Geum.ru

В сумерках привычного мира cодержание: Механика и суть глобальных перемен

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
Новое средневековье

Образ «нового средневековья», в свое время предложенный Н.Бердяевым для обозначения новой наступающей непонятной эпохи, утрачивающей рационализм и ясность XVIII-XIX веков, оказался весьма востребованным и удачным. Действительно, двадцатый век при всей своей, казалось бы, рациональной технической мощи с первых же десятилетий оказался погруженным в мистификации. Создание Федерального резерва США и доллара как денег принципиально нового типа, тайны революций и мировых войн, невероятные кульбиты дипломатии, реальные заговоры и конспирологические трактовки реальности, отказывающейся вести себя по рациональным законам, теория относительности и квантовая физика – всё это были свидетельства и проявления новой мировой реальности – подвижной, недетерминированной, непредсказуемой в линейных моделях.

И хотя мировая реальность подобными свойствами отличалась всегда, во времена Ньютона и Лапласа возникла иллюзия, что она может быть сведена к элементарным и в конечном счёте познаваемым моментам. Эпоху, соответствующую этим представлениям, Бердяев назвал «дневной», предположив, что ей на смену движется эпоха «ночная». Каковой, собственно, и стал весь двадцатый век. Мы знаем почти все тайны и понимаем практически всё, происходившее в XVIII-XIX веках, но по-прежнему затрудняемся объяснить слишком многое из того, что происходило совсем недавно. Если, конечно, не сводить происходившее в XX веке к надуманным теориям прогресса.

Наверное, глубинной основой большинства мистерий «нового средневековья» XX века явилось противоречие между технократическим, построенным на рациональных основах характером цивилизации и уходящей корнями в седое прошлое экзогенной иерархичностью. Причем экзогенная иерархичность – свойство отнюдь не одного лишь западного мира, она доминирует в большинстве современных стран, включая Китай, Индию, Россию и даже «революционный» Египет. Нет её, правда, в Сомали и не будет в Афганистане после того, как после ухода оттуда американцев движение «Талибан» вновь возьмёт власть. Но будущее мира всё равно определяется не в этих землях.

Четкий образ замкнутой иерархичности – один из основополагающих признаков подлинного средневековья. Скрытая, замикшированная иерархичность – признак наших дней. Однако различие – не в форме подлинной власти. Различие заключается в последствиях её решений, в том числе и решений ошибочных, случайных, но при этом многократно резонируемых технической и информационной мощью нынешнего века.

Поэтому для того, чтобы средневековый по своей сути тип экзогенной иерархичности стал адекватен нашему «новому средневековью», необходимо совсем немного - упорядочить «общество модерна». В то время как публика, просаживающая своё время в «твиттерах», с упоением будет забавлять себя длящейся иллюзией свободы, реальные обстоятельства жизни, занятости и социальных перспектив будут постепенно перемещать людей в жёсткий функциональный мир.

И тогда окажется, что корпоративная модель «технологического социализма» - практически полный аналог средневековой цеховой организации, что прикрытые многоуровневыми системами контроля и безопасности банки и аэропорты – аналоги замков, а усиливающиеся мистические настроения – возрождение средневекового фатализма. Грядущая функционализация труда, жёстко и навсегда привязывающая человека к определённому роду деятельности и исключающая возможность самостоятельного «горизонтального трансфера» - также из рода средневековых цеховых узаконений. Учитывая же высочайшую резистентность средневекового общества, которое продержалось, как-никак, целых полтора тысячелетия, можно предсказывать и весьма высокую степень устойчивость грядущего Нового Запада.

Казалось бы, что согласно принципу отрицания, любой альтернативный Новому Западу проект должен быть антисреденевековым. Являться проектом модерна.

Не обязательно. Альтернативная новая экономика, основанная на примате знаний и сложного труда, в части характера трудовых отношений также во многом оказывается аналогичной средневековой цеховой организации. Более того, расширяя возможности нередуцируемого узкой специализацией труда, новая экономика переводит цеховую организацию из замкнутого партнёрства или цеховой мини-иерархии на качественно новый уровень современного кооператива с эндогенной иерархичностью. Если принять неотчуждаемый, цельный труд за естественный стандарт труда для человека (ведь никто не оспаривает, что труд Бога – изначально цельный, стало быть, у человека, созданного по Его образу, характер труда также должен быть цельным), то эпоху машинного производства, редуцировавшую труд до элементарных простых операций и позволившую приступить к стремительному накапливанию отчужденного простого труда в капитале, следует рассматривать как исторический эксцесс. Эксцесс, не столько предопределённый необходимостью сообщить импульс развитию производительных сил, сколько неумением человечества обеспечить их развитие иным путём.

С позиций исторического детерминизма «иные пути» сегодня нам представляются невозможными и фантастичными. Но что бы произошло, скажем, если электрические машины, для изготовления которых нужны повсеместно распространённые медь, железо, ткань и стекло, возникли бы не в XIX, а в XII веке, а аппарат математической логики, позволяющий создавать вычислительные алгоритмы, был бы освоен людьми на пару столетий раньше - то есть тогда, когда мировоззрение было цельным, а человеческая душа вполне искренне стремилась к небесной справедливости? И если бы бобовые культуры, позволившие покончить с голодом и активизировать мозговую деятельность людей, были введены в европейские севообороты не в XI, а в VIII веке? Ведь в подобном случае автоматические линии и промышленные роботы могли возникнуть не на вершине промышленной цивилизации модерна, а в рамках как раз средневековой цеховой организации. И тогда знакомая и понятная нам новая эпоха, стартовавшая с XVII века, могла бы начаться раньше и стать совершенно иной. На основе гильдий сформировались бы кооперативы, а обеспокоенные стремительным обесценением земли и своего социального статуса феодалы превратились в прогрессивных зачинателей биотехнологий и биоэкономки – почему бы и нет?

Так что, возможно, одно из назначений новой экономики – исправить этот самый эксцесс. Который, что бы ни говорили в его защиту, в лице капиталистической цивилизации обернулся для мира невиданными масштабами человеческих страданий и крови. А поскольку подобное лечится подобным, то исправление эксцесса вполне может состояться на «неосредневековой» основе.

Тогда слово и дело сверхчеловечности, слово и дело богочеловечества, реализуемые через полноту человеческого бытия, поддерживаемую технологиями, окажутся ни чем иным, как возрождением Ренессанса…


Почему западное общество не примелет прямого насилия

Давно замечено, что западная цивилизация стремится решать свои принципиальные проблемы без прямого насилия. Нет, конечно же, прямое и самое непосредственное насилие, конечно же, применяется и будет применяться в отдаленных уголках мира, однако «внутри себя» все привносимые изменения либо должны заручиться прямой поддержкой большинства, либо, если поддержка невозможна, должны интродуцироваться скрытно, но максимально безболезненно для окружающих– хотя бы в первое время.

Подобный подход в обычных условиях мог бы быть объясним слабостью, однако западная цивилизация сегодня – отнюдь не слаба. Я бы даже сказал, что она значительно сильнее, чем почему-то принято считать.

Феномен «избегания насилия» можно объяснить тем, что в какой-то момент модераторы западной цивилизации обнаружили, что опору на человеческие инстинкты оказывается более «технологичной», нежели опора на разум. Человеческий разум, к которому исконно апеллировала любая разумная власть, обладает одним вредным свойством – он способен соотносить с реальностью когда-то ему обещанное и, обнаружив обман, отказать виновникам обмана в поддержке. В коронационных речах и венчальных молитвах всех европейских монархий содержались вполне конкретные обещания мира, процветания и справедливости – однако экзистенциальная невозможность эти обещания выполнить приводила либо к исчезновению монархий, либо к их преобразованию в представительный институт, давно и ровным счётом ничего не обещающий. В силу аналогичной причины в большинстве развитых стран в настоящее время жёстко выполняется норма о невозможности политикам находиться у власти более 8-10 лет. Ведь даже ничего конкретно не обещающий политик уже одним фактом своего участия в выборах порождает у людей представления о возможности определенных перемен, большей части которых не суждено сбыться хотя бы по причине естественного старения и человеческой слабости их носителя. Понимая это, западная власть в последние годы стремится уйти в тень, стать неперсонифицированной и безответной. Многие ли из читателей способны с ходу назвать имена руководителей Европейского Союза? Весьма скоро и у кормила государств, где публика привыкла ожидать встреч с фигурами, «равными Черчиллю», мы увидим эксцентричных шоуменов, кинозвёзд, защитников прав грибов и прочих ярких, но заведомо ни за что не отвечающих персонажей.

Чтобы человеческое общество в подобных условиях продолжало жить и развиваться, на смену импульсам разума должны прийти импульсы инстинкта. Инстинкт, биологический двойник разума, не нуждается в мотивациях высшего порядка. Но развитие инстинкта нельзя пресечь жёстким ограничивающим воздействием – возникнет импульс боли, в реакции на который у человека сможет оказаться разбуженным спящий разум. А ведь именно разум делает человека непредсказуемым и неуёмным в вечных поисках истины. Ибо даже запретный плод, как известно, первые люди вкусили отнюдь не под воздействием инстинкта.

Массовая культура, «общество потребления», «клиповое мышление», политтехнологи, редукция языка, «культура корпоративного поведения», политкорректность – вот далеко не полный перечень хорошо известных элементов современной цивилизации инстинкта. Но для того, чтобы неизбежные в любой жизни болевые импульсы не приводили к нарушению ламинарного потока жизни, управляемой инстинктом, требуется априорное согласие с инстинктом со стороны сферы разума. В силу последнего обстоятельства все сколь либо существенные новации на Западе сегодня вводят, только заручившись согласием или неведением абсолютного большинства членов общества.

Со временем до 100 процентов людей, проживающих в подобном обществе, научат примерно себя вести, говорить правду, тушить за собой свет и экономить воду. При тотальной системе контроля не должно быть преступлений и убийств, совершенная интеллектуальная система распределения сведет на нет любые конфликты на материальной почве, а торжество политкорректности – похоронит конфликты в области идей. Организаторы и жрецы нового строя будут с гордостью заявлять, что они лишили работы Сатану. Но ведь и к Богу свои народы они так же не приведут!

Подобная странность может быть объяснена лишь тем, что жрецы служат некоему иному божеству. Ничего необычного в этом нет, поскольку стерилизация человеческой неуправляемости, «сотворение света из тьмы», знаменитое 1'escurs esclarzic – это древняя гностическая мечта. Мечта, которая получила возможность реализовать себя только в наши дни, ибо человеческая неуправляемость на протяжении многих веков оставалась абсолютно необходимым условием для технических новаций и социальных перемен. Теперь же, когда западная цивилизация оказалась технически подготовленной к тому, чтобы, накормить, обустроить и проконтролировать своих благонамеренных граждан, она вполне может приступать и к планомерному их обучению «добру».

Поэтому не стоит удивляться, что если когда-нибудь в противоположной «золотому миллиарду» части мира, не до конца сгинувшей в голоде и войнах, однажды сумеет зародиться общество нового типа, опирающееся на разум и свободную волю, то оно, помимо прочего, будет подвергнуто со стороны этих жрецов ещё и самой безжалостной религиозной критике. Лично у меня нет никаких сомнений в том, что альтернативное новое общество, провозглашающее сверхчеловечность как основу подлинного человеческого преображения, немедленно будет объявлено на Новом Западе «царством Сатаны». Что ж, во имя подлинного богочеловечества придётся пережить и такой навет!

Известно, правда, что el sueño de la razón produce monstruos - сон разума рождает чудовищ. Которые когда-нибудь со всей своей неистовой силой обрушатся на социум, лицемерно и самонадеянно провозгласивший свою монополию на «добро». Под пышными одеждами которого окажется ничто иное, как редуцированный до функционального уровня инстинкт ограниченного и жалкого человеческого существа.


Возможна ли сверхчеловечность технически и биологически

Для многих читателей идея новой экономики, сообразной со сверхчеловечеством, представляется вещью утопичной и абсолютно нереализуемой. Однако так ли оно на самом деле?

В самой общей форме новая экономика выводится из отрицания предельных свойств современной экономической модели, развивающейся в направлении к «технократическому социализму»:


Функциональный труд


Труд сложный и творческий

Сложный труд сводим к простому труду


Творческий труд несводим к простому труду

Капитал как овеществленный труд


Капитал как живые укорененные знания

Обмен как отчуждение и присвоение


Обмен как присвоение без отчуждения

Экзогенная иерархичность, опирающаяся на результат исторического развития капитала


Эндогенная иерархичность – живая и находящая в постоянном развитии

Корпоративная организация экономики и социума


Кооперация и самоуправление

Чрезмерно концентрированная частная собственность, в основе которой лежит накопленный капитал


Широкая и распределённая частная собственность, в основе которой лежат таланты и знания людей


При этом обе экономические модели в одинаковой степени высокотехнологичны - в терминах ближайшего будущего последнее означает, что производство материальных жизненных благ (пища, топливо, одежда, механизмы и т.д.) будет осуществляться с использованием труда все меньшего числа людей, а в перспективе – на практически безлюдных производствах, управляемых искусственным интеллектом. Обе модели также экологичны и ресурсосберегающие – поскольку значительная часть «грязных» производств будут переведены на биотехнологическую основу (химия, сельское хозяйство, переработка целлюлозы и т.д.), в остальных же начнут использоваться чистые технологии. Обе модели опираются на энергетику на основе возобновляемых источников – прежде всего солнечного света, фотосинтетически преобразуемого в биотопливо и топливный водород.

Также обе модели имеют техническую возможность внедрить технологии назначения цен и объемов производства: из-за сильнейших искажений условия свободной конкуренции рыночные механизмы всё равно перестают работать эффективно, в то время как постоянно совершенствуемые компьютерные модели начнут приближаются к уровню, позволяющему оптимальным образом распределять ресурсы и определять цены исходя из степени текущей и прогнозируемой их дефицитности. В 1960-е годы, когда стали появляться первые несовершенные математические алгоритмы аналогичного рода, сформировалось мнение, что на подобной основе должно осуществляться экономическое планирование при коммунизме. Критики тогда возражали, что никакой компьютер не сможет учесть возникновения дополнительного спроса на носки по причине неожиданного протирания дырки, и в силу обстоятельств подобного рода конкурентный рынок никогда не умрёт. Однако в будущем, когда информация о любой дырке сможет быть транслирована через имплантированный в человека микрочип, цифровая оптимизация ресурсов и товаров становится технически реализуемой.

Образ традиционной экономики в новых одеждах - это конгломерат сверхкрупных корпораций, разделивших рынки и мир. Непосредственно производством материальных жизненных благ в ней заняты не более 5% трудоспособного населения, еще 5% на самом верху – это экзогенная элита с «облаком» приближенных, на долю остальных 90% приходится функциональный труд. В зависимости от определённых для общества потребностей внутри этих 90 процентов будут подвижно меняться пропорции управленцев, сотрудников аппарата принуждения и армии, сферы услуг и научно-инженерной сферы. Если число соискателей мест внутри сервисного класса начнёт значительно превышать количество вакансий – а в условиях роста продолжительности жизни подобное неизбежно, - то «худшая» часть населения станет «выводиться из игры». Вряд ли этих людей будут убивать, скорее всего, им дадут умереть в свой природный срок, или же откомандируют на повторную колонизацию обезлюдивших в результате голода и войн окраинных территорий Азии и Африки. Возможно, что в условиях сверхразвитых производительных сил полноценного «золотого миллиарда» не состоится – останутся, скажем, «золотые 500 миллионов», а остальных, невоспитанных и отсталых, невзирая на наличие престижного гражданства, отправят в дальние колонии.

И ещё одно существенное свойство нового старого строя – подавляющая часть функциональных работников, интегрированных в корпоративные структуры на основе пожизненного найма, будут проживают в городах. Ни «одноэтажной Америки», ни «двухэтажной Англии» в новом мире не предполагается.

Каким же тогда может быть образ альтернативной экономики? Мне представляется, что он мог бы выглядеть следующим образом.

Подавляющая часть трудоспособного населения проживает в распределенной усадебной среде городского типа. Старые города в пределах своих исторических центров населены небольшим числом управленцев, хранителями культурного достояния, преподавателями и студентами учебных заведений. «Спальные районы» ликвидированы, на их месте, как я уже однажды говорил, – поля для гольфа.

Производство жизненных материальных благ осуществляется с участием до 50% и даже более от имеющейся численности трудоспособного населения. Но на данную миссию люди расходуют не более 10-15% своего времени. Специализация и распределение труда осуществляются на кооперативной основе. Например, один член кооперативной организации участвует в производстве биохимического сырья. Другой – управляет биорекатором. Третий – отвечает за получение конечных форм, четвёртый и пятый – вопросами совершенствования технологии, и так далее. При этом производственные функции взаимозаменяемы, и люди заинтересованы в их периодической смене, которая обеспечивает полноту знаний и полноту владения технологиями. Добровольное «переквалификация» станет нормой, подобно сегодняшней добровольной перемене любителями своих хобби или спортсменами - видов спорта.

Если в условиях «технократического социализма» до 99% людей будут выведены из сферы реального производства и функционализированы в сфере управления и услуг, то при альтернативной модели максимально возможное присутствие реального производства будет сохранено. Причина проста – при подвижной, эндогенной иерархичности общественного устройства не станет возникать необходимости в искусственном раздувании сферы профессионального управления, которая на определённом этапе начинается использоваться не как штаб, а как инкубатор управленческих кадров, работающий с излишним запасом мощности. Кроме того, широкая распределённость и массовость материального производства, осуществляемого на новой высокотехнологической основе, облегчит для новой экономики процесс её построения, обеспечит ей необходимую децентрализацию и конкурентность. В частности, зашивать в мозги гражданам такого общества микрочипы с целью получения для единой системы экономического планирования персональной информации о дырявых носках не придётся. Кроме того, на порядок возрастёт устойчивость общества при наступлении критических ситуаций – например, если в результате промышленной аварии или военных действий в стране вдруг перестанет работать интернет.

Итак, в рамках альтернативной модели граждане нового общества не менее 10-15% своего времени тратят на производство материальных жизненных благ, стало быть, остальные 85-90 процентов времени – свободно. У второй половины населения, не занятой в реальном секторе, свободны все 100%. В принципе, если не скучно, то можно и не работать совсем, в рамках тех или иных программ социального призрения умереть с голода общество со сверхразвитыми производительными силами своим членам не позволит. Однако принципиальным в нём должно стать использование свободного времени в интересах человеческого развития.

Для кого-то человеческим развитием станет научный поиск, для других – искусство, для третьих – практики умозрительного и духовного постижения Вселенной… При минимуме затрат бесценного человеческого времени на функции управления и оказания услуг.

Существует мнение, что «разрастание сферы услуг» - подлинное благо и едва ли не ключевой атрибут современных и всех перспективных экономических систем. Но это не так. Цифровые технологии и высокоскоростные средства коммуникаций позволяют и эффективно управлять, и предоставлять большую часть услуг на практически безлюдной основе. Так, получение гражданами «государственных услуг» с помощью компьютерного робота – не фантазия, а национальный проект, уже сегодня официально утвержденный и реализуемый Правительством России. Торговля, банкинг, заказ авиабилетов и путевок, консалтинг, первичная диагностика заболеваний и многое-многое другое на наших глазах во все большей степени реализуются через интернет.

Далее, значительную часть операций по обслуживанию самого себя и своего жилья, в том числе полноценных загородных усадеб, люди будут осуществлять собственными силами. Наличие уже упоминавшегося огромного ресурса персонального свободного времени вкупе с современными техническими средствами – от роботов-пылесосов до универсальных садовых тракторов с элементами искусственного интеллекта – позволит обходиться без горничных и садовников. Если не брать в расчет услуги, носящие статутный характер – например, ручную стрижку болонок или омовение гламурных див в купаже девяти альпийских источников - то со временем большую часть работ по обслуживанию себя люди смогут выполнять без привлечения стороннего труда. Равно как и управлять своими частными и кооперативными бизнесами. Так что подлинной основной нового общества является не разрастание сфер управления и услуг, а их радикальное сокращение.

Единственный вид услуг, который не попадёт под сокращение и возрастёт многократно – это персонализированная медицина. Единственный вид управления, роль которого сохранится и окрепнет – это принятие принципиальных, ключевых управленческих решений. То есть не привычная для большинства современных менеджеров имитация управленческой деятельности, а принятие по-настоящему существенных решений, когда руководитель опирается на всю полноту своих знаний, опыта и интуиции и за результаты которых он несет столь же высокую ответственность. Вплоть, не побоимся об этом сказать, до тюрьмы и расстрела.

Возможно, что местом наиболее раннего проявления сверхчеловечности в новом обществе окажется именно сфера управления. Принадлежность к ней будет делом жёстким, высокорисковым, но зато и по-настоящему почётным. В обществе всегда найдется когорта честолюбивых профессионалов, готовых пойти на риск ради успеха и славы. Вряд ли человека, прошедшего через горнило подлинных ответственности и риска, возможно будет когда-либо соблазнять взятками, «откатами» и прочими прелестями современного управленческого процесса.

В дальнейшем сфера сверхчеловечности продолжит расширение и в перспективе охватит значительную, если не подавляющую, часть социума. Предпринимательство станет подлинным творчеством, что послужит возвышению его общественной значимости. Ведь предприниматели сегодняшних дней вынуждены, как бы их не хвалили в журнале «Эксперт», сознательно делать выбор в пользу ограниченности свой деятельности и своих компетенций. Многоплановый, многозадачный человек в сегодняшнем мире никогда предпринимателем не станет, так как для успеха последнему должно сосредотачиваться на чём-то одном. В Гарварде для характеристики подобных сколь угодно умных людей, которые никогда не смогут сделаться предпринимателями, выработали блестящую формулу: too many options!

Сверхчеловечность в широком понимании будет означать преодоление искусственной специализации, ограниченности, функциональной узости человека, восстановление его подлинной многоразмерной природы. Ведь даже высокооплачиваемый работник у конвейера – раб, биологическое дополнение машины. А личность, способная легко управляться с широком комплексом технологий, владеющая глубокими и разноплановыми знаниями, усиленными к тому же мощью аддитивного цифрового интеллекта, личность, способная самостоятельно обеспечивать собственные потребности, проживая при этом в комфортных, по многим меркам аристократичных условиях персональной усадебной среды, – уже почти сверхчеловек.

Незаполненная разница между этим «почти» и подлинной сверхчеловеческой полнотой - есть способность к преодолению уже не материальных, а духовных стихий. Будем считать, что люди нового общества, располагая свободным временем в качестве своего эссенциального и бесценного ресурса, найдут время и пути для духовного преображения и восстановления утраченной богочеловечности.

В завершении считаю нужным опровергнуть мнение об отсутствии у человека физиологических возможностей для достижения столь высокого уровня развития. Например, в силу ограниченности ресурса активной памяти или трудностей при быстром переключении между решениями задач различных типов. Обычно мы либо переоцениваем влияния подобных ограничений, либо имеем дело с ограничениями, которые накладывает на человека его неполная, редуцированная сегодняшняя природа. Ведь когнитивные возможности человека, созданного по образу Божьему, априорно выше нынешних – на что нам, в частности, указывают примеры изредка посещающих наш мир гениев. Как известно, ни одна из попыток отыскать в теле и мозге почивших гениев какие-либо отличия, говорившие бы о мутационной природе их гениальности, успехом не увенчались. Поэтому естественно предположить, что гениальность как раз и является нормой, в большинстве из нас искажаемой несовершенством. Во всяком случае, пока люди не достигли научно подтверждённого предела своей способности мыслить, запоминать и вырабатывать решения, разговоры о физиологической недостижимости сверхчеловечности преждевременны.