С. Р. Смирнов Иркутский государственный университет

Вид материалаДокументы

Содержание


Саяпин. Тогда многого не понимали. Жили как папуасы.
Зилов. Не говори. Теперь все дураки стали умными.
Воспоминание о кафе
Подобный материал:
1   2   3   4
(Сбоку приписка: Ну слоны ладно, а портреты. Ниже еще одна: «Куда ты юность преж<няя?>


Однако и эта пьеса завершена не была. С «Утиной охотой» ее также связывают имена и фамилии героев, а также попытки соединить реальный и «миражный» планы действия, в чем могло сказаться как влияние зарубежной драматургии, так и фильма Ф. Феллини «Восемь с половиной».

В интервью, которое дал Феллини для Центрального телевидения на Московском международном кинофестивале в 1963 году по поводу своего фильма (опубликовано в книге «Федерико Феллини». М.: Искусство, 1968), содержатся слова, перекликающиеся с «Утиной охотой» и судьбой Зилова .

«Я хотел создать фильм, который должен был бы явиться портретом человеческого существа во многих измерениях, то есть постараться показать человека во всей его совокупности — показать всю вселенную, которую представляет собой человек. Поэтому я задумал поставить фильм, в котором рассказывалось бы о человеке в различных планах, то есть в плане его физической жизни, в плане его чувств, а также в плане его мечтаний, его воспоминаний, воображения, предчувствий, рассказать об этом так, чтобы из хаотического, противоречивого, путаного общего возникало бы человеческое существо во всей его сложности… Я думал о том, как следовало бы закончить фильм, в котором рассказывалась бы история человека, задавленного своими комплексами, своим неврозом, человека, уже готового сдаться, побежденного неверием в жизнь, отчаявшегося, собирающегося свести счеты с жизнью и покончить самоубийством (курсив везде мой. — С.С.). Итак, полный отказ от жизни. Но в тот самый момент, когда он познает всю страшную глубину своего отчаяния, в нем срабатывает нечто иррациональное, и вся негативная сторона, представленная множеством персонажей фильма, неожиданно обнаруживает свое положительное значение. Именно в ту минуту, когда он уже прощался с жизнью, он вдруг чудодейственным образом чувствует, что приемлет самого себя, приемлет негативную и позитивную сторону жизни, потому что они неразрывно между собой связаны, и в тот самый момент, когда он осознает это, происходит его обновление, его второе рождение» [5, 186—187].

«Я думаю, что мой фильм — это проявление веры в человека, в человеческую солидарность, свидетельство уверенности в том, что человек может, если захочет, победить душевную подавленность, отчаяние, безмолвие и даже смерть» [5, 190].

Эту типологическую общность с особой силой подчеркивает цитата из фильма (в киносценарии она отсутствует) — сцена во время просмотра кинопроб: «Стендаль перед своим путешествием по Италии говорил: «Человек, который думает только о себе всю жизнь, в конце концов сотрясается либо от слез, либо от приступа смеха…», которую практически дословно повторяет финал «Утиной охоты». А. Эфрос, говоря об «Утиной охоте», тоже проводит несколько неожиданное сопоставление с Феллини (правда, в связи с его фильмом о Казанове): «Я где-то читал, что Феллини долго не мог решить, о чем должен быть фильм про Казанову. И наконец он решил, что это должен быть фильм о пустоте … фильм ошарашивал, сбивал с ног, но в нем не было или почти не было мучений человека, испытавшего на себе, что такое пустота… [6,151].

Таким образом, обозначенный в записных книжках новый этап творчества («начать все сначала») логическим образом оборачивается созданием «Утиной охоты» — пьесы об утратах идеалов шестидесятничества и «обновлении, втором рождении» героя. По словам, В. Андреева, «размышляя о пьесе «Утиная охота», он (Вампилов. — С.С.) говорил, что в первую очередь его интересует проявление природы человеческой. Куда ее может повести, кинуть хозяин собственной природы — человек» [3, 425—426].

До недавнего времени исследователи опирались на единственный прижизненный вариант «Утиной охоты», который впервые был опубликован в альманахе «Ангара» (1970. № 6) . История этой публикации, сама по себе обладающая внутренним драматизмом, рассказана М. Д. Сергеевым в статье «Вокруг «Утиной охоты» [4, 123—132]. Затем пьеса печаталась по журнальному варианту с исправлением опечаток, а порой и повторением их, и в конечном итоге в качестве канонического был избран текст, опубликованный в «Избранном» [1], редактор которого И.С. Гракова произвела устранение искажений, допущенных в журнале. Однако и этот вариант «Утиной охоты» не являлся полным, так как сохранилась вампиловская правка в нескольких вымаранных цензурой реплик в шестой картине третьего действия. Нам известны, по крайней мере, четыре экземпляра журнала с этой правкой. Один из них принадлежит однокурснику и другу драматурга И.К. Петрову (именно со ссылкой на него этот отрывок впервые был введен в канонический текст пьесы с некоторыми, впрочем, досадными неточностями (выпущена одна из реплик Валерии, а вместо слова «папуасы» было напечатано «попугаи») в издании «Утиной охоты» Фондом А. Вампилова. Аналогичная правка содержится в экземпляре иркутского журналиста В.Г. Сесейкина. На основании экземпляра завлита БДТ Д.М. Шварц писала об этих вставках в своей монографии и Е.М. Гушанская.

О том, какое важное значение придавал этой правке сам драматург, сохранилось любопытное свидетельство в воспоминаниях режиссера В.А. Андреева: «Однажды Вампилов вручил мне журнал «Ангара», где была напечатана «Утиная охота», и сказал, что когда я буду читать, чтобы обратил внимание на правки. Правки были удивительно интересные, доказывающие, сколь вдумчиво относился писатель к рождению слова, формированию мысли, построению сцены. Одно слово заменено другим, более точным» [3, 422—423].

Таких исправлений в экземпляре И.К. Петрова мы в общей сложности насчитали двенадцать. Они были восстановлены в «Избранном—75», как было сказано в примечаниях, «по авторской рукописи». Впрочем, мы не можем полностью исключить и тот вариант, что под «рукописью» подразумевалась правка в экземпляре альманаха, подаренном И. С. Граковой.

Интересно отметить, что в архиве сестры драматурга Галины Валентиновны Гусевой сохранился первый вариант машинописного текста, отличающийся от канонического и сохранивший следы вампиловской правки. Правка эта, вероятно, была произведена Вампиловым в период между 1967 и 1970 годами.

О сути этой правки речь пойдет далее, а пока мы можем сопоставить с ним первопечатный текст (курсивом выделен текст, вписанный драматургом от руки в первую публикацию).

Первое исправление — вставка в монолог Зилова, надевающего на шею венок и произносящего фразу: «Витя Зилов! Эс-Эс-Эс-Эр», думается в особых комментариях не нуждается. Второе — пропуск в реплике Кушака одного-единственного слова: «Вашему мужу не хватает вашей… м-м… принципиальности». Остальные же поправки сводятся к исправлению закравшихся в текст альманаха опечаток, которые мог разглядеть лишь досконально знавший свои тексты драматург. К примеру, «поговорим» вместо «погорим», «побалакаем» вместо «поболтаем», «чужой тон» вместо «нужный» и т.п.

Впрочем, одна вставка имеет принципиальное значение, и, вероятно, именно ее имел в виду Вампилов в разговоре с Андреевым. Это сцена из шестой картины третьего действия.

Она вписывалась от руки на полях с.142 альманаха «Ангара». В. Андреев пишет по этому поводу так: «…в кафе «Незабудка» на столе стоят крабы. Саяпин обращает на это внимание, и в журнальном варианте сцена развивалась дальше. Но вот Вампилов вставляет размышление Кушака о крабах, короткое дополнение, но очень точно выражающее суть образа Кушака и вносящее элементы своеобразного юмористического, иронического окраса всей сцены [3, 422—423].

Эта вставка не была включена в большинство изданий Вампилова, поэтому приводим ее полностью:

Саяпин. Тогда многого не понимали. Жили как папуасы.

Кузаков. Ну а теперь?

Саяпин. Что теперь? Теперь другое дело. Узнали что почем, разобрались.

Зилов. Не говори. Теперь все дураки стали умными.

Кушак. М-м… Друзья, к чему этот разговор?

Саяпин. Да, не будем вдаваться в политику. Кому это надо?

Впервые (со ссылкой на экземпляр И.К. Петрова) эта вставка была приведена нами в статье «За строкой драмы: О текстологии пьес А. Вампилова (Лит. обозрение. 1987. №8. С.100).

Анализ машинописного экземпляра первого варианта «Утиной охоты» и сопоставление его с текстом, признанным каноническим, приводит нас к следующему выводу: во второй вариант были вписаны отсутствовавшие в первом характерологические ремарки; в первом варианте Зилов собирался ехать на охоту не с официантом Димой, а с неким внесценическим персонажем по имени Павел Афанасьевич, с которым герой и ведет телефонные переговоры. В соответствии с изменением замысла во втором варианте, углубляя образ Димы, Вампилов зиловские монологи, связанные со сборами на охоту, адресует ему. Кроме того, уже в машинописном экземпляре первого варианта из списка действующих были вычеркнуты три эпизодических персонажа: Прохоров (вероятно, сослуживец Галины), Нэлли (функцию этого персонажа установить трудно) и «подвыпившая женщина». Последняя, возможно, должна была создавать комический фон в сцене скандала в кафе. Роль Прохорова предельно ясна из сохранившегося плана сцены в кафе: «Зилов один, разговаривает с официантом о смерти отца.

Появляются Галина и Прохоров.

Он разыгрывает сцену ревности, а когда у входа появляется Ирина, встает и уходит с ней за другой столик.

Прохоров и Галина уходят.

— Это моя жена, видишь, как она себя ведет? Мы едем в Михалево».

В архиве О.М. Вампиловой сохранился план первого варианта «Утиной охоты» (три рукописных листа).

На первом из них — общий план, структура замысла всей пьесы, на двух других — развернутая экспликация двух сцен в кафе, двух сцен в конторе и сцены проводов Галины.

1 (римск.)
  1. Пробуждение

а) Разговор с охотн<иком>. (ждать, когда закончится дождь)

Венок

Разговор с мальчиком

Реквием


Воспоминание о кафе

Воспоминание о новоселье