Geum.ru

Америка 1922 — 1923 10. VII. 22 Понедельник

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   32

МОНГОЛИЯ

1927


29.III.27

В пять часов приехали в Улан-Батор. Добираться до города очень тяжело — такая ухабистая дорога! Мы должны были пройти таможенный досмотр, но нас пропустили, даже не взглянув на вещи. Город ужасно грязный, но тихий, интересный, с храмами, юртами, святилищами, прекрасными белоснежными горами, с такими контурами и оттенками лилового, розового и синего! Помчались в Консульский переулок — прелестный дом, большие ворота, которые распахнулись перед нами, и мы обняли Н.К. и Юрия, выбежавших нам навстречу. Е.И. осталась дома, лежала в постели: от простуды у нее поднялась температура. Мы были так счастливы, никак не могли нацеловаться. Они ждали нас уже два дня, посылали брички на дорогу, сами выходили встречать нас, и бедная Е.И. простудилась. Отдали нам комнату в доме своего хозяина, в том же дворе, где жили сами. Комнатка была маленькая, ни одной кровати, и они предложили нам свои раскладушки до приезда нашего багажа. Мы счастливы быть рядом с ними. Доктор (Рябинин) и В.К.* жили у Всесвятского, в полуквартале от них. Мы были такие грязные, что походили на бродяг, поэтому быстро приняли ванну и опять помчались к ним. Все они поправились, Юрий выглядел прекрасно, Н.К. немного постарел, но также выглядел великолепно, но бедная Е.И. совсем не казалась здоровой. Всю зиму она болела: горло, насморк. Атмосфера здесь ужасная, пыль, ветер, в воздухе так много микробов. Сердце ее также ослабло. Кроме того, все эти месяцы они очень много работали, Н.К. заканчивал около ста картин, а Е.И. готовила к печати сразу две Книги.

А теперь я опишу, как они жили. Прелестный небольшой домик, низкое крыльцо с двумя ступеньками, большой широкий двор. Вы сразу же попадаете в столовую, где стоит встроенный деревянный шкаф, два сдвинутых стола и стулья, большая печь, отапливаемая дровами. От столовой ведет небольшой вестибюль, в котором стоит вешалка с меховыми пальто, а также раковина, где вы часто моете руки из-за страшной пыли. Крошечная комнатка Юрия: книжные полки, стол и раскладушка. Затем вы проходите в комнату побольше, в центре небольшой столик, несколько стульев, занавешенные полки с многочисленными лекарствами и материалами, на стенах очень красивые танка, делающие комнату столь красочной. В ней два окна. Н.К. рисовал в этой комнате всю зиму. Справа от нее расположена комната Е.И. Очень маленькая, с двумя окнами, двумя раскладушками (Н.К. тоже спал здесь) и небольшим столиком. Чудесные танка на стенах и Святыня, вся устланная лиловым бархатом (третье окно использовалось специально для этого). В центре стоял Будда, занавешенный хатыками, несколько меньших Будд, также занавешенных хатыками, много бусинок из сандалового дерева, хрусталя, медные чаши, где горело масло, священные маленькие фигурки и изображения — все это производило неизгладимое впечатление. Е.И. работала всю зиму, и днем и ночью, чтобы подготовить к печати две Книги. Во дворе также стояли две юрты — одна служила туалетом и ванной (ванна небольшая, цинковая), в другой юрте, побольше, жила и спала прислуга (буряты и тибетцы). Повар Людмила, прекрасная русская девушка, на которую было Указано еще в Урумчи, и ее четырнадцатилетняя сестра готовят еду. Рерихам прислуживают также два тибетских ламы и Кончок, который путешествует вместе с ними. Еще у них в доме есть Дедка, прекрасный тибетский старец, которого Н.К. называет «полчеловека»; он убирается в комнатах и топит печь, но с ними он не поедет. Остальные слуги — буряты. Всего десять слуг, но неумелых, необученных, сырой материал. Трудно описать, с какой радостью мы встретились — нам хотелось сразу же узнать обо всем и все им рассказать. У них также есть секретарь и технический помощник, Павел Констант[инович] Портнягин, молодой человек двадцати четырех лет — не очень приятный, но, возможно, он изменится, и от него будет больше пользы. Но самой важной новостью для нас было строительство двадцатичетырехэтажного здания, которое должно начаться в Нью-Йорке. Такие большие перспективы и возможности!

<...> Трудная у них была зима, никакой помощи от тех, кто ее обещал, только препятствия, мелкие неприятности, глупые советы вроде того, который дал Никифоров, — подарить монгольскому правительству картину, на чем он настаивал. Н.К. неохотно, но сделал это, раскрыв таким образом свое местопребывание. Но монголы были весьма учтивы и ценили его величие и значение. Спустя два дня после нашего приезда мы нанесли визит Джамсарано, советнику правительства. Весьма образованный человек, говорил о возможном сотрудничестве с Америкой. <...> Перед уходом попросили его дать человека, который бы сопровождал экспедицию по стране вплоть до границы. Это было крайне важно, и он исполнил эту просьбу, дав им человека — ламу. На следующий день мы пошли посмотреть на подаренную картину «Великий Всадник». Она висела в приемной премьера.


8.IV.27

Встали, как обычно, рано утром и пошли к родителям. Завтрак в 8.20. Затем Мор[ис] и Н.К. отправились в город по различным делам, которые надо было уладить до отъезда. Вернувшись домой, они рассказали, что ходили в Торгпредство и торгпред убеждал их уехать как можно скорее, он готов подготовить все машины к самому раннему сроку, ибо на некоторых участках дороги вскоре ожидаются движущиеся пески, что сделает их отъезд невозможным. Удивительно, что этот совет последовал после вчерашней беседы с одним человеком, посланным Блюмкиным, который настаивал, что они должны остаться и дождаться возвращения Блюмкина. Упаковали книги для их отправки домой, я и Юрий пошли в Министерство Иностранных Дел за пропусками для таможни, поскольку большинство наших вещей отправлено с первым аэропланом, а сами мы летим на втором. Работали весь день, помогая Е.И. паковать вещи, работая с Н.К., записывая его советы.

У меня была замечательная беседа с Е.И. о душе. Как она объясняет в книге по буддизму*, каждое воплощение есть как бы новый ингредиент*. <...> Вечером Е.И. рассказывала о Братьях, называя многие имена, а также о Сестрах. Одиннадцать Братьев и три Сестры находятся в физических телах, остальные — в уплотненных астральных. Она многих описывала, [в частности] Вогана, очень любит Сестру Пхон По. Получили длинные, серьезные Послания. На следующий день рано утром пошли к родителям, упаковывали вещи, затем все отправились в центр города, а я и Е.И. остались и долго беседовали о новом доме и помещениях для директоров.

<...> Сегодня отправили часть багажа с аэропланом, а в пятницу сами полетим. Ближе к вечеру пришел Джамсарано и сказал много прекрасных слов Н.К. Он рассказал, как в августе 1926 года у ламы было видение: все монголы, обратившись к западу, молились. Вдруг появился Великий Всадник и повернул все их головы на юго-восток. «А вы приехали в сентябре», — добавил он. Так что все они придают огромное значение картине «Великий Всадник», подаренной Рерихом. Он также попросил Н.К. сделать для них проект храма-библиотеки, где будут храниться эта картина, священные книги и вещи. Храм будет сооружен из порфира и яшмы.

<...> Вечером мы остались одни. <...> Е.И. рассказала Доктору свой сон о двух сферах, приснившийся ей, когда она носила траур по своей матери. Она ходила по астральному плану, подошла к длинному коридору и вошла в большую залу с огромной лестницей, ведущей высоко наверх. По обеим сторонам ее стояло множество народу в красном, с неприятными черными пятнами. И чем выше они стояли, тем меньше было на них пятен. Очень красивое розовато-красное сияние заполнило лестницу, подымаясь все выше и выше. Вдруг она увидела, как сверху вниз стремительно пронеслась гигантская фигура в красном, с черной мантией, перекинутой через плечо. Необычайно красивое лицо, длинные черные волосы. Фигура полетела вниз, по направлению к Е.И., но, достигнув нижней ступени, в изнеможении упала на бок, но так грациозно и красиво. Это был Люцифер, и он был прекрасен. Она взирала изумленно, но равнодушно. Затем она сразу же увидела другую сферу в голубоватых, серебристых и белых тонах, больше приближающихся к солнечному свету. Также большую лестницу, людей в белом, с голубоватыми оттенками, стоящих по обеим ее сторонам, и гигантскую фигуру Христа, очень медленно спускающуюся вниз. Он дотрагивался до группы людей на каждой стороне лестницы, и они начинали излучать золотистый солнечный свет. Она была очень взволнована — подойдет ли Он к ней, дотронется ли до нее и станет ли она светиться. И Он подошел, и она начала светиться и восчувствовала великий свет. М. сказал, что она стала свидетельницей падения Люцифера.


10.IV.27

Начали работать рано утром, до 10 часов паковали вещи. Е.И. удивительно энергична и проворна, практически все сделала сама. <...>

Днем опять паковали вещи, стараясь помочь Е.И. Так радостно с ними — слышен постоянный смех, шутки, никакого раздражения или грубого слова, и тем не менее они суровы и требовательны, когда нужно. Вечером были гости, милые, но утомительные люди. Затем мы с Б.К. читали одну работу, разговаривали, а потом обсуждали будущее. Е.И. сказала, что те, кто растет быстрее, должны чувствовать себя одинокими и изолированными от других, ибо те завидуют им и не понимают их. Говорила, что мы должны сохранять спокойствие в самые критические моменты. Сказала, что через три года мы снова встретимся. И ласкала меня, и обнимала, и целовала — будто солнышко согрело меня изнутри — так я чувствовала. Еще два вечера — и они уедут!


11.IV.27

Пошли к ним рано утром, позавтракали и только начали планировать работу, как пришел тиб[етский] полпред, приятный человек, принес хатыки и подарки на прощанье. К сожалению, кроме меня и Е.И., больше никого не было, и нам пришлось развлекать его три часа — слуга был переводчиком; наконец, не зная, что делать, я попросила его произносить тибетские имена и слова, так что у меня был часовой урок и очень хороший. <...> Утром Е.И. сделали укол спермина (два грамма), боль была ужасная, она кричала и плакала. Весь организм получил нервный шок. Страшная боль, наверно, она чувствовала себя ужасно, если плакала.


12.IV.27

Был очень трудный день. Столько всего надо было подготовить с утра. <...>

Неожиданно Е.И. увидела, что у всех машин только по одной запасной шине — и это для такой трудной и опасной дороги! Она настояла на том, чтобы шоферы пошли к торгпредам и потребовали все необходимые запчасти. Если бы не она — экспедиция началась бы ужасно, а главный торгпред, вместо того чтобы следить за отправкой экспедиции, ушел на охоту! Пришел лама и принес всем хатыки.

Грустно видеть, что Доктор и Портнягин — два гостя в экспедиции, хотя и оплачиваемые, которые должны были бы сотрудничать, не хотят работать, только всё требуют, особенно Доктор.

Невозможно описать всю любовь, которую она и Н.К. излили на меня в течение всех этих дней, и сегодня Е.И. все время целовала и обнимала меня и повторяла снова и снова, как ей грустно, что во время всей этой суматохи у нее не было времени поговорить со мной спокойно и почитать с нами. Чтобы вновь увидеть их любовь, я с радостью бы обошла весь мир, только бы встретиться с ними. Н.К. положил свою руку на мое плечо и с любовью говорил со мной. Великие души. Когда мы их увидим снова?

Сегодня вечером мы расстались рано, Е.И. пришлось лечь, она чувствовала себя такой больной и уставшей. Она сказала, что видела меня во сне: я пришла и принесла ей книгу со своими мыслями, и она поцеловала книгу. Теперь она полагает, что в следующий раз я приду и поделюсь с ней своими мыслями о проделанной работе. Завтра утром они уезжают.


13.IV.27

В шесть утра мы были у них дома. Подготовка к отъезду уже началась, вещи почти погружены на машины, раскладушки сложены, спальные мешки свернуты. Я помогала упаковывать вещи.

В семь тридцать пришел Джамсарано с одним чиновником, чтобы провести их через таможню. Мы вместе выпили чай. Замечательно, что он привел с собой ламу, который будет сопровождать их до границы. Сказал, что работал всю ночь, готовил необходимые пропуска для этого ламы, чтобы он мог отправиться вместе с ними. Такое уважение и внимание!

Около девяти мы вышли во двор, и вдруг Джамсарано спрашивает, где ваши номера и лицензии на машины, без них вас не пропустят. Стало очевидным, что по небрежности или чего еще хуже торгпред не позаботился об этом вопросе. И началось самое необъяснимое и возмутительное. Н.К. и Юрий носились от одного места к другому, стараясь получить номера. Каждый чиновник сваливал вину на другого, пытаясь выгородить себя, а монголы, видя это, смеялись над таким проявлением некомпетентности.

Должно отметить, что Джамсарано носился по всем инстанциям, стремясь поправить положение, — его желание помочь поразительно. Поползли различные слухи, что отъезд хотели задержать, но наконец в три часа они принесли номера — Н.К. и Юрий, оба измучены. <...>

Е.И. напомнила нам об Указании, что последние объедки не будут вкусны. Теперь это сбылось. Все это время с девяти до трех мы были во дворе, волновались, ждали. <...>

Затем пришел торгпред, который все утро охотился, вместо того чтобы за всем следить, и, устыдясь, предложил сесть в свою машину и [решил] показать дорогу до первого поста. Я ехала в его машине, В.К. ехал в машине Джамсарано, который также захотел их проводить. <...>

И так мы поехали их провожать, день чудесный, небо ясное, лазурное. Авир[ах] простудился и остался дома. Мы проехали двадцать одну милю до Сенгена и там простились. Нет нужды говорить, какую торжественность все мы чувствовали при расставании, зная, куда они отправляются и что мы расстаемся в последний раз, ибо при следующей встрече мы уже останемся вместе с ними. Е.И. и Н.К. обняли и расцеловали меня, просили рассказать дома обо всем, что я видела, и передать всем их любовь и мысли. <...>

Оба они выглядели замечательно, когда мы расставались, такие великие, но такие изнеможенные, любимые мои! Е.И. в мягкой серой шляпке, привезенной нами из Москвы, улыбающаяся. Она обнимала и целовала меня, называя Зиночкой. (Слово «зина» на санскрите означает «неотложность»). <...>

Мы отправляемся завтра в 4.30 утра на аэродром, ибо аэроплан вылетает в 5.00. Смертельно устали. Утром или, скорее, ночью встали, умылись, попили чай и покинули наш дорогой, маленький, но уже пустой дом. Дедка пропел несколько гимнов с пожеланиями счастливого пути и указал на счастливые знаки в небе, предсказывая хорошую погоду. В 5.45, простившись с горничной Дашей и Дедкой, сели в аэроплан.


ИНДИЯ

1928


12.VIII.28

В Дарджилинг прибыли в 12.43. Проф[ессор] Р[ерих] и Юрий ждали нас на станции, родные лица.

Н.К. выглядел великолепно, как и прежде, только борода поседела, но такой энергичный, и молодой, и проворный. Юрий выглядит отлично. Мы так счастливы видеть друг друга.

Дарджилинг — большой, красивый, извилистые дороги, добрались до «Хиллсайда» на машинах, вышли, поднялись наверх, подъем крутой, они живут на горной вершине, чудный дом, такой вид на всю гряду Гималаев, Канченджангу — только дождь и туман, из-за муссона, все портят, скрывая вид.

А затем любимая фигура, вся в белом, быстро подходит к нам, чудное, дорогое лицо. Вся наполнена любовью, целует, обнимает нас. Е.И. выглядит хорошо, но ужасно страдала, потеряла много здоровья, должна быть так осторожна во всем. Такой утонченный, чувствительный организм! Мы так счастливы быть с ними. Необычайное счастье для меня видеть их каждый год — это словно сон. Я могла бы все отдать ради них, и я так сильно чувствую их любовь ко мне. Свет[ик] приезжает на следующей неделе.


13.VIII.28

[Вчера] добрались из Салигури до Дарджилинга в 12.43. Приятная поездка, только такой туман, что не видно Гималаев. Нас встретили Н.К. и Юрий, оба выглядели великолепно — мы так счастливы. Подъехали к их дому, что высоко на горе, чудный дом, Е.И. вышла нас встречать, выглядит хорошо, загорела, как всегда прекрасна, но немного похудела. Такая радостная встреча, ее объятия и поцелуи. Нам показали наши комнаты; какая у нее потрясающая интуиция — сначала она хотела дать нам одну комнату с верандой, но затем догадалась, что нам лучше иметь две отдельные комнаты, так что я получила комнату с верандой, а Фр[ансис] — комнату побольше, с отдельными ваннами. А ведь я ей ничего не говорила, даже не упомянула ни о чем. Так много они нам рассказали: какие ужасные месяцы они провели в Тибете, на высоте почти 22 тысячи футов, замерзали, не хватало топлива, еды, но какое это было чудо!

Каждое столетие Братство избирает одного, дабы принести предупреждение людям. Н.К. принес такое предупреждение России*, но они его не слушали. Их послали в Тибет сказать людям, что нужны перемены, и тогда наступит их великое будущее. Но они не слушали. Учитель заранее знал, что так случится. Но предупреждение должно быть дано, и они принесли его. В конце концов, город Знания был предсказан Е.И. еще в Виши, а позднее подтверждена столица в Гималаях. Так и будет. Н.К. на несколько дней потерял зрение из-за ослепительного солнечного света, зрение Е.И. сильно испортилось. Они стойко переносили все страдания, теперь дана великая работа: перевести «Агни-Йогу», «Криптограммы Востока», третью Книгу и «Основы буддизма» и опубликовать их сейчас на английском.

Доктор небольшого роста, ленивый, плохо отзывается о Полковнике, не написал книгу по материалам Агни-Йоги с точки зрения медицины, как было указано Учителем. Он наблюдал за состоянием Е.И. после того, как она видела огонь, пламя внутри себя и симптомы впоследствии, и это все, что он делал. И она хотела помочь ему, но он был слишком ленив, чтобы писать книгу. Полковник сперва был мил, потом стал враждебен к Е.И., не мог смотреть на нее и ненавидел Раю*, приказал ей хорошенько сжигать книги, которые он хотел сжечь, и пригрозил, что выдаст ее и она будет повешена, если не сделает это как следует. Странно — ребенок напоминает Жанну д’Арк, а он был Тальботом и предал ее тогда. Сходство тут же вызвало у него отвращение. Почти все время он был чем-то одержим, стрелял в воздух, сказал, что какая-то сила заставляет его делать это. Только к концу переменился, посетив Храм Майтрейи и испросив у Е.И. прощения. Сейчас он захотел стать епископом, дабы люди прислуживали ему, дитя! Так мало им все помогали. И все же Е.И. говорит, что так мало людей действуют сообща, что каждый может сделать что-то. Она имела замечательные видения — фохат*, дезинтегрирующийся в солнечных лучах, и кристаллы материи люциды. Но потом очень плохо себя чувствовала, ибо это был огненный процесс, который сжигал ее изнутри. Недавно было сказано, что Беатрис Розен может снова приблизиться. Обо мне было сказано, что в эту зиму открылись мои центры, и Сестра Ориола сказала, что это было очень опасно и Учитель помог предотвратить эту опасность.

<...> Мы должны будем приехать в город Урусвати, который начнется с семи домов и небольшого храма. Там будут изучаться растения, биология, астрономия, химия.

<...> Е.И. так часто ласкает меня, оба они излучают такую любовь. Невероятно — мы в Индии, с ними. Изумительны святыня и рабочий кабинет Е.И., в котором много танка и произведений искусства. Чудные Будды. В нем также есть стул, обтянутый синей парчой, на котором никому нельзя сидеть. Это — Место Учителя.

Расстояние от нового города до Братства должно занимать три с половиной недели. Летательный аппарат Братства имеет форму яйца. Многие члены видели его.

Они добровольно остались здесь на год, чтобы закончить научную станцию, а затем уйти в горы.


14.VIII.28

Не передать, насколько возмутительно вели себя Полковник и Доктор в пути, требовали слуг, совсем не работали, спали по 12 часов в день, говорили о еде. Мучительно было лицемерие Доктора, его мелочность, и [желание] командовать, и требования Полковника.

Е.И. говорила о психической энергии — это основная субстанция мира и каждого живого существа. Это то, что неправильно называют духом. Ее нужно осознать и посылать, излучая из себя как посылки духа. Но нужно сознательно чувствовать психическую энергию в себе. Это как семя (дух) через ряд воплощений (эманаций) должен взорвать и напитать ими семя. Тогда низшее и высшее сознание соединяются вместе и дух запоминает в последующих жизнях прошлое. Но личность, персональная личность, уничтожается. У тех же людей, у которых действует лишь низшее сознание, нет памяти о прошлых воплощениях. Два антипода — две полярности, как и все в мире, должны соединиться для активной манифестации. Эманации — удары по сознанию — доходят до семени (эго — дух) и насыщают его. Важно осознание и развитие психической энергии. Теперь особенно нужно из-за неизбежно идущей на планету катастрофы. Но человечество отказывается принять этот дар, отказывается от развития духовности, а газ, посылаемый Платоном с Юпитера, не воспринимается Землей, не пробивает тьму. Катастрофа должна быть в 1977 г. Но Братство упорно работает для предотвращения. «666» в Апокалипсисе обозначает Будду, Христа, Майтрейю, каждого с числом «6». Додекаэдрон — знак Матери Мира.

Учителя уйдут на Венеру с земными сотрудниками. Часть последует на планету, формирующуюся за Венерой. Остальное человечество уйдет на Сатурн. Если Е.И. добровольно останется для основания опытной станции, она сможет дольше побыть в Братстве, затем придет обратно, а потом совсем уйдет. Ее миссия — это пространственный провод — доказать в физическом теле [возможность] сношений с дальними мирами. Редчайшая миссия. Даже Е.П.Б[лаватская] жила в долине, а не в Братстве, когда была у Мастеров. Е.И. же может сноситься с Учителями, получать посылки из пространства и [даже] получила магнитную стрелу с Венеры. На ней проводится исключительный опыт. Она проходит Агни-Йогу (йогу огня) — она вся зажжена, чувствует в себе пламя, что лишь через триста лет сможет воспринять продвинутое человечество. Это самая могущественная йога, даваемая теперь людям и нужная для постепенного развития человечества. У Е.И. много болезненных проявлений, боль в спине, [ей] нужен уход, [она] спит на животе. Болезненны уши с тех пор, как слышала музыку сфер, говорит о ней как о грандиозном ритмичном возрастании больше, чем об определенных темах и отсутствии гаммы. Ей и Н.К. не позволено есть суп, темное мясо, можно копченую рыбу, курицу.

Н.К. — одиночный провод — сообщается с Учителем. Потому не столь болезнен на ощущения и не требует ухода. Будет меньше в Братстве, ибо должен все время разъезжать. Пресса и паблисити нужны как шаги для будущей работы Н.К., но не ему лично. Е.И. сказала мне, что я и Нуця им нужны для Города Знания и будем работать вместе с ними здесь. А остальные останутся в Америке. Сказала, что Модра из-за легкомыслия поставлена на последнем плане, перед ней Ояна, которая не поняла свою миссию идти сердцем. (Говорила мне, что ни праны, ни концентрации волевой и напряжения мне не нужно, а сосредоточиваться на портрете Мастера, как она это делала.)

Е.И. и Н.К. не верят в получение Беатр[ис] Розен санскритских слов и нахождение их в словаре. Сидней может быть директором Пан-Космоса, ес­ли сам все соберет и устроит без наших затрат. Должна быть комната для Пан-Космоса в Доме, и Беатр[ис] не должна быть забыта в делах в Доме.

Мы перевели с Н.К. «Искусство в Тибете». Написали три письма (я — Шкляверу). Н.К. недоволен памфлетом «Roerich’s Day» [«День Рериха»], ибо в нем нет и упоминания о Рождении Будды в этот день, что так важно для Индии. Говорили об Ориоле — [нужна] хорошая няня для ухода — предпочтительна немка, а начиная с трех лет — разные учителя приходящие по разным предметам. И такая, как мисс Лунсбери, рассказать истории и сказки, развивая дух ребенка, но раз в неделю, не чаще, не мучая ребенка. Е.И. против русской воспитательницы и против англичанки — [чтобы] не убить энтузиазма в ребенке. Мать должна очень следить за учителями, искать настоящих. Е.И. говорит, что Шугарман может быть приближен и в смысле сближения и для Енточки — он указан как полезный человек, даже желателен как директор.

Н.К. был Далай-ламой пятым, построившим Поталу*. Он шутливо заметил, что делает себе рекламу, ибо хорошо говорит о нем в своей статье. Старое искусство Тибета хорошо, но не новое и [не] подражания Китаю и Индии. Когда устроим выставку, мы должны говорить об этом. Мы живем как в мечте — не верится, что мы у них. Чахемб[ула] лично желает стать священником — это не было ему Указано.

Теперь надо обращаться к Мастеру, называя Его Владыка Майтрейя или [просто] Владыка.