Geum.ru

Нина хрущева журналистика Ведущая

Вид материалаСеминар
Подобный материал:
1   2   3

Вопрос: Курск.

Сейчас большой проспект назван в честь Калинина, Брежнева. Поэтому у меня два вопроса.

Есть такое ощущение. И Аллилуева, и Хрущева – приходит время и дети, потомки наших лидеров вдруг почему-то оставляют страну. Им неуютно? Их притесняют?

Второй вопрос. Когда вы представляетесь, знает ли американская молодежь Хрущева? Как относятся к вам те, кто знает его, то есть, пожилые?

И мне самому любопытно, кто из потомков Никиты Сергеевича проживает сегодня в Москве, в России?

Хрущева: У Сталиных была совершенно другая ситуация. Здесь было очень неудобно после ХХ съезда. Я думаю, что Светлана Алилуева приняла это решение по личным причинам, но и политическим тоже. Я хочу настоять, что у меня никаких политических причин не было. Я просто хотела посмотреть. Кто-то из нас просто вышел из тоталитарной системы. Мне было интересно посмотреть, как живут люди не в тоталитарной системе. Я поступила в университет и поехала туда. Это было для меня лингво-страноведение. Оказалась в Принстоне. В том же месте, где была Светлана Алилуева. Это случайно, но, тем не менее, интересно.

Я не собиралась оставаться в Америке после университета, после того, как получила своего доктора. Но поскольку я так люблю Нью-Йорк, я решила, что если получу там работу, то останусь. И получила.

К вопросу о том, как люди идентифицируют себя в Америке. Я, например, не считаю себя американкой. У меня вообще много проблем с Америкой. Но я человек из Нью-Йорка, как я себя определяю.

Нет, не плохо, а хорошо и замечательно, но я хотела посмотреть, как жить одной, самой. Это абсолютно мое личное решение. К государству оно никакого отношения не имеет. Я там только потому, что люблю Нью-Йорк.

Мой дядя, Сергей Никитович, там живет в Бостоне. Какие у него причины, я не знаю. Я говорила, что Хрущев не в моде, а он занимается Хрущевым. Хрущев – это его научная тема. Он издает мемуары с комментариями, он пишет книги о том, как все было тогда. Я думаю, что ему там просто свободнее это делать, чем здесь. И там это больше востребовано.

Вся моя семья, моя сестра – все здесь. Аджубей – младший сын Алексея Аджубея, он сейчас в Бостоне. Он очень хороший ученый, получил грант и сейчас там два года.

А так, Сергей и я в Америке, но по абсолютно разным причинам. Так жизнь сложилась, скажем.

Третий вопрос. Молодежь не знает. В этом вся прелесть, потому что мое большое достижение в американской жизни – это моя анонимность. Тем более, я фамилию свою так произношу, что не узнаешь совсем. Один курс я преподаю про Россию. Называется «Русские демократический эксперимент». Мы вошли в этот курс и говорили об истории. И как-то Хрущев возник там, как теория маятника, то есть ремиссия – опрессия, ремиссия – опрессия. Вдруг моя студентка подняла глаза: «А у вас такая же фамилия. А вы не родственница?». А уже в пропаганде и в классе по прессе, там даже никому в голову не приходит. Тем более, что я преподаю в очень либеральном университете. Для них Россия – это часть элитарной системы. То есть, это страны, у которых все благополучно. Они Африку спасают. Чем меньше они знают про элиту, номенклатура им не интересна.

Интересная история. Я была в Петербурге, представляла свою книгу «Владимир Набоков. Россия между политикой и культурой». В набоковском музее, между прочим, то есть интеллигентное место. У меня много всяких теорий по поводу Набокова. Он на 50 лет вперед предсказал превращение России из коммунальной системы, где все страдают и друг друга обнимают из национальной идентичности, в страну, в которой возможны будут индивидуальные люди. Он написал новых героев, переписал страдающих героев русской литературы и вывел их на новую прямую дорогу западничества. Теория такая, что он переписал «Анну Каренину» в «Аде». Переписал Чехова в романе «Пни». Переписал Достоевского и так далее. Вот такие большие куски русской литературы он переписал в новом, индивидуальном, ключе.

Я рассказываю. Народ на меня смотрит с недоверием, поскольку Набоков известен как эстет. То есть, он политикой не занимается. А я тут взяла, в него вложила политические категории. Много было разных реакций. Одна из них была, что вы сюда со своими кремлевскими руками пришли сюда к нам рассказывать, забирать у нас эстета Набокова и вкладывать в него социальную литературу. Это можно спорить.

А одна женщина, которая обожает Набокова, знает его наизусть, работает гидом в музее, она меня особенно атаковала. Она пыталась мне объяснить, что я ничего знать не могу именно потому, поскольку у меня родственник – мужик. И когда я выходила со сцены, буквально обтираясь от плевков, проходила мимо нее. И услышала совершенно потрясающую фразу: «Вот это номенклатура! Все лучшие места расхватали».

Это было интересно. Для нее Хрущев как будто из могилы позвонил, устроил меня преподавать в Америку и книжки писать. А это работа нелегкая, особенно про Набокова. Так что, реакции бывают разные.


Вопрос: Новосибирск.

Сегодня говорили, что зачастую в конце выпуска новостей идет негативная информация об Америке. Я год жила в Америке, штат Нью-Йорк. Я наблюдала, каким образом была представлена Россия. А здесь в то время нездоровилось Борису Николаевичу, менялись премьер-министры. Очень интересно, каким образом сейчас в американских СМИ, на американских каналах выглядит образ России? И насколько он объективен?

Хрущева: Хреново они к России относятся. И говорят о ней ужасно. Я приехала в 1991 году. Это вообще был кошмар, потому что люди думали, что у меня рога и копыта. Тогда все кричали, что Россия проиграла «холодную войну», как замечательно. Это абсолютно идеологическая система, в этом смысле абсолютно похожая. Недаром они были супер-державой. Недаром в 1837 или 1839 году два француза поехали на край мира. Один – в Америку, и написал «Демократия в Америке». А сюда поехал маркиз де Густи и написал «Россия в 1839 году». Это все можно сравнивать много. Поэтому окраска России отвратительная совершенно.

Безусловно, это все идеологизировано, но это не принимает абсолютно тотальную систему. То есть, к России могут относится так, сяк и по-другому, но при этом, например, если есть отрицательные статьи о Ельцине, о Путине. Хотя, Ельцин разрешал о себе говорить, то о нем и говорили. Но при этом совершенно потрясающе принимают Гергиева. Об этом пишет «Нью-Йорк Таймс» в великолепных тонах. Но то, что Америка по-прежнему воюет в «холодной войне», очевидно. И, кстати, вопрос о Макейне был очень интересный, потому что его сознание все-таки абсолютно «холодновойновое». Он и говорит этими терминами.

Как я сказала, быть супер-державой – это не комплимент в современном мире. Но там это растворяется. И то, что я вижу в России, это растворяется плохо. Когда Дик Чейни едет в Вильнюс и говорит, что – Россия, демократия, Путин ужасный, то реакция СМИ: конечно, все правильно, в России проблемы с демократией, свободами и так далее. Но не Дику Чейни об этом говорить. Об этом пишет «Нью-Йорк Таймс». Они прямо пишут: конечно, хорошо лекции читать, но давайте выберем какого-нибудь более достойного человека. Вы понимаете, что я имею в виду? Там тотальность отсутствует и не принимает государственной. То есть, государственная политика может существовать, и СМИ могут существовать. Но они не становятся одновременно системой против России.

Как это ни грустно для России, она занимает очень маленькое место в американской внешней политике. Это только кажется, что их главная задача – нас уесть. Там такие безумные проблемы и с экономикой, и с войной, и с выборами, и с газом.

Но пропаганда и там, и там. Только в одной пропаганда мягкая, а в другой – твердая. А в принципе, что Оруэлл, что Хаксли, они писали про одну и ту же систему.


Вопрос: Благовещенск.

Как американское общество относится к представителям так называемой молодежной субкультуры? Есть там такое понятие?

Как известно, у нас Госдума объявила настоящую войну против пирсинга в школе.

Хрущева: Нет там такого, потому что это не государственное дело. Это все к вопросу о том, что если вы хотите нарисовать Христа с Микки Маусом, это ваше личное дело. Нет такого. Субкультура – субкультурой, а государство – государством.

Когда Чейни сказал, что будет вице-президент, то перестанет работать в компании по нефтяному оборудованию. Он сказал: «Поэтому для меня никаких конфликтов интересов нет». Я была единственным человеком, который вышел из этой системы, который знает, что он перестал общаться с этими людьми. Но все поверили и поняли. Мне стало понятно первой, что появился диктатор в стране, когда во всем мире диктатура была дискредитирована. Знаете, есть агава американская. Он называется «цветок века». Он цветет только один раз. Дик Чейни – это удивительный феномен.

А через год-два стало ясно, что, конечно, туда мы идем. Лора Буш в 2003 году объявила встречу с поэтами в Белом доме. И тут мне стало ясно, что мы пришли. Как вы знаете, тоталитарная культура всегда искусство обнимает, хочет, чтобы оно служило государству и так далее.

А так, в принципе, оно не обращает внимания на то, что происходит. Ну, отдельно происходит. Например, вы приходите на концерт, а там будет послание от Владимира Путина. Это невозможно практически, что будут зачитывать речь от президента или от премьер-министра или от Путина, даже без упоминания его титулов. То есть, от Джорджа Буша этого не может быть.


Вопрос: Барнаул.

Несколько лет назад на одном из семинаров Михаил Борисович Ходорковский очертил очень тонкую и, одновременно, очень точную грань между бизнесом и политикой. Из контекста вашего разговора. Вы сказали, что сегодня пропаганда находится на грани с PR. Какой пропаганды не хватает на сегодняшний день в России? И где та самая грань?

Хрущева: Вы знаете, я еще раз хочу вернуться в Джорджу Оруэллу: «Вся пропаганда врет, даже когда она говорит правду». Пропаганда – вещь опасная. То есть, пропагандист сам себя начинает пропагандировать и верить в то, что он пропагандирует. Как только он начинает сам себе верить, то начинаются страшные проблемы.

Как произошло в Соединенных Штатах? Когда Дик Чейни пришел вместе с Раснфельдом, идеи у них были вполне прагматичные. А дальше они сами себя убедили в том, что они строят разумное, доброе, вечное, и это приобрело невероятные формы. Пропаганда всегда есть. Она существовала с тех пор, как появилось первое наскальное изображение, потому что мой бизон был больше вашего в вашей пещере. Это и есть пропаганда. То есть, она была всегда и всегда будет. Она никогда никуда не уйдет.

Чего не хватает? В России не хватает мягкости этой пропаганды. Я человек сравнительно религиозный. Хотя, Бог сейчас очень занят Бушем и Путиным, поэтому я не могу участвовать в этом соревновании. Но когда бородатые люди сидят в телевизоре и мне говорят, что я Византия, - мне не хватает того, что мне не дают выбора. Буду я этим или я этим не буду. Этого, считаю, не хватает в российской пропаганде.

Но пропаганда вообще – вещь отрицательная, невозможная. PR лучше, но у него точно так же потом начинаются интересы. Они становятся на пути интересов, часто хороших, к чему они приводят. Поэтому, чем меньше этого, тем лучше. Но без этого невозможно.

И опять же, вопрос в том, когда существует гражданское общество, это каким-то образом можно лимитировать. А когда Первый канал принадлежит государству, лимитировать это нельзя.

В прошлом году в Москве была акция в метро – читали патриотические стихи. Я вхожу в метро, и мне моментально начинают читать стихи. Это ненужная вещь, потому что есть другие методы воспитания патриотизма.

Ведущая: Я хотела бы добавить. Я чувствую, что не хватает мягкой пропаганды. Например, то, что выбирают Барака Абаму, я думаю, в значительной степени заслуга Голливуда. Не вчерашняя заслуга, а последних сорока лет. Мартина Лютера Кинга убили в 1968 году. Мне тогда было 4 года. И в течение моей жизни общество прошло от убийства за лозунги «Долой сегрегацию» до того, что чернокожий американец баллотируется в президенты страны. Это спасибо Эдди Мерфи.

Хрущева: Совершенно верно, есть заслуга Голливуда.

Но я преподаю еще один курс «Кино империи». То есть, почему вдруг имперские фильмы в Голливуде за последние 8 лет заняли огромное место. Почему буша переизбрали? Потому что Буш попал в ковбойскую систему после 11 сентября. А Барак Абама попал в другую. Вы смотрели «Американский президент» с Майклом Дугласом? Значит, знаете, о чем я говорю. Есть еще один фильм с Кевином Клайном «Дэйв». Он там фальшивый президент. И Барак Абама попал тем, что когда он говорит в своих речах, он говорит так же, как голливудский идеальный президент, как Майкл Дуглас, который больше переживает за свою работу, чем за свою позицию.

Очень известна речь Барака Абамы про расу. Ее как будто сделал Голливуд. Ведь почему «Статский советник»? Михалков знает, что он делает. Он точно знает, что он делает. То есть, это не только черные актеры, которые прошли, но еще и тот идеальный президент, которого Америка всегда хочет. Тот президент, для которого работа и страна будут больше, чем его политическая позиция. Когда Барак Абама говорит, мы его все хотим обнять, потому что он говорит как Майкл Дуглас.

Ведущая: Вот мне не хватает хороших таджиков на телеэкране. Я говорю абсолютно серьезно. Я хочу видеть в наших сериалах плохих Ментов, какие бывают на самом деле. А у меня получается шизофрения. Выхожу на улицу – кошмарные менты. Включая телевизор – совсем другие.

Хрущева: А в Америке есть. И плохие люди, и очень много плохих ментов. Причем, разных красок, то есть разных рас.

Ведущая: А еще мне не хватает в нашем телевидении, чтобы кто-нибудь работал. Потому что у нас все девушки мечтают выйти замуж за богатого, а мужчины либо убивают, либо обманывают. Вот Ходорковский работал, я сама видела. Я бы не смогла жить так, как он, потому что он на работу приезжал в 8, а уезжал в 12. И так каждый день.

Хрущева: И реклама в метро очень интересная. «Не живи для работы, а живи» - это реклама пива. Она попадает опять в эту культурную систему.


Вопрос: Пенза.

Существует ли в Соединенных Штатах борьба на государственном уровне с сектами?

В Пензенской области затворники сидели в пещере по религиозным убеждениям. Заместитель губернатора долго их уговаривал выйти. Потом была проведена операция, они все-таки вышли. Теперь их лидер в психбольнице.

Хрущева: На государственном – нет, не существует. Но существует на законном. Как вы знаете, у нас сейчас было огромное дело в Техасе, когда 400 человек забрали из секты. Как объясняли, все женились друг на друге, маленькие 13-летние девочки были мамами и так далее. Вмешался закон. Пришлось вернуть этих детей, потому что так и не доказали, что на самом деле это было правдой. На государственном уровне все эти вопросы решаются обществом и законом. Это все не идеально, но решается обществом и законом больше, чем государством. Государство в такие вещи не вмешивается. Хотя, иногда очень хочется, чтобы оно вмешалось. Но оно только воюет.

Ведущая: Это существует во всех странах мира. Такие сумасшедшие есть везде. Америка пережила в свое время расстрел сектантом в Гаяне в 1978 году. Суицид совершили 800 человек. Это все было. Туда ездили конгрессмены. Кстати, Анджела Дэвис была в той же секте одно время.


Вопрос: Петербург.

Как сейчас строятся отношения в Америке между бизнесом и властью?

Я хотела бы привести такой пример. Премьер Путин, находясь во Франции с официальным визитом, имел беседу с журналистами. Они его спросили: как он относится к тому, что Дерибаска не может убежать в Америку? Он достаточно жестко сказал, что не понимает эту систему, что Дерибаска – отличный предприниматель. И тем самым он показал, как у нас в России строятся отношения власти и крупного бизнеса.

Хрущева: Мой пример с Чейни и компании примерно отвечает на ваш вопрос. Именно в эти 8 лет это была такая система. Все время хочу сказать, что не идеальная эта система. Всегда власть и большие бизнесы лоббируют. У нас недавно был ужасный ипотечный кризис. Это все связано с тем, что банки получили огромные кредиты. Но там система все-таки настолько разделена на государственную и частную, что даже когда это происходит, в конце концов, все возвращается к закону. Закон приходит и говорит: «К сожалению, это невозможно. Это нужно исследовать». И как бы ни хотелось Дику Чейни поддерживать своих друзей, в конце концов, правда есть или закон есть. Но за последние 8 лет бизнес страшно дискредитировали. Опять роль личности в истории Америки не так присутствует, как в России. Слава Богу. Но очень хочется верить, что Барак Абама каким-то образом нормализует эту систему.

Вот вы представители СМИ. К вопросу о блогах и Интернете. Осталось 4 больших компании или 8 больших компаний. И они все делают новости. Они делают фильмы. Они делают телевизионные программы. Они делают ТВ-шоу и так далее. То есть, получается такая абсолютная вертикаль. Правда, там система из 8 частей, но, тем не менее, очень мало соревнования в этом. Но система себя все время самообновляет. Когда она доходит до кризиса, до маразма, она говорит: «Нет-нет. Это совершенно невозможно». В общем, все ужасное там есть, но оно каким-то образом преодолевается тем, что все равно существует гражданское общество, существует закон и частные люди, которые начинают соревноваться с этими огромными «китами» экономики.

Ведущая: Мне бы хотелось сказать два слова на эту важную тему.

В эти годы вообще происходило что-то, что сделало мир намного более циничным. Ведь не только у нас, не только Дик Чейни. Лучший пример этому – Шредер. И ему подают руку до сих пор. Представить себе, чтобы Рейган и Тэтчер общались с таким, это было невозможно еще 20 лет назад. Лоббировать свой бизнес-интерес, когда ты занимаешь первый пост в стране, и не в какой-нибудь Кампучии, а в Германии. Шредер кончился, но Ангела Меркель немедленно «прогнулась» под крупные корпорации так же, как он. Хотя, ее риторика до того, как она стала канцлером, была другая.

Это существует, к сожалению, сейчас очень много где. Мало какая страна может этому сопротивляться. Но я искренне верю, что там как раз, в демократии, обновление возможно. Им стыдно. Когда ты говоришь с немецкими журналистами, употребляешь слово «Шредер», они говорят: «Извините». Я говорю: «Но я же не к вам претензии предъявляю» - «Ну, как? Мы же выбрали такого. Это наш позор». А Берлускони? Он что, лучше?

Почему-то моральный уровень власти съехал. Я позову одну даму. Она написала книжку «Готическое общество». Ира Прохорова. Почему-то вдруг в последние годы идеалы просвещения, эти антропоцентрический мир, нацеленный на человека, почему-то произошла какая-то диффузия, он стал размываться. «Холодная война» окончилась. И появляются какие-то чудовища как на готическом соборе. Все устремлено вверх, все устремлено к Богу, и вдруг – химеры. Откуда они, эти звери, в нашем сознании? Почему столько молодых людей любят мистику? Почему «Ночной дозор» смотрит дикое количество народу? И не только у нас, но и везде, по всему миру. Раньше это было невозможно. Откуда берется это упадничество в любом смысле слова? Это важнейшая тема. Мы обязательно к ней вернемся.

И упадок нравственности вверху – не только у нас. У нас он просто приобретает, мы больше знаем про свою страну. А вот Шредер – это такой термин уже.

Хрущева: Я бы хотела сделать комментарий по поводу собора Парижской богоматери и «тянется к небу» и «химеры». То, что в демократии это можно обновлять каким-то образом.

Если вы помните, в соборе Парижской богоматери химеры выкинуты наружу. То есть, в этом и есть. При замечательности этого собора, как мы говорили в начале разговора, что люди – тяжелый случай. Но есть система. В которой это можно каким-то образом контролировать и опускать. И вот собор Парижской богоматери – замечательный этому пример. Как всегда, все начинается и кончается во Франции в Европе и вообще в западном мире. Часто тянутся к небу, химеры выкинуты наружу. То есть, они существуют, но, тем не менее, они контролируемы и хотя бы видны. То есть, об этом можно говорить и обсуждать. А когда это все заключено внутрь, и это воспринимается как необходимость и необходимая система, тут, конечно, начинаются самые большие болезни.


Ведущая: Дорогие друзья, пришла пора заканчивать. Нина, спасибо!