Geum.ru

Международная конференция, проведённая Институтом Европы ран совместно с Фондом им. Розы Люксембург (фрг) 10 декабря 2003 года в г. Москве

Вид материалаДокументы

Содержание


Манфред Шюнеманн (ФРГ)
Заключительное слово
Подобный материал:
1   2   3

Манфред Шюнеманн (ФРГ)


В начале XXI века главная угроза миру и безопасности исходит не от глобальной конфронтации между сверхдержавами, а от многослойных конфликтов между государственными и негосударственными акторами. Их главная причина кроется не в глобальном противостоянии двух противоположных идеологий, а в различных представлениях о духовно-культурных ценностях, противоречиях между индустриальными и развивающимися странами, в экономических и политических процессах глобализации. Формы проявления и носители “новых” конфликтов весьма многообразны. Они простираются от религиозного фанатизма и радикального национализма до индивидуального терроризма. Порождаемые ими угрозы для всего цивилизованного человечества усиливаются в результате того, что как нестабильные государственные режимы, так и негосударственные структуры могут получить доступ к оружию массового уничтожения.

К сожалению, ответы на новые асимметричные угрозы оказываются весьма различными и в большинстве случаев ошибочными или неудовлетворительными. Западные государства, прежде всего США, под лозунгом уничтожения международного терроризма ведут борьбу скорее против определённых форм проявления этих “новых” угроз, а не их истинных причин. “Ответы” США традиционны и ограничиваются в основном массированными бомбовыми ударами по государствам и их гражданскому населению. ЕС и Россия также прибегают при отражении “новых” угроз (Афганистан, Балканы) или в борьбе с чеченскими сепаратистами главным образом к военным средствам. В то же время требуются активные действия международного сообщества в решении насущных социально-экономических проблем (голод, нищета, болезни), в предотвращении и урегулировании региональных конфликтов, в усилении эффективности Договора о нераспространении оружия массового уничтожения, а также в выработке представлений об общих ценностях и приведении международного права в соответствие с изменившимися международными условиями.

Новая ситуация с угрозами требует не ослабления многосторонних институтов, а их усиления. В частности, ООН должна вернуть себе центральную роль в поддержании мира и безопасности. Как показал иракский кризис, полномочия Совета Безопасности ООН оказываются недостаточными для противодействия США и нуждаются в расширении. Это станет возможным только в итоге долгосрочного процесса адаптации системы принятия решений в рамках ООН к изменившемуся соотношению сил и потребует усиления роли региональных центров силы в международной политике. Появление таких центров силы соответствует объективно существующей многополярности и противодействует стремлению США к однополярному миру. В Европе в результате расширения ЕС формирование этого влиятельного регионального центра силы вышло на новый качественный уровень. В ближайшие десятилетия подобные центры возникнут и в других регионах мира и будут оказывать все большее влияние на глобальные процессы. Такая тенденция отчётливо вырисовывается уже сегодня в связи с развитием Китая, Индии и Японии, а также в результате внутренней стабилизации в России.

В международной политике ЕС всё заметнее выступает как самостоятельный фактор, хотя до общеевропейской внешней политики и политики в области безопасности ещё далеко. По сути, речь идёт, как и прежде, о координации в рамках ЕС внешнеполитических акций суверенных государств. Это будет продолжаться в течение длительного времени, поскольку пока интересы стран

-участниц ЕС значительно расходятся. Например, Франция и Великобритания рассматривают себя в первую очередь как самостоятельных акторов и соглашаются на вовлечение в “европейскую внешнюю политику” только в той мере, в какой это служит реализации их собственных интересов. Другие государства ЕС также практикуют сдержанность в отношении выработки общих европейских позиций и стремятся прежде всего к ограждению своих национальных интересов. Это особенно отчётливо видно на примере позиции большинства восточноевропейских стран-кандидатов ЕС по актуальным международным вопросам. Они заинтересованы в экономических преимуществах, которые даёт членство в ЕС, но твёрдо стоят на стороне США в иракском конфликте, обеспечивая себе гарантии политической безопасности вне ЕС. Выработка и реализация общей европейской внешней политики в условиях расширившегося ЕС становятся ещё более сложными, чем ранее.

Отношения между ЕС и остальной Европой, в частности между ЕС и Россией, остаются, наряду с проблемами внутри ЕС, дополнительным фактором, влияющим на эффективность европейской политики. Несмотря на определённые позитивные сдвиги (Совет Россия – НАТО, встречи глав правительств ЕС-России; принятие России в “семёрку”), вопрос о том, каким образом можно включить Россию в систему европейской внешней политики и безопасности, остаётся ключевой проблемой. Решения традиционного образца (ассоциированное членство или присоединение) в обозримом будущем представляются маловероятными. Для вовлечения России необходимо разработать качественно новую модель взаимоотношений. Проявившееся во время иракского кризиса согласование внешнеполитических акций между Германией, Францией и Россией не следует расценивать как рецепт. Этот “специфический союз” вызвал скорее недоверие других членов ЕС и к тому же дополнительно осложнил трансатлантические отношения. Длительное противостояние между Европой и США не только не соответствовало бы интересам стран ЕС и России, но и не способствовало бы долговременной стабильности в международных отношениях.

Существенное значение для повышения роли России в Европе имело бы её превращение в интеграционный центр на постсоветском пространстве. Предпринимаемые до сих пор усилия в этом направлении не были последовательными и оказались неэффективными. Ни сотрудничество в рамках СНГ, ни создание Евро-Азиатского экономического сообщества, ни проект образования Общего экономического пространства не привели к интеграции на постсоветском пространстве. Главными причинами этого являются как недостаточная экономическая мощь России, так и существующие противоречия политических и экономических интересов постсоветских государств, в частности между Россией и Украиной.

В последнее время после фазы доверительного сотрудничества в борьбе с международным терроризмом и поэтапного вовлечения России в структуры западных союзов снова обостряются противоречия между Россией и США, Западом в целом. Это относится, в частности, к действиям на постсоветском пространстве, проблемам вооружения и разоружения, а также концепциям в области военной политики и безопасности. Как в США, так и в большинстве европейских стран возросли сомнения в характере процессов демократизации в России и во внешнеполитическом курсе её руководства во главе с президентом В. Путиным. Действия в преддверии думских выборов (ограничение свободы средств массовой информации, арест М. Ходорковского) и более сильное подчёркивание российских интересов на постсоветском пространстве (Кавказский регион, приднестровский конфликт, пограничный спор с Украиной), а также некоторые модификации в военной политике заметно усилили подспудное недоверие Запада в отношении стратегических целей России. В то же время позволительно предположить, что для подчас резкой реакции на действия Кремля в отношении крупного российского капитала решающую роль сыграли собственные экономические интересы Запада, а не забота о российской демократии.

Расценивать внешнеполитическую и военно-политическую активность России как выражение её новых великодержавных устремлений было бы упрощением. Сравнение тезисов действующей с апреля 2000 года военной доктрины по поводу возможности нанесения превентивных ядерных ударов с тезисами доклада о задачах российских вооруженных сил (октябрь 2003 года), ошибочно интерпретируемого западными средствами массовой информации как новая военная доктрина, показывает, что каких-либо изменений в критериях их использования нет. Об этом чётко заявил министр обороны Сергей Иванов ещё раз во время неформальной встречи министров обороны НАТО в Колорадо-Спрингс, прокомментировав сообщения средств массовой информации о якобы новой доктрине первого удара: “Россия не рассматривает ни в каких сценариях и вариантах нанесение первой удара с применением стратегического ядерного оружия . …Теоретически мы не исключаем возможности применения ядерного оружия, но лишь в том случае, если никакие другие меры окажутся не в состоянии остановить угрозу безопасности России”. Конечно, высказывания президента В. Путина и военных руководителей по поводу задач и целей российских вооружённых сил ясно указывают на некоторое изменение российской военной политики. Один только факт, что президент В. Путин с лета нынешнего года выступил уже на трёх совещаниях в Министерстве обороны, чётко указывает на повышение роли военных в российской политике. После нескольких лет материальной и духовной деградации вооружённых сил предпринимаются серьёзные усилия для модернизации боевой техники и руководящих структур. Дальнейшее пренебрежительное отношение к российскому военному потенциалу, несомненно, нанесло бы серьёзный ущерб безопасности страны. Российское правительство вынуждено идти на эти меры с учётом расширения НАТО: самолёты блока после присоединения стран Балтии смогут долететь до Санкт-Петербурга за 3–5 минут, а НАТО по-прежнему придерживается по отношению к России военной доктрины, ориентированной на наступательные операции. Определённую роль играет и понимание того, что российские интересы в приграничных регионах могут быть обеспечены лишь в том случае, если российские вооружённые силы станут фактором, который необходимо принимать всерьёз.

Результаты думских выборов показывают, что внутриполитический и внешнеполитический курс президента В. Путина не только встречает одобрение военных руководителей и менеджеров российской экономики, но и согласуется с мнением и национально-патриотическими настроениями широких кругов населения страны. Русское самосознание, вновь обретённое в последние годы благодаря внешней и внутренней политике президента В. Путина, создаёт наряду с дальнейшей стабилизацией внутренней ситуации предпосылки для того, чтобы Россия осталась влиятельным региональным фактором силы, который наряду с США и Европейским союзом будет играть важную роль в международных делах.

На этой основе продолжится долгосрочный процесс вовлечения России в систему европейских и международных связей. Положение и роль Европейского союза в мировой политике укрепились бы, если бы для вовлечения России были найдены организационные структуры, которые, с одной стороны, сделали бы экономический, политический и военный потенциал России доступным для европейской политики, а с другой – не привели бы к конфронтации с США. Одновременно это обеспечило бы ситуацию, при которой Европа успешно встретила бы вызовы XXI века в области политической безопасности.

_____________________________________________


Масленников А.А.

По моему мнению, для тех, кто понимает опасность и неприемлемость однополярного мира, очень важно осознавать, что водораздел между сторонниками и противниками однополярности пролегает не только между странами, но и внутри этих стран. Не случайно американские средства массовой информации атакуют не столько страны “тройки”, “международных диссидентов” Францию, Германию и Россию, сколько совершенно конкретных политических деятелей – Шрёдера в Германии, Ширака во Франции и Путина в России.

У нас складывается совершенно чёткое впечатление, что за последний период (порядка двух лет, с момента начала подготовки иракской войны) внезапно и очень резко, просто драматически усилился “накат” на нашего президента. Я не большой сторонник позиции Путина по многим вопросам, но как гражданин России со всё большей тревогой смотрю на то, что происходит. Тот факт, что американские СМИ никогда нам особенных комплиментов не делали, понятен. Меня настораживает, прежде всего, позиция некоторых кругов в нашей стране. Сейчас говорят: Путин подчинил себе все телеканалы на выборах. Отчасти это действительно так. Но в целом, если вы внимательно присмотритесь, ведь в последнее время критикуют именно Путина – и по телевидению, и по радио, и в печати. Раньше его в основном критиковали “левые”, теперь усилились нападки “справа”.

Враждой к Путину вызваны и горестные вопли, и скрежет зубовный, которые доносятся к нам с Запада в связи с прошедшими выборами. Стоит задуматься, почему недавно Радио “Свобода” прекратило вещание на все бывшие социалистические страны, вступающие в ЕС и НАТО, сделав исключение для России, которая продолжает оставаться объектом американской пропаганды совершенно определённого толка.

Поэтому, если мы хотим остановить паровой каток глобализации и однополярности, который катится по миру, мы должны повнимательней присмотреться к тому, что происходит в нашем собственном доме. Надо извлечь уроки из некоторых международных событий, в частности в Ираке, а также на южных границах России. Ни в коем случае нельзя отказываться от конструктивного сотрудничества с США, но мы должны одновременно ясно видеть грозящие нам опасности. Если мы будем бороться против однополярности не только на международных научных конференциях, не только в рамках ООН, но и в своих собственных странах, нам будет легче добиться успехов.

_____________________________________________


Борко Ю.А.

Хочу сформулировать следующие три тезиса. Тезис первый заключается в том, что мир вступил в переходную эпоху, которая характеризуется повышенной неустойчивостью, и это надолго. Более устойчивый мировой порядок установится лишь тогда, когда группа ведущих акторов на международной арене придёт к какому-то консенсусу в отношении того, какую модель положить в основу нового мироустройства. Пока этот консенсус не просматривается.

Второй тезис: пока определили свою роль в новой мировой ситуации только два государства из числа ведущих. Это США, которые приняли на себя бремя сверхдержавы и распоряжаются своими ресурсами, чтобы устроить мир в соответствии со своими взглядами, и Китай, который на данном этапе избрал позицию стороннего наблюдателя, занятого своими проблемами. Что будет через 10–15 лет никто не возьмётся предсказать. Такая мощная сила, как Европейский союз, своего места пока не определила, и думаю, что это произойдёт не скоро.

Третий тезис сводится к тому, что Европейский союз, являющийся ведущей зоной в Европе, регионом наиболее стабильным и сильным во всех отношениях, вступил в очень трудную полосу, которая, думаю, будет длительной. ЕС в первый раз за последние полстолетия столкнулся с таким широким кругом проблем. Трудно сказать, переоценил ли он свои силы, став на путь одновременного углубления интеграционного процесса и расширения. Я думаю, что это был осознанный выбор. ЕС предпочёл в первую очередь расширить на восток зону распространения западноевропейской модели, экономической системы, политического устройства и демократии и тем самым увеличить на континенте зону стабильности и безопасности. Это решение потребовало принесения в жертву целого ряда других задач.

Может быть, недостаточно просчитаны были перспективы экономического развития Европейского союза. 1960-е годы были временем баснословно высоких темпов в европейской экономике, но в 1970-е годы наступил кризис. 1980-е годы начались как будто благополучно, но потом обнаружилось существенное отставание. Если в середине 80-х ЕС с 12 членами превосходил по объему ВВП США, то за последующие 15 лет он отстал на 10–15%, и пока изменений не видно. В Западной Европе прозевали новую научно-техническую революцию. США раньше уловили новую волну.

Серьёзно повлияла недостаточная инновационная активность западноевропейского бизнеса по сравнению с американским, а ещё раньше – с японским (японцы сами забуксовали из-за нежелания идти на большие инновационные риски, меньшей гибкости бизнеса). Важной причиной явилось преобладание государственного регулирования по сравнению с более либеральной американской экономикой. Наконец, сказалось и то обстоятельство, что хотя интеграция зашла далеко, единый внутренний рынок до конца и сегодня ещё не построен (официальная программа создания такого рынка должна была завершиться в 1992 г.). Остаётся незавершённым строительство Валютного союза: формально всё сделано, но надо ещё налаживать этот механизм.

Посмотрите, что сейчас получается: колоссальный по своему масштабу и амбициозности план завершить строительство рынка, Валютного союза, создать единое пространство свободы, безопасности, правосудия, проводить общую внешнюю политику, общую политику безопасности и обороны откладывается как минимум на 15 лет. Нельзя построить единый внутренний рынок, прежде чем органически в него не вольются последние входящие в него государства. Нельзя построить структуру, где 15 стран образуют единый рынок, а 10 не входят в него. В 2004 году присоединяются 10 стран, в 2007 году – 2 страны, когда присоединяется Турция, не известно, а там есть ещё 5 западнобалканских стран, которых тоже будут принимать где-то после 2010 года (может быть, в 2015). К какому же времени будет завершено строительство единого внутреннего рынка в расширенном союзе? К какому времени будет построен Экономический и валютный союз как органически отлаженный механизм, столь же однородный, гомогенный и цельный, как, скажем, экономическое пространство США? Когда будет построено единое пространство свободы, безопасности, правопорядка? Когда, наконец, страны ЕС действительно перейдут к реальной общей внешней политике, общей политике безопасности и обороны? Очевидно, не раньше, чем в него войдут последние государства, стоящие в очереди, и не просто вступят, а органически вольются, на что потребуется несколько лет переходного периода. У нас нет оснований злорадствовать по этому поводу. Я считаю, что Россия крайне заинтересована в том, чтобы на её западных границах была стабильная, сильная Европа. Это в долгосрочных стратегических интересах России.

За 50 лет европейской интеграции накоплен ценный опыт, но в результате возник колоссальный бюрократический механизм, усложняется процесс принятия решений, контроля над ними со стороны Европейской комиссии. Парадоксальным образом объединение Европы сопровождается тем, что внутри Европейского союза она становится гетерогенной, разнородной. Начинают формироваться различные группировки стран, что сильно усложняет процесс принятия решений. Когда же ЕС заговорит единым голосом? А без этого как можно говорить об усилении роли Европейского союза в мире?

Наконец, мне не ясны и перспективы наших отношений с ЕС. Внешне всё тоже хорошо: есть соглашение о партнёрстве и сотрудничестве, в 1999 году было провозглашено стратегическое партнёрство, в Санкт-Петербурге впервые через четыре года после этого стороны сформулировали долговременные цели – четыре общих пространства, которые мы собираемся строить. Но тут возникает немало сложностей и с нашей, и с той стороны.

ЕС расставляет приоритеты следующим образом: надо закончить программу углубления, надо завершить процесс расширения, надо наладить отношения с США. Значит, концепция нового соседства с Россией и общих пространств составляет как бы четвёртый приоритет на будущее. А сегодня надо решать кучу конкретных вопросов: условия вступления России в ВТО, полёты самолётов над Сибирью, инициируемые ЕС антидемпинговые дела и т. д. Есть масса конкретных претензий, спорных вопросов, которые решаются с большой пробуксовкой, утопают в бюрократических словопрениях. Мы тоже не до конца решили, что для нас приоритетно – продолжение, развитие стратегического партнёрства с ЕС, создание общего экономического пространства или мы возвращаемся к идее интеграции в рамках СНГ?

____________________________________________


Арбатова Н.К.

Рассматривая вопрос о центрах влияния в современном мире, необходимо, по моему мнению, анализировать роль и активность того или иного центра в решении актуальных проблем сегодняшнего дня, в частности возникших после 11 сентября задач борьбы против международного терроризма.

Очень многое будет зависеть от того, как международное сообщество – США, Европа и Россия – выйдет из иракского кризиса. Кто будет играть ключевую роль в постконфликтной стратегии в Ираке. Тот факт, что США пытаются всё больше и больше привлекать к иракским делам европейских союзников, говорит о том, что Европа остаётся важным фактором. Сегодня ни один из так называемых “центров влияния” не в состоянии в одиночку решать проблемы, которые возникли после 11 сентября и после Ирака.

Когда мы рассуждаем о провалах и успехах общей внешней политики и политики безопасности ЕС, следует задаться вопросом: каковы критерии оценки успехов или провалов политики. Одну и ту же позицию можно рассматривать и как успех и как провал. Например, Югославия, когда под влиянием Германии ЕС принял решение о поспешном признании суверенитета бывших югославских республик. Это был успех с точки зрения общей внешней политики и политики безопасности ЕС, но это был полный провал с точки зрения урегулирования югославского конфликта.

На мой взгляд, наилучшим был вариант, когда две крупнейшие страны Европы – Франция и Германия, поддержанные Россией, послали США чёткий сигнал о том, что в Европе не согласны с их курсом в отношении Ирака, не довольны традиционным атлантизмом и лидерством Вашингтона. Этот сигнал не создал в то же время серьёзного кризиса в евроатлантических отношениях, который был бы просто катастрофой.

Если говорить об антитеррористической коалиции, то глобализация угроз требует и глобализации ответа международного сообщества, включения в антитеррористическую коалицию новых центров влияния. Её центром будет, несомненно, оставаться евроатлантическое пространство, и успех международного сообщества будет зависеть от отношений ЕС, НАТО, США и России.


_____________________________________________


Кудров В.М.

По степени зрелости рыночных механизмов вся Европа делится на три большие части. Первая часть – это ЕС. Здесь рыночный механизм самый зрелый. Вторая часть – 10 стран Центральной и Восточной Европы, которые будут приняты в Евросоюз. Большинство из них постсоциалистические страны, отстающие от передовых европейских держав по уровню развития рыночного механизма. Но есть и третья группа – это дальняя Европа: Россия, Молдова, Украина, где уровень зрелости рыночного механизма или рыночной экономики значительно ниже.

Западная Европа образует ведущую колонну, которая в перспективе не будет отставать от США. В ближайшие 20 лет Евросоюз по объёму ВВП несомненно превзойдёт уровень США. Что касается России, то наша задача не просто присоединяться к кому-то против кого-то, а наладить партнёрство со всеми: и с Западной Европой, и с Соединенными Штатами, и на Дальнем Востоке, где у нас есть очень важные соседи и потенциальные партнёры – Китай и Япония. Нам нужно учиться профессионализму у западно-европейских и американских партнёров, у нас здесь не всё обстоит благополучно.

По моим оценкам, лет через 10–15 доля США в мировом ВВП сократится с нынешних 20–21% примерно до 16–17%. Доля Западной Европы возрастёт. США уступят Китаю первые позиции в мире. ЕС, возможно, займёт третье место. Ведь парадокс состоит в том, что, сокращая свою долю в мировой экономике, США не ослабят свою лидирующую роль в целом в силу инновационного характера развития и преобладания высоких технологий в экономическом росте.

__________________________________________


Орлов А.А.

Российская Федерация выступает против разрушения существующей системы международных отношений, ключевым элементом которой является ООН. Её можно критиковать много, но что есть лучше, чем ООН? Когда у нас появится реальная конструкция, которой можно заменить ООН, тогда можно будет об этом предметно рассуждать. Мы готовы конструктивно решать вопросы кодификации международного права, реформы ООН, но не в ущерб тому, что существует сейчас, потому что, как показывает наша наполненная трагедиями история, разрушить очень просто, а вот создать на месте разрушенного что-то такое, чтобы работало, – это исключительно сложно.

В отношении реформы Совета Безопасности ООН моя точка зрения такова, что чрезмерное его расширение – вещь опасная. Везде должна быть разумная мера. Совет Безопасности должен принимать решения в оперативном режиме, когда рассматривается кризисная ситуация, причём решение должно быть принято быстро и эффективно. Демократизация ООН в том смысле, что все страны должны участвовать в решении всех проблем, приведёт к тому, что организация станет просто неэффективной. Она не сможет решать те проблемы, которые должна решать. Когда какие-то государства откровенно нарушают Устав ООН, международное право становится неэффективным. И расширение состава СБ не решит эту проблему. Российская Федерация поддерживает предложение об участии в числе постоянных членов СБ ООН Германии, Японии, Индии. Это исторически великие державы, они имеют право быть в Совете Безопасности. Мы не против того, чтобы там было по одному представителю от региональных организаций Африки, Латинской Америки и Азии с условием, чтобы эти организации сами определили, какие страны будут представлять их интересы в СБ ООН. Но это нелёгкое дело, учитывая обилие разногласий. Сможет ли, например, Латинская Америка договориться? Аргентину заблокирует Мексика, а Мексику заблокирует Бразилия. Возьмём Африку, там тоже есть несколько реальных кандидатов – ЮАР, Нигерия, Египет. Но возможно ли, чтобы африканцы определили какую-то одну страну? Схожее положение в Азии. Индия достойна быть в Совете Безопасности по всем критериям. Но её заблокирует Пакистан. Точно так же непроходным вариантом будет Индонезия. Ещё одна проблема – численность постоянных членов СБ. В рамках Африканского союза не так давно было принято решение добиваться, чтобы от Африки в СБ было два постоянных члена. Представьте себе: два постоянных члена от Африки, два от Латинской Америки, два от Азии, это уже шесть, плюс Германия и Япония, сколько-то непостоянных членов – это уже новый Совет Безопасности.

Россия согласна с тем, чтобы расширить Совет Безопасности за счёт только категории непостоянных членов, как это было сделано в 1963 году, когда принималось решение о расширении СБ с 11 до 15 непостоянных членов. Но многие государства, не великие державы, не постоянные члены Совета Безопасности, препятствуют такому подходу. Позиция Российской Федерации относительно того, как должно быть принято решение о реформировании Совета Безопасности, достаточно обосновано. Мы хотим, чтобы оно было принято широким большинством голосов, желательно консенсусом, а если это не получится, есть механизм, записанный в Уставе ООН: две трети членов Организации должны проголосовать “за”, плюс пять постоянных членов СБ.

_____________________________________________


ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО


Вольфганг Грабовски (ФРГ)

Я хотел бы в первую очередь поблагодарить наших российских друзей за подготовку и проведение этой конференции. Это касается и её содержательной части. В обсуждении возможностей США мы пошли дальше. Стоит подумать, где действительно проходят границы возможностей этой супердержавы. И в России, и в Германии публикуется много материалов, которые доказывают, что в Ираке Америка не способна решить возникшие проблемы, как хотелось. И все разговоры о том, что просчитались, думали, что одним махом смогут ликвидировать, – пустое дело. Вопрос: куда в этом случае смотрели политики? Ведь налицо не только военные, но и экономические последствия. Это же не шутка, что они сейчас должны вкладывать в Ирак гигантские средства, а что будет на следующий год, если другие туда не пойдут? Если не пойдут натовцы? Россия пока чётко не пойдет, зачем, действительно, ей лезть в эту страну?

Немцы тоже считают, что лучше другими способами осуществлять свои новые амбиции в мире. Конечно, амбиции есть, мы просто здесь о них не говорили. Элиты Германии не только мечтают, они готовят их реализацию. Они не согласны с курсом Буша, они согласны с лидерством США, но не хотят подчиняться интересам Америки. Политика Буша демонстрирует как раз желание господствовать. Американцы просто уверены, что иначе они не могут использовать свою роль гегемона. Но что будет в сухом остатке? Баланс сил и возможностей – вопрос большой, он остаётся для следующей дискуссии.

Даже западногерманские консерваторы от ХДС ещё год тому назад высказывали озабоченность тем, что политика Буша может привести к “священной империи”. Это серьёзно. Германские, французские элиты хотят своего. Встаёт вопрос: какие условия должны существовать для того, чтобы без конфронтации вести дела с Америкой.

Нам следует ещё глубже изучать интересы сторон. Я убеждён, что у Западной Европы есть объективные глубинные интересы для развития отношений с Россией, с Востоком. Конкретная политика ЕС сегодня очень противоречива, часто идёт вразрез даже с элементарными интересами Западной Европы, например на Кавказе. А в этом нет резона с точки зрения общих германских интересов и т. д. Однако заинтересованность в сотрудничестве с Россией есть. Люди, которые консультируют элиты в Германии, почти в унисон формулируют этот интерес.

Я хотел бы подчеркнуть, что нам надо вплотную заниматься “новыми соседями”. Это, конечно, важнейшая тематика. Здесь часто говорилось о Европе, причём так, будто её составляет Европейский союз. Но это не совсем логично: по разным параметрам часть Европы за Бугом составляет половину континента. Это надо иметь в виду. Жизненно важно то, что будет твориться на этой границе, в Беларуси, Украине, Молдове.


____________________________________________