© "Неизвестные страницы русской истории"

Вид материала

Содержание

За горем горе! Выше меры скорбь.
В. Шекспир. Генрих IV.
БОРИС БАШИЛОВ — "ТИШАЙШИЙ ЦАРЬ" и "РОБЕСПЬЕР НА ТРОНЕ"
Русская европия

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9

XXXVII

                                                                                           За горем горе! Выше меры скорбь.

                                                                                            О смерть моя, им положи конец.

       В. Шекспир. Генрих IV.

       Фрейлина А. Ф. Тютчева, не любившая Имп. Николая I, в своих мемуарах "При дворе двух императоров", — все же пишет, что несмотря на упреки которые противники Николая I делали по его адресу "...нельзя отказать этому человеку в истинном величии души. Восстание 14 декабря, бунт на Сенной, его величавая смерть показали, что это была натура, стоявшая выше толпы"
       Чрезвычайно характерна непосредственная причина смерти Николая Первого. 10 февраля 1855 года, будучи уже сильно простуженным, он решил пойти проститься с уходившими на войну батальонами Семеновского и Преображенского полков.
       Придворный доктор Мандт сказал:
       — Ваше Императорское Величество, Вы так сильно простужены, что я советовал бы Вам не выходить.
       — Дорогой Мандт, — ответил Николай, — вы исполнили ваш долг, предупредив меня, а я исполню свой, прощаясь с этими доблестными солдатами, которые отбывают, чтобы защищать нас. — И простудился еще сильнее.
       Умер Император Николай также мужественно, как и жил. Даже такой явный недоброжелатель его, как еврей М. Цейтлин, и тот пишет в "Декабристах": "Умер он изумительно. Приобщился Святых тайн. Простился со всеми, для каждого нашел слово утешения, у всех попросил прощения. Все это сделал просто, неторопливо, проникновенно".
       Членам своей семьи присутствовавшим при кончине сказал:
       "Прощайте мои дорогие, благодарю вас за все радости, за все счастье, вами мне доставленное. Помните, что я вас очень любил".
       Попросил наследника проститься за него с армией и гвардией. Просил передать его последний привет доблестным защитникам Севастополя: "Скажите им, что в другом мире я буду продолжать молиться за них. В последнем приказе изданном от имени Николая I говорилось: "Я благодарю гвардию, которая спасла Россию 14 декабря. Я вас любил от всего сердца. Я всегда старался улучшить ваше положение. Если мне это не удалось, то потому что не хватало времени и средств".
       "Мне хотелось, — сказал Николай Наследнику, — принять на себя все трудное, все тяжкое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за Вас. После России я люблю вас больше всего на свете." Незадолго до смерти Императрица спросила Николая I, хочет он или нет, чтобы были прочитаны полученные из Крыма письма от сыновей Николая и Михаила. — "Нет, я теперь далек от всего этого", — ответил он. Поступавшие донесения из армии приказал передавать Наследнику. Потом попросил всех выйти из комнаты, сказав: "Теперь мне надо остаться одному, чтобы подготовиться к последней минуте. Я вас позову, когда наступит время. После того, как священник о. В. Бажанов прочитал отходную, император сказал Наследнику: "Держи все, держи все"!
       "Предсмертное хрипение, — пишет Тютчева, — становилось все сильнее, дыхание с минуты на минуту делалось все труднее и прерывистее. Наконец, по лицу пробежала судорога, голова откинулась назад. Думали, что это конец, и крик отчаяния вырвался у присутствующих. Но Император открыл глаза, поднял их к небу, улыбнулся, и все было кончено. При виде этой смерти, стойкой, благоговейной, нужно было думать, что император давно предвидел ее и готовился к ней". "Никогда за все время моей врачебной практики, — пишет в своих воспоминаниях придворный доктор Мандт, присутствовавший при смерти Николая I, — я не видел, чтобы кто-нибудь умирал так. Я считал просто невозможным, что кто-либо способен владеть собой так, когда дух оставляет смертные останки. Что-то сверхчеловеческое было в этом исполнении своих обязанностей до последнего издыхания". "Государь лежал поперек комнаты на очень простой железной кровати, — пишет Тютчева. — Голова покоилась на зеленой кожаной подушке, а вместо одеяла на нем лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши пышного дворца. Все, что окружало его, дышало самой строгой простотой начиная с обстановки и кончая дырявым» туфлями у подножия кровати.
       Руки были скрещены на груди, лицо было обвязано белой повязкой. В эту минуту когда смерть возвратила мягкость прекрасным чертам его лица, которые так сильно изменились благодаря страданиям, подточившим императора и преждевременно сокрушившим его, в эту минуту его лицо было красоты поистине сверхъестественной. Черты казались высеченными из белого мрамора, тем не менее, сохранился еще остаток жизни в очертаниях рта, глаз и лба, в том неземном выражении покоя и завершенности, которое, казалось, говорило: "я знаю, я вижу, я обладаю", в том выражении которое бывает у покойников и которое дает понять, что они уже далеко от нас и что им открылась полнота истины".

XXXVIII

       Известие о смерти Императора Николая I было встречено мировым масонством и идейными последышами масонства — членами Ордена Русской Интеллигенции с сатанинской радостью. Не имевший как Николай I "зимних глаз без теплоты, без всякого милосердия" А. Герцен в таких "сердечных" тонах описывает свои переживания в "Былое и Думы": "Не помня себя, бросился я с "Таймсом" в руке в столовую; я искал детей, домашних, чтоб сообщить им великую новость, и со слезами истинной радости на глазах подал им газету... Несколько лет свалилось у меня с плеч долой, я это чувствовал. Оставаться в доме было невозможно. Тогда в Ричмонде жил Энгельсон; я наскоро оделся и хотел идти к нему, но он предупредил меня и был уже в передней. Мы бросились друг другу на шею и не могли ничего сказать, кроме слов: "Ну, наконец-то он умер". Энгельсон, по своему обыкновению, прыгал, перецеловал всех в доме, пел, плясал, и мы еще не успели прийти в себя, как вдруг карета остановилась у моего подъезда и кто-то неистово дернул колокольчик: трое поляков прискакали из Лондона в Твикнэм, не дожидаясь поезда железной дороги, меня поздравить.
       Я велел подать шампанского — никто не думал о том, что все это было часов в одиннадцать или ранее.
       Потом без всякой нужды мы поехали все в Лондон. На улицах, на бирже, в трактирах только и речи было о смерти Николая, я не видел ни одного человека который бы не легче дышал узнавши, что это бельмо снято с глаз человечества и не радовался бы, что этот тяжелый тиран в ботфортах, наконец, зачислен по химии.
       В воскресенье дом мой был полон с утра: французские, польские рефюжье, немцы, итальянцы, даже английские знакомые приходили, уходили с сияющими лицами; день был ясный, теплый; после обеда мы вышли в сад.
       На берегу Темзы, — играли мальчишки, я подо. звал их к решетке и сказал им, что мы празднуем смерть их и нашего врага, бросил им на пиво и конфекты целую горсть мелкого серебра. "Ура! Ура! — кричали мальчишки". — Impernikel is dead! Impernikel is dead! Гости стали им тоже бросать сикспенсы и трипенсы; мальчишки принесли элю, пирогов, кексов, привели шарманку и принялись плясать... После этого, пока я жил в Твикнэме, мальчишки всякий раз, когда встречали меня на улице, снимали шапку и кричали: "Impernikel is dead! Yre!"
       Имевший "зимние глаза" Николай I, если бы Герцен умер раньше его, никогда бы не сказал и не написал по поводу его смерти такие непристойности, какие написал по случаю его смерти кумир "сердобольной" русской интеллигенции Александр Герцен. Никогда, конечно, не стал бы он бросать уличным мальчишкам копейки, чтобы они услаждали его слух криками:
       — Александр Герцен умер! Александр Герцен умер! Ура! Ура!
       В России враги Николая I не осмелились обнаруживать свою радость столь открыто, и скрывали ее. Вот как было встречено известие о смерти в самом аристократическом клубе Петербурга — Английском клубе.
       "В Английском клубе, — записал в свой дневник Погодин, — холодное удивление. После обеда все принялись играть в карты."
       Постепенно и медленно историческая наука все же приближается к распознаванию в Императоре Николае I "государственного человека огромных масштабов, которому, может быть, и равного не найдешь среди русских монархов, как ни высок общий уровень их достоинств и как ни велики лучшие из них", — пишет архимандрит Константин в статье "Император Николай I и его эпоха" (Альманах "День Русского Ребенка" Сан Франциско. 1955 г.). Ибо, как совершенно верно говорил известный церковный деятель второй половины XIX в. митрополит Киевский Платон (Городецкий) про Николая I: "У этого царя воистину была царская душа, во всем ее царственном величии, свете, силе и красоте... Это был величайший из царей всех царств и народов. Я Николая I ставлю выше Петра. Для него неизмеримо дороже были православная вера и священные заветы нашей истории, чем для Петра. Император Николай Павлович всем сердцем был предан всему чистокровному русскому и в особенности тому, что стоит во главе и в основе Русского народа и царства — православной вере. То был истинно православный, глубоко верующий Русский Царь..."
       "Французский журналист Жан Жак Готье, только что побывавший в Москве, пишет в одном из опубликованных в "Фигаро" очерков, что во время оперы "Декабристы", когда на сцену вышел артист, загримированный Имп. Николаем Первым, зал разразился бурными аплодисментами. Жан Жак Готье спросил:
       — Неужели советские зрители каждый вечер так бурно приветствуют появление Царя?
       — Да, — ответила переводчица.
       Жан Жак Готье был поражен. Тогда переводчица объяснила, что публика аплодирует не царю, а Народному артисту, играющему его роль, который очень знаменит. Французы успокоились". (Н. Р. С. 17 мая 1954).
       Надо думать, что французы, поверив топорному объяснению переводчицы, успокоились напрасно. Кто-то аплодировал артисту, но многие, наверное, аплодировали изображенному артистом Имп. Николаю Первому, на сто лет задержавшему появление большевизма в России.

БОРИС БАШИЛОВ — "ТИШАЙШИЙ ЦАРЬ" и "РОБЕСПЬЕР НА ТРОНЕ"

       К недавно вышедшим двум книгам Бор. Башилова — "Тишайший Царь и его время" и "Робеспьер на троне" (Петр I и исторические результаты совершенной им революции) можно по разному относиться, но нельзя отрицать самого главного: — эти две книги дают богатый материал по изучению русской истории конца XVII и начала XVIII веков.
       Ценность этих двух книг заключается главным образом в том, что свои положения Бор. Башилов обосновывает, подкрепляет и развивает солидными цитатами и ссылками на такие авторитетные первоисточники, как труды проф. Платонова, проф. Ключевского, историков — Соловьева, Валишевского, Шмурло, Костомарова, Зызыкина, Льва Тихомирова и многих других, и даже на "Дневник писателя" Достоевского.
       Перед читателем развертывается страница за страницей настолько яркая и хорошо аргументированная картина позапрошлого века русской исторической мысли, что, раз начав читать эти книги, уже не оставляешь их. Они не только обогащают историческими знаниями, но и расширяют горизонт знакомства с государственной и общественно-политической жизнью России вообще и, в частности, выясняют те далекие причины, которые в конечном итоге привели Россию к катастрофе 1917-го года.
       В этих двух книгах Бор. Башилова много документальных данных, которые, как это видно, собраны с большой тщательностью и преподнесены читателю с надлежащей выдержкой.
       Далеко не все имеют возможность познакомиться с трудами таких авторитетов по Русской истории, как Платонов, Ключевский, Валишевский, Соловьев, Костомаров. — Бор. Башилов дает эту возможность, знакомя читателя с подходом этих авторов к тем или иным событиям в истории России и с характером освещения ими этих событий.
       Будем откровенны, — плохо мы, русские, знаем историю Родной Земли, потому и "прозевали" Россию, потому и сейчас не можем до конца понять как случилось то, что случилось, и почему каторжное ярмо красной рвани до сих пор висит над русским народом и душит его.
           В "тяжкую вину" могут поставить Бор. Башилову только одно — он разрушает некоторые красивые легенды о прошлом и из прошлого России. Но выхода нет — либо сохранить красивые легенды и продолжать сидеть в дыре, либо разрушить легенды и открыть ясный путь борьбы за Россию, за вызволение ее из цепких лап сатанинских сил...
       Ждем третьей книги Бор. Башилова, освещающей эпоху Императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II-й.

       М. М. Спасовский

       ("Наша Страна" №389, 1957 г.).

РУССКАЯ ЕВРОПИЯ

       Почти пятьдесят лет тому назад — 1 октября 1909 года — в Москве, в Богородицкой церкви, митрополит Антоний (Храповицкий) произнес слово о храме Василия Блаженного. В этом своем слове Владыка подчеркнул:
       "Ясен замысел этой гениальной постройки: Святая Русь должна объединить все восточные народы и быть их водителем к небу. Замысел этот есть осознанная нашими предками задача, данная Богом нашему народу... Но вот, настал печальный перелом, плачевное отклонение русской жизни от своего призвания. Столица перешла к пределам пакостных чухонцев, удалилась от древних святынь и чудотворных ликов, от хранимого здесь Христова хитона и "земного неба", под сводами которого помазываются Цари на царство. Да и вместо того, чтобы просвещать истинным христианством бусурманов, правящая Россия сама пошла на выучку к еретикам, стала чужда своей истории и своей Церкви и своему народу, которого надолго обратила в раба онемеченным барам"...
       Эти строки взяты из замечательного труда еп. Никона (Рклицкого) — "Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого", из тома I-го. В этом томе сугубое внимание обращает на себя чрезвычайно характерная, показательная и многозначительная глава — "Духовная жизнь в России", где Владыка Никон приводит статью митрополита Антония "Где всего сильнее сказалось у нас заморское засилье". В этой статье дается наглядное описание эпохи Императриц Анны Иоанновны, Екатерины II и последующих дней, когда "Православие было лишено даже права именоваться таковым", когда "церковная иерархия и церковная жизнь были явлениями не покровительствуемыми государством, а разве только терпимыми с неудовольствием (подчеркнуто Владыкой Анастасием), когда "открыть новый монастырь было труднее, чем какой-нибудь игорный притон"...
       Ту же свою скорбную мысль о принижении Православия в Петербургский период митрополит Антоний ярко раскрывает в своей статье "Нравственность черного и белого духовенства", напечатанной в журнале "Мирный Труд" №10 за 1908 год:
       "Петр I указом воспрещал монахам держать у себя книги и чернила, а экспроприация архиерейских домов и монастырей при Екатерине II обратила большую часть обителей в нищенские приюты"... (см. "Жизнеописание", том II-й, стр. 182-183).
       К этой первопричине наших государственных бед митрополит Антоний часто возвращался и особенно резко оттенил ее в Предсоборном Присутствии в 1906 году в С. Петербурге, в своем докладе "О свободе вероисповедания", где указал:
       "Правительство XVIII века оторвало духовенство от народа, зажало первых в рамки отдельной касты, воспитало ее не в понятиях и бытовой дисциплине народного Православия, а в традициях латинской школы и теоретической богословской схоластики. Народ отстранялся все далее и далее от церковной книги и от церковного клироса и, что еще печальнее, остался одиноким в своем религиозном быту"... (см. "Жизнеописание", том III-й, стр. 279).
       Все эти положения и разъяснения митрополита Антония, выдающегося авторитета в русской церковно-общественной деятельности, глубокого мыслителя, философа и ученого и яркого патриота Земли Русской приходят на память при чтении двух недавно вышедших книг Бор. Башилова — "Русская Европия" (Россия при первых преемниках Петра I. Начало масонства в России) и "Златой век Екатерины II" (Масонство в царствование Екатерины II).
       То, чего митрополит Антоний касается в общих положениях и утверждениях, что Ив. Солоневич освещал с политической и государственной точек зрения, то Бор. Башилов в этих двух вышеупомянутых книгах раскрывает документальным историческим исследованием.
       Как нельзя спорить с полк. П. Н. Богдановичем, давшим в своей ценнейшей книге "Аракчеев" блестящую документально обоснованную, и вполне истинную характеристику этого замечательного государственного деятеля четырех царствований, зло оклеветанного профессиональными врагами Национально-Исторической России, как нельзя ничего "опрокинуть" в "Правде о Столыпине" проф. А. В. Зеньковского, так и эти две книги Бор. Башилова надо или принять, как историческое свидетельство, неопровержимое по своей документальной убедительности или отмахнуться от них торопливо и пугливо: "Не вижу и не слышу, отрицаю и порицаю"! И, спрятав свою голову под мышку, долбить о важности сохранения красивых легенд застилающих историческую правду и толкающих нас в заблуждения и к новым ошибкам.
       Коммунизм в России гниет на корню. Красные пауки в Кремлевской банке продолжают пожирать друг друга. Россия вступила в полосу реального изживания своей государственной катастрофы. Правда, не ясны еще формы крушения звериной деспотии коммунизма, но совершенно ясны симптомы расслабления красного колосса на его глиняных ногах. На наших глазах перевертываются страницы кошмарных дней порабощенной России и да не застанет нас врасплох ее освобождение!...
       Наступили дни, когда мы вплотную должны подойти к познанию того, что губило и погубило нашу родную Землю, и внимательнейше разглядеть все наши преступления перед ней, чтобы грядущую Россию мыслить и строить не как-нибудь, по услужливым подсказкам со стороны, а в полном осознании наших русских заветов, наших религиозно-исторических заданий и свершений. Но чтобы не быть глупой пешкой в руках партийных спекулянтов, а стать кузнецом своего русского счастья, надо знать. И знать надо прежде всего правдивую историю своей земли.
       Именно в этом отношении книги Бор. Башилова ценны. Эти книги не только ценны, но и глубоко интересны и поучительны, как глубоко интересны и поучительны труды еп. Никона "Жизнеописание митрополита Антония", полк. П. Н. Богдановича "Аракчеев", проф. А. В. Зеньковского "Правда о Столыпине", Ив. Солоневича "Народная Монархия"... Эти книги вскрывают те стороны в Русской Истории, которые обычно либо утаивались от широких русских масс, либо искажались, что вводило нас в заблуждение и увлекало на ложные и предательские пути, приведшие Россию к тысяче девятьсот проклятому году.
       Если кто из русских не боится правды о России и имеет мужество помогать своей родной Земле в грядущем строительстве Государства Российского Царствия, свободного и православного, тот должен (именно, должен!) такие книги, как вышеперечисленные всегда иметь под своей рукой, как ценнейшее пособие в государственно-политической ориентировке.
       "Русская Европия" и "Златой век Екатерины II" в этом отношении незаменимы. И не случайно подобные труды замалчиваются врагами Национально-Исторической России, ибо не в их интересах вооружить русского человека таким страшным оружием, как правда о его великой Земле. Но в наших интересах, — в интересах верных и честных сынов Святой Руси, — иметь это оружие, дабы бой за грядущую Россию, за ее государственный рост и державное цветение встретить твердо, сознательно и смело.
       Ибо недостаточно сокрушить коммунистический режим, нужно еще знать как воссоздать родную Землю в ее историческом и православном величии.

       М. М. Спасовский

       ("Наша Страна" №410, 1957 г.)

Blog

© "Неизвестные страницы русской истории"

Содержание