государства) интересов и их защиты, связанной с возможностью субъекта действовать определенным образом, удовлетворяя свои потребности, скрываются диалектические противоречия, анализ которых выводит на наличие самоорганизующего звена системы, которым являются законные интересы.

Почему мы говорим, что законные интересы – самоорганизующее звено системы и почему о них заходит речь, когда ведется анализ о правомерных возможностях, которые гораздо разнообразнее, чем «легальная», прямо разрешенная правом действительность и почему, нарушая определенную возможность, мы не вступаем в конфликт с правом – именно те вопросы, которые обрамляют исследование законных интересов в юриспруденции.

Предлагаемый анализ целесообразнее всего начать с трудов Р. фон Иеринга (1818 – 1892), который достаточно остро, нетрадиционно, но вполне объективно исследовал отдельные аспекты взаимодействия интересов и права.

В своих трудах он не раз говорил об охраняемом правом интересе, подтверждения чему находил еще в Римском праве². Именно Р. Иеринг отстаивал идею права как юридически защищенного интереса, на что в первую очередь указывают различные специалисты, так или иначе затрагивающие его творчество.

Р. Иеринг в «Борьбе за право» утверждал, что «где только существующее право опутало своими корнями интересы, - там новому праву приходится пролагать себе путь при помощи борьбы, и эта борьба тянется нередко целое столетие. Высшего напряжения она достигает в том случае, если интересы приняли форму приобретенных прав»³. И далее: «Приобретение права, пользованием им и даже защита его в случаях чисто объективного неправа есть исключительно вопрос интереса – интерес есть практическая основа права в субъективном смысле»⁴.

Наиболее же близко Р. Иеринг подошел к законным интересам, рассуждая о «рефлективных действиях или об обратных действиях юридических событий на третьи лица». Так, Иеринг употребляет «рефлективные действия юридических событий» для обозначения особого рода явлений, сходных с правом. «Закон, изданный для ограждения известной отрасли производства, приносит выгоду фабриканту; он защищает его интересы, но не укрепляет за ним никаких прав»⁵.

Таким образом, указанной «рефлексией» Р. Иеринг признавал, что у субъекта могут возникать и защищаться интересы, которые непосредственно не вытекают из его субъективных прав.

В теснейшей диалектической взаимосвязи видел интересы и право крупнейший российский дореволюционный ученый - юрист Н.М. Коркунов, признавая, что природа юридических норм заключается в императивных указаниях о том, что и как должно быть сделано для разграничения сталкивающихся интересов⁶.

«Различия прав и интересов, - писал также Н.М. Коркунов, - составляет ключ к пониманию административной компетенции… Сказать, что нарушение права имеется в тех случаях, когда приказ «формально» не согласен с законом или указом, а нарушение интереса - когда он не согласен только с их духом, не значит еще выяснить различия права и интереса»⁷.

Из достаточно важного методологического посыла о том, что «отсутствие запрета не создает еще права на незапрещенное действие», Н.М. Коркунов выводит юридическую конструкцию, которая практически всеми сущностными свойствами схожа с законными интересами.

«…Из того, что закон чего-либо не запрещает кому, вовсе не следует, чтобы он этим самым возлагал на других обязанность не мешать ему в осуществлении не запрещенных действий. Закон никому не запрещает любоваться на солнечный закат. Но это не значит еще, чтобы я обязан был поэтому не загораживать своими постройками открытого вида на запад. Никому не запрещено любоваться на закат, но права на это закон не устанавливает… Дозволить одному не значит обязать другого. Дозволенное действие может стать правом только, когда будет запрещено совершение всего мешающего дозволенным действием, потому что только при этом условии будет установлена соответствующая обязанность»⁸.

С достаточной уверенностью можно отметить, что дозволенность без корреспондирующей ей обязанности и есть законный интерес. Поэтому вполне понятно, что «обусловленностью соответствующей обязанностью правомочие прежде всего отличается от простой дозволенности. Конечно, все, на что лицо имеет право, дозволено; но не на все дозволенное оно имеет право, а лишь на то, возможность чего обеспечена установлением соответствующей обязанности»⁹.

Как и Р. Иеринг, Н.М. Коркунов признавал «рефлективное действие права».

Одним из первых термин «законные интересы» ввел в оборот современник Н.М. Коркунова известный юрист Г.Ф. Шершеневич в своей работе «Общая теория права». Ученый писал, что «если правонарушение есть действие противоправное, то правонарушения нет там, где действие человека остается в пределах дозволенного объективным правом, хотя бы при этом были нарушены законные интересы другого человека, обеспеченные предоставленным ему субъективным правом»¹⁰.

Исходя из сказанного, имеем, что правонарушение – это нарушение субъективного права, но не законного интереса, который существует в силу самого предоставленного индивиду субъективного права.

В тоже время «при покушении законные интересы могут и не быть нарушены, а между тем оно наказуется, как правонарушение»¹¹.

Таким образом, Г.Ф. Шершеневич разделял права и законные интересы не только по степени предоставляемых индивиду дозволений, но и по способам защиты и охраны последних со стороны законодателя.

Не обошел вниманием ученый и рефлексию права, трактовкой которой, он, якобы, опровергает отдельные фундаментальные положения Р. Иеринга. «Интересы, - считает Шершеневич, - защищаются и без субъективных прав. Это случай рефлективного действия прав, которое было развито тем же Иерингом, и действительно плохо согласуется с определением субъективного права, как юридически защищенного интереса. Интересы обеспечиваются действием объективного права и там, где нет субъективного права. Например, жильцы нижних этажей весьма заинтересованы в точном соблюдении договора между домохозяином и нанимателем верхней квартиры, в силу которого домохозяин обязывается освещать лестницу лампой. Нельзя не признать противоречия между пониманием субъективного права, как юридически защищенного интереса, и допущением юридически защищенных интересов без субъективного права»¹².

Данное весьма убедительное и любопытное утверждение Г.Ф. Шершеневича, тем не менее, никоем образом не опровергает Р.Иеринга в том, что субъективное право – это юридически защищенный интерес.

Два ученых при рассуждении об одном предмете (субъективном праве и интересе) вкладывают разные смысловые оттенки в понятие защиты последних. Интерес может защищаться прямо, непосредственно, что и имел в виду Иеринг, и что предполагал Н.М. Коркунов, говоря о том, что «право может быть установлено только запрещением, а не дозволением»¹³. В тоже время, интерес может защищаться (но уже в большей степени косвенно) допущением наличия их существования и неустановлением на это прямых запретов, о чем и говорит Шершеневич.

В любом случае, даже следуя логике Шершеневича, всякое субъективное право есть юридически защищенный интерес, но не каждый интерес, которому не корреспондирует субъективное право, может защищаться.

Более того, опровергая Иеринга, Шершеневич в определенной степени противоречит и самому себе. Законные интересы, исходя из приведенных выше утверждений Шершеневича, есть интересы, правом допускаемые, но отнюдь им прямо не защищаемые, ведь указывает же ученый выше, что правонарушения нет там, где нарушаются законные интересы! Помимо сказанного, признавая, что интересы защищаются и без субъективных прав, тем не менее, Шершеневич противопоставляет юридически защищенный интерес (о котором говорит Иеринг) допущению юридически защищенных интересов (т.е. законным интересам, о чем он говорит выше сам).

В названной связи будет отнюдь не лишним привести высказывание Ю.С. Гамбарова, который отмечал, что «один интерес и его защита не дают понятия субъективного права. Не все интересы пользуются защитой и ведут к праву, точно так же, как и не все интересы, получающие даже защиту права, представляют собой субъективные права»¹⁴.

В рассматриваемый исторический период Ю.С. Гамбарова полностью поддерживает А.А. Рождественский, указывая, что «охрана интересов может быть налицо и, тем не менее, субъективное право не возникает»¹⁵.

Прямо указывает на существование законных интересов А.А. Рождественский в работе «Теория субъективных публичных прав», где говорит, что «могут существовать юридически защищенные интересы, не будучи в то же время юридически индивидуализированными сферами интересов, то есть, не будучи субъективными правами»¹⁶.

Анализируя сказанное выше, следует прийти к заключению, что существуют субъективные права и законные интересы, которые являются различной формой признания и защиты интересов индивидуумов со стороны государства и общества. Законодательное допущение определенных интересов не есть еще их защита. Защищаться интерес может только своим «присутствием» в норме права в виде прямого на него указания, что переводит последний в разряд субъективного права, что и свидетельствует о субъективном праве как юридически защищенном интересе. Имеем, что законные интересы прямо юридически не защищены.

Примечательно, что подобные выводы мы можем получить, изучая утверждения еще дореволюционных юристов, живших в государствах с различными правовыми режимами. Анализируя, на данном историческом этапе, через призму законных интересов, абстрактности правовых норм и нормативности как элемента государственной воли общества развитие законодательной техники и юридической доктрины, можно констатировать значительный качественный разрыв между нормотворчеством государств и юридической наукой в пользу последней. Данный постулат, однако, не соответствует сегодняшнему положению вещей, когда стремительное развитие российского права, к сожалению, не связано с таким же бурным развитием юридической доктрины¹⁷.

Сразу после революции известный историк права В. Тарановский, будучи в эмиграции, издает «Энциклопедию права», в которой также имеются высказывания, вполне укладывающиеся в «концептуальную форму» законных интересов.

Ученый справедливо отмечает, что «субъективное право наделяет индивида особой мощью для осуществления признанных (выделено нами – А.М., В.С.) объективным правом интересов, мощью, вытекающей из возможности обратить в свою пользу закрепленный долг другого (обязанного) лица»¹⁸.

Говоря о не раз упоминавшейся рефлексии права, Тарановский замечает, что «где нет притязания, там нет субъективного права. Притязать может только тот, на кого направлено нормой исполнение обязанности, то есть адресат юридической обязанности. Фактически пользоваться выгодой, вытекающей из исполнения обязанности, может не только адресат последней, но и третье лицо, находящееся в благоприятных для этого условиях. Это третье лицо, извлекающее выгоды из актива юридического отношения, в котором само оно не участвует, не обладает субъективным правом. Оно пользуется лишь отражением, или рефлексом чужого права»¹⁹.

В подтверждение сказанному Ф.В. Тарановский приводит пример, якобы хрестоматийный, школьный, но весьма точно воспроизводящий смоделированную Шершеневичем ситуацию, описанную выше.

Анализируя цитируемую работу Тарановского, очевидно, что ученый признает наличие интересов, в законе не отраженных и не совпадающих по своему объему с субъективными правами. Однако дальше достаточно популярной в то время рефлексии права выводы ученого не пошли, несмотря на методологически верную постановку проблемы.

«Еще в римской юриспруденции, - отмечал Тарановский, - обращено было внимание на случаи осуществления субъективного права не ради удовлетворения законных интересов управомоченного, а с исключительной целью причинить вред правообязанному»²⁰. Данной фразой ученый показывает свою причастность к позиции, рассматривающей субъективное право как средство удовлетворения, реализации законных интересов, тем не менее, не выделяя последние в самостоятельное юридическое средство.

В принципе, все рассмотренные точки зрения разделяли позицию о том, что в объективном праве существуют такие дозволения, которые не полностью и не при каждой совокупности сопутствующих факторов и обстоятельств выражаются в субъективных правах. Именно глубокий анализ правовой возможности и правовой действительности позволил прийти к такому выводу, затрагивающий корень взаимодействия права и интереса.

В.М. Хвостов отмечает, что интересы могут существовать и удовлетворяться вне всякого права, но «во многих случаях право может оказать свою помощь в удовлетворении интересов. Эта помощь состоит в том, что оно – своими запретами или приказами – заставляет других людей не мешать заинтересованному субъекту удовлетворять своему интересу или даже прямо содействовать этому»²¹. «Не мешать» или «прямо содействовать» имеет много общего с рассмотренным ранее «допускать», «предполагать» и «прямо защищать».

Созвучна с приведенной выше мысль И.В. Михайловского в «Очерках философии права», где ученый отмечает, что «сплошь и рядом у людей существуют самые насущные интересы, но нет соответствующего права, и наоборот – есть права, даже нарушающие интересы управомоченных»²².

Таким образом, начало XX в. связано с достаточно серьезным качественным ростом русской юридической доктрины, обусловленным трудами вышеприведенных ученых.

Однако более поздний период также ознаменован существенными выводами относительно природы законных интересов, их истоков и сущности.

Основоположники американской социологической юриспруденции XX в., к которым заслуженно относят Р. Паунда, Т. Парсонса, Г. Бредемейера пришли к достаточно актуальным заключениям относительно взаимодействия интересов и права, изучая т.н. «право в действии». Так, Р. Паунд считал, что в первую очередь необходимо попытаться уяснить, что же представляют собой притязания и требования, подлежащие признанию, учету и защите (выделено нами – А.М., В.С.) со стороны законодателей и судов²³. «Субъективное право человека, - по мнению Паунда, - формируется путем признания тех реально существующих интересов, которые будут оценены как разумные»²⁴.

Однако достаточно четкой разработки понятия «законодательное признание» и «защита» в работах Паунда не получили, как и не найден критерий отнесения тех или иных существующих интересов к разумным.

Труды советских ученых в данном отношении, несомненно, глубже. Так, в советской юридической литературе, особенно в первые годы советской власти, можно встретить следующие словосочетания: «юридически защищенные интересы», «правомерный интерес», «признанных законом интересов» и т.п. Эти словосочетания выражали совершенно определенное явление, не совпадающее с субъективным правом. Поэтому все они могут быть заменены одним термином, который более точно отражает сущность явления, более прочно укрепился затем в теории и практике. Этот термин - «законный интерес». И хотя вышеупомянутые авторы не употребляли такого выражения, их заслуга состоит в том, что они «увидели», «заметили» существование данных интересов (наряду с субъективными правами), рассматривая их как самостоятельный объект правовой охраны.

Упоминания о категории «законный интерес» можно найти в «послереволюционных» работах И.А. Покровского, Н.Н. Полянского, ряда других ученых. Несколько позже о законных интересах упоминают В.И. Каминская, В.И. Курляндский, В.П. Озеров и другие.

«Я подчеркиваю слова «право» и «интерес», - отмечал П.И. Стучка, - чтобы обратить внимание на их противопоставления, а не смешение»²⁵. Различия между субъективными правами и интересами, не в полной мере соответствующими законодательно закрепленным правомочиям субъекта, проводили и другие авторы.

Целесообразно отметить, что вопросы защиты законных интересов, несовпадающих по своему объему с субъективными правами, были актуальны во все времена. Защита того, что непосредственно в праве не отражается, не совпадает с привычной структурой субъективного права вызывает дискуссии, порождает неоднозначные выводы.

Так М.Д. Загряцков, переосмыслив учение Г.Ф. Шершеневича, писал, что «нарушение не только права граждан, но и интересов, может дать основание к возбуждению административного иска. С того момента, когда нарушение цели закона дает основание для обжалования решения, презюмируемого неправомерным по этому признаку, - на защиту интересов гражданина, даже не входящих в область его субъективных прав, встает вся система законодательства, данного правопорядка и, даже более, вся совокупность правосознания эпохи»²⁶.

В более позднее время одним из первых, кто четко заговорил об этой категории, как о самостоятельном объекте правовой защиты, явился В.А. Рясенцев. Он отмечал: «Вывод о возможной защите … не только прав, но и интересов потерпевших граждан и социалистических организаций вытекает из анализа ст. 2 и 6 Основ гражданского судопроизводства, предусматривающих защиту охраняемых законом интересов, наряду с правами. Из сопоставления названных статей со статьей 6 Основ гражданского законодательства явствует, что отдельные способы защиты гражданских прав должны применяться и для защиты охраняемых гражданским законом интересов»²⁷.

Если М.Д. Загряцков просто констатирует факт необходимости защиты законных интересов, не предлагая свое видение данного механизма, то В.А. Рясенцев, разрабатывая данную тематику почти на пол века позже, считает, что лишь отдельные способы защиты субъективных прав приемлемы для законных интересов, таким образом, выделяя для них особый обеспечительный режим.

Весьма значимыми представляются рассуждения об охраняемых интересах Я.М. Магазинера, изложенные в его работе «Общая теория права на основе советского законодательства». В главе, посвященной субъективному праву, автор обращается к рефлексам права, опираясь на богатые школы Р. Иеринга, Г.Ф. Шершеневича, П. Лабанда. Однако видение Я.М. Магазинером рефлексов права глубже, чем, толкование их как «правомерных выгод, которые извлекаются данным лицом не из лично ему принадлежащего права, а вследствие случайно благоприятного ему права или обязанности третьего лица»²⁸.

Исследуя рефлективное действие права несколько шире, автор делает акцент на случайно благоприятных для участников правоотношений последствиях чужих субъективных прав, а затем ведет речь о случайно защищенном объективным правом интересе без наличия у конкретного лица субъективного права²⁹. Рассуждая о рефлексах, Я.М. Магазинер по сути анализирует законные интересы, утверждая что «действительные рефлексы надо отличать от мнимых рефлексов, т.е. субъективных прав с юридически несовершенной защитой… Если интересу дана юридическая охрана, он уже не является рефлексом. Поэтому что-нибудь одно: или интерес юридически защищен, и тогда он означает право требовать его защиты; или он не защищен – и тогда он является рефлексом, т.е. перед правом он беззащитен»³⁰.

Вновь мы подходим к проблеме правовой нормативности и анализу способности права защищать целесообразные интересы в предписаниях, имеющих достаточно высокую степень абстрактности.

Абстрактность, несмотря на то, что «сразу объемлет все однородные случаи»³¹ и объективно позволяет в полной мере говорить о законных интересах как о категории, обусловленной субъективными правами, но не в полной мере обеспеченной законодателем в виде возможности гарантированно отстоять свой интерес, тем не менее, многие вопросы оставляет открытыми.

Какие способы, приемлемые для охраны субъективных прав, могут применяться и для защиты законных интересов (В.А. Рясенцев), почему законные интересы отличаются от субъективных прав и как, исходя из данного отличия, необходимо относиться к последним?

На этот вопрос в 1964 г. попытался ответить В.И. Ремнев. «Право гражданина и его законный интерес, - писал он, - не одно и то же. Сущность права гражданина (его субъективного права) заключается в гарантированной возможности совершать определенные действия». Возможность же удовлетворения законного интереса «ограничена объективными условиями и главным образом экономическими»³².

Таким образом, автор показал одно из отличий между категориями «субъективное право» и «законный интерес»: различную степень их материальной обеспеченности, гарантированности, что является правильным.

Исследовалась категория законного интереса и представителями гражданского процесса, среди которых необходимо указать на М.А. Гурвича, К.С. Юдельсона, Д.М. Чечота. М.А. Гурвич, например, считал, что в отличие от материального субъективного права, охраняемый законом интерес (законный интерес) есть «выгода, обеспеченная не нормой материального права, а охранительной, прежде всего, процессуальной нормой»³³.

Данная точка зрения М.А. Гурвича была подвергнута справедливой критике, причем не только предстателями науки материального права, но и самими процессуалистами.

Законные интересы – достаточно сложная категория, которая не может сводиться к простой «выгоде», тем более выгоде, гарантированной лишь процессуальными нормами права. Получается, следуя заданной логике, что материальные нормы права гарантировать какие-либо блага для участника правоотношений не могут, что, по меньшей мере, странно (тем более, учитывая тот факт, что «законные интересы» закрепляются как в материальных, так и в процессуальных источниках).

Законные интересы – это, скорее, отношения по поводу желаемого блага, возможность, допускаемая абстрактными нормами в связи с действием определенных субъективных прав. Можно отметить и то, что законные интересы – это осознанная необходимость удовлетворения сложившихся потребностей способом, допускаемым, но прямо не гарантированным действующим законодательством. Таким образом, понятно, что законные интересы и их реализация – это общественные отношения по поводу определенного социального блага, но не само благо.

В указанной связи Г.В. Мальцев абсолютно верно замечает, что недостаточно «относить к законным интересам только те, которые названы в законе, так как количество поименованных в законе интересов значительно меньше всего объема интересов личности, к тому же это … обобщенные, типизированные интересы, за которыми стоят действительные, разнообразные, конкретные интересы человека. Именно эти интересы являются законными в том смысле, что их реализация допускается, поощряется, стимулируется, охраняется правом и законом»³⁴.

Нормативность права необходима, она объективно обусловлена, являясь имманентно присущим ему свойством. Но диалектические методы познания вновь подтверждают то, что она не универсальна.

Косвенно это подтверждает и Г.В. Мальцев в 1968 г. в своей работе «Социалистическое право и свобода личности», утверждая следующее: «Понятие индивидуального интереса как объекта правовой охраны шире понятия интереса как объекта правового нормирования, так как при социализме юридической защитой пользуются не только интересы, нашедшие выражение в нормативных актах, субъективных правах и обязанностях, но и другие интересы, не обеспеченные особыми субъективными правами, которые в нашем законодательстве и в юридической литературе охватываются термином «законного интереса» или «охраняемого законом интереса»³⁵. То есть Г.В. Мальцев, а в последствии и некоторые другие авторы, исходят из того, что законные интересы в большинстве своем не находят отражения в объективном праве, но вытекают из него, соответствуют его общему смыслу, его духу.

В 1969 г. была защищена докторская диссертация Д.М. Чечота «Проблемы защиты субъективных прав и интересов в порядке неисковых производств советского гражданского процесса», где автор утверждал, что «юридический интерес лица не может быть обеспечен только посредством субъективного права. Субъективное право может удовлетворить интерес своего обладателя лишь посредством действий самого обладателя права либо действий обязанного лица. Между тем интерес субъекта может зависеть не от его собственных действий»³⁶.

Отсюда Д.М. Чечот выводит признаки охраняемого законом интереса: «Охраняемый законом интерес лица не дает ему возможности совершать какие-либо материально правовые действия или требовать совершения таких действий от других лиц»³⁷.

Не ставя целью в данной части исследования анализировать сущность законных интересов, все же отметим, что Д.М. Чечот выбрал оригинальный, но не объективный критерий отграничения субъективных прав от законных интересов. Действительно, в отличие от субъективного права, законному интересу не корреспондирует чья-либо обязанность удовлетворять последний или содействовать его реализации, однако никто не вправе запретить лицу действовать ради осуществления своих соответствующих праву стремлений.

В 1971 г. вопрос охраняемых законом интересов получил значительную интерпретацию в работе Р.Е. Гукасяна «Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве». Автор разграничивал такие, на первый взгляд, схожие, но все же различные явления, как правовые (юридические) и охраняемые законом (законные) интересы³⁸. «Правовые и охраняемые законом интересы, - писал Гукасян несколько позже, - не тождественные социальные явления, правовые категории. Различие их состоит в следующем. Правовые интересы являются одноплановыми с экономическими, политическими, духовными и иными интересами в том смысле, что все они формируются условиями общественной жизни и имеют свои специфические средства удовлетворения. Охраняемыми законом могут быть любые по своему содержанию интересы, если государство с помощью правовых средств гарантирует их реализацию»³⁹. Поэтому Р. Е. Гукасян против того, чтобы эти различные понятия употреблялись как синонимы. «Возможно существование правовых по содержанию, - отмечает он, - но не охраняемых законом интересов, точно так же, как и не правовых по содержанию, но охраняемых законом интересов»⁴⁰.

Данный тезис имеет непосредственное практическое значение, что подтверждают работы Я.О. Мотовиловкера, В.Ю. Колобова и Н.К. Якуниной.

Я.О. Мотовиловкер пишет: «Адвокат не вправе отождествлять понятия «правовые» и «охраняемые законом интересы» подсудимого»⁴¹, В.Ю. Колобов и Н.К. Якунина утверждают, что «не всякий правовой интерес нуждается в защите, то есть может выступать в качестве охраняемого законом интереса»⁴².

Косвенно эту позицию еще более чем за полвека до появления работ Р.Е. Гукасяна разделял цитируемый ранее М.Д. Загряцков, утверждая, что «…акт, соответствующий материальным требованиям текста закона, безукоризненно правильный с формальной стороны, изданный в пределах компетенции с соблюдением всех процессуальных требований и, следовательно, не могущий поразить субъективные права жалобщика, может быть отменен в силу противоречия с внутренним смыслом закона по жалобе лица, права которого этим актом не нарушены: достаточно поражения интереса, в некоторых случаях даже только морального»⁴³.

Генезис исследования категории «законный интерес» свидетельствует о неоднозначном ее употреблении в различных научных работах, что повторяет и «судьбу» становления изучаемого понятия в законодательстве. Так, многие специалисты «пользовались» данной категорией вполне осознанно, грамотно формулируя ту разновидность интересов, которые в силу своего «статуса» отличались от субъективных прав и обеспечивались иной защитой. Зачастую рассуждения авторов непосредственно подходили к сущности и природе законных интересов, однако данное словосочетание не употреблялось. Имеются примеры отрицания понятия «охраняемые законом интересы» с предложением неких юридических конструкций, которые в искаженной форме воспроизводили невоспринятые тем или иным специалистом истины. Распространение получили также суждения, признающие категориальный статус данного понятия, хотя неверно воспринимающие и трактующие его суть.

Однако необходимо отметить важный факт: безоговорочно тот правовой феномен, который принято называть «законный интерес», не отрицался никем. Это обусловлено объективными свойствами самого права, которые изучаются тем глубже, чем качественнее выше становится развитие самой юриспруденции.

Законные интересы – категория юридическая, но в ней может «содержаться» самый «разнообразный» интерес – правовой, экономический, духовный и т.д. Однако важно учитывать и то, что далеко не все социальные интересы могут быть опосредованы категорией «охраняемый законом интерес».

Продолжая анализ, отметим, что методологическим прорывом в становлении категории законный интерес послужили работы А.И. Экимова, Н.В. Витрука, Н.А. Шайкенова, Н.И. Матузова, которые не только анализируют позиции и высказывания различных специалистов относительно охраняемых законом интересов, но и, обобщая накопленный опыт, приходят к чрезвычайно значимым выводам, новизна которых является неоспоримой.

В 1985 г. А.В. Малько была защищена кандидатская диссертация на тему: «Законные интересы советских граждан», где многие проблемы, касающиеся соотношения законных интересов и субъективных прав, гарантий реализации охраняемых законом интересов, их использования в различных отраслях права были впервые обозначены и решены. Данная диссертация явилась первым комплексным исследованием законных интересов на подобном научном уровне.

Большой интерес в отношении исследования рассматриваемого вопроса представляют собой работы А. Курбатова, К.В. Шундикова, А.А. Левкова, И.Д. Алиевой, Т.В. Феоктистовой, Е.Н. Трубецкого, В.В. Коленцовой, С.В. Михайлова, К.Ю. Тотьева, Ф.О. Богатырева, Г.И. Иванца, М.Л. Апранич, С.В. Лучиной, Е.А. Крашенинникова, М.Л. Нохриной и других специалистов.

Исследование категории «законный интерес» затрагивает не только правовые аспекты реализации стремлений субъектов по удовлетворению своих потребностей. Данная проблема гораздо глубже: она непосредственно касается сущности права и диалектики его взаимодействия с интересами, основных правовых понятий, составляющих костяк юриспруденции.

В настоящее время изучение законных интересов становится все более и более актуальным, а существующая юридическая практика и характер социальных связей между участниками правоотношений подтверждают назревшую необходимость в конкретных результатах исследования для оптимизации правового пространства в сфере их охраны и защиты.

Данные результаты способны изменить существующее отношение к праву, его регулятивным возможностям, плодотворно повлиять на правотворчество и правоприменение.