Казанская история

Вид материалаДокументы

Содержание


О первом походе самого царя и великого князя на казань и о том, как приглянулось ему место для постройки города.
О сне, привидевшемся царю и великому князю, и о послании им во второй раз своих воевод к казани, и о строительстве города свияжс
О раздававшемся в том месте звоне и о чудесном явлении сергия-чудотворца
О волхвах, предрекающих взятие казани, о печали казанских старейших и о их гордости.
О пророчестве царицы о казани.
О бесе, соблазняющем видениями людей, живущих в городе
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   16
ГЛАВА 26


И после бегства царя Шигалея из Казани отправились казанцы к ногаям, за Яик, и молили царя Сафа-Гирея, чтобы, ничего не боясь, пошел он к ним снова в третий раз царем в Казань. Он же был рад, и пошел с ними, и пришел с честью в Казань. И встретили его казанцы с царскими дарами и помирились с ним. И царствовал он напоследок два года и испустил злоокаянную свою душу. О суд Божий! Не убили его меч и копье и много раз в боях наносили ему смертельные раны, теперь же, пьяный, мыл он руки свои и лицо, и покачнулся на ногах, и разбил голову об умывальник до мозга, и упал на землю, и разбился, и все суставы его расслабились, и прислуживавшие ему не успели подхватить его. И от этого умер он в тот же день, проговорив: «Не что-нибудь, а кровь христианская убила меня». И всего процарствовал он в Казани тридцать два года.

И, умирая, передал царь свое царство младшей своей царице, надеясь, что родится у нее его сын, а имение царское разделил между другими тремя женами и велел отпустить их каждую в свое отечество. И поехали они: старшая — в Сибирь, к отцу своему, вторая — к астраханскому царю, третья жена — в Крым, к братьям своим, князьям Ширинским. Четвертая же была русской пленницей, дочерью некоего славного князя. Она после возвращения царя от ногаев в Казань умерла в Казани.

И началась после смерти царя между вельможами его яростная борьба, и убийства, и злая ругань, и крамола губительная, ибо не хотели менее знатные казанцы слушаться и покоряться более знатным, которым приказано было беречь царство, но все главными себя возомнили, и все хотели править в Казани и убивали друг друга.

А иные же крамольники убегали в Москву служить Царю и Великому Князю. Он же, не боясь, принимал их и давал им необходимое, не скупясь. И, видя это, иные забывали свой род и племя. И выехало казанцев в Москву, на Русь, до десяти тысяч. Слово Божие говорит в Евангелии: «Если какое-либо царство станет само на себя, то вскоре разорится».

Царь же Шигалей из Казани быстро, словно ястреб, перелетев долгий путь, прибежал в Коломну, где стоял в том году Царь и Великий Князь с силами своими, доблестно воюя с крымским царем. И тайно, наедине, рассказал ему Шигалей, как хотели его погубить казанцы и о том, что его, Самодержца, ближайшие советники были в сговоре с казанцами и потрафляли им и что по их навету казанцы хотели его убить. Показал он ему и грамоты их, скрепленные их печатями.

Царь же и Великий Князь разъярился и, рыкнув зло, словно лев, и учинив строгий допрос губителям христиан и басурманским приспешникам, повелел сослать трех своих бояр, знатных вельмож, бывших в заговоре, и предать их смертной казни. Четвертый же знатный сам принял яд уже после их смерти. К этим же прибавил он и иных, которые знали об этом заговоре, но сами в нем не участвовали, но те бегством избежали смерти и казни, и жили до времени в некоем месте, укрывшись от гнева его, и, когда поручились за них другие, снова были утверждены в своем сане.

Царь же и Великий Князь из-за всего случившегося с царем Шигалеем, из-за этой насмешки над ним казанцев озлобился, и болела у него душа, и ныло сердце. И послал он на следующий год разорить за ту коварную измену казанские земли двух своих прославленных воевод: великого наставника воинов храброго князя Семена Микулинского — да сохранится память о нем! — и князя Василия Оболенского Серебряного и с ними налегке многочисленных воинов, вооруженных копьями, и пищальников, и стрельцов.

И, отпуская их, говорит он им с любовью слово свое царское: «Знаете ли, о сильные мои, какой пламень горит в сердце моем из-за Казани и не угаснет никогда?! Вспомните же все доброе, что получили от отца моего и от меня, пусть даже от меня и мало еще: теперь подошло вам время показать любовь вашу ко мне усердной и преданной службой против врагов моих, и если хорошо послужите и печаль мою утешите, то больше прежнего, о друзья, награжу вас многими дарами. И теперь надеюсь я на первых моих воевод и благородных юношей». И, вдохновив их такими словами, посылает он их Волгою, в ладьях, наказав им не подступать к Казани, ибо сам намеревался, приготовившись, идти туда, когда подоспеет время.

Воздам же коротко хвалу добрейшему воеводе и всеми любимому князю Семену. А был он таков: умом всегда живой и лицом светел, с радостными глазами, тихий и кроткий: не держал он гнева ни на кого из своих воинов, только на вражеских ратников, и был он доблестен и славен победами своими, и терпелив в несчастьях, и хорошо умел метать копье и укрываться от стрельбы, и мог обеими руками стрелять в цель и не промахнуться.

И загорелись сердца у того воеводы князя Семена и другого воеводы, и хорошо вооружились они, и, пойдя со многими храбрыми воинами, разорили много казанских земель, и наполнили кровью черемисские поля, и покрыли землю мертвыми варварами, а город Казань обошли стороной неподалеку от него, только силу свою показав казанцам, не подступая к городу.

А можно было, и даже очень легко, взять тогда Казань, поскольку пришли воеводы неожиданно в Казанскую землю, а в городе было мало людей: все уланы, и князья, и мурзы разъехались гулять по своим селам с женами и детьми. И царя не было в городе: наехали на него в поле, когда он, развлекаясь, охотился с ловчими птицами и собаками, и была при нем лишь небольшая дружина. И убили они три тысячи казанцев, бывших при нем, и разграбили шатры его и казну, и забрали много хлеба, и самого царя едва не взяли — еле удалось ему убежать назад с пятью или десятью людьми и затвориться в городе.

И когда увидел он, что русские прошли уже мимо Казани, на третий день собрался он и послал за ними двадцать тысяч казанцев, похваляясь при этом, что не испугаются они стотысячного русского войска и, догнав его, преградят ему путь, и поубивают московских воевод, и пограбят русские земли. Воеводы же, услышав за собою погоню, остановились, надежно укрывшись в некоем месте. Казанцы же три дня гнались за ними, и утомились они и кони их, и попадали они, как мертвые, на отдых, думая, что ушли от них воеводы.

Воеводы же вышли из укрытия своего и пошли тихо к берегу, где спали казанцы. И послали понаблюдать за ними, и увидели посланные, что все крепко спят, поснимав с себя оружие, и дозорных нет, и конские стада от них далеко пасутся и никого не опасаются, потому что находятся на своей земле. И пошли воины сначала к ним и отогнали коней от казанцев. И вострубили они в ратные трубы и в сурны, и напали на них в полдень, в самый жар и зной, и побили их семнадцать тысяч, а две тысячи взяли в плен, и лишь тысяча покалеченных и раненых убежала в леса.

И с большим казанским полоном пришли воеводы в Москву, все здоровые — никто из них не погиб. И рад был очень Царь и Великий Князь. Велел он одарить воевод своих, и всем воинам, ходившим с ними, раздал царские дары, чтобы забыли они все тяготы свои, которые перенесли, пройдя этот тяжелый путь.

То была первая победа этого нашего Самодержца над злою Казанью. Но не устрашился царь с казанцами своими, не помирился он с Московским Самодержцем, не отказался от злого обычая своего разорять русские земли. И вскоре умер он; после возвращения его от ногаев и того поражения своего царствовал он только два года.

В тот же год, когда умер казанский царь, начал Царь и Великий Князь посылать свою рать на Казанскую державу, каждый год обновляя войско. Семь лет не уходило русское воинство из Казанской земли, до тех пор, пока, смирив ее и одолев, не взял он Казани.


О ПЕРВОМ ПОХОДЕ САМОГО ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ НА КАЗАНЬ И О ТОМ, КАК ПРИГЛЯНУЛОСЬ ЕМУ МЕСТО ДЛЯ ПОСТРОЙКИ ГОРОДА.


ГЛАВА 27


Царь же и Великий Князь, услышав, что казанский царь Сафа-Гирей, неистовый воин, лютый зверь и кровопийца, умер злой смертью, и что между вельможами его и всеми казанцами начались междоусобицы и борьба, и царит там самоволие, взволновался умом и уязвился сердцем, и разгорелся божественным усердием защитить христианство. И в третий год своего царствования собрал он всех князей, и воевод, и все русское воинство и в зимнее время, в году 7058 (1550), сам пошел к Казани со многими тысячами.

И была для воинов большим бедствием зимняя стужа, и многие поумирали от морозов и от голода, и коней пало бесчисленное множество. Зима тогда была долгой и морозной, к тому же и весна началась рано, и целый месяц непрестанно шли проливные дожди — не знаю, Бог ли так устроил или по волхвованию казанских волхвов это случилось, — так что все воинские станы и лагеря потонули в воде, и не было сухого места, где бы можно было остановиться, и обогреться у огня, и просушить одежду, и сварить еду.

Поэтому в тот раз недолго стояли русские под Казанью, только три месяца — с 25 декабря до 25 марта. Каждый день штурмовали они город, стреляя по стенам из больших пушек. И не дал Бог Московскому Царю и Великому Князю взять Казань, ибо не было там в это время царя на царстве и потому не славно было бы взять его.

И возвратился он на Русь, пожегши и опустошив всю Казанскую землю, мстя за жестокую смерть своих людей у города. И когда шли они Волгою назад по льду, в 15 верстах от Казани, на реке, называемой Свиягой, устье которой впадает в Волгу, увидел он между двумя реками высокую гору и место, подходящее для постройки города: весьма просторное, крепкое и красивое. И полюбил он его всем сердцем, но не открыл тогда своего замысла воеводам, ни одному из них ничего не сказал, чтобы не разгневались на него: ведь место то было безлюдно и поросло густым лесом, больше же потому, что на это не было тогда времени. По берегам обеих этих рек — Свияги и Волги — простираются луга, богатые травами и красивые. Вдали же от рек, по склону горы, разбросаны казанские, села, в которых обитает низовая черемиса, — ведь в Казанских землях проживают две черемисы, объединяющие три народа, четвертый же народ — варвары, которые и владеют ими: первая черемиса по эту сторону Волги сидит, между высокими горами по долинам, и называется она горной; вторая же черемиса живет по другую сторону Волги и зовется луговой из-за низости и ровности той земли. Жители же земли той все хлебопашцы и труженики, и свирепые ратники. В той же луговой стороне есть черемиса кокшайская и ветлужская; живут они в безлюдных лесных местах, не сеют и не пашут, но питаются охотой и рыбной ловлей и живут, как дикие. И, придя в Москву, Царь и Великий Князь распустил свое войско на отдых, и не разгневался на воинов за то, что не исполнили они своего дела, и худым словом не попрекнул их за неудавшийся свой поход. И не ослабло всегдашнее его стремление и желание овладеть Казанью, не ленясь, не переставал он со слезами молиться Господу, не теряя надежды своей.


О СНЕ, ПРИВИДЕВШЕМСЯ ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ, И О ПОСЛАНИИ ИМ ВО ВТОРОЙ РАЗ СВОИХ ВОЕВОД К КАЗАНИ, И О СТРОИТЕЛЬСТВЕ ГОРОДА СВИЯЖСКА.


ГЛАВА 28


И внезапно явилось ему, как некогда царю Константину, видение некое во сне, в котором показано было увиденное им место и повелевалось поставить там город на устрашение казанцам, дабы скрылись они от лица его и была бы для пограничных русских земель, от этого города помощь и защита, а для воюющих с казанцами стал бы он надежной крепостью, чтобы могли они жить в нем, как дома, в своем городе на Руси, время от времени выходя оттуда и разоряя Казанскую землю.

Когда же пробудился он ото сна, то понял, что истинно видение это, а не ложно. И вскоре, призвав к себе много раз упоминавшегося прежде царя Шигалея из его отчины — Касимова, поскольку был он предан ему больше других царей и князей, повелел ему идти со всеми служащими ему варварами к Казани, ибо хорошо ему уже знакома была Казань и известны все казанские обычаи.

Посылает с ним Царь и Великий Князь девять старших своих воевод: первым — князя Петра Шуйского, вторым — князя Михаила Глинского, третьим — вышеназванного князя Семена Микулинского, четвертым — князя Василия Оболенского Серебряного, пятым — брата его Петра Серебряного, шестым — Ивана Челядина, седьмым — Данилу Романова, восьмым — Ивана Хабарова, девятым — Ивана Шереметьева. С ними послал он и других воевод, а также многочисленное русское войско, хорошо вооруженное и разукрашенное золотом, и мастеров, и градостроителей, и работников. И повелел он им разорять и захватывать в плен казанские улусы и не щадить ни женщин, ни детей, ни старых, ни малых, но всех склонять под меч, и воздвигнуть на облюбованном им и, более того, Богом избранном месте город, и, когда будет возможно, всячески неослабно докучать Казани.

Царь же Шигалей Касимовский принял повеление Царя, Самодержца своего, с веселым сердцем, без гнева, хулы или скорби. И все знатные воеводы, и все московское воинство радостно выступило в поход на Казань, как будто уже предчувствуя победу, быстро совершая переход вплавь, в ладьях, по великой реке Волге — течет она из Руси прямо на восток: в пяти верстах в сторону от нее и стоит город Казань, на левом берегу — везя с собою на больших белозерках готовый деревянный город, заново искусно построенный в том же году.

И плыли они тридцать дней и пришли в землю Казанскую на реку Свиягу, на указанное им место месяца мая в шестнадцатый день, в седьмую субботу после Пасхи. И остановились там, не дойдя до Казани пятнадцати верст. И открылось им очень удобное и красивое место, и полюбилось оно царю Шигалею и всем его вельможам, и возрадовались все войска. И наутро, в воскресенье, распустил царь свои войска по казанским улусам — разорять и брать в плен горную и нижнюю черемису. Первому же войску, пехотинцам, повелел он на горе той рубить лес и расчищать место для постройки города. И вскоре Божиим повелением и с его помощью, по прошествии лишь немногих дней, дело подошло к концу и, собрав готовые части, поставили город, большой и красивый, в году 7059 (1551), месяца июня в тридцатый день.

И поставили в нем деревянную соборную церковь Рождества Пречистой Богородицы, и построили внутри города шесть монастырей, в одном из которых — храм преподобного Сергия-чудотворца. И все воеводы, и бояре, и купцы, богатые люди и простые жители поставили себе в городе светлые дома и хорошо устроили свою жизнь. И наполнились все люди радостью и веселием и прославили Бога.


О РАЗДАВАВШЕМСЯ В ТОМ МЕСТЕ ЗВОНЕ И О ЧУДЕСНОМ ЯВЛЕНИИ СЕРГИЯ-ЧУДОТВОРЦА


ГЛАВА 29


Многие тогда свершились исцеления от иконы великого чудотворца Сергия: слепые у гроба его прозревали, немые начинали говорить, хромым он даровал способность ходить, сухоруким — владеть руками, глухим — слух, и бесов он изгонял, и освобождал из казанского плена, и всякий недуг исцелял данной ему от Бога благодатью. Подобно тому, как если бы некий царь, полюбив свой город и желая в нем царствовать, стал украшать его всякими дорогими вещами и зримыми красотами, дабы стал он от этого прекрасным и прославили бы его иноземцы из дальних стран, и купцы, и все люди, входящие в него, ибо, увидев его, удивились бы они и, вернувшись в свои земли, рассказали другим о красоте его, — также и блаженный наш Сергий-чудотворец благими своими знамениями и чудесами украсил и прославил новый город свой, отчего всем стало ясно, что хочет он в нем пребывать постоянно и всегда оберегать от варваров город свой и всех людей своих, в нем живущих. И явился он самым первым радостным и правдивым вестником того, что окончательно будут побеждены враги наши казанцы и вся их черемиса.

Место же, где вырос город, было таково: подалее от него подходили к нему высокие горы, вершины которых покрывал лес, простирались глубокие стремнины, непроходимые чащи и болота; вблизи же города, возле одной из стен, находилось небольшое озеро, имеющее вкусную воду и богатое всякой мелкой рыбой, пригодной для питания людей, из него берет начало река Щука, которая сначала обтекает вокруг города, а затем, немного пройдя, впадает в реку Свиягу. На этом прекрасном месте между двух рек, Волги и Свияги, и встал новый город.

И явилось первое знамение Божьей помощи благодаря молитвам Пречистой Богородицы и всех новых святых русских чудотворцев: на третий день после того, как пришли царь и воеводы и начали строить Свияжский город, явились к ним с дарами, предупредив заранее через послов, старейшины, сотники горной черемисы, и стали молить царя и воевод, чтобы они не разоряли их, сказав, что князья их и мурзы бросили их, а сами укрылись в Казани вместе с женами своими и детьми. И присягнула тогда вся горная черемиса Царю и Великому Князю, и перешла на его сторону половина жителей Казанской земли. И посланы были царем и воеводами в их улусы писари, которые переписали сорок тысяч умелых стрелков, кроме молодых и старых, — не достигших зрелости юношей и стариков не переписали.

И рассказали, тужа и жалуясь, царю и воеводам нашим старейшины, сотники горной черемисы, живущие неподалеку от Свияжска, то, что было им хорошо и подробно известно: «За пять лет до постройки этого города, когда царь наш уже умер и место это было еще безлюдно, а город Казань пребывал в мире и вы несильно разоряли нашу землю, слышали мы здесь часто звонящий по русскому обычаю церковный звон. И напал на нас страх, недоумевали мы и дивились, и много раз посылали неких быстроногих юношей добраться до места того и посмотреть, отчего это происходит. И слышали они прекраснопоющие, как во время церковной службы голоса, а самих поющих не видели; одного только увидели старого каратуна вашего, то есть старца-калугера, ходящего по тому месту с образом и крестом, и благословляющего на все стороны, и кропящего святой водой, как если бы он любовался этим местом и размерял, где поставить город. Место же все то наполнилось благоуханием. Много раз посланные нами юноши, отважившись, поджидали его, чтобы свести в Казань и допросить, откуда он приходит на это место. Он же не давался им в руки. Они и стрелы в него пускали из луков, чтобы, подстрелив, схватить его, но он становился невидим. Стрелы же их не долетали до него и не поражали его, но летели вверх, а, опускаясь, переламывались пополам и падали на землю. И, устрашившись, юноши те убегали прочь. Мы же удивлялись. И, дивясь, размышляли мы про себя: «Что нам предвещает это знамение?» И рассказали мы обо всем господам нашим князьям нашим и мурзам. Они же, пойдя в Казань, рассказали обо всем царице нашей и казанским вельможам. Царица же и вельможи также удивились и ужаснулись появлению того старца».


О ВОЛХВАХ, ПРЕДРЕКАЮЩИХ ВЗЯТИЕ КАЗАНИ, О ПЕЧАЛИ КАЗАНСКИХ СТАРЕЙШИХ И О ИХ ГОРДОСТИ.


ГЛАВА 30


Много раз в полдень видели того старца и некоторые из вельмож, а также их жены и дети во время своих игр, по ночам его видели городские стражи — ходящим по стенам Казани, и крестом осеняющим город, и кропящим на четыре стороны святой водой, но, опасаясь, как бы не напали прежде времени на народ страх и боязнь, утаивали они ото всех увиденное, никому не рассказывая об этом, но, тайно совещавшись друг с другом, посылали за мудрыми своими волхвами, чтобы расспросить их о том, что означает это необычное видение.

И так же как в древние времена греческие волхвы пророчествовали о пришествии Христа, так теперь казанские говорили: «О, горе нам, ибо приближается конец нашей жизни: утвердится здесь вскоре христианская вера, и возьмут русские наше царство, и поработят нас, и будут крепко владеть нами против нашей воли. Вы же — говорим вам прямо, без обиняков, — если хотите еще тихо пожить в нашем отечестве и не увидеть, как будут убивать и уводить в плен ваших жен, детей и родителей, состарившихся у вас на глазах, то, собравшись, пошлите от себя к Московскому Самодержцу мудрых и умеющих хорошо говорить людей, которые могли бы умолить его и укротить. Заранее помиритесь с ним и обещайте, не гордясь, служить ему, платите ему дани. Он ведь не дани требует от вас: ни золота, ни серебра ему не нужно, но ждет он смирения нашего и истинной покорности. Если же не сделаете так, как говорим мы, то вскоре все мы погибнем».

Старейшины же наши тужили и печалились, иные же, горделивые и злые, смеялись и не внимали речам волхвов, говоря так: «Нам ли служить Московскому Правителю и его князьям и воеводам, если они всегда сами нас боялись! Это нам пристало, как и прежде, владеть ими и получать с них дань, ибо они присягали нашим царям и платили им дань, и мы искони Господа им, а они — наши рабы. И как могут или смеют рабы наши нам, господам своим, противиться, ведь много раз бывали они побеждены нами?! Нами же никто никогда не правил, кроме нашего царя, но и ему мы служили по своей воле: куда хотим, туда и идем, Так и живем, служа по своему желанию, и не хотим жить в неволе, как живут люди у него в Москве, — объяты скорбью и притесняемы им. Не хотим мы и слышать о том, что вы предлагаете».

И сильно браня и укоряя волхвов, смеялись над ними, и с позором прогоняли прочь, и плевали им в лицо, а иногда же сажали их в темницу, дабы не возмущали людей. Они же громче прежнего взывали к народу: «Горе казанским людям, ибо будут они разорены и взяты в плен русскими войсками. Горе и нам, ибо с нами исчезнет и волхование наше!» Так все и сбылось, как предсказывали маши волхвы.

Поняла и царица, послушав волхвов, что сбывается конец предсказания старшей сибирской царицы, но умолчала об этом, ободряя людей. Напророчила же та царица во время своей болезни падение Казани — открылось ей это помимо ее воли.


О ПРОРОЧЕСТВЕ ЦАРИЦЫ О КАЗАНИ.


ГЛАВА 31


Некогда, еще при царе, ходили казанцы войной на русские земли: на Галич, и на Вологду, и на Чухлому, и на Кострому и пролили много христианской крови. И взял тогда, в воскресенье на мясопостной неделе, небольшой их отряд в шесть тысяч воинов, посланный из большого войска, город Балахну, внезапно напав на него на утренней заре и застав горожан врасплох — пирующими, ибо по христианскому обычаю полагалось в те дни веселиться, прославляя Бога. Варвары же всех горожан — и мужчин и женщин с детьми — предали мечу, не желая вести их в плен, дабы не обременять себя, нагрузились только серебром, и золотом, и одеждами златоткаными, и другими драгоценностями, и всякими дорогими вещами, которых взяли они больше, чем требовалось для такого войска, наполнив ими повозки; тяжелые тюки с разными пожитками тащили и вьючные животные. Имущество же простых людей они не забирали с собой, но бросали все в огонь и сжигали как ненужное. И с такой огромной добычей вернулись они в Казань.

В то время как царь с воеводами своими веселился на пиру, царица его старшая — сибирячка — лежала в постели, сильно страдая от некой болезни. И пришел, веселый, к ней в спальню царь, рассказывая ей о радостном событии — привозе для нее русских пленников и несказанного богатства. Она же, немного помолчав, словно новая Сивилла, Южская царица, со вздохом ответила ему: «Не радуйся, царь, ибо недолго будет длиться у нас эта радость и веселье, но после твоей смерти обратятся они для оставшихся плачем и нескончаемой скорбью, и за неповинную эту христианскую кровь заплатят они своей кровью, и поедят тела их звери и псы, и отрадней тогда будет неродившимся и умершим, и не будет уже после тебя царей в Казани, ибо искоренится вера наша в этом городе, и будет в нем святая вера, и будет им владеть Русский Правитель».

Царь же, разгневавшись на нее, замолчал и вышел вон из спальни.


О БЕСЕ, СОБЛАЗНЯЮЩЕМ ВИДЕНИЯМИ ЛЮДЕЙ, ЖИВУЩИХ В ГОРОДЕ