Geum.ru

Уроки николая федорова

Вид материалаУрок

Содержание


Утопическое мышление и религиозное сознание
Знание и нравственность
Подобный материал:

УРОКИ НИКОЛАЯ ФЕДОРОВА

Э. И. Соркин


Опубликовано в журнале «Эволюция» №№ 5,6,7 – 2009 г.


Ноосфера - фото-, термо- или электроход?

Николай Федоров (1828–1903) – русский религиозный мыслитель, создатель утопической неохристианской системы «воскрешения отцов» - термин «ноосфера» не употреблял в своих сочинениях – его еще не придумали тогда. Но Федоров писал, что сама земля пришла в нас к сознанию своей участи и это сознание, конечно, деятельное... Это близко к тому, что написано в статье “Ноосфера” в “Философском словаре”(М., 2001): “На смену стихийному социоприродному развитию глобальной системы приходит научно обоснованное, программно задаваемое и планово регулируемое развитие социоприродной глобальной системы как целого. Программой и результатом такого развития должна стать ноосфера”. Глобальное целое - по Федорову - это наш земной корабль - “есть ли он фото-, термо- или электроход”. Человечество должно быть на нем не праздным пассажиром, а прислугою, экипажем, управлять его ходом, что должно обеспечить переход человечества “из одного мира в другой”. Человеческая деятельность не должна ограничиваться пределами земной планеты, поскольку Землю ожидает неизбежный конец... Истощение земли, истребление лесов, извращение метеорического процесса, проявляющееся в наводнениях и засухах, - все это, по мнению Федорова, свидетельствует, что будут “глади и пагуби”...

Страшная летняя засуха на юге Франции в 2003 г. и катастрофические наводнения осенью там же - подтверждают слова Федорова. Но можно ли всерьез, с позиций современных науки и техники, воспринимать предложение Федорова превратить нашу планету в космический корабль и отправиться на нем в иные, счастливые космические дали? Это сейчас выглядит прожектерством. Но вовсе не прожектерство “продовольственный и санитарный вопросы”, которые поднимает в “Философии общего дела” Федоров. Голод из-за ограниченности средств к жизни, разложение, зараза - все это приведет человечество к гибели вследствие зависимости от слепой силы природы, извне и внутри нас действующей и нами неуправляемой... Главною заботою настоящих и будущих поколений должно стать прочное обеспечение бытия человеческого, а не наслаждение существованием. Но прочное существование невозможно, пока Земля остается изолированною от других миров. Вот об этом, об изоляции и ее значении для нас, нынешних жителей Земли и хочется поговорить.

Но прежде обратим внимание на слова Николая Федорова о зависимости человечества от слепой силы природы. Теперь, через сто лет после Федорова, его слова можно перевернуть и сказать, что природе Земли угрожает слепая сила человеческой цивилизации, ставшая, по словам Вернадского крупнейшей геологической силой. Конечно, было бы приятнее думать так, как думал Вернадский, писавший в 1944 г. в статье “Несколько слов о ноосфере”: “Сейчас мы переживаем новое эволюционное изменение биосферы. Мы входим в ноосферу. Мы вступаем в нее - в новый стихийный геологический процесс - в грозное время, в эпоху разрушительной мировой войны. Но важен для нас факт, что идеалы нашей демократии идут в унисон со стихийным геологическим процессом, с законами природы, отвечают ноосфере. Можно смотреть поэтому на наше будущее уверенно. Оно в наших руках. Мы его не выпустим”.

Да, все было бы, возможно и так, если бы будущее было заведомо в руках таких людей, как Вернадский. Но, к сожалению, будущее может оказаться в руках людей, для которых идеалы демократии - всего лишь “культ идей, идеолатрия”, как писал Федоров. Одна из таких идей - уверенность в том, что Земля способна прокормить сколь угодно большое количество ее обитателей да еще обеспечить каждому работу по его желанию и к тому же - “растущие потребности”... Вот что писал Энгельс в “Антидюринге” в 1878 г.: “Освобождение средств производства от этих оков (наложенных капиталистическим способом производства - Э. С.) есть единственное предварительное условие беспрерывного, постоянно ускоряющегося развития производительных сил, а благодаря этому - практически безграничного

роста самого производства”.

“История как факт есть разорение природы и истребление друг друга, т.е. то, что не должно быть”, - пишет Федоров. Но может такое происходит в истории, потому что до сих пор не удалось - ни при капитализме, ни при социализме - осуществить идеальные отношения между людьми, выражаемые словами: “свобода, равенство, братство”? Вот что по этому поводу пишет Федоров: “Поколение, отрекшееся от своих отцов, написало на своем знамени: свобода, равенство и братство; но из свободы следовать своим личным влечениям и из завистливого равенства неизбежно должна произойти вражда, а не братство. Нужно искать братства, а все прочее само собой приложится, ибо при истинном братстве немыслимо порабощение и неравенство”.

Но достижение братства всех землян, по мысли Федорова, - необходимое, но недостаточное условие для достижения всеобщего счастья. “Вопрос об участи земли приводит нас к убеждению, - пишет Федоров, - что человеческая деятельность не должна ограничиваться пределами земной планеты”. И дальше задается вопросом: “Знание об ожидающей землю судьбе, об ее неизбежном конце, обязывает ли нас к чему-либо или нет”? Каким же является это знание с позиций сегодняшнего дня?

Человеческое общество не может существовать, не черпая из окружающей среды вещество, энергию и информацию. Всей своей сознательной деятельностью мы противостоим законам энтропии. (В соответствии со вторым началом термодинамики закон возрастания энтропии гласит, что невозможен переход тепла от тела более холодного к телу более нагретому без каких-либо других изменений в системе или окружающей среде). Проиллюстрировать это можно так: изготовляя машины, возводя здания, накапливая воду в водохранилищах, люди концентрируют рассеянные на Земле природные ресурсы, переводят их на более высокий уровень организованности. Значит, по законам диалектики, где-то должен возникать и противоположный процесс - дезорганизации, рассеяния, нарастания энтропии. Он и наблюдается в окружающей природной среде. Как бы мы ни старались “гармонизировать” наши отношения с природой, это никогда окончательно не удается, поскольку противоречит диалектической концепции развития. А она понимает его как единство противоположностей, раздвоение единого на взаимоисключающие противоположности и взаимоотношения между ними. Окружающая природная среда является основой существования человеческого общества. Люди черпают из нее материальные блага, не являясь звеном в цепочке круговорота веществ в природе, выключив себя из нее. (Слепая сила природы, пишет Федоров, вследствие хищнического отношения к ней, не перестает напоминать о себе то эпидемиями, то неурожаями и иными бедствиями, по существу общими для всех)... Поэтому естественно считать человеческую цивилизацию и природную среду категориями противоположными, противостоящими друг другу. Их диалектическая раздвоенность и является катализатором для нашего развития. Недаром Гераклит говорил, что борьба всеобща, она “отец всего, царь всего”.

Хорошо, но ведь строя мощные очистные сооружения, создавая безотходные производства с замкнутым технологическим циклом, мы охраняем окружающую природную среду, оставляем ее нетронутой! Это - иллюзия. Стоимость, например, очистных сооружений целлюлозно-бумажного комбината, построенного в районе Байкала, составляет чуть ли не половину затрат на сам ЦБК. Огромных затрат требуют и сероочистные установки. А откуда берутся оборудование, материалы, средства для всего этого? На них тоже идут природные ресурсы, только почерпнутые в другом месте и, наверно, не столь уникальные, как сохраняемые в неприкосновенности воды Байкала, леса вокруг него. (Кстати, насчет неприкосновенности: сбрасываемая ЦБК в Байкал вода так тщательно очищается, что ее можно пить, но уникальному омулю она не подходит - в озере исчезли крупные экземпляры, водятся ныне только мелкие омули).

Теперь о безотходном производстве. Предприятия, основанные на замкнутой схеме, - отнюдь не аналоги вечного двигателя. Они потребляют сырье (а оно где-то добывается, и там наверняка есть отходы), к тому же выбрасываются в воздух тепло, углекислый газ. Но даже если в будущем любые выбросы будут исключены, расширенное воспроизводство потребует очень больших затрат на создание безотходных технологических циклов по всей производственной цепочке. И эти затраты - не только деньги, но и природные ресурсы!

Отсюда мы видим, что наш подход к использованию природных ресурсов должен быть диалектическим. Любому специалисту необходимо четко представлять: принципиально нельзя получать продукцию, не переиначивая первозданную природу - не здесь, рядом с предприятием, так в другом месте, подальше. Весь вопрос в том, чтобы заранее предвидеть негативные последствия.

А всегда ли они должны быть - негативные последствия? Вот мы вырубаем в лесу деревья, заменяем их выстроенными в ряд саженцами. Может быть, тут ущерба для природы никакого и нет? К сожалению, это не так. Конструктор, создающий новую лесопосадочную машину, должен ясно понимать, что детище его отнюдь не восстановит вырубленный лес. На его месте вырастет лесная монокультура, которая станет давать древесину, но прежний биоценоз будет разрушен - распадутся экологические связи, исчезнут многие птицы, насекомые, животные, появятся новые вредители, у которых не окажется естественных врагов. И человеку придется начинать нелегкую борьбу с этими вредителями.

Это очень хорошо понимал и Николай Федоров. Вот вполне актуальные для сегодняшнего дня его слова: “Ничтожная тля, жучок, муха могут положить конец жизни человечества. Какое место занимает в общем мировом ходе явление этих насекомых? Будет ли оно идти, прогрессивно возрастая, или же наоборот, во всяком случае мы в полной зависимости от этих случайностей; потому-то на всех питающихся и лежит обязанность принимать участие в деле ограждения, обеспечения человечества от подобных случайностей. Уничтожать жучков посредством посева грибков, производящих эпидемии в среде их, не значит предупреждать появление жучков, предупреждать извращение природного процесса, вследствие которого органическая сила принимает энтомологическую форму; а между тем самое производство хлебных растений, превратившее степи в непрерывное поле пшеницы, способствует размножению насекомых, питающихся этими растениями”.

Переиначивает природные экосистемы и мелиорация. Осушая болота, превращая их в плодородные пашни, мы понижаем уровень грунтовых вод соседних участков земли. Орошая земли - поднимаем его. Есть ли у нас уверенность, что через ряд лет прибыток не сравняется с убытком? Такой диалектический подход нужен не только специалистам, имеющим непосредственное отношение к природным ресурсам.

Возьмем строительство. Инженер-строитель рассчитывает прочность сборных железобетонных элементов. Какую толщину принять проектировщику для стеновых панелей? Чем они тоньше, тем меньше идет строительных материалов, легче дом, проще сделать фундамент и т.д. Но зато отапливать такое здание - дороже, за десятки лет эксплуатации экономия при строительстве может обернуться значительными убытками.

Обратимся к автомобилестроению. Здесь одна из главных проблем - загрязнение воздуха выхлопами двигателей. Можно усовершенствовать конструкцию двигателей настолько, что будет выбрасываться только углекислый газ и вода, но это значительно удорожает стоимость автомобиля. А почему бы не перейти на экологически чистое топливо - водородное? Но по подсчетам специалистов производство водорода требует расходов энергии в таких количествах, что суммарные отрицательные воздействия на среду могут быть большими, чем при использовании обычного горючего. То же самое относится к электромобилям и производству аккумуляторов для них...

По расчетам специалистов, при производстве электроэнергии на тепловых и атомных станциях, механической энергии в транспортных топливных двигателях автомобилей, кораблей, тепловозов, самолетов лишь две пятых первичной энергии используется полезно. Остальные три пятых в соответствии со вторым законом термодинамики сбрасываются в виде тепла в окружающую среду, порождая одну из экологических проблем - тепловое загрязнение биосферы. (Подробнее об этом см. Соркин Э. И. Цивилизация вместо климата? М., Знание, 1993). Вполне понятно, что можно, затратив значительные средства, воссоздать лес, похожий на естественный, построить осушительно-оросительные автоматизированные системы, действующие в масштабах целого сельскохозяйственного региона, рекультивировать “съеденные” карьерами пашни, луга, заложить пустой породой выработанные штреки и т.д. и т.п. Но если действовать системно, то придется в конечном итоге переделать сотворенную Богом биосферу в искусственную ноосферу. Под силу ли это человечеству?

И это понимал Николай Федоров, хотя в его время не было, например, книги Ю. Одума “Основы экологии” (1), и он не мог там прочесть, в частности, про то, что специалисты-экологи “настаивают на крайней осторожности при проведении любых экспериментов по изменению погоды, какие бы выгоды в настоящее время они ни сулили. Необходимо провести сначала многочисленные научные исследования, анализы и эксперименты. Во многих случаях получаются результаты, противоположные тем, которых ожидали. Например, хотя “засев” облаков иногда позволяет увеличить количество осадков, ... в одной серии экспериментов количество летних осадков не увеличилось, а уменьшилось. По-видимому, “засев” вызвал увеличение облачности и переохлаждение, которое препятствовало возникновению грозовых облаков и гроз, являющихся обычно главным источником летних осадков. Поскольку человек уже изменил, хотя и неумышленно, климат как в локальном, так и в глобальном масштабе, контролируемые эксперименты по изменению погоды следует, вероятно, проводить прежде всего для того, чтобы суметь предотвратить вредные последствия тех изменений погоды, которые уже происходят”!

Как эти слова созвучны тому, что писал Федоров о регулировании “метеорическими процессами” в масштабах всей Земли - именно только так, глобально можно изменить к лучшему жизнь людей, перешедших на отношения братства и взаимной любви. “...Не станет ли в основу метеорического аппарата (обнимающего всю землю для регуляции метеорическим процессом земной планеты), писал Федоров, кругоземная проволока, поддерживаемая аэростатами с громоотводами в грозовом экваторе?”... И дальше Федоров говорит, что кругосветные сообщения, сухопутные и океанические, паровозные, пароходные и другие, “требуют силы, для добывания которой недостаточно запасов солнечной теплоты, скопленных земною планетою в прежние времена в виде каменного угля, торфа и т.п., недостаточно одной земной силы; ... нужно обратиться к непосредственному источнику, производящему ныне бури, ураганы и т.п. (т.е. к Солнцу - Э. С.). Объединенный на всей земле человеческий род станет сознанием земной планеты, сознанием ее отношений к другим небесным мирам”.

Независимо от того, как мы относимся к космогоническим идеям Федорова, следует отдать ему должное: он правильно оценивал исчерпаемость земных ресурсов, недостаточность их для того, чтобы с их помощью превратить биосферу в сферу сознания, в сферу разума, ноосферу. А что же показывают известные современным ученым данные?

Некоторые подсчеты показывают, что для нормального развития человечества удельное энергопотребление должно достигнуть в 2020 году - 12.10 в десятой степени джоулей, а в 2060 году - 18.10 в десятой степени джоулей. Тогда общее энергопотребление в 2020 году составит 10 в двадцать первой степени джоулей, а в 2060 году - 2.10 в двадцать первой степени джоулей. Для сравнения можно указать, что вся растительность земного шара (включая океан) связывает фотосинтезом 3.10 в двадцать первой степени джоулей солнечной энергии. Отсюда следует, что мы сейчас стоим на грани полного нарушения теплового баланса планеты.

На ближайшие 20-30 лет не предполагается существенное снижение удельного веса углеродного топлива в энергетике. За счет него сейчас получают около 90 процентов энергии, следовательно увеличение энергопотребления неминуемо приведет к кислородному кризису. Вот цифры: вся растительность планеты производит около 140 миллиардов тонн кислорода в год, из них свыше 10 процентов используется на техногенные нужды. Между тем естественное производство кислорода все время сокращается из-за сокращения зеленых массивов и загрязнения океана. К тому же этот газ необходим не только для дыхания людей и животных, но и для многочисленных окислительных процессов, без которых невозможен кругооборот веществ в природе. Одним словом, потребление 50-100 миллиардов тонн кислорода в год, чего требует увеличение энергопотребления, совершенно нереально, даже если не говорить об увеличении выделения тепла и парниковом эффекте!

Самое грустное, что техническая экспансия в природу приводит не только к вымиранию многих видов растений и животных. Формируются расы растений, приспособившихся к почвам с повышенным содержанием свинца, меди, никеля. В природных сообществах - экосистемах - начинают преобладать малоценные и даже вредные для человека виды - быстро размножающиеся, что приводит к их громадной численности, к вытеснению ими из экологических ниш высокоразвитых животных и хозяйственно ценных видов растений. В то же время созданные человеком культурные сообщества - биогеоценозы, как правило, имеют более простой видовой состав и меньшую устойчивость по сравнению с исходными природными экосистемами. Сохранение таких сообществ возможно только при возрастании энергетических затрат. Как тут не вспомнить, что писал о борьбе с насекомыми-вредителями Николай Федоров: “...не может быть нравственным и вообще истребление насекомого какими бы то ни было средствами. Истинно нравственно только полное обращение слепой силы - рождения в сознательное действие”...

Хорошо бы последовать совету Федорова, но ведь получается замкнутый круг: чем интенсивнее развивается промышленность, чем больше потребляется энергии, тем сильнее разрушаются природные связи и тем большее количество энергии приходится затрачивать на их сохранение и восстановление. Использование ресурсов живой природы требует все больших энергозатрат, а развитие энергетики приводит к оскудению этих ресурсов. Сельское хозяйство становится при той же продуктивности все более энергоемким.

Федоров считал, что “разрешение вопросов продовольственного и санитарного зависит исключительно от земледельческого класса”. Сто лет назад, когда “земледельческий класс” имел преобладающую численность, упование на высокие моральные достоинства сельчан по сравнению с горожанами имело какой-то смысл. Теперь ни научно-техническое, ни экономическое, ни этическое рассмотрение “вопросов продовольственного и санитарного” в русле федоровского мышления ничего не дает. Больше того: можно сослаться на известного биолога, профессора Б. Коза-Полянского, который в 1922 году в книге Финал эволюции” писал: ”Весь органический мир отмечен знаком смерти; он погибнет и его эволюция пресеклась с тех пор, как в ее жизнь вселился человек, который и является ликвидатором эволюции”. Этот пессимистический вывод ученый обосновывает тем, что “палеонтология ... с конца третичного периода уже не наблюдает появление чего-либо нового на арене жизни, но лишь вымирание одних и уменьшение площади обитания других организмов”.

Федоров тоже предрекал Земле “глади и пагуби” и неизбежный конец. Поэтому-то и звал он землян в другие космические миры, хотя при этом указывал: “А между тем земля, быть может, единственная носительница спасения мира, а прочие миллионы миров только неудачные попытки природы”. Если это так - а скорее всего так оно и есть! - то переселяться нам некуда, надо налаживать жизнь здесь, на Земле. А для этого внять, по крайней мере, двум призывам замечательного русского религиозного философа - сделать так, чтобы Земля не была изолирована от других миров, и превратить отношения между людьми в братские, отказаться от вражды.

Первое - с позиций современных науки и техники - вполне достижимо. Ну, например, можно обнаружить в солнечной системе астероид с большим содержанием какого-нибудь ценного для нас химического элемента. Астероид этот прибуксировать к Земле, выбрать из него то, что нужно. А затем нашпиговать астероид вредными для землян отходами, скажем, радиоактивнми и отправить его куда-нибудь подальше в космос. Вот это и будет наше “отношение к другим мирам”, “неудачным попыткам природы”.

Решение этого “санитарного вопроса”, конечно, не под силу одному государству, одному народу. Именно здесь и потребовалось бы братское сотрудничество всех людей Земли, именно здесь могло бы проявиться активное христианство, к которому призывал Николай Федоров. Христианство, которое объединило бы ученых и неученых, верующих и неверующих...

А превращать Землю в электромагнит, как предлагал Федоров, пожалуй не стоит. Лучше постараемся подольше сохранить то, что на ней осталось. И этому могут во многом помочь “алармистские” идеи и предостережения Николая Федорова.

Утопическое мышление и религиозное сознание

Один из Круглых столов, проведенных во время работы ХХ1 Всемирного философского конгресса, был посвящен теме “Жизнь, смерть, бессмертие”. Выступавшие на заседании этого Круглого стола говорили, в основном, о “практическом бессмертии человека”, т.е. об устранении всех видовых границ человеческой жизни. В некоторых выступлениях подчеркивалась неприемлемость религиозного подхода к решению этой проблемы, она рассматривалась в философско-социальном, естественнонаучном, техническом, нравственно-гуманистическом, ценностном аспектах. В одном из выступлений прозвучала и такая мысль: если сойти с почвы религии и чуда и встать на научную точку зрения, то живое для бессмертия неперспективно...

А что, если все-таки не сходить с “почвы религии” и попробовать рассмотреть эту проблему - возможность “жизни после жизни” (т.е. не только после жизни в известных науке возрастных пределах, но и после смерти) - рассмотреть ее с позиций религиозной философии? И здесь уместно вспомнить о замечательном русском религиозном мыслителе Николае Федорове. В декабре 2003 года 100-летие со дня его смерти было отмечено в Москве проведением Международных научных чтений, которые были организованы Российской государственной библиотекой, Институтом мировой литературы РАН, философским факультетом МГУ и Музеем-библиотекой Н. Ф. Федорова. Что же писал о смерти Федоров в своей “Философии общего дела”?

Федоров призывал избавиться “от всеобщей смертности, явившейся как случайность от невежества, следовательно, от бессилия, и чрез наследство сделавшейся врожденною эпидемическою болезнью, пред которой все прочие эпидемии могут считаться спорадическими болезнями. Смертность сделалась всеобщим органическим пороком, уродством, которое мы уже не замечаем и не считаем ни за порок, ни за уродство”(2). Федоров считал , что “мы совершенно лишены способности, желательной для пессимистов, доказать действительность смерти, т.е. невозможность воскрешения. Смерть есть явление, внешнее для нас, а потому и может быть познаваема лишь индуктивно, тогда как воскрешение есть естественный всей природе нашей ответ на это чуждое нам явление”(2).

Если бы Федоров принял участие в упомянутом Круглом столе, то его возможное выступление оказалось бы во многом созвучно тем идеям о практическом бессмертии человека, которые основаны на достижениях современной науки - клонировании млекопитающих; теломерной терапии, устраняющей лимит клеточного деления; регенерации стволовых клеток; расшифровке генома человека; работах в области наномедицины, создания искусственного интеллекта... Ведь Федоров мечтал о том, чтобы использовать науку и технику для “воскрешения отцов” - осуществления его глобального проекта переустройства мира с целью устранения причин небратского. неродственного, т.е. немирного его состояния. В этом проекте центральная задача - воскрешение прошлых поколений, ведь существенною, отличительною чертою человека являются два чувства - чувство смертности и стыд рождения. Стыд рождения и страх смерти сливаются в одно чувство преступности, откуда и возникает долг воскрешения, который, по мнению Федорова, прежде всего требует прогресса в целомудрии. В нынешнем же обществе, следующем природе, т.е. избравшем себе за образец животное, все направлено к развитию половых инстинктов. Вся промышленность, прямо или косвенно, возникает из полового подбора. Красивое оперение, устройство гнезда, т. е. моды, будуары, мягкая мебель, - все это возникает и служит половым инстинктам. Наука, как служанка мануфактурной промышленности, профанирует разум служением тому же половому подбору...

Не будем здесь подробно рассматривать рассуждения Федорова о необходимости “прогресса в целомудрии”. Если учесть то, что во многих развитых странах прирост населения происходит только за счет притока из мусульманских регионов, а в нашей стране смертность превышает рождаемость, то федоровские полемические стрелы против будуаров и мягкой мебели кажутся чем-то химерическим. Федоров в чем-то, конечно, прав, выступая против “искусственных возбуждений половых инстинктов”. Но дальнейшие его размышления выглядят поистине утопичными: пока, мол, существует рождение, пока у людей будут потомки, до тех пор и в земледелии не будет еще правды и полного знания, и земледелие должно будет обращать прах предков не по принадлежности (т.е. для воскрешения), а в пищу потомкам... Федоров предлагает превратить питание - в процесс созидания себя из элементарных веществ. А полное торжество над чувственностью будет достигнуто, когда человек будет не только не рождать потомков, но и восстанавливать из себя тех, от коих рожден сам. Человек превратится в существо, в котором все сознается и управляется волею, т.е. в существо, хотя и материальное, но ничем не отличающееся от духа. Правда, духовные существа -ангелы - вроде бы не нуждаются в питании, а у организма, который - по Федорову - мы должны выработать, и представляющего собой единство знания и действия, питание будет сознательно-творческим процессом обращения элементарных, космических веществ в минеральные, потом растительные и, наконец, живые ткани. Органами этого организма будут те орудия, посредством коих человек будет действовать на условия, от которых зависит жизнь растительная и животная. Органами его сделаются и те способы аэро- и эфиронавтические, с помощью которых он будет перемещаться и добывать себе в пространстве Вселенной материалы для построения своего организма. Человек будет тогда носить в себе всю историю открытий, весь ход этого прогресса; в нем будет заключаться и физика, и химия, словом, вся космология, только не в виде мысленного образа, а в виде космического аппарата, дающего ему возможность быть действительным космополитом, просвещенным существом.

Но это преображение человека с помощью науки не имеет смысла, если не будут воскрешены все предыдущие поколения, считает Федоров. И в этом важнейшем деле должна помочь наука. Все вещество есть прах предков, пишет автор “Философии общего дела”. Каждая частица хранит следы наших предков, и наука найдет способы, как по этим “отпечаткам” восстановить тела давно умерших людей. Вопрос о воскрешении есть теллуросолярный (земносолнечный) или даже теллурокосмический. Воскрешение будет делом не чуда, а знания и общего труда.

Как мы видим, идеи Федорова вполне созвучны идеям многих современных энтузиастов бессмертия: тут можно увидеть и перестройку метаболизма человеческого организма, и замену отдельных органов протезами, и генную инженерию... Где же тут место жертве Христа, который, говоря словами пасхального тропаря, “смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав”? Вот что пишет об этом прот. Георгий Флоровский: “У Федорова совсем не было интуиции “новой твари” во Христе, он не чувствовал, что Христос есть “потрясение” для природного порядка и ритмов. О Христе он говорит очень редко, мало и неясно, в каких-то бледных и неубедительных словах... В смерти он не чувствовал тайны, не почувствовал в ней темного жала греха. Для Федорова то была скорее загадка, чем тайна, и неправда больше, чем грех... “Воскрешение предков”, восстановление естественного и психологического братства, - этим и исчерпывается для него духовная сторона победы над смертью. В природе “воскрешение” означает только переключение и обращение энергий, означает разумную регуляцию процессов... Он благодати противопоставляет труд... Учение Федорова есть своеобразная форма религиозного позитивизма, утонченная форма “позитивной религии”. И, строго говоря, ничто не изменится, если в нем умолчать о Боге (как многие из продолжателей Федорова теперь и поступают)...”(3).

Иная оценка идей Федорова у прот. Василия Зеньковского. Он пишет: “ Его система... покоится на том, что Христос “уже искупил людей” и что нам предстоит “усвоить” это искупление. Иными словами, - сейчас, т. е. после Христа - реализация спасения, по Федорову, уже целиком зависит от людей. Вот решающие слова Федорова в этом отношении: если первородный грех “осудил нас на знание без действия” и обратил “древо познания в древо крестное”, то “древо крестное объединяет всех в обращении знания в дело”... Это вовсе не есть отрицание трансцендентного бытия - даже наоборот: сознание того, что сила спасения мира имманентна миру, что нам (ныне) всецело вручено дело спасения - ведь это же есть и “подчинение человеческой воли воле Божественной”. Поэтому “противоположение человеческого Божественному в корне , по Федорову, неверно - не потому, что нет вообще Божественного, а потому, что ныне (после дела Христова) нам открыта “возможность и способность сделаться орудием Божественного плана”(4).

Интересно сопоставить с высказываниями этих двух богословов о Федорове то, что писал о нем Николай Бердяев: “Федоров жаждет активного творчества человека в деле воскрешения умерших, в победе над смертью... Но воскресить умерших может лишь Христос, для дела воскрешения нужна прежде всего искупляющая благодать Христова. И человеческое творчество не может быть исправлением смертоносных последствий греха. “Общее дело” Федорова оказывается не творческим, а консервативным. Активность человека идет не на творчество нового бытия, а на восстановление старого бытия, на борьбу со злом, а не на созидание новой жизни”(5). В другом месте Н. Бердяев несколько сместил акценты в оценке “Общего дела”: “Н. Федоров был православный христианин, и обоснование его “общего дела”, дела победы над смертью и возвращения жизни всем умершим, было христианское. Но он верил также в науку и технику, необычайно верил. У него нет обоготворения науки и техники, ибо он верил в Бога и Христа, но наука и техника для него величайшие орудия человека в победе над стихийными, иррациональными, смертоносными силами природы... Веру в мощь техники он соединял с духом прямо противоположным тому, который господствует в техническую эпоху. Он ненавидел машинизм современной цивилизации, ненавидел капитализм, созданный блудными сынами, забывшими отцов. У него есть формальное сходство с Марксом и коммунизмом, но при полной противоположности духа”(6).

Да, Федоров верил в то, что разумные существа, располагая настоящим, т. е. всем, что есть, воскрешают то, что было, “во всевозможном совершенстве”. Не прав был Бердяев, упрекая Федорова в призыве к “восстановлению старого бытия”, тот призывал к установлению Царства Божия не потустороннего, а посюстороннего, преображения посюсторонней, земной действительности, преображения, распространяющегося на все небесные миры и сближающего нас с неведомым нам потусторонним миром. “Рай, или Царство Божие, - писал Федоров, - не внутри лишь нас, не мысленное только, не духовное лишь, но и видимое, осязаемое, всеощущаемое органами, произведенными психофизиологическою регуляциею... Представить рай, созданный не самими людьми, а помимо их, данный им как награда, по справедливости считается предметом самым неблагодарным”(2). Регуляция метеорического процесса, считает Федоров, есть уже первое начало небесного дела, созидания рая во исполнение воли Божией.

Но если исходить из библейских текстов, то разве появление Царства Божия возможно в нашем мире, на нашей Земле, в известной нам Вселенной? В Откровении св. Иоанна Богослова говорится: “И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я Иоанн увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба,... И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем,... И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильниках, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их”...(Откр. 21, 1-2; 22, 3,5). Ясно, что эти слова не могут соотноситься с чем-либо известным нам на Земле или в космосе(7). Да ведь и Федоров говорит о сближении посюсторонней, земной действительности (после ее преображения общим трудом) с потусторонним миром. Что он, этот мир, из себя представляет? В чем будет состоять преображение земной действительности?

Знание и нравственность

Если обратиться к федоровским текстам, то можно увидеть довольно причудливое сочетание веры и разума. науки и религии. В самом деле: Землю, считал Федоров, ожидает неизбежный конец... Он предлагал превратить нашу планету в космический корабль, что должно обеспечить переход человечества “из одного мира в другой”...

Создается впечатление, что под “другим миром” Федоров подразумевал не другую планетную систему, не другую галактику, а некие будущие обители для воскрешенных и воскрешающих, мистически прекрасные, хотя и приготовленные для заселения с помощью науки (если “экспедиции в исследуемые миры невозможны, то наука лишена всякой доказательности”). Когда Христос говорил своим ученикам: “В доме Отца Моего обителей много;... И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе...” (Ин. 14; 2-3), то не имел в виду доставку учеников в Царство Божие с помощью “электрохода”. Для этого достаточно было веровать в Бога и в Сына Божьего. У Федорова библейские “обители” как-то трансформировались в потусторонние миры, а суровые слова Христа о Его грядущем пришествии и кончине века - в воспитательное предупреждение: “милостивое или грозное возвращение Его на землю мы можем ожидать от своего же объединения в деле воскрешения”.

Познакомившись со всем этим, начинаешь понимать, почему В. Соловьев на вопрос Федорова - отчего он, принимая долг всеобщего дела воскрешения, не скажет об этом прямо и ясно, причем публично, - ответил, что не может этого сделать, “т. к. его засмеет Стасюлевич”(8). Не имеет значения, кто этот Стасюлевич, важно другое: подгонка научных положений под религиозные догматы или, наоборот, переиначивание последних с целью увязать с плохо понятыми достижениями науки всегда выглядят несерьезно, неубедительно. Ведь недаром Зеньковский пишет, что Федоров “...соскальзывает с головокружительных высот, до которых он поднялся в острой постановке вопроса о борьбе со смертью, в плоскость утопических, с примесью моментов магизма и чистой фантастики, построений..., строит... довольно курьезную метеорологическую утопию”(4).

Для того, чтобы наука и религия стали “действовать” на одном “проблемном поле” (см. об этом статью автора этих строк в “Вестник РФО”, 2003, №2, “Проблемные поля” науки и религии”), необходимы достаточно глубокие знания в той и другой области. И хотя Федоров, мечтая о превращении Земли в электромагнит, вряд ли достаточно хорошо разбирался, например, в теории электромагнитного поля Максвелла - его современника, а в вопросах религии он ориентировался, конечно, несравненно лучше, электромагнетизм и переселение душ в иные миры в его сочинениях так и не оказались на одном “проблемном поле”. Не оказались не только потому, что в физике Федоров был, мягко говоря, дилетант, но и потому, что , как пишет Флоровский, “... интересует Федорова, собственно, только судьба человеческого тела... Но остается совсем неясно, какова же судьба души?... Смерть в его понимании есть только натуральный изъян, недоразвитость природы и мира... Потому и врачевание против смерти предлагается натуральное, в пределах природы, силами человека и природы, без всякого трансцензуса, без благодати”.

Вполне понятно, что “безблагодатный” подход Федорова к проблеме бессмертия вызван не тем, что он не знал, что такое Божья благодать, а тем, что он хотел “насильно” втиснуть христианскую проблематику, связанную со смертью, на одно “проблемное поле” с электромагнетизмом. И это у него не получилось.

Говоря о том, что “кроме своего медленно, постепенно наступающего конца мы не можем быть уверенными, что землю, эту песчинку вселенной, не постигнет какая-либо внезапная катастрофа”(2), Федоров, этот энтузиаст переселения в потусторонние миры, неожиданно заключает: “... земля, быть может, единственная носительница спасения мира, а прочие миллионы миров только неудачные попытки природы”(2). Как ни удивительно, это высказывание по смыслу довольно близко к тому, что современные ученые называют словесным описанием гипотезы, математическое описание которой дает квантовая механика. В упрощенном, кратком виде словесное описание таково: каждый раз, когда происходит событие, которое может иметь более чем один возможный исход, наша вселенная разделяется на несколько новых - каждая из которых соответствует одному из возможных исходов. Поскольку элементарных событий в нашей вселенной происходит огромное количество, количество вселенных, параллелных ей, также невообразимо велико - это просто все возможные вселенные.

Федоров не развивает свою мысль о единственности нашего земного мира - ведь он может стать тесным для всего воскрешенного и ставшего бессмертным человечества. И вот здесь интересно сравнить квантово-механическую интерпретацию множественности миров с высказываниями и Федорова, и родоначальника современной математической логики, одного из создателей дифференциального и интегрального исчислений, физика, языковеда и философа Лейбница(1646 - 1716). Он пишет: “...Так как в идеях Бога есть бесконечное множество возможных универсумов, из которых осуществиться может лишь один, то необходимо достаточное основание для выбора, которое определяет Бог скорее к одному, чем к другому. Эта причина может лежать только в соответственности или в степенях совершенства, какое содержат в себе эти миры, ибо каждый возможный мир имеет право требовать для себя существования по мере совершенства, какое он заключает в себе. В этом и заключается причина существования наилучшего: мудрость в Боге познает его, благость избирает и могущество производит”(9).

В отличие от Федорова, который считал природу смертоносной слепой силой, Лейбниц, хотя и указывал, что в природе не существует никакой мудрости и никакого стремления, но при этом добавлял: в ней есть чудный порядок, который “происходит от того, что она есть Божий механизм”(10). Получается, что Федоров никак не связывал свою оценку земной природы с той оценкой, которая дается в Ветхом Завете: “И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма” (Быт. 1; 31). А для Лейбница тот мир, в котором мы существуем, наиболее соответствует нам, в нашей вселенной “нет ничего невозделанного, или бесплодного: нет смерти, нет хаоса, нет беспорядочного смешения, разве только по видимости”(11). Такой подход, пожалуй, больше соответствует современным идеям о параллельных вселенных: 12 - 15 миллиардов лет назад квантовым скачком возникла именно та вселенная, в которой мы живем, и даже если это случайное событие (“Бог играет в кости”?), все равно она для нас, пока мы живы, - лучший из миров. Не получается ли так, что воззрения Лейбница - это как раз пример того, как наука и религия “действуют” на одном “проблемном поле”?

В первом томе “Философии общего дела”, у первой его части есть заголовок: “Записка от неученых к ученым, духовным и светским, к верующим и неверующим”. Если сравнивать знания, скажем, в области математики и физики Федорова и Лейбница, то первого следует отнести, скорее, к “неученым”, а второго - к “ученым”. А если сопоставить их высказывания о смерти? Федоров: “Смерть и сознание - два непримиримых врага, ибо смерть есть слепота... Смерть есть просто результат или выражение несовершеннолетия, несамостоятельной, несамобытной жизни, неспособности к взаимному восстановлению или поддержанию жизни... Совершеннолетие есть и безболезненность, бессмертие; но без воскрешения умерших невозможно бессмертие живущих”(2). Лейбниц: “...Не все пути Божии нам известны, и мы не знаем, не дарует ли он хотя бы умирающим каких-либо милостей чрезвычайными средствами... Если оказываются люди, хорошо воспользовавшиеся дарованным им светом, то тот свет, в котором они нуждаются и которого они еще не получили, будут им также дарован, хотя бы лишь в момент смерти”(12). Если судить по этим цитатам, то “ученый” выглядит более верующим, чем “неученый”...

Конечно, “неученым” в полном смысле этого слова Николая Федорова назвать нельзя - пусть он и не обладал глубокими познаниями в физике или биохимии. Это был эрудит с широким кругозором, с ним подолгу беседовали приходившие к нему в библиотеку, где он работал, Л. Толстой и В. Соловьев, учением его очень заинтересовался Ф. Достоевский... Но для нас, через сто лет после его смерти, может стать уроком со знаком “минус” та неудача, которую Федоров потерпел, стремясь объединить на одном “проблемном поле” науку и религию.

Важен для нас и урок Федорова со знаком “плюс”: всем своим творчеством, всей своей подвижническою жизнью он утверждал приоритет знания соединенного с высокой нравственностью. И пусть у него не получился убедительным синтез науки и религии, зато он нам явственно показал, что вера и разум должны быть едины. Вере в человеческое братство, вере в то, что существо с человеческим разумом выше смерти - вот, чему учит нас Федоров. “С тех пор как знание отделилось от богословия, которое раньше объединяло его, - писал он в работе “Музей, его смысл и назначение”(13), - и само знание, естественно, стало распадаться... В сущности, светское и духовное составляют не два царства, а одно; это две односторонности, две отвлеченности, насильственно отделенные, искусственно отвлеченные одна от другой... Теоретическая философия не может дать истинного единства, если сам мир и общество не примут форму братства, т. е. если теоретическая философия не станет проектом, не перестанет, следовательно,... отделять философии теоретической, разрешающей вопрос “почему сущее существует?”, от нравственной, указывающей на долг, на обязанность”.

Литература:

1. Одум Ю. Основы экологии. - М.: “Мир”, 1975

2. Федоров Н. Ф. Философия общего дела. // Сочинения. - М.: Мысль, 1982.

3. Флоровский Г. Пути русского богословия. - Киев: Путь к истине, 1991.

4. Зеньковский В. В. История русской философии, т. 2. - Ленинград: ЭГО, 1991.

5. Бердяев Н. А. Смысл творчества. - М.: Изд-во “Правда”, 1989.

6. Бердяев Н. А. Человек и машина. // Философия творчества, культуры и искусства. - М.: Искусство, 1994.

7. Соркин Э. И. Цивилизация вместо климата? - М.: Знание, 1993.

8.Семенова С. Г. Тайны Царствия Небесного. - М.: Школа-Пресс, 1994.

9. Лейбниц Г. В. Монадология. // С. с. в 4-х т., т. 1. - М.: Мысль, 1982.

10. Лейбниц Г. В. Письмо к Якобу Томазию. // Там же.

11. Лейбниц Г. В. Монадология. // Там же.

12. Лейбниц Г. В. Оправдание Бога... // С. с. в 4-х т., т. 4. - М.: Мысль, 1989.

13. Федоров Н. Ф. Музей, его смысл и назначение. // Сочинения. - М.: Мысль, 1982.