В сумерках привычного мира cодержание: Механика и суть глобальных перемен

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
Украденные проценты роста

В странах, переживающих одну за другой волны кризиса, не перестают считать проценты падения или роста ВВП – две десятых, минус три сотых и так далее… Как будто бы речь идет об умирающем больном – хотя, как известно, в отличие от людей крупные социальные объекты выказывают на порядок более высокую жизнеспособность. А если уж умирают – то соответствующий процесс растягивается на десятилетия. Однако минус полпроцента ВВП – это почти всегда смертный приговор коалиционному правительству средненькой европейской страны. А плюс процент – уже охранная грамота.

Со стабильностью валового внутреннего продукта можно было бы согласиться, если происходило это в условиях абсолютно состоявшегося, сытого и беспроблемного общества. Когда жизнь расписана на дни и месяцы вперед, и никто не намерен оспаривать свое положение и уровень состояния. Но ведь ничего подобного в мире нет!

Миллионы людей в Греции, Италии, Португалии и других государствах, страдающих от отсутствия экономического роста, несомненно готовы приложить немалые трудовые усилия, чтобы заработать больше. Сменить машину, отремонтировать дом, оплатить учёбу для детей... Многие согласились бы едва ли не на любую работу: ведь всякий из нас, если припечёт, в состоянии потаскать на стройке кирпичи или вырастить на пустыре мешок картофеля. Сумма подобного рода индивидуальных усилий, создающих новую стоимость, как раз результировалась бы в необходимом росте национальных ВВП.

Однако подробного не происходит. Работы нет, стройки заморожены, поскольку банки превысили лимиты по рисками, а у девелоперов нет заказов. Одного страстного желания таскать на себе кирпичи недостаточно, чтобы построить себе новый дом или заработать на него. А картошку на пустырях растить запрещено, так могут оказаться несоблюдёнными европейские стандарты пищевой безопасности.

Вот и получается, что миллионы людей, страстно желая жить лучше и готовые для этого работать не покладая рук, не могут пальцем пошевелить! Специализация и разделение труда, которыми столь гордится современная цивилизация, на самом деле убивают естественное и абсолютно законное право человека использовать свой труд для того, чтобы произвести дополнительную стоимость, часть которой – забрать себе. Человек лишен полноты своего «экономического бытия», которое сегодня опосредуется миллионами связей с другими экономическими субъектами и институтами. Когда экономика растёт и эти миллионы связей непостижимым для непосвященных образом обеспечивают преобразование атомарных частных усилий в симфонию сложнейших производственных цепочек, то этой фантастической гармонией принято восхищаться и гордится. Но зато когда экономика тонет – то идут ко дну, словно скованные единой цепью и лишенные всякой возможности к самостоятельному спасению, и все её участники.

Греков лишь можно обнадёжить лишь тем, что, поскольку им посчастливилось начать тонуть в пределах западного мира, со временем будет предложено спасение через уже упоминавшуюся функционализацию, то есть превращение людей в элемент глобального корпоративного механизма. Скорость вращения шестерёнок в этом механизме будут регулироваться извне, в соответствии с экзогенным планом, согласно которому каждый начнёт зарабатывать столько, сколько ему определёно и тогда, когда это будет необходимо. За этим механизмом будут хорошо следить, благодаря чему заржаветь, надломиться и окончательно пропасть в нём шестёренкам не дадут.

Об альтернативе подобному обществу я уже писал. Там, где приветствуется сложный взаимозаменяемый тип труда, там и цепочка, по которой импульс индивидуального намерения жить лучше транслируется на всю экономику, будет несоизмеримо короче.

Возможно, мы когда-нибудь начнём ясно и остро понимать, что всеобъемлющее разделение труда, специализация, дистилляция навыков и знаний – не всегда благо, как нас тому учили и продолжают учить. И что в пределе своем они имеют распад на безсвязнные кванты вещества, на сколы бывших смыслов.


О пользе тишины

В какой-то момент политика высшего руководства страны стала до неприличия публичной. Нет-нет, у власти всегда оставались хранимые за семью печатями политические, военные и, конечно же, коммерческие секреты. Однако в сфере действий, назначение которых – управление и развитие общества – нынешняя публичность вплотную приблизилась к демагогии.

Современная российская власть, распоряжающаяся гигантским государственным бюджетом и практически полностью контролирующая законотворческий процесс, могла бы без лишнего шума выделить дополнительные деньги на сельское хозяйство или на «доступное жилье». Будет успех – всегда можно о нем объявить и пожинать лавры. Случится неудача – в информационной тишине её не заметят.

Однако все инициативы власти анонсируются столь громогласно и заблаговременно, что создаваемые в результате этого завышенные ожидания публики никогда, ни при каком успехе не смогут быть удовлетворены. Поэтому даже над успешными инициативами властей у нас обязательно будут смеяться.

Особенно – если речь идёт о сельском хозяйстве. Смеялись над Хрущевым, над Брежневым, смеялись над Продовольственной программой 1982 года, с 2006 года смеются над «национальными проектами».

Неужели во всей раскормленной кодле политтехнологов до сих пор не найдется хотя бы один, кто бы посоветовал правителям работать тихо?

К концу правления молчаливого Сталина сельское хозяйство страны едва смогло достигнуть показателей 1913 года, однако все были уверены, что оно только и знает себе, что растёт. И я не готов назвать это обманом – поскольку в той же тишине совершенно неожиданно для страны и мира фантастически возникли «из ниоткуда» первоклассные атомная и космическая отрасли, до сих пор кормящие и спасающие нас.

Вот и нам сегодня кажется, что Америка только знает, что жрёт или бряцает оружием. Поэтому о технологиях, переворачивающих мир, привыкшая к пиару и пересмешкам публика узнает лишь тогда, когда мир окончательно перевернётся, и большинству будет не до смеха.


Еврейский романтизм

В свое время я насчитал в современном российском обществе от 10 до 15 процентов «дееспособных романтиков». Думаю, что я не сильно в этой оценке ошибся, поскольку, во-первых, такие люди в нашей неромантичной стране действительно существуют, и, во-вторых, их число различимо отлично от нуля, так как где-то и кем-то постоянно совершаются поступки, которые невозможно мотивировать одними лишь деньгами.

Я также утверждал, что так называемых «недееспособных романтиков», или «простодушных иждивенцев» у нас – под половину населения, имея в виду людей нейтральных, мирных, склонных к уходу в сень своих проблем и мифологизированного сознания.

Соответственно, остальные 35-40 процентов – циники, различающиеся знаком своей деятельности и готовности к труду.

Но недавно неожиданно для себя я обнаружил, что в группе «недееспособных романтиков» существует подвижная прослойка, легко становящая дееспособной. Правда, и столь же легко возвращающаяся в под защитный панцирь пассивной созерцательности. Это – российские евреи. Но именно те, которые сами про себя говорят, что их написание их национальности состоит из пяти букв, а не из трёх. И которые в своем большинстве ведут непубличный образ жизни скромных инженеров, врачей и библиотекарей.

Яркая социальная публичность всегда играла против евреев, возбуждая в окружающих нездоровый интерес и направляя любой негатив в русло хорошо известных клише. Но архетипы банкира-кровопийца или глумливого паяца уже относятся к сфере цинизма, в которой нет и не может быть извечной еврейской мечты о незаметном тихом счастье – ибо банкиры и шоумены в глазах публики счастливы вполне. Но поскольку подлинное человеческое счастье во всех культурах одинаково, то по-настоящему национальным в этой еврейской мечте является особая хрупкость ограждающих ее конструкций: еврей-романтик сильнее смерти боится оказаться в неловком, смешном положении, он предпочтёт жизнь скрытого неудачника, нежели риск публичной неудачи.

А коль скоро в сегодняшней жизни подлинный успех эфемерен, а неудачи более чем закономерны, то даже доживший до наших дней еврейский романтизм пребывает под спудом нарочитой недееспособности.

И вместо новой творческой энергии, которой российское еврейство могло бы оживить наше костенеющее общество, получаем пересказы старых еврейских мифов, развернутую антологию которых можно почерпнуть, например, из книг Дины Рубиной.

Я подумал об этом в связи с тем, что роль романтиков-евреев в формировании новой сверхчеловечности могла ба быть весьма существенной и важной. Несмотря на все симпатии, которые современное еврейство выказывает Западу (хотя в тридцатые годы евреи в своей основной массе столь же симпатизировали СССР), народ, когда-то избранный Богом, вряд ли согласится стать объектом функционализации. Не станет он на Новом западе и элитарным, управляющим этносом – несмотря на преобладание в подлинной немногочисленной западной элите лиц с еврейским корнями, широкого представительства посторонних в ней не допустят.

Поэтому, если не брать в расчет религиозную эсхатологию, связанную с приходом Мошиаха, то у еврейства, по большому счету, нет другого пути, кроме как принять участие в возрождении общемировой сверхчеловечности. И не в связи ли с подобной перспективой им выпало пережить столь мощную, казалось бы, на века, «прививку от сверхчеловечности» со стороны германского фашизма, который многие не без оснований считают предтечей Нового Запада? Ведь сохранение в грядущем обществе западного технократического социализма непредсказуемой и неуправляемой прослойки «романтиков» - всегда есть величайший риск и угроза.

Окружающим следует с пониманием относится к еврейскому романтизму, часто едва различимому через закрытость и страхи его носителей. А евреям, выбравшим Россию своим домом, совершенно противопоказано лезть на баррикады, пополняя ряды политических радикалов от записных либералов до православных ультра-националистов. Но им же надо и отказаться и от «иронизирующей мудрости» своих мифов в качестве психотерапевтического лекарства и средства самоидентификации. Вместо этих зыбких и неверных основ можно и должно опереться на собственную человеческую экзистенцию. Умный и нравственно развитый человек даже в самых ужасных и затхлых условиях жизни обязательно отыщет внутри себя полноту бытия и будет потенциально способен развернуть её вовне, в мир - как только для этого представится малейшая возможность.

Эстетический образ подобной экзистенции можно почерпнуть, в частности, из творчества Натана Мироновича Мильштейна, великолепного музыканта минувшего столетия, про которого говорили, что в его руках «скрипка звучит мужественно». Чтобы убедиться в этом, достаточно послушать в его исполнении партиты Баха: абсолютная выдержанность и устойчивость формы, местами доходящие до степени апломба, но не пересекающие невидимую черту, отделяющую напряжённое созерцание мира от высокомерия ментора или аскета.

Среди музыкантов всех времен и народов найдется совсем немного тех, кому удавалось бы передать слушателю собственный образ мира, принимаемого со всем его несовершенством и хаосом ради чистой идеи творчества и в качестве пусть не всесильного, но действенного способа привнесения гармонии. Я бы назвал здесь, прежде всего, имена Рахманинова и Мильштейна. Мильштейн замечателен тем, что, обладая более чем скромными возможностями, не создавая музыку сам, он добивался близкого результата. А также тем, что экзистенция, выраженная в его творческом методе и эстетическом наполнении последнего, должна быть близка и понятна еврейской душе.

Свое бытие надо учиться переживать искренне и глубоко. А относиться к жизни одновременно с теплотой и мужественностью. Сделав тем самым первый шаг к обретению власти над собственным бытием. Или, что то же самое - шаг к сверхчеловечности.


Ближневосточные метаморфозы

Устоит или нет правительство Башара Асада в бунтующей Сирии или нет, Россия уже потеряла ровность и приветливость отношений с абсолютным большинством арабских государств. Подобного в истории нашей дипломатии еще не бывало. Россия, всю послевоенную эпоху защищавшая арабов, в основном, «из принципа», практически не имея в арабских странах полноценных экономических и военных интересов, внезапно обрела в их лице системного и непримиримого противника.

Данная метаморфоза стала результатом не ошибок нашего МИДа, а вполне состоявшегося раскола региона между двумя центрами влияния – Саудовской Аравией и Ираном. И раскол этот есть проекция двух важных геополитических инициатив.

Первая инициатива связана с иранским проектом модернизации, который, пробиваясь за границы исторической Персии и шиитское рассеянье, начинает претендовать на лидерство в исламском мире. Атомная и космическая программы Ирана – не столько оборонные инициативы, сколько заявления о своей состоятельности в качестве технологического и цивилизационного лидера исламской цивилизации. А также претензия на собственный цивилизационный проект, который, возможно, со временем смог бы и выйти за пределы региона..

Но в чем тогда состоит противоположная, «арабская инициатива»? Несмотря на колоссальные богатства и финансовые возможности арабских шейхов, никакого модернизационно-технологического дискурса в их странах не наблюдается. Скорее, наоборот, «арабский проект» является антимодернизационным, поскольку направлен к примитивной «уличной демократии», сжигающей энергию миллионов людей в перенаселенных странах без малейшего воздействия на технологическую и производственную сферы. Погружение по-прежнему архаичных обществ Туниса, Египет и Ливии в шариат означает отказ от любых трансформаций – как технологических, так и социальных. Неужели организаторы «арабского возрождения» столь недальновидны?

Вряд ли. Скорее всего, они исходят из наличия вполне состоявшегося технологического лидера. А таковой в регионе один – Израиль. Так что создание «Великого Израиля» первоначально в виде федерации с Саудовской Аравией, а позднее – более широкого государственного союза с другими арабскими государствами – сегодня начинает представляться не столь уж неправдоподобным. Двоюродные братья, как известно, всегда смогут договориться. К тому же арабские шейхи не столь наивны, чтобы не понимать, что накопленные ими за последние 50-60 лет триллионы нефтедолларов, вложенные в инструменты, за которыми давно нет никакого обеспечения, – лишь призрачные знаки богатства, сохранить которое возможно только направив его в строительство принципиально нового технократического общества. Иными словами - конвертировав «бумажки» в новые деньги подобного общества.

Элита нового государства будет опираться на израильских евреев, отвечающих за технологические развитие и за отношения с Западом, в то время как верхушка саудитов будет иметь с ними паритет в делах финансовой системы и контролировать внутренние процессы на арабских территориях.

При этом совершенно не следует полгать, что застарелый конфликт между евреями и палестинцами станет препятствием для государственного объединения. Этот конфликт в свое время был искусственно создан Британской империей, затем долгие годы поддерживался в рамках советско-американского глобального противостояния, сейчас же его подпитывает борьба за внутриисламское лидерство между Саудовской Аравией и Ираном. Ведь если разделить между палестинцами всё финансирование, которое на протяжении десятилетий приходило и продолжает к ним поступать от самых различных субъектов, заинтересованных в продолжении борьбы, то каждый из палестинцев давно должен был стать миллионером и получить возможность купить землю и спокойную жизнь в любом уголке мира. А так – два борющихся друг с другом центра силы в исламском мире - персидский и арабский - используют палестинскую проблему для демонстрации «верности» и «непримиримости». Ибо голоса исламской улицы ещё долго будут нужны обоим.

Сегодня едва ли не основным фактором радикализации «палестинской улицы» является её колоссальный культурный и поведенческий разрыв с израильским обществом. Смею уверить скептиков, что при наличии желания этот разрыв может быть сведён на нет максимум за двадцать пять лет, в течение которых вырастет новое поколение, а «маловоспитанное поколение» отойдёт от дел.

Отсюда необходимым условием создания израильско-арабской федерации является устранение Ирана в качестве геополитического конкурента. Так что война с Ираном и союзной ему Сирией с каждым днём становится всё более вероятной…

Но даже если Израиль и США не решатся атаковать Иран, и спустя 5-10 лет эта страна превратиться в мощный и влиятельный геополитический центр, то и в этом случае учреждение «Великого Израиля» не сойдет с повестки дня и даже станет еще более вероятным. А палестинскую проблему решат, засыпав деньгами.

Ведь смысл «Великого Израиля» - создание в одном из наиболее нестабильных регионов устойчивого и хорошо структурированного «младшего партнера» Нового Запада. В котором, помимо прочего, также отразится и предполагаемая будущая структура мира, разделенного на центр силы и технологий и архаичную функциональную «окраину». Возможно, чтобы данная модель сработала в глобальном масштабе, она должна будет прежде проявить себя на Святой Земле…

Как России относится к подобной перспективе? Пока что – просто допустить её принципиальную возможность. Затем - поддерживать с «Великим Израилем» нейтральные отношения, торговать, осуществлять, поелику возможно, культурные обмены и т.п. Новое государственное образование не будет ни арабским, ни сионистским, в нём, по большому счету, умрёт политическая идея сионизма, связанная с возвращением еврейского народа в Эрец-Исраэль.

В дальнейшем перед евреями, равно и как перед всеми другими народами, задумывающимися о будущем, встанет дилемма выбора между функционализацией или преображением человеческой природы, выбора между киборгом и сверхчеловеком.

Поэтому, скорее всего, в предстоящем мире люди начнут самоорганизовываться не по признакам национальной идентичности, а по этим двум критериям.


Новая религия Нового Запада

Высказанный мною в свое время тезис о высокой вероятности формирования на Новом Западе новой синтетической религии на основе ислама (неоислама) связан не с экстраполяцией роста мусульманской диаспоры в Европе и Америке, а со всё более заметным тяготением новой цивилизационной модели Запада к ограничению доступа в высшие сферы познания и свободного человеческого творчества, к упорядочиванию горизонтальной структуры социума. По большому счету, речь в моей модели идёт не о принятии Новым Западом ислама в качестве квази-официальной религии, а об истреблении внутри себя остатков христианства. Общество с тотальным контролем над личностью не может являться христианским по определению. И хотя подобное общество столь же не соответствует подлинному исламу и даже во многом оскверняет его – ибо Всевышний, по меньшей мере, создал человека без чипа в голове, - именно на основе ислама с его сверхразвитыми регулятивной и социальной функциями организаторы Нового Запада будут стремится сформировать новый этос для населения «золотого миллиарда».

Традиционный ислам, остро нуждающийся в снятии внутренних противоречий путем кратного расширения уммы и обретения образа вселенскости, скорее всего, с пониманием и нейтральностью отнесется к неизбежной адаптации и привнесению в свое учение новых элементов и идей. К тому же даже формальное принятие «золотым миллиардом» религии угнетённой «мировой окраины» позволит на продолжительный период эти два мира духовно примирить.

Непредвзятый наблюдатель с каждым годом находит всё больше свидетельств того, как политические элиты США и Евросоюза не столько расширяют присутствие в своих странах элементов ислама, сколько формируют политкорректный и благоприятствующий исламу общественный фон. Борьба, которую сегодня ведет Запад с «Аль-Кайедой» и с радикальными исламскими проповедниками – это не атака на ислам, а борьба за удаление из ислама непримиримых радикальных элементов, мешающих конвергенции. Да и на противостояние с Ираном Запад толкает не угроза «появления атомной бомбы в руках аятолл», а четкое понимание того, что в случае успешности иранского модернизационного проекта Запад утратит контроль за исламской идеей. Ведь если технократическая эволюция ислама осуществится не извне, и изнутри исламского мира, то установление планетарного гомеостаза с «золотым миллиардом» во главе придётся на неопределённое время отложить.

Правда, западное общество еще далеко не готово к запланированным для него метаморфозам. И если массы среднего класса легко поддаются «социализизации» на основе новейших технологий контроля и навязываемых изменений в сознании, то из среды консервативной «средней буржуазии» неожиданно начинают прорываться фронда и оппозиционность. Сформированная в условиях конкуренции, политической и духовной свободы, эта достаточно многочисленная прослойка долларовых миллионеров и потомков благородных родов Старой Европы оказывается сегодня едва ли наиболее ревностным поборником сохранения Западом христианских ценностей и христианской цивилизационной идентичности. Выражая её интересы, лидер британских консерваторов Дэвид Камерон осенью 2011 г призвал к искоренению практики «мультикультуризма», а возможный кандидат от Республиканской партии на выборах Президента США Рон Пол в феврале 2012 г заявил, что его страна «движется к фашисткой системе, при которой страной вместе руководят правительство и наиболее крупные бизнесмены» и после установления которой американский народ ждут «авторитарная форма правления и нарушения гражданских прав». Браво!

Казалось бы, в контексте подобного «христианского ренессанса» лежит и успех другого соискателя поста Президента США от республиканцев – мормона Митта Ромни. Всем очевидный религиозный и бытовой ригоризм мормонов, община которых в элите Америки играет роль весьма значительную, мог бы служить свидетельством незыблемости традиционных устоев Запада и опровержением моего тезиса о «неосламе». Однако боюсь, что это – не так.

И дело даже не в том, что мормонизм трудно назвать христианским учением в силу отрицания им божественной природы Христа и Троицы - что сближает его с несторианством и роднит с язычеством. Подлинная загадка мормонизма скрыта в его учении о загробном мире, согласно которому все люди, за исключением сознательно, гласно и открыто принявших сторону Сатаны, после кончины гарантированно попадают в одно из трёх соподчинённых «царств света». А едва ли главной земной задачей мормонов, которых всегда отличал рационализм и открытость к научному познанию мира, является более чем странная деятельность по формированию всемирного генеалогического древа, в которое записываются сотни миллионов, если не миллиарды ныне живущих и давно умерших людей без разделения по вере и национальности. Зачем?

Я нахожу данному феномену лишь одно объяснение: учение мормонов не просто различает в загробном мире функциональную иерархию человеческих душ, но и предполагает за своими адептами в этом мире право на власть и управление душами усопших людей. Отсюда становится понятной обязанность каждого мормона привнести в генеалогическую базу своей церкви как можно большее число имён – видимо, именно этими душами ему обещано руководить в поствитальном бытии. Иными словами, в учении мормонов идеал экзогенной иерархичности и функционального соподчинения начинает простирается из земного мира в мир тонкий, а его адепты вполне серьёзно намереваются образовывать собой будущую иерархию новых «ангельских чинов».

Бытование подобного рода представлений, которые в иных случаях посчитали бы бредом, в доктрине религиозной группы, формирующей политическую, военную и технократическую элиты Соединенных Штатов, может говорить только об одном: замена в рамках Нового Запада традиционного свободного и конкурентного строя на общество «человека функционального» - не выдумка футурологов и антиглобалистов, а состоявшийся и набирающий обороты всемирный процесс. Организаторы которого сформировали для себя развёрнутую апологию грядущего неравенства и соподчинения людей, «распространив» её до самых что ни на есть горних пределов.

А также со всей серьезностью технократов рассматривают поствитальное существование в качестве основы бытия человечества после того, как Земле закончатся ресурсы или в силу природных катаклизмов и войн наша планета станет непригодной для биологического существования человеческого рода.

Так что учение мормонов имеет все основания для того, чтобы уже в скором времени образовать религиозно-философское ядро Нового Запада. Не замеченное в чрезмерном прозелитизме, это учение идеально подходит на роль одной из «тайных доктрин» правящей элиты, с некоторых пор задумывающейся, надо полагать, и о сохранении власти за пределами своего земного бытия. При этом внутри неканоничной и подвижной «публичной доктрины» мормонизма легко могут быть выстроены мостки, связывающие её с многочисленными неканоническими группами западной христианской ориентации, а также с исламом. Так, объединяющей точкой мормонизма с вероучением ислама может стать акцент на признании Иисуса одним из пророков при соотнесении всей полноты спасения с Богом-Небесным отцом.

Если это так, то немногочисленным консервативно настроенным американцам и европейцам не останется ничего иного, как искать варианты и пути эмиграции – в том числе, почему бы и нет? - в Параллельную Россию. С учетом изложенного выше, бегство к нам десятков тысяч «скромных миллионеров» или потомков Каролингов и Габсбургов со временем перестает казаться фантастикой.

Но для этого Параллельная Россия должна суметь и успеть состояться. Стать страной, сочетающей новый технологический уклад с сохранением человеческой свободы, практикующей, вместо экзогенной иерархичности, иерархичность эндогенную, а вместо идеала функционализации –нацеленность на развитие сверхчеловеческих качеств, на бытие богочеловека.

Ведь мистической альтернативой функциональной земной иерархичности, переносимой на небеса, является порядком подзабытое богочеловечество – право каждого на достижение и раскрытие в себе бесконечных по глубине и силе подаренных Богом возможностей и талантов. На пути к которому все люди равны, о чём с одинаковой убедительностью проповедуют и каноническое христианство, и традиционный ислам.

И которые, в силу этой причины, в Параллельной России не потребуется ни объединять, ни разъединять.