Geum.ru

Название статьи

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5
на Ярославли дворе»65, что, несмотря на отсутствие прямой связи с вечем, вполне отвечало общерусской традиции вечевых расправ, часто осуществляемых прямо на вечевой площади.

Во-вторых, не застраиваемая на протяжении всего средневековья площадь в Детинце перед южным входом в Софийский собор (около 1 гектара) вмещала не менее 10-15 тыс. человек, что значительно превышало общую численность вечников – по древнеславянской традиции - глав свободных городских семей, «мужей новгородцев». Не случайно ее вплоть до 1478 года, помимо желающих собрать наибольшую толпу оппозиционных боярских группировок, изредка официально использовали в качестве альтернативного места сборищ явно в целях общенародных сходов, со «всеми новгородцы» (как в 1299 и 1477 гг.)66. Не даром проходившее на выродившемся «в 300 золотых вече поясов «гадание» во время выборов высших церковных иерархов вплоть до 1478 года было двухступенчатым, поскольку уже подготовленные жребии при всенародном приутствии тянули в святой Софии. Дело тут не только в том, что Софийский собор являлся государственным символом, а владычный двор находился там же. Под 1299/1300 г., в ходе нейтрального описания владычных выборов, новгородский летописец фиксирует всенародный сход в Детинце «съ всеми новгородци», явно противопоставляя общенародный состав этого собрания предшествующему сходу на Ярославом дворище, где 300-500 «вятших» представителей «всего Новгорода» «с посадникомъ Андреемъ», «много гадаша», фактически, все решили заранее. Особенно если учесть, что как известно, максимальное число жребиев (3) явно нарочно уступало числу городских концов, уже к переносу общегородских сходов «на Ярославль двор», Очевидно это было, отчасти сделано во избежание церковных интриг, т. к. педставители духовенства (особенно «клирошаны» Св. Софии, а так же не менее авторитетные не выборные «игумени» крупнейших пригородных кончанских монастырей) влияли на выборы, порой, даже лично являясь общегородской сход, когда дело касалась вопросов связанных с церковью67) С другой стороны, это делало таким образом, и формально предваряющие боярскую жеребьевку общенародные светские кончанские сходы «Всего Новгорода» реально фиктивными. В Св. Софию же, хотя жребий, по старой нерушимой традиции, наверное и в тот раз формально тянули там, перед всем народом – готового владыку Фектиста уже «введоша с поклономъ»68. Значит, причина переноса вечевых сходов была связана вовсе не с перенаселением города. Чтобы понять ее - вспомним разницу размеров площадей у св. Софии и на Ярославом Дворище. В условиях всенародного схода перед Св. Софией, сравнительно малочисленному боярству было труднее влиять на вече. Зато в рамках всесословного представительства боярам стало проще проводить собственную политику, что уже несколько десятилетий спустя привело к окончательному вырождению общегородского веча.

Как показывают тексты поздних вечевых грамот общегородского веча в орган боярской олигархии повлекло дальнейшую официальную дифференциацию прав участия в общественной жизни уже среди «меньших» вечников – житьих, купцов и черных людей, причем волеизъявления каждого из этих сословий порой не учитывались даже исходя из их участия в предварительных всенародных кончанских вечах. Об этом наглядно свидетельствуют неучет купцов (выделившихся в качестве отдельной категории вечников еще в составленном лишь от имени купечества договоре с Ригой 1303-07 гг)69 в составлении вышеупомянутого «ряда» Тверью в 1372 г70., и так же включавшем представительство от всех остальных свободных новгородских сословий собрании 1385 года71. Или же, напротив, неучастие уже черных людей в составлении договора с Литвой в 1470-71 гг72 в котором опять же принимали участия все прочие слои новгородского общества, а так же неучет воли черных людей и житьих в 6 поздних боярско-купеческих договорах с Западом 1421, 423, 1435 ,1436, 1450, 1466 гг.73. Более того, закрепленное на официальном уровне вечевое неравноправие среди «меньших» вечников распространилось и на всенародные кончанские веча. Об этом наглядно свидетельствует демонстрирующая фактически полное бесправие в распоряжении черными землями низших слоев новгородского общества составленная от одних бояр и житьих жалованная грамота Славенского конца Савинно-Вишерскому монастырю (не позднее1417 г74. Согласно В.Л. Янину - 1460-е гг75.). Показателен полный не учет воли купцов и черных людей, несмотря на их прямое участие общенародных кончанских вечах.

В этой связи разложение «меньших» на житьих купцов и черных людей связано вовсе не с поздним разложением городской общины, а с уже формально узаконенной дифференциаций прав участия в общественной жизни каждой из вышеупомянутых категорий. Не случайно разложение «меньших» на житьих и купцов и черных людей (особенно если вспомнить так же 4 чисто купеческих грамоты) фиксируется в вечевых актах преимущественно в случае неучета воли хотя бы одного из этих сословий. Исключение составляют только четыре всесословных договора с Западом 1303-07 28.01.1323, 1336, и 1342 гг. составленные от имени купцов и «всех новгородцев» («всего Новгорода» и купцъ»), а так же предшествующие вырождению общегородского вечевого органа летописные сообщение за 1137, 1204, 1255 и 1258 гг. Впрочем, отсутствие за 1137 год свдений о житьих связано исключительно с неясностью их гражданской позиции во время общественного конфликта. Не упоминание не только житьих, но и купцов за 1204 г, как было сказано выше, было связано с литературным противопоставлением черни боярству. Что касается отдельных упоминаний черни за 1255 и 1258 гг., то там, она, блокируясь против «вятших» с прочими «меньшими» при этом вела себя особо вызывающе. Еще одним исключением являются так же 5 позднейших вечевых актов 1440-70 гг., демонстрирующие связанные с древней традицией всесословного распоряжения республиканской казной крайне редкие случаи всесословного представительства на тесной вечевой площади «на Ярославле дворе» «от бояр, житьих людей, и от купцов, и от черных людеи»76. В данном случае поименный учет каждого сословия объясним тем, что от каждого из них надо было специально набирать представителей. Демонстрирующая полное бесправие низших сословий в распоряжении черными землями вышеуказанная жалованная грамота Славенского конца Савинно-Вишерскому монастырю (к тому же этот акт лишь утверждал прежнее пожалование от одних степенных и «старших» посадников и тысяцких)77, а так же явно нарушавшие древнюю традицию всесословного распоряжение казной, 4 чисто владычных поземельных акта 1450-70 гг78, наглядно показывают, насколько фактически были фиктивными эти всесословные представительства на «Ярославле дворе».

Преамбула составленных от имени всех сословий в 4 вышеупомянутых договоров с Западом противопоставляющая купцов и «всех новгородцев», «весь Новгород», в лишь подтверждает тезис о разложении «меньших» вечников исключительно на основе официально закрепившейся дифференциации прав участия в вече органе уже сложившихся свободных сословий новгородского общества. Примечателен в этом плане вышеупомянутый всесословный договор с ригой 1303-07 г.г, где «и от всего новгорода» стоит перед «купцъ», в то время как во всех остальных случаях оно являлось традиционным докончанием, сохранявшимся даже в случаях всесословных представительств на «Ярославле дворе» в качестве отдельного учета воли предварительных общенародных сходов «пяти концевъ». Это показывает, что даже выделенные в качестве отдельной категории купцы фактически играли в этих договорах не то, что не ведущую, но крайне ничтожную роль, занимая последнее место даже в рамках общенародных кончанских сходах. Впрочем, это неудивительно если учесть скромное положение купцов в боярской республике. Не случайно, помимо, отмеченной В.Л. Яниным ликвидации расположенного в Иванском сто купеческого торгового суда, о чем говорит отсутствие оного в подробно разбиравшей все аспекты судопроизводства НСГ79, формально входившие в Осподу 2 купеческих старосты (старосты Иванского ста) порой значились в преамбулах торговых договоров среди вечников, причем после бояр80. Более того, иногда учитывался лишь один старосты81, а часто – не писали обоих82. Тем более, что важнейшие договоры с Западом заключались от купцов и бояр (ок. 6)83, или вовсе от одних «больших», Вспомним, откровенно не учитывающий даже, возглавляемые тем же боярством предварительные сходы «пяти концев» «Всего Новгорода», составленный от одних «больших» договор с Ливонским орденом (1420 г), лишний раз подтверждающий тезис о вырождении общегородского веча84. В этой связи 4 чисто купеческих договора с Европой 1371, 1372, 1405, 1409 и гг.85 вовсе не надо трактовать буквально как результат чисто купеческих сходов. Имея тесные связи с Ганзой и Готландом, боярский Новгород не мог не стремиться сам предстать перед ним торговой республикой. Восторженные отзывы всех дошедших до нас записок иностранцев о тамошнем народовластии и богатейших купцах, наглядно показывают, как ловко подлинным хозяевам Новгородской земли – уполномоченным «вятшим» выразителям воли купцов и «всего Великого новгорода» – удалось скрыть скрыть свое всевластие от всей Европы. Тем более, что все эти иностранные авторы, за исключением лишь фламандца Ж. де Ланнуа, сами не были в Новгороде, и лишь выражали общеевропейские представления86. Причем даже лично посетивший Волховскую столицу фландрийский рыцарь, верно отметив влиятельность «богатых и могущественных удивительно больших сеньоров... и не имеют русские великой Руси других властителей, кроме этих бояр» (на что и принято делать упор в историографии), в целом все же остался в заблуждении, что в конечном счете все решала (прямо противопоставленная им боярству!) «община», «как [она] этого хочет»87. Впрочем, как очевидно из его же собственного труда, в Новгороде он общался лишь с местным боярством, причем в основном - с высшими должностными лицами88. Не говоря уж о том, что, сам Ланнуа, как, впрочем наверное и многие иностранцы, отличался полным незнанием русской речи89. Что и дает исчерпывающий ответ на его явно противоречивое описание Новгородской государственности, с одной стороны зиждившейся на боярском всевластии (тем более с учетом привлечения явно преувеличенных данных относительно боярского землевладения длиной аж по 800 км.), но имевшей при этом «общинное управление»90.

В этом свете вполне понятно, почему с давних пор с Новгородом в тесном торговом альянсе, ганзейские, готские, и прочие «немци», постоянно жившие в Новгороде на примыкавших к «Ярославлю двору» Готских и немецких Дворах, все равно искренне оставались в сформированном не без их влияния общеевропейском заблуждении о новгородском народоправстве.

Даже лично заключая с «boyaren» на (вполне сопоставимом с тогдашними западными столь же представительными, элитарными парламентскими структурами91), вдобавок изредка включавшем всесословные представительства, выродившемся в «ССС guldene gordele» (300 золотых поясов – нем.) вече фиктивные чисто «купеческие» торговые договоры (а то и от купцов и «всех новгородцев», представители Ганзы и Готланда всерьез почитали 300-500 новгородских «господ» прямыми выразителями воли всего купечества. Да и то лишь с общего на то предварительного благословения, поражавших иностранных гостей своим внешним демократизмом, в сравнении с их отечественными представительными сходами цеховых и гильдийских старшин, в лучшем случае -мастеров, «[всех] пяти концев [всех свободных глав семейств] Новгорода». Отсюда и заключенный с боярством 3 июня 1326 г на тесной вечевой площади, тем не менее формально, всесословный новгородско-норвежский договор, причем, «с новгородци всеми и каждым, как бывало прежде между нашими предшественниками»92. Это помимо вполне оправданного исконно новгородского названия всех европейцев «немцами», лишний раз подчеркивает удивительную политическую изощренность нескольких сот «лучьших» представителей «All Nougarden men» с предварительных общенародных сходов «всих пяти концев». Вспомним т. н. чисто купеческого договор с Ганзой, Готладном и прочим заморским купечеством (ок. 22.08.1371 г.). Тогда, выступавшее на выродившемся «в 300 золотых поясов» общегородском вече лишь «от всех купцов новгородских» боярство, в то же время даже сочло нужным хотя бы формально учесть волю возглавляемых им же предварительных общенародных кончанских сходов93, что в условиях (так или иначе, признаваемого всеми авторами) боярского влияния, наглядно показывает, насколько сосредоточившие всю власть «лучьшие» выразители народной воли чувствовали себя безнаказанно, что пренебрегали соблюдением элементарной, даже выгодной им, формальности.

Что касается участия черных людей в составлении «ряда» с Тверью 137294 г. и собрании 1385 года, в коих не учли волю стоящего выше них купечества, то столь далеко было восстание Степанки 1418 г, начавшегося с многолюдного «коромольного» сборища на и вокруг тесной общегородской вечевой площади. Фраза повстанцев, брошенная в ходе очередной смуты, что все бояре «намъ супостаты суть», а главное – затронувшие так же монастырскую собственность, устроенные ими поражающие по своим масштабам грабежи, на том основании, что «зде житници (богатства) боярские»95, исчерпывающе продемонстрировали роковое для боярской республики уже окончательно сложившееся антибоярское самосознание черни, причем направленное не против отдельных «плохих» бояр, а уже против политики всего боярства. Вспомним справедливо отмеченный в этой связи В.Л. Яниным цикл написанных с позиций низших слоев (в частности, купцов), литературных произведений XV века (напр. «повести» о посадниках Щиле и Добрыне – Л.Р.). Не подвергая критике саму боярскую государственность, в них тем не менее сурово осуждается «боярский неправый суд» и мздоимство всех бояр и посадников96. Вполне понятно, что ввиду все усиливавшихся и ожесточающихся смут, еще за несколько десятилетий до этого, чувствуя зыбкость своего положения, боярство пыталось заручиться поддержкой народных масс. Не случайно именно с последней трети XIV века боярская Оспода стала формировать делегатов от черни в выражающих чисто боярскую волю дипломатических переговорах с князьями. Вспомним делегатов от Черни Воислава Поповича97 и Василия Огафонова во время переговора с Дмитрием Донским (1371-2)98. В тех же целях в последние недели новгородской независимости будут проходить эпизодические формирования делегатов от черных людей в выражавших сугубо боярские интересы дипломатическом переговорах с Иваном III (7. 12. 1477 и 8. 01.1478 гг.)99.

Впрочем, допуская делегатов от черни, боярство не ослабляло своей власти. Когда 10.01.1478 года Великий князь передал в осажденный Новгород боярам, житьим и черным людям свой давний наказ передать ему в личное владение Ярославо Дворище, служившее местом общегородских сходов, московским послам «отвечали» лишь «бояря и житии»100. А два дня спустя, окончательно обдумав этот вопрос (князь дал понять, что очистив вечевую площадь, соответственно ликвидирует и республику), «прежденареченые» боярско-житьи представители вовсе явились к князю одни101.

А на другой день, 13 января, решившись подписать окончательную капитуляцию, бояре с житьими привели с собой разовую купеческую делегацию. Но при этом не решились (даже в целях выгодной имитации внутреннего единства своей хоть и сдавшейся, но уважавшей себя земли) выставить откровенно фиктивное представительство от черни102. Однако, и роль делегатов от житьих была ничтожна, тем более в то время царила «Олигархия Совета Господ» в который житьи давно не входили, зато все направляемые Осподой боярские делагаты начиная еще со времен Яжелбицкого мира (1456 г) постоянно являлись высшим должностными лицами. Не случайно, московский летописец часто называет боярских делегатов «посадниками». Показательно и появления значительного числа вечевых грамот, начиная с 1420-х гг., составляемых исключительно от высших чинов Осподы. В частности, откровенно нарушающую древнюю традицию всесословного распоряжения казной, вышеупомянутые 4 владычных поземельных акта. Особо интересна демонстрирующая фактическую полную ликвидацию не только общегородского, но и (официально лишенные кончанских судов103) кончанских веч, грамота Славенского конца, о размежевании земли Саввино-вишерского монастыря(1435-1456) гг, которую составили «промежъ себя» лишь посадники «с посадничьим братом (родным братом одного из них) Иваномъ Скиринымъ»104Примечательны датированный еще 1417 г. крайне нетипичный чисто владычный договор с Ригой, Юрьевым и Колыванью105 (в ряде случаев владыка вообще не участвовал в договорах с Западом), а так же составленный лишь от высших должностных лиц договор с Литвой (1411 г)106. Значит, еще за семь лет до восстания Степанки (к последствиям которого и принято привязывать внезапное ведения «Олигархии» - сосредоточения всей власти в руках Господы - высшие должностные лица порой не стеснялись открыто показывать свое полновластие. К тому же, реформа 1418-20 гг. (о самом проведение реформы мы не знаем, просто с этого времени в источниках появляются оставляемые в Осподе старые – уже смещенные посадники и тысяцкие, отсутствие ранних сведений о которых, кстати ничего не доказывает, тем более, что тысяцкие упомянуты во множественном числе еще в договоре с Западом 1405 г107.) с которой и принято связывать возникновение Олигархии, в действительности, была не однозначной. Включая своих представителей в Осподу, прочее боярство вовсе не хотело само терять власть. Так, если раннее посадников и тысяцких выбирали голосованием, то уже в открытом И.Э. Клейненбергом ганзейском источнике начала 1420-хх сказано, что уже к тому времени их стали избирать «наугад», «гаданием»108. Это, как видно на примере выборов высших церковных иереархов в Новгороду означало жеребьевку. Причем, «гадали» хоть и с предварительным учетом возглавляемых тем же боярством кончанских веч (отчего монополизировавшие общегородские сходы несколько сот «вятших» представителей всего Новгорода носило общее название «новгородци»), но прямо на выродившемся в «300 золотых поясов» общегородском вече, причем традиционное число потенциальных кандидатов на должность (3) явно нарочно не соответствовало 4, а затем и 5 концам. Так и здесь «гадания» максимально сгладили предвыборные интриги, что привело к исчезновению межкончанской борьбы, проходившей под неприкрытым началом рвущихся к власти боярских партий. Однако, это вовсе не отменяло саму олигархию Осподы, которая являлась естественным последствием вырождением общегородского веча, когда сосредоточившее в своих руках всю власть боярство, с учетом все возраставших смут, принялось делить уже между собой власть не только над всем городом и «землей», но и над большинством представителей своей касты. Еще в ходе вышеуказанного «ряда» с Дмитрием Донским 1371-72 гг, все боярские делегаты являлись посадниками109. Прослеживающаяся еще с 1301 г удивительная синхронность смены посадников и входящих в Осподу кончанских старост (каким образом бы не смещался посадник)110 лишь подтверждает тезис о боярском стремлении максимальной централизации власти, трудность которой, как известно, составляло исключительно присущий всему новгородскому боярству в целом приоритет личных интересов над корпоративными, что собственно и являлось причиной постоянной борьбы за власть между разрозненными боярскими группировками.

В этом свете ок. 20 поздних вечевых грамот «от всих новгородцев» «от всего Новгорода» демонстрируют не только пережитки общины, а фиксацию формального равноправного участия в их составлении всех свободных сословий новгородского общества, прямо (с тесной общегородской вечевой площади) или косвенно – с предварительных всенародных кончанских веч – выражавших свое волеизъявление. Другое дело, что часть этих договоров была составлена под началом приглашаемых в Новгород князей, тогда фактически ничего не решавшие все новгородские слои и вправду были равны, ведь с ними лишь «докончаша». А порой и вовсе их не учитывали. Составленный фактически от имени князя Андрея Александровича в 1301 г. договор с Любеком, учитывал волю лишь членов Осоды, не фиксируя волеизъявление даже прочих бояр- венчиков111. Но в большинстве остальных случаев, подобное формальное равноправие являлось очередной попыткой «лучьших» представителей всего Новгорода, опереться на все более озлоблявшиеся народные массы (demagogia знатис самими demagogus была известна минимум со времен не менее «традиционного» общества греческих республик-полисов). И кстати, небезуспешной, отсюда и сравнительно позднее формирование антибоярского самосознания черни, долгое время восстававшей против отдельных «плохих» бояр, но при этом слепо верившей явно использовавшим частые смуты в своих личных целях «хорошим»112. К тому же средневековые люди никогда не мыслили себя вне жестко регламентированной сословной структуры общества, и, воспринимали спокойно сам факт возраставшего боярского всевластия, выступая лишь против отдельных проявлений боярской политики, что, тем не менее, вовсе не отрицает так или иначе признаваемой всеми исследователями, классовой подоплеки частых новгородских «встаней» черни. Однако, никакая законность боярской власти, и личная политическая изощренность боярства не смогли предотвратить все усиливавшиеся и ожесточавшиеся социальные противоречия. Не случайно обилие откровенно противостоявших боярской политике простонародных «коромольных веч»113, которые (кроме 1228 г.), начиная с 1291 г114. собирались уже после вырождения в «300 золотых поясов» общегородского веча. Причем уже начиная с 1228 года рядовые новгородцы не шли на обширную площадь в Детинце, а принципиально создавали смертельную давку на и вокруг тесной площадки на «Ярославле дворе» - так была велика их ненависть к собиравшимся здесь подчиненным боярству, а затем – чисто политике чисто боярских, общегородским сходов. Разумеется, в целом сочувствовавший страдавшим в ходе частых смут знатнейшим боярам и высшим церковным иерархам, официальный новгородский летописец был отнюдь не склонен анализировать подлинные истоки социальных противоречий. Это и вызывает споры в науке относительно интерпретации общественных конфликтов на берегах Волхова. В то же время существует отдельные нейтральное летописное упоминание о жестокой вечевой казни «коромольников» Причем, уже за 1291 г.115, после вырождения общегородского веча. Сосредоточившее в своих руках всю власть боярство еще задолго времен известной репрессивной политики литовской партии, всеми силами старалось подавить любые простонародные сопротивления, лишь усиливая тем самым, неизбежные при его же политике, социальные противоречия.

Другое дело, что, как верно писал Ю.Г. Алескеев, «деятели прошлого – не символы добра и зла, а живые люди своего времени»116, так и новгородские бояре были прежде всего живыми людьми своей земли и своей эпохи, прямые и законные потомки древней местной племенной знати, с рождения привыкшие стоять во главе общества, и отстаивать прежде всего личные, сословные интересы.

Вспомним ту естественность, с которой новгородский летописец описывает откровенно продиктованное личной жаждой власти явное руководство в общенародной межкончанской борьбе знатнейших бояр. Причем, единственных поименно упомянутых в этих событиях. Прочие участника последних официально значились общим словом «славляне»/«неревляне», и. т. д., а то и прямо [боярскими] «пособникы» (напр. под 1342 г117), т. е. являясь физической опорой боярства, имели политическую роль весьма скромную. Это лишний раз подтверждает тезис о том, что подобное боярское поведение считалось вполне нормальным. Даже А.В. Петров признал, что: «впринципе можно согласиться, (c В.Л. Яниным и В.Н. Бернадским – Л.Р.) что среди факторов поддержки «простой чадью» борьбы территориальных боярских группировок за посадничество, находилось ее сословное недовольство, умело канализруемое «своими» боярами» против наличных городских правителей - «чужих бояр»»118. Не говоря уж о том, что начиная еще с 1218/1219 г. (остальные случаи имели место быть после вырождения общегородского веча) рвущиеся к власти бояре Торговой или Славенской стороны - «онипола» (тогда представленное единым Славенским концом – принципиально собирали всех «мужей» «ониполовцев» на и вокруг тесной общегородской вечевой площади «у Святаго Николы»119. Причем вовсе не служившей по совместительству (по известной древнерусской традиции рассчитанным всенародный сход120) кончанским вечем «славлян». В 1359 г знатнейшие «славляне»