Санкт-петербургский государственный университет
| Вид материала | Диссертация |
- Санкт-Петербургский государственный инженерно-экономический университет Факультет менеджмента, 124.06kb.
- «Санкт-Петербургский государственный университет», 594.65kb.
- «Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет», 710.94kb.
- «Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет», 705.4kb.
- «Санкт-Петербургский государственный университет», 425.14kb.
- СПбгэту центр по работе с одаренной молодежью информационное письмо санкт-Петербургский, 63.77kb.
- «Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет», 1117.58kb.
- «Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов», 414.83kb.
- «Санкт-Петербургский государственный университет сервиса и экономики», 319.38kb.
- Уста в, 511.48kb.
Другой голос.
Сладка свобода, если светит всем;
тверда, как сталь, всеобщая свобода!
Первый голос.
Товарищи! Мы сделаем ее
Всеобщей! Пронесем по всей земле
Ее святое, огненное знамя! (Роланд Гольст 1922: 35)
Оригинал написан монументальными не рифмующимися строками, в основе ритма лежит пятиударный хорей, чередующийся с ямбом. Это излюбленная форма Г.Роланд Холст, для которой вообще характерно величественное звучание. Чередование ямбических и хореических стоп непривычно для русского уха: ритм голландского стиха начиная с XIX в. всегда значительно менее строгий, чем русского. Поэтому представляется абсолютно оправданным то, что переводчик использует в переводе просто пятистопный ямб. С точки зрения прямого смысла перевод выполнен вполне точно, стилистическая окраска оригинала – высокий слог и несколько архаизованная грамматика – сохранены полностью. Это позволяет заключить, что переводчики раннего советского периода придерживались концепции «полноценного перевода».
Для выявления переводческих тенденций в позднее советское время, наиболее разнообразное и богатое в плане переводной нидерландской поэзии, были проанализированы русские переложения шести стихотворений (Х.Марсмана, Лючебера, Х.Каувенара, Г.А.Бредеро, Яна Камперта и Й.Вондела), причем некоторые из них выполненные разными авторами в разное время. Переводы данного периода с точки зрения примененных в них переводческих принципов можно подразделить на три группы.
– К первой следует отнести произведения ярких и серьезных литераторов, стремившихся к освоению опыта зарубежных литератур, к глубокому проникновению в переводимые тексты и к наиболее полной передаче средствами русского языка как смысловых, так и формально-художественных особенностей нидерландских оригиналов, т.е. исповедовавших принципы «полноценного перевода». Представителями этой группы можно считать в первую очередь Е.В.Витковского и И.А.Бродского. Продемонстрируем их мастерство на примере знаменитой «Песни восемнадцати казненных» поэта-антифишиста Яна Камперта (1902-1943), переведенной нобелевским лауреатом И.А.Бродским:
Een cel is maar twee meter lang
en nauw twee meter breed,
veel kleiner nog is het stuk grond
dat ik nu nog niet weet,
maar waar ik naamloos rusten zal,
mijn makkers bovendien,
wij waren achttien in getal,
geen zal den avond zien.
Камера всего два метра длиной
и едва ли два метра шириной,
намного меньше участок земли,
которого я еще не знаю,
но в котором я, безымянный, буду покоиться,
вместе с моими товарищами,
нас было восемнадцать,
никто не увидит вечера.
Два метра камера длиной,
два метра шириной.
Но это больше земляной
постели, где со мной
еще семнадцать человек,
молчание храня,
сегодня обретут ночлег
при ярком свете дня (Ярость благородная 1970:297-299).
«Песня» написана ямбом, нечетные строки содержат по четыре стопы, четные по три. Рифмы только мужские, рифмовка перекрестная. Переводчик сохраняет все эти формальные элементы, практически не поступаясь содержанием. Более того, виртуозность русского перевода даже выше, чем нидерландского оригинала, т.к. И.Бродский пишет всю первую строфу на сквозную рифму, что еще более усиливает художественный эффект.
– Ко второй группе переводчиков относятся литераторы, остро страдавшие от невозможности издавать собственные стихи в условиях советского времени. Создание переводов было для них единственной возможностью публикации, о чем можно прочитать в их интервью постперестроечного времени. В их случае перевод оказывался более способом самовыражения, чем переложением на родной язык достижений нидерландской литературы. Переводы данного типа, представленные работами В.Л.Топорова и И.Озеровой, обнаруживают порой лишь минимальное смысловое, интонационное и формальное сходство с оригиналами, зато в свое время они отвечали чаяниям русской читающей публики и пользовались огромным успехом. Рассмотрим перевод первой строфы стихотворения Лючебера «К детям», выполненный В.Л.Топоровым:
kinderen der roomse schoot
kromgefluisterd door gereformeerde dood
neem af het kruis sta op
kneed aardse duiven uit het dagelijks brood
дети (святого) римского (=католического) лона,
покореженные шепотом реформатской смерти
снимите крест встаньте
слепите земных голубей из хлеба насущного/повседневного».
Если и бессмертны ваши души
это ли причина бить баклуши
божий дух не высеет пшеницы
и сикстинская за вас не разродится (Из совр. нид. поэзии 1977: 307)
В переводе нет ни одного слова и ни одного образа, совпадающего с оригиналом, полностью изменена форма (прихотливо рифмованный верлибр заменен регулярным стихом с парной рифмовкой) Единственное, что сохранилось, – это самая общая мысль «на Бога надейся, а сам не плошай». Из выделяемых переводоведением типов эквивалентности такая разновидность переводов ближе всего к концепции «эстетического соответствия» ожиданиям носителей принимающей культуры.
Данный перевод 70-х годов интересно сравнить с другим, выполненным в перестроечный период и отличающийся, наоборот, таким буквализмом, что есть основания говорить о следовании переводческой концепции «формального соответствия»:
отпрыски римского лона
реформаторской смертью нашептанные наветы
сними крест распрями колена
из насущного хлеба слепи голубиные крылья светлые
(Язык и культура 1999: 385, пер.Д.Закс.)
– В третью группу следует объединить переводчиков, занимавших промежуточное положение между первыми двумя, – в частности, обоих переводчиков стихотворения Х.Марсмана «Воспоминания о Голландии». С одной стороны, они уступали первой группе по способности выявить художественные свойства оригинала и умению передать их по-русски, в частности, они свободно и без видимых причин меняли стихотворный размер. С другой стороны, в их переводах менее отчетливо, чем у второй группы, звучит их собственный голос.
Общая особенность переводов данного периода – тенденция к созданию стихов с четким размером и рифмой. Даже нидерландские верлибры часто переводились традиционным ритмизованным стихом (см. перевод Лючебера В.Л.Топоровым), в чем сказывается общая ориентация русской школы в первую очередь на русские литературные каноны.
Однако в наши дни переводчики, переводящие нидерландские верлибры, уже не облекают их в форму регулярного стиха, а сохраняют первоначальную свободную форму. В настоящее время свободных стихов переводится больше, чем традиционных регулярных, во-первых, потому что современная нидерландская поэзия на 95% состоит из верлибров, во-вторых, потому что стихи без размера и рифмы, на первый взгляд, переводить легче, чем стихи с размером и рифмой. Сосуществующие сегодня стратегии стихотворного перевода рассматриваются в реферируемой работе на примере одного верлибра и одного традиционного рифмованного стиха в трех разных переводах. В качестве образца верлибра в работе использовано стихотворение «Skiffeur» (спортсмен, занимающийся академической греблей на одноместной лодке-скифе) из книги Х.Эггелс «Мир» в переводе И.Назаровой (2001):
DE SKIFFEUR
Rimpelloos gaat de zwerf-
tocht van de nieuwe Viking
naar het noorderlicht,
wanneer hij zijn rug buigt
in het tempo van tweeёdertig
slagen per minuut.
ГРЕБЕЦ
Без морщин (безукоризненно) проходит стран-
ствие нового викинга
к северному сиянию,
когда он сгибает (и разгибает) спину
в темпе тридцати двух
гребков в минуту.
СКИФЁР
Без всплеска гребёт, скита-
ясь, новый Викинг
на северный свет,
сгибая спину
по тридцать два
удара в минуту (Эггелс 2003: 22).
Название стихотворения переведено словом, не существующим в русском языке, в то время как и skiffeur (спортсмен, занимающийся академической греблей), и его вариант в женском роде skiffeuze легко найти в нидерландских толковых словарях. Игра слов в оригинале начинается уже в первой строке: rimpelloоs означает и «без морщин», т.к. без волн, без всплеска – и в переносном смысле «безукоризненно, без сучка без задоринки». Анжамбман zwerf- tocht по-нидерландски выглядит намного изящнее, чем по-русски, т.к. обе части слова имеют самостоятельное значение (zwerf – брожу, странствую, tocht – поход), в то время как по-русски части слова «скита-ясь» по отдельности не прочитываются. В слове «noorderlicht» (которое при покомпонентном переводе можно понять как «северный свет», но в целом значит «северное сияние») звучит название страны, куда плывет герой: Noorwegen, т.е. Норвегия (это подготавливает отсылку к картине Мунка «Крик» в следующей строфе). Слово slag в нидерландском языке означает не только «удар», но и «гребок», которое, несомненно, и актуализируется в данном случае. Оказавшиеся в русском переводе рядом слова «спина» и «удары» вызывают нежелательные ассоциации с телесными наказаниями.
Дословность многих современных переводов верлибров, при которой происходят значительные переводческие потери, указывает на то, что концепция «формального соответствия» и в наше время находит своих приверженцев, а простота перевода верлибров является мнимой.
В целом современные переводы отличаются уважительным отношением к нидерландским стихам и искренним стремлением правильно их понять (что связано, возможно, с требованиями Нидерландского литературного Фонда, который дает субсидии на издание переводов) и по мере сил передать в русском тексте. Сегодняшние переводчики стремятся к созданию преимущественно адекватных переводов, т.е. ориентируются в первую очередь на культуру-источник, преследуя цель сделать достижения нидерландскоязычной поэзии доступными для россиян.
Глава IV «Закономерные расхождения между нидерландскими поэтическими текстами и их русскими переводами» содержит классификацию таких расхождений как в области содержания, так и в области формы с точки зрения причин их возникновения, т.е. в связи с психологией самого переводчика. Следует различать расхождения, допущенные сознательно (деформации) и бессознательно (ошибки).
В случае сознательной деформации переводчик жертвует каким-либо из параметров текста (формой или содержанием) для решения глобальной переводческой задачи.
Деформации в области формы могут состоять в упрощении (более частый случай), в усложнении (более редкий случай) или изменении стихотворного размера и системы рифм. Наиболее радикальный вариант упрощения формы – это перевод стихов прозой, образчик чего мы видим у П.А.Корсакова, причем он сам объясняет мотивы такого выбора при переводе фрагментов из «Люцифера» Вондела: «... следовало бы, может быть, передать этот превосходный отрывок теми же звучными стихами, которыми он написан, но мы не смеем отважиться на такой дерзостный подвиг, и прибегнем к смиренной прозе» (Корсаков 1838). Выполненный Корсаковым прозаический перевод выглядит следующим образом:
BELZEBUB:
Wat dunkt u van zijn ribbe, en lieve gemalin?
APOLLION:
Ik dekte mijn gezicht en ogen met mijn vleugelen,
Om mijn gedachten en genegendheen te teugelen,
Zo dra zij mij gemoette, als Adam met der hand
Haar leidde door het groen.
ВЕЛЬЗЕВУЛ:
Что думаешь ты о ребре его? О возлюбленной подруге?
АПОЛЛИОН:
Я заслонил крылами лицо свое и очи, для обуздания мыслей моих и чувств, когда увидел ее, ведомую Адамом по зелени… (Корсаков 1838 :181).
В последующие периоды переводчики в основном стараются сохранять стихотворную форму оригинала, хотя изменения ритма и упрощения рифмы происходят нередко.
Деформации в области содержания могут, аналогичным образом, состоять в опущениях, добавлениях или заменах. Они могут быть вызваны как потребностями формы (например, добавление в текст рифмующихся слов ради созвучий или опущение элементов, не укладывающихся в стихотворный размер), так и потребностями содержания.
Искусство стихотворного перевода определяется именно тем, насколько тонко переводчик способен определить, какие составляющие оригинала можно опустить и какие слова можно добавить в перевод ради размера и рифмы, чтобы они не выбивались из контекста и соответствовали духу текста. В тактичности, изяществе и внутренней логичности этих вынужденных опущений и добавлений проявляется талант и индивидуальность переводчика. Тем не менее, насколько бы грамотно ни были выполнены эти замены, их следуют считать деформациями, т.к. они ведут к снижению адекватности перевода. Если такие замены выполнены безграмотно и разрушают смысл оригинала, их следует отнести к переводческим ошибкам. Приведем пример удачного, на наш взгляд, добавлений слов и фраз ради сохранения жесткой формы в следующем стихотворении В.Элсхота:
Toch is ons aller vleesch en bloed
van eene soort, en dat de regen
ons aller voetspoor weg zal vegen
dat zien ook zij en weten ‘t goed.
И все же у нас у всех плоть и кровь
одного вида, и то, что дождь
смоет следы нас всех,
они тоже видят и хорошо знают.
А кровь и плоть у всех похожи
и одинаковый скелет;
дожди любой смывают след,
богач об этом слышал тоже (Есть боль иная 1984:20).
Добавление слова «скелет», идеально рифмующегося с важнейшим в данной строфе словом «след» (метафорой короткой человеческой памяти) и не искажающего, а лишь развивающего мысль первой строки (одинаковое физиологическое строение людей независимо от их социального положения), представляется удачной переводческой находкой.
Деформации в области содержания, вызванные потребностями содержания, сводятся к различного рода адаптациям: (а) сглаживанию трудной для восприятия национальной специфики иноязычного текста (адаптация реалий), (б) этической, (в) идеологической и прочей адаптации. В разные периоды истории отношение к адаптации реалий было различным. В переводах Виниуса национальная специфика оригиналов полностью стерта. Корсаков, работавший в эпоху романтизма и любопытства к экзотике, в большинстве случаев стремится к сохранению couleur locale оригинала и снабжает непонятные русскому читателю реалии комментариями. В советское время комментариев к переводам делалось очень мало, и преобладала тенденция к сглаживанию реалий, например:
Andere vogels hebben het niet zo.
Ik heb hen vaak op de brug gageslagen,
Zij haalden brood op het stempelbureau (M.Nijhoff).
С другими птицами дело обстоит не так.
Я часто наблюдал за ними на мосту,
Они приходили за хлебом в бюро, где ставят штемпели.
Но безработным птицам счастья нет,
Стараньям Армии Спасенья рады,
Они съедают нищенский обед (Из совр. нид. поэзии 1977: 11).
В данном переводе реалия stempelbureau, характерная для Голландии в период экономического кризиса 30-х годов, – бюро, где отмечались безработные для получения права на бесплатное питание, – заменена знакомой русскому читателю реалией Армия Спасения. Такая замена представляется правомочной, т.к. при ней сохраняется значение «инстанция, заботящаяся о минимальном жизнеобеспечении неблагополучных членов общества», что вполне достаточно для передачи идейно-образного содержания данного стихотворения.
В наши дни вновь возобладал интерес к инонациональным культурам, что ведет к стремлению передавать в переводе национальную специфику оригинала.
Этическая адаптация в той или иной мере производилась и производится во все рассматриваемые периоды, поскольку нидерландская культура во все времена была склонна к большей натуралистичности изображения, чем русская. Приведем пример сознательного «облагораживающего перевода» XIX века:
Wanneer het huis vervalt dan ruymen al de muysen,
Wanneer het lichaem sterft dan vluchten al de luysen,
Wanneer de swacke muer daer heen begint te slaen,
De spinne scheurt eraf en kiest de ruyme baen (Jacob Cats).
Когда дом приходит в упадок, то убегают все мыши,
Когда умирает тело, то убегают все вши,
Когда слабая стена начинает падать,
То паук отрывается от нее и выбирает просторный путь.
Все мыши прочь бегут, когда валится дом.
Все птицы прочь летят с подсеченных деревьев;
От обнищалых богачей
Уходят все друзья и гости… (Корсаков 1844: 106)
Корсаков заменил весьма неэстетичный образ вшей, убегающих с тела покойника, а также паука на стене более изящными и привычными образами птиц, улетающих со срубленных деревьев, и людей, покидающих бедных хозяев дома.
Бессознательные расхождения между переводом и оригиналом возникают во все рассматриваемые эпохи, кроме конца XVII века, т.к. для работавшего тогда переводчика А.А.Виниуса нидерландский язык был родным. В переводах всех остальных периодов легко обнаружить ошибки, связанные с недостаточным владением нидерландским языком (в терминологии Шлейермахера – «неверное грамматическое толкование», Шлейермахер 2004:45). Характер этих ошибок одинаков во все эпохи, т.к. они связаны с интерференцией нидерландского и русского языков, строй которых остается практически неизменным. Это ошибки на уровне фонетики (смешение долгих и кратких гласных), лексики (смешение сходных по звучанию слов, в том числе нидерландских с английскими и немецкими, проблемы с полисемией), морфологии (смешение сильных и слабых глаголов, активного и пассивного причастия, неразличение грамматического рода существительных и т.п.) и синтаксиса (неумение распознать эмфатические и прочие конструкции, проблемы с отрицанием и мн.др.).
Как известно, в нидерландском языке противопоставление долгих и кратких гласных выполняет смыслоразличительную функцию. Однако у носителей русского языка, не имеющего такого противопоставления, регулярно происходит смешение долгих и кратких гласных. Приведем пример из перевода 1838 г., в котором переплетаются ошибки трех типов: фонетическая, морфологическая и синтаксическая:
Die winckbraeuw deckt nu met zijn booghjes
Geloken en geen lachende ooghjes… (Vondel).
Брови венчают теперь своими дугами
Закрытые, а не смеющиеся глаза (об избиении младенцев в Вифлееме)
И брови их дугами не венчают
Приманчивых, смеющихся очей…(Корсаков 1838 : 172)
Переводчик смешал слово geloken (с долгим «о») – причастие II от глагола luiken «закрывать (как ставнями)» со словом lokken (с кратким «о») «манить», а также форму причастия II с формой причастия I . К тому же он неправильно соотнес отрицание к сказуемому, сделав все предложение общеотрицательным, хотя в оригинале оно относится лишь к одному из определений при прямом дополнении.
Следующий фрагмент служит примером лексической интерференции нидерландского с английским: нидерландское наречие [no:it] «никогда» было воспринято как английское существительное [nait]:
nooit hadden we geweten
dat wij overal waren
en achterbleven
en verdergingen (Kouwenaar 53)
Мы никогда не знали,
что мы были повсюду
и остались (после ухода других)
и пошли дальше.
узнали ночью мы, что в доме
вдвоем остались, остальные
давно ушли. (Из совр. нид. поэзии 1977 :269)
Бессознательные смысловые ошибки (в терминологии Шлейермахера – неверное «психологическое толкование») возникают в переводах в подавляющем большинстве на основе неверного «грамматического толкования». Лишь смутно понимая смысл переводимой фразы, переводчик пускает в ход воображение, работающее по схемам его родной (т.е. русской) культуры. Изучая закономерные сбои в «психологическом толковании», можно «подсмотреть», в каких областях рознятся нидерландская и русская картины мира. Яркий пример – выполненный в эпоху «железного занавеса» перевод описания голландского пейзажа, сопровождающийся смешением омонимов:
Rood van verlangen, bonzende van vragen,
Ging weer een stuwen door mijn bloed, als breede
Dorpen aan uwe glanzende einders lagen,
En slooten weiden in figuren sneden. (Nijhoff)
красная от стремлений, бьющаяся от вопросов,
кровь с новой силой струилась по моим жилам, когда широкие
деревни виднелись на твоих сверкающих горизонтах,
и канавы разрезали пастбища на фигуры.
Я долго брел при свете и впотьмах,
И в жилы мне входили кровью древней
Немые замки на твоих холмах,
Далекие и светлые деревни. (Из совр. нид. поэзии 1977: 21)
Здесь происходит смешение частичных омонимов: в форме множественного числа существительные de sloot «канава, канал» и het slot «замок» по звучанию и написанию совпадают. В результате характерный для Голландии пейзаж из множества небольших пастбищ, отделенных друг от друга канавами вместо заборов, превращается в фантастический романтический горный ландшафт с замками на холмах.
Если сбои в «грамматическом толковании» во все периоды однотипны, то сбои в «психологическом толковании» обусловлены исторически.
Анализ произведенных переводчиками опущений, искажающих смысл первоначального текста, демонстрирует исследователю, какие области культуры Нидерландов и Фландрии чужды и непонятны переводчикам той или иной эпохи. Чуждыми на протяжении всего рассматриваемого периода были вопросы религии, а также в значительной мере трудолюбие и систематичность голландцев. Особенно в советское время, когда Россию отделял от Нидерландов и Бельгии железный занавес, переводчикам трудно было представить себе ландшафт этих стран (пример см. выше), внешний облик городов, повседневные привычки их жителей. В наше время, когда все переводчики регулярно посещают Нидерланды и Бельгию, «психологическое толкование» оригиналов оказывается более адекватным.
Изучение сделанных переводчиками добавлений, искажающих смысл первоначального текста, демонстрирует исследователю, каковы были ожидания переводчика, чего он искал в художественном произведении. В период славы Российской империи (Iя пол. XIX в.) в переводы добавлялась идея патриотизма, в революционную эпоху (вскоре после 1917) – идея всемирно-исторической миссии российских рабочих и крестьян, в советское время (в 70-80 е гг.) – усиливалась тема II Мировой войны, победой в которой по праву гордился Советский Союз. Тема войны усматривалась даже там, где ее не было. Самый яркий, но далеко не единственный пример – перевод названия стихотворения Х.Каувенара “Omdat de bomen geen vlees eten”, что значит «Поскольку деревья не едят плоти», как «Потому что бомбы не едят мяса» (Из совр. нид. поэзии 1977:255). Переводчик не обратил внимания на долготу гласного в слове [bo:m] «дерево» и понял его как [bom] «бомба».
Анализ подобных сбоев в «психологическом толковании» служит одним из источников для выявления образа Нидерландов и Бельгии у носителей русской культуры, которому посвящена следующая глава.
В главе V « О восприятии нидерландской литературы в России. Образ Нидерландов и Фландрии в русском сознании» освещается проблематика, возникающих на пересечении имагологии и переводоведения. А именно, рассматривается роль переводной литературы в формировании образов Нидерландов и Бельгии в русском сознании и ставится вопрос о литературных репрезентациях голландского и фламандского национальных характеров. Затем, в соответствии с принятым в имагологии приемом сопоставления образа одного и того же явления в коллективном сознании двух или нескольких социумов, описывается восприятие переводов с нидерландского языка в России в сравнении с представлением самих нидерландцев о собственной литературе.
Анализ печатных материалов (включая ресурсы Интернета) показывают, что нидерландская переводная литература как источник формирования образа Нидерландов играет исключительно скромную роль, теряясь рядом с нидерландским изобразительным искусством, впечатлениями от посещения страны и «носящимися в воздухе» стереотипами. Кроме того, метод анкетирования показал, что у многих россиян представление о Нидерландах складывалось на основе англоязычной детской книжки «Серебряные коньки» американки Мери Додж, впервые переведенной на русский в 1876 году и впоследствии выдержавшей более десятка переизданий миллионными тиражами, каких не достиг ни один перевод с нидерландского.
Аналогичным образом на представление россиян о Фландрии и фламандцах важнейшее влияние оказывает литература не на нидерландском, а на французском языке: в 1915 г. вышел русский перевод «Легенды об Уленшпигеле» Ш. де Костера. Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак до сих пор остаются для россиян «этническими образами» фламандцев.
Далее в работе сопоставляются имена нидерландских авторов, признанных наиболее значительными в культуре-источнике и включенных в опубликованный в Нидерландах «Нидерландский литературный канон» (2006), и авторов, достигших успеха в принимающей русской культуре. Выясняется, что из писателей, занимающих в «Каноне» первые пятнадцать мест, двенадцать так или иначе представлены русскому читателю, однако три автора из этого списка (В.Ф.Херманс, Л.Куперус, Х.Хортер) представлены явно недостаточно, а два (Нескио, Н.Бейтс) не представлены вовсе. С другой стороны, целый ряд авторов, многократно переводившихся на русский и вызывающих резонанс у русских читателей (Сейс Ноотебоом, Тоон Теллеген, Кейс Верхейл), не попали в «Канон».
В Заключении подводятся итоги произведенного исследования.
Содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора: