Семинар книга III «Психозы»
| Вид материала | Семинар |
- Реферат на тему, 149.58kb.
- Пападопулос Таксиархис Феодорос Острые эндогенные психозы, 2676.22kb.
- Пападопулос Таксиархис Феодорос Острые эндогенные психозы, 2676.88kb.
- Iii. Продукия, ее особенности 6 III описание продукции 6 III применяемые технологии, 2464.73kb.
- История Русской Церкви экзаменационные билеты. III ядс история Русской Православной, 373.95kb.
- Алкогольные психозы, алкоголизм, наркомании, токсикомании, 166.26kb.
- Литература 10 класс. Урок семинар на тему : «Записки охотника», 98.19kb.
- Iii международный научно-методологический семинар, 64kb.
- Семинар "нелинейный анализ и экстремальные задачи", 47.15kb.
- Л. Г. Чередниченко Экономическая теория 1 Л. Г. Чередниченко 1 III. Тематический план, 388.92kb.
Жак Лакан
Семинар книга III «Психозы»
Глава V
О Боге, который обманывает, и о Боге, который не обманывает
Психоз — не простой языковый факт. Диалект симптомов. Было бы хорошо быть женщиной....
Бог и наука. Бог Шребера.
На днях на моем представлении мы видели тяжелого больного.
Это был клинический случай, который я, конечно же, не выбирал, но который разыграл бессознательное открытым небу, с трудностью перехода в аналитический дискурс. Оно разыгрывалось открытым небу, потому что по причине исключительных обстоятельств все то, что у другого субъекта могло перейти в вытеснение, у него оказывалось поддержанным другим языком, языком с настолько редуцированным порядком, что его называют диалектом.
В данном случае корсиканский диалект для этого субъекта функционировал в условиях, которые снова акцентировали функцию партикуляризации, присущую любому диалекту. Он жил на самом деле в Париже с детства, единственный ребенок родителей, исключительно замкнутых на своем законе и употреблюящих исключительно корсиканский диалект. Постоянные ссоры этих двух родительских персонажей, амбивалентные проявления их крайней привязанности и их страха увидеть приход женщины, постороннего объекта, происходили открыто, погружая его самым прямым образом в их супружескую близость. Все это на корсиканском диалекте. Ничто из того, что происходило в доме, не воспринималось иначе, как на корсиканском диалекте. Было два мира: мир элитарный, корсиканского диалекта, и затем то, что происходило вовне. Эта сепарация все еще присутствовала в жизни субъекта, и он рассказывал о разнице этих двух связей с миром: между моментом, когда он был перед своей матерью, и моментом, когда он гулял по улице.
Что из этого следовало? Это наиболее показательный случай. Из этого
© Пер. с французского К. Айдинян.
следовало две вещи. Первая, ясная во время опроса, это - затруднение при припоминании чего бы то ни было из этого старого регистра, т.е., при выражении в диалекте его детства, единственном, на котором он говорил с матерью. Когда я его просил выражаться на этом диалекте, повторить мне, например, те слова, которыми он мог бы обмениваться со своим отцом, он мне отвечал : «Они у меня не выходят». С другой стороны, у него был виден невроз, следы поведения, позволяющие угадать механизм, можно сказать - это термин, который я всегда употребляю с осторожностью - регрессивный. В частности, его особый образ практики генитальности склонялся к смешиванию в воображаемом плане с регрессивной активностью экскрементальных функций. Но все шедшее от порядка того, что обычно вытеснено, все содержание, обычно выражаемое посредством невротических симптомов, здесь было исключительно прозрачно, и мне ничего не стоило заставить его сказать это. Он это высказывал тем более легко, что это поддерживалось языком других.
Я употребил сравнение с цензурой, осуществленной над газетой, не только исключительно лимитированного тиража, но и отредактированной на диалекте, который был бы понятен архиминимальному числу лиц. Установление общего дискурса, я бы даже сказал, публичного дискурса есть важный фактор в функции, присущей механизму вытеснения. Этот последний сам обнаруживается из невозможности придать дискурсу некое прошлое речи субъекта, связанное, как это подчеркнул Фрейд, с миром, присущим его детским отношениям. Именно это прошлое речи продолжает функционировать в примитивном языке. А для этого субъекта именно этот язык, его корсиканский диалект, на котором он мог сказать наиболее экстраординарные вещи, бросить, например, отцу: «Если ты не уйдешь, я тебя вгоню в беду». Эти вещи, которые могли бы быть сказаны с таким же успехом невротиком, вынужденным конструировать свой невроз иным образом, были тут открыты небу, в регистре другого языка: не только диалектального, но и внутрисемейного.
Что такое вытеснение для невротика? Это - язык, иной язык, который он фабрикует своими симптомами, т.е., если это истерик или обсессионел с воображаемой диалектикой его и другого. Невротический симптом играет роль языка, позволяющего выразить вытеснение. Это как раз то, что позволяет нам пальцем присоснуться к тому, что вытеснение и возврат вытесненного - это одно и то же, лицевая сторона и изнанка одного и того же процесса.
Эти замечания не чужды нашей проблеме.
I
Каков наш метод касательно председателя Шребера ?
Бесспорно, именно в общепринятом дискурсе он выражается, чтобы объяснить то, что с ним случилось и что продолжалось еще, когда он писал свой труд. Это свидетельство подтверждает структуральные трансформации, которые, несомненно, должны рассматриваться как реальные, но с доминированием вербального, поскольку именно посредством письменного свидельствования субъекта мы имеем тому доказательство.
Будем действовать методически. Именно от понимания нами важности речи в структурировании психоневротических симптомов мы продвигаемся в анализе этой территории: психоза. Мы не говорим, что психоз имеет ту же этиологию, что и невроз, мы не говорим даже, что он как невроз есть просто-напросто факт языка, вовсе нет. Мы лишь отмечаем, что он очень плодотворен в отношении того, что может выразить в дискурсе. Мы имеем тому доказательство в труде, завещанном председателем Шребером, получившим повышенное внимание через внимание, почти зачарованное, Фрейда, который на основе этих свидетельств и через внутренний анализ, показал нам, как этот мир был структурирован. Именно таким образом мы будем действовать: от дискурса субъекта; и это нам позволит приблизится к конституирующим механизмам психоза.
Разумеется, что нужно будет идти методически, шаг за шагом, не перескакивать через кочки под претекстом, что просматривается поверхностная аналогия с механизмом невроза. Короче, не делать ничего из того, что часто делается в литературе.
Некто Катан, например, особо интересующийся случаем Шребера, считает достижением то, что происхождение его психоза должно быть установлено в его борьбе против мастурбации, угрожающей, провоцированной гомосексуальными эротическими инвестициями в персонаж, сформировавший прототип и в то же время ядро его персекуторной системы, а именно, профессора Флексига. Это то, что могло довести председателя Шребера до ниспровержения реальности, т.е., вплоть до реконструкции, после короткого периода «сумерек мира», нового мира, ирреального, в котором он не должен был уступать мастурбации, рассматриваемой в качестве столь угрожающей. Не почувствует ли каждый, что подобного рода механизм, если верно, что он осуществляется в определенной артикуляции в неврозах, имел бы здесь результаты, совершенно диспропорциональные? Председатель Шребер нам очень ясно повествует о первых фазах своего психоза. И когда он нам дает подтверждение того, что между первым сдвигом психотика, фазой, называемой, не без оснований, препсихотической, и прогрессивным установлением психотической фазы, в апогее стабилизации которой он написал свой труд, у него был фантазм, который выражается этими словами: «Было бы чудесно быть женщиной, испытывающей совокупление».
Эта мысль удивила его; он подчеркивает ее воображаемый характер, одновременно уточняя, что воспринял ее с возмущением. Тут есть определенный моральный конфликт. Мы оказываемся в присутствии феномена, название которого более не употребляют, как и не умеют более классифицировать вещи, и это - феномен предсознательный. Он из того регистра предсознательного, который Фрейд вводит в динамику сновидения и которому он придает такую важность в Толковании сновидений.
Создается впечатление, что это исходит из Я. Акцент, поставленный .этим «было бы хорошо...», имеет характер соблазнительной мысли, и эго далеко от непризнания этого.
В одном отрывке из Толкования сновидений, посвященном снам наказания, Фрейд полагает, что на том же уровне, где вторгаются в сновидение желания бессознательного, может выступить механизм, иной, чем тот, который лежит на противопоставлении «сознательное- бессознательное»: «Механизм формирования ,- говорит Фрейд,- становится более прозрачным, когда противопоставление сознательного и бессознательного замещается противопоставлением Я и вытесненного».
Это написано в момент, когда понятие Я еще не доктринизировано Фрейдом, но, впрочем, вы видите, что оно уже присутствует у него в уме: «Отметим здесь лишь, что сновидения кары необязательно связаны с настойчивостью болезненных сновидений, они рождаются, как кажется, наоборот, чаще всего, когда эти сны дня имеют успокаивающую природу, но выражают внутренние удовлетворения. Все эти запретные мысли замещены в явном замысле сна их противоположностью. Основной характер сновидений кары мне кажется следующим: то, что их продуцирует, это не бессознательное желание, исходящее из вытесненного, а желание противоположного
смысла, реализующееся против этого самого, желание кары, которое, хоть и бессознательное, точнее предсознательное, принадлежит Я.».
Все, кто следуют по пути, по которому я вас мало-помалу веду, привлекая ваше внимание к механизму, отличному от Verneinung-a, который виден все время всплывающим в дискурсе Фрейда, найдут здесь еще раз необходимость различения между тем, что было символизировано, и тем, что не было.
Какая есть связь между внезапным появлением в Я - и неконфликтным, я подчеркиваю, образом мысли, что «было бы хорошо быть женщиной, испытывающей совокупление», и концепцией, где расцветет бред, достигший своей законченности, а именно, что мужчина должен быть постоянной женой Бога? Уместно, без всякого сомнения, сблизить эти два края: первое появление этой мысли, промелькнувшей в голове Шребера, тогда еще, очевидно, здорового, и конечное состояние бреда, который перед лицом всемогущего персонажа, с которым у него постоянные эротические отношения, располагает его самого в качестве совершенно феминизированного существа, женщины, как он говорит. Начальная мысль нам законно кажется предвидением финальной темы. Но мы, впрочем, не должны пренебрегать этапами, кризами, которые заставили его перейти от мысли, такой мимолетной, к таким, как у него, непоколебимо бредовым, поведению и дискурсу.
Изначально не сказано, что механизмы, о которых говорится, были гомогенны механизмам, с которыми мы обычно имеем дело при неврозах, а именно механизму вытеснения. Разумеется, чтобы это заметить, нужно начать с понимания того, что значит вытеснение, а именно, что оно структурировано как языковый феномен.
Возникает вопрос, находимся ли мы перед механизмом, собственно психотическим, который был бы воображаемым и шел от первого предвидения идентификации и поимки в женском образе до расцвета системы мира, где субъект полностью поглощен в своем воображении женской идентификацией.
То, что я говорю и что почти чересчур искусственно, указывает нам, в каком направлении должны мы искать решение нашего вопроса. У нас нет никаких средств сделать это, если только не ухватить его следы в единственном элементе, которым мы обладаем, а именно сам документ, дискурс субъекта. Вот почему я вас в прошлый раз ввел в то, что должно ориентировать наше исследование, а именно в структуру самого этого дискурса.
2
Я начал с разграничения трех сфер речи как таковой. Вы припоминаете, что мы можем вовнутрь самого феномена речи интегрировать три плоскости: символического, представленного означающим, воображаемого, представленного значением, и реального, которое есть просто-напросто дискурс, реально поддерживаемый в его диахроническом измерении.
Субъект располагает всем означающим материалом, который есть его язык, родной или нет, и он пользуется им, чтобы провести значения в реальное. Это не одно и то же: быть более или менее захваченным, пойманным в значении и выразить это значение в дискурсе, предназначенном для его сообщения, согласовать его с остальными значениями, различным образом полученными. В этом термине «полученные» есть движущая сила того, что делает из дискурса общепринятый дискурс, дискурс, принятый вообще.
Понятие дискурса фундаментально. Даже для того, что мы называем объективностью - мира, объективированного наукой - дискурс существенен, ибо мир науки, который все время теряют из виду, прежде всего коммуникабелен, он
воплощается в научных сообщениях. Преуспей вы в самом сенсационном опыте, если другой не сможет его повторить после сделанного вами о нем сообщения, он ничего не стоит. Именно по этому критерию констатируется, что это не получено научным путем.
Когда я вам сделал картинку с тремя входами, я выделил различные связи, в которых вы можете анализировать дискурс бредящего. Эта схема - не схема мира, это - фундаментальное условие любого раппорта. В вертикальном направлении есть регистр субъекта, речи и порядка инакости как таковой Другого. Опорный стержень функции речи - субъективность Другого, т.е. то, что Другой существенным образом есть тот, кто способен как субъект убеждать и лгать. Когда я вам сказал, что в этом Другом должен быть сектор объектов - совершенно реальных, разумеется - что это введение реальности есть всегда функция речи. Чтобы что бы то ни было могло соотноситься, относительно субъекта и Другого, с каким-либо основанием в реальном, необходимо, чтобы где-то было нечто, что не обманывает. Диалектический коррелят фундаментальной структуры, делающий из речи субъекта к субъекту речь, которая может обмануть, то чтобы было и что-то, что не обманет.
Эта функция, заметьте себе, выполняется очень различно в зависимости от культуральных пространств, в которых вечная функциия речи функционирует. Вы были бы неправы, подумав, что те же элементы, и квалифицированные так же, всегда выполняют эту функцию.
Возьмите Аристотеля. Все то, что он нам говорит, совершенно коммуникабельно, и тем не менее позиция необманывающего элемента существенно различна у него и у нас. Где он у нас, этот элемент?
Ну вот, что бы ни могли подумать об этом умы, которые по видимости на этом остановились,что часто бывает с сильными умами, и даже наибольшие позитивисты среди вас, а именно наиболее переступившие любую религиозную идею, единственный факт, что вы живете в этой определенной точке эволюции человеческой мысли, не освобождает вас от того, что откровенно и последовательно сформулировано в размышлении Декарта о Боге, как том, кто не может нас обмануть.
Это настолько верно, что такая провидящая личность, как Эйнштейн, когда речь шла об управлении того символического порядка, который был его- порядок, напомнил: "Бог, ~ говорил он, - злобен, но честен". Понятие, что реальное, каким бы деликатным оно ни было, чтобы в него проникнуть, не может с нами играть в гнусность, не введет нас нарочно внутрь, - хоть никто совсем на этом не останавливался - существенно для установления мира науки.
Это значит, я полагаю, что ссылка на необманывающего Бога, единственно допущенный принцип, основана на результатах, полученных наукой. Мы, фактически, никогда не констатировали ничего, что нам показывает в основе природы демон-обманщик. Но это не препятствует тому, чтобы акт веры был необходим для первых шагов науки и установления экспериментальной науки. Для нас само собой разумеется, что материя не обманчива, что она не разрушает нарочно наши опыты и не взрывает наши машины. Это случается, но это мы сами ошибаемся, речи быть не может о том, чтобы она нас обманывала. Этот шаг, это еще сыро, нужно нечто не меньшее, чем иудейско-христианская традиция, чтобы он мог бы быть преодолен уверенным образом.
Если внезапное появление науки, такой, как мы ее установили, с упорством, с настойчивостью и храбростью, характеризующими ее развитие, произошло внутри этой традиции, это потому, что она положила в основу единственный принцип, не только универсума, но и закона. Не только универсум был создан ex nihilo, но и
закон - тут именно разыгрываются все дебаты определенного рационализма и определенного волюнтаризма, которые мучали, продолжают еще мучить теологов. Критерий добра и зла, исходит ли из того, что можно бы назвать капризом Бога?
Это радикальность иудейско-христианской мысли по этому пункту позволила тот решительный шаг, для которого выражение акта веры не смещено, который заключается в установлении, что есть нечто, абсолютно не обманывающее. То, что этот шаг сведен к этому акту, есть существеннейшая вещь. Поразмыслим только о; том, что случилось бы при том ходе вещей, которому теперь следуем, если бы мы заметили, что есть не только протон, мезон и т.д., но элемент, который не был сочтен, на один член больше в атомной механике, персонаж, который обманул бы. Тут было бы вовсе не смешно.
Для Аристотеля все иначе. Что его убеждало в природе в не-лживости Другого в качестве реального, если не вещи, которые возвращались всегда на то же место, а именно небесные сферы. Понятие небесных сфер как того, что в мире неподкупно, в другой основе, божественной, жило долго в самой христианской мысли, в средневековой христианской традиции, унаследовавшей эту античную мысль. Речь шла не просто о схоластическом унаследовании, ибо это понятие, можно сказать, естественно для человека, и это мы находимся в исключительной позиции, чтобы более не заботиться о том, что происходит в небесной сфере. До времени, совсем недавнего, мысленное присутствие того, что происходит в небе как существенная ссылка подтверждается нам во всех культурах, вплоть до тех, астрономия которых подтверждает весьма продвинутое состояние их наблюдений и размышлений. Наша культура составляет исключение, с тех пор как она, очень поздно, согласилась принять в буквальном смысле иудейско- христианскую позицию. До этого было невозможно отклеить мысль философов, как и теологов, и, следовательно, физиков, от идеи о высшей сущности небесных сфер. Мера ее - материализованный в себе знак - но это мы так говорим - мера есть свидетельсво того,что не обманывает.
В самом деле, лишь наша культура представляет эту черту, общую для всех, кто здесь присутствует, я думаю, за исключением некоторых, которые могут иметь некоторую астрономическую любознательность; ту черту, что мы никогда не думаем о регулярном возврате звезд и планет, и даже затмений. Это для нас не имеет никакой важности, известно, что это происходит само собой. Есть целый мир между тем, что называют словом, которое я не люблю, "менталитетом" людей как мы, для которых гарантией всего, что происходит в природе, есть простой принцип, а именно, что она не смогла бы нас обмануть, что где-то есть что-то, что гарантирует истину реальности, что Декарт утверждает в форме своего необманывающего Бога, и, с другой стороны, нормальной, естественной позицией, наиболее обычной, той, что появляется в умах наибольшего числа культур и заключается в установлении гарантий реальности в небе, каким бы образом это себе не представляли.
Развитие, которое я вам только что представил, не без связи с нашей речью, ибо мы сразу же оказываемся в первой главе "Мемуаров" председателя Шребера, которая трактует систему звезд как основной пункт, что скорее неожиданно, борьбы против мастурбации.
Доклад прерывается чтением из "Мемуаров одного невропата", гл.1, стр. 23-27.
Человеческая душа содержится в нервах тела; будучи профаном, я не могу сказать больше о их физической природе, кроме того, что это формирования исключительной
тонкости, сравнимые с шелковыми нитями, наиболее тонкими, и на их способности стимулироваться впечатлениями внешнего происхождения зиждется духовная жизнь человека в ее совокупности.Нервы тогда приведены к вибрационным частотам, которые продуцируют ощущения удовольствия или неудовольствия образом, который невозможно объяснить глубже; они обладают способностью сохранять воспоминание о полученных впечатлениях (человеческая память) и способностью в то же время подготовить мускулы тела, в котором находятся, к любой активности напряжением их произвольной энергии. Они развиваются с самых ранних времен (как человеческого эмбриона, так и детской души) в очень сложную систему (душа зрелого человека), охватывая самые широкие области человеческого знания. Одна часть нервов служит лишь регистрации чувственных впечатлений (нервы зрения, слуха, тактильные, сладострастия и т.д.), и, следовательно, способна передавать лишь ощущения света, шума, тепла и холода, голода, сладострастия и цвета и т.д.; другие нервы (нервы понимания) получают и хранят мысленные впечатления, и в качестве органов воли дают совокупности организма человека импульс, необходимый для проявления его овладения внешним миром. Кроме того, кажется, что ситуация такова, что каждый нерв понимания, взятый отдельно, мог бы представлять совокупность духовной индивидуальности человека, что на каждом нерве понимания находится, так сказать, записанной,1 вся целостность воспоминаний и что большее или меньшее число нервов понимания влияет лишь на длительность времени, на протяжении которого эти воспоминания могут быть сохранены.
Пока человеческое существо остается живым, оно одновременно тело и душа. Тело, функционирование которого соответствует в основном таковому высших животных, питает нервы (душу человека) и поддерживает их в их живости. Если тело теряет свою жизненность, нервы переходят в то бессознательное состояние, которое мы называем смертью и которое уже есть в зародыше во сне. Но не то, чтобы душа была бы реально растворена; полученные впечатления остаются, скорее, фиксированными в нервах; душа, так сказать, проходит лишь, как многие низшие животные, через зимнюю спячку, и способна быть пробужденной к новой жизни, согласно процессу, который мы рассмотрим далее.
Бог прежде всего лишь нерв, а не тело; он, значит, как сказали бы, родственен человеческой душе. Нервы Бога, однако, не ограничены в количестве, как в человеческом теле, но они бесчисленны, если не бесконечны. Они обладают качествами, присущими человеческим нервам, но в степени, превосходящей ту, что может постичь человек. Они в особенности обладают способностью превращаться во все возможные вещи сотворенного мира. В этой роли их называют лучами; на этом зиждется сущность мощи божественного творения. Между Богом и звездным небом существует интимная связь. Я не осмелюсь решать, можно ли полагать себя вправе сказать, в сацом деле, что Бог и звездный мир одно и то же, или же нужно представлять себе целостность нервов Бога, как распространяющуюся по ту сторону и за звездами, и рассматривать, значит, звезды, и в частности, наше солнце, как простые станции, на которых чудотворная энергия Бога-творца переключается, чтобы пересечь
'Если эта концепция верна, проблема наследственности и изменчивости, т.е. что в определенном отношении дети похожи на своих родителей и прародителей и в определенном отношении от них отличаются, оказывается сразу решенной. Мужское семя содержит нерв отца и соединяется с нервом, взятым от тела матери, в новую единицу. Эта новая единица - будущий ребенок - заставляет заново появиться отца и мать, в зависимости от случая - скорее первого или скорее вторую; он получает в течение жизни новые впечатления и, в свою очередь, передает своим потомкам эту заново приобретенную индивидуальность. Тезис нерва индивидуальной судьбы, представляющего духовную единицу человека такой, как, по моему знанию, она находится в основе труда Дю Преля, оказался бы тогда рассыпавшимся в прах.
расстояние до нашей земли и, быть может, до других обитаемых планет. Я не буду утверждать, что небесные тела (планеты, фиксированные звезды и т.д.) были тоже сотворены Богом. Божественное творение, не касается ли оно исключительно органического мира, и на долю существования Бога живого, ставшего для мет непосредственной уверенностью, не нужно ли сохранить гипотезу примитивной туманности Канта-Лапласа? Полная истина заключается скорее (немного наподобие четвертого измерения) в человечески неуловимой диагонали этих двух направлений представления. Как бы то ни было, нужно рассматривать солнечную энергию, распределительницу света и тепла, как чистое и простое непрямое проявление живого Бога, посредством чего он является причиной жизни на земле; вот почему божественный культ солнца, которому всегда поклонялось так много народов, даже если он не заключает, конечно, всю истину, заключает, впрочем ядро,весьма значимое, которое не слишком отклоняется от самой истины.
Наши астрономические теории о движении, о расстояниях и физических состояниях небесных тел и т.д., могут быть точны в целом. Тем не менее, я основываюсь на своих личных внутренних переживаниях, чтобы высказать свое убеждение, что наша астрономия не ухватила пока всю правду о власти звезд, а именно солнца, как распределителя света и тепла, и что, возможно, нужно прямо или косвенно рассматривать его как просто участника этой стороны чудесной власти Бога-творца, который поворачивается к земле. Я этому привожу предварительное доказательство в том единсвенном факте, что солнце многие годы говорит человеческими словами и отличает себя, таким образом, как живое существо или как орган находящегося за ним высшего существа. Бог решает так же дождь и солнце: в основном это происходит, так сказать, само по себе, в зависимости от теплового излучения солнца, большего или меньшего; но Бог может в особых случаях, по своему желанию располагать этим, согласно целям, которые преследует в своих, определенных намерениях. Я собрал, например, достаточно верные указания того, что суровая зима 1870-71 годов была решена Богом, чтобы благодаря определенным обстоятельствам, случайность войны обернулась в пользу немцев, и гордая речь, сказанная по поводу уничтожения непобедимой Армады Филиппа II в 1588 году: "Dem affavit et dissipati suun" (Бог дунул, и они развеялись) ",- содержит, весьма вероятно, историческую истину. Я говорю лишь о солнце по случаю, потому что оно -инструмент, наиболее близкий к земле, через который могла бы выразиться божественная воля; в реальности нужно считаться также с ролью всех других планет в установлении атмосферной ситуации. В частности, ветер или буря поднимаются, когда Бог удаляется на большее расстояние от Земли; в случае положения вещей, противоположном порядку вселенной, который установлен на настоящий момент, коньюктура оказывается расшатанной, я должен это сказать сейчас же, поскольку само время зависит в определенной степени от моей собственной активности и моей мысли; как только я позволяю себе не думать ни о чем или, что возвращается к тому же, как только я отмечаю паузу в течении какой-то активности, которая свидетельствует о бодрствующей мысли, на протяжении партии в шахматы в саду, например, тотчас же поднимается ветер. Я могу дать тому, кто сомневается в этом утверждении, конечно, отважном, повод, почти обыденный, убедиться в его точности, совсем как недавно я это смог многократно сделать для некоторых личностей (г-н приват-советник, моя жена, моя сестра и т.д.) по поводу воя. Причиной тому то, что Бог верит, что может отхлынуть от меня, как только я себе позволю ни о чем не думать, как он это сделал бы с истинно слабоумным.
Бог наслаждается при помощи света, испускаемого солнцем и другими звездами,
способностью воспринимать, человек сказал бы, видеть, все то, что происходит на земле (и, возможно, на других обитаемых планетах). Именно в этом смысле люжно говорить о солнце и свете звезд, употребляя образ глаза Бога. Он радуется всему, что видит в качестве свидетельства своей созидательной власти. Так же, как человек находит удовольствие в представлении того, что создал своими руками или умом. Вплоть до кризиса, о котором будет вопрос далее, все разворачивалось таким образом, что Бог оставлял, в общем, предоставленными им самим мир, им сотворенный, и организованные существа (растения, животных, людей), которые там находятся, а он только заботился, чтобы поддерживать необходимое солнечное тепло для их сохранения, для их продолжения и т.д. Бог, в общем,- я говорю здесь о времени завершенном, где порядок вселенной не был нарушен,- прямо не вмешивался в судьбы индивидов и народов. Возможно, это случалось в виде исключения время от времени, это не должно было и не могло происходить слишком часто, ибо приближение к живому человечеству слишком близко могло бы содержать для Бога опасности, что мы объясним позже.
Именно таким образом, например, особо горячая молитва могла быть для Бога поводом, чтобы вмешаться в особом случае с помощью чуда1 или направить с помощью чудес судьбу целых народов (например, на войне). У Бога была также возможность войти в связь с исключительно одаренными людьми (поэты и т.д.), "подключить соединение нервов"> на этих людей " (это те самые термины, употребляемые голосами, которые разговаривали со мной изнутри, чтобы описать этот процесс), чтобы им воздать (особенно во сне) какой - либо мыслью или определенными плодотворными идеями о потустороннем. Но не подобает, чтобы подобное "нервное соединение " было бы правилом, ибо по причинам, которые не могут быть прояснены ранее, нервы живых личностей, особенно в состоянии гиперэстезии, имеют такую власть притяжения над божественными нервами, что Бог не мог бы освободиться от нее и вследствие этого почувствовал бы угрозу самому своему существованию2.
Не могло быть, в силу вселенского порядка, регулярных модальностей обмена между Богом и человеческими душами, кроме как после смерти. Тогда Бог мог без риска для себя подойти к трупам, чтобы извлечь и, благодаря власти лучей, притянуть их нервы, где далеко не уничтоженное сознание себя было только в состоянии сна, и чтобы их разбудить к новой, небесной жизни: сознание себя возвращалось к ней под действием лучей. Эта новая жизнь, по ту сторону, это состояние благодати, к которой может быть призвана человеческая душа. Все это было отобрано из очищения и предварительной сортировки человеческих нервов — операций, предписывающих
1 Бог также, к примеру, должен удалить любой зародыш болезни, который проник бы в человеческое тело, послав несколько чистых лучей; это то, что я испробовал бесчисленное число раз на своем собственном теле и что я еще испытываю в настоящем ежедневно.
2 Заметка от 5 ноября 1902 г. Идея силы притяжения, которая была бы присуща некоторым человеческим телам или была бы присуща единственному человеческому телу - это мой случай - и которая могла испытываться на настолько фантастических расстояниях, могла бы показаться совершенно абсурдной, если ее рассматривать абсолютным образом, т.е., если удовольствоваться присвоением ее чисто механическиму агенту, и если рассуждать по аналогии с натуральными силами, которые мы, впрочем, знаем. В любом случае, будь сила притяжения в действии, вот для меня факт, совершенно неоспоримый. Феномен стал бы более доступным и более ухватываемым для человеческого понимания, если представить,что лучи - живые существа и речь идет, говоря об этой силе притяжения, не о механически действующей силе, но о чем-то аналогичном психологическим пружинам. "Притягивающий" - означает, фактически, то, что интересно для лучей. Вещь, следовательно, напоминает то, о чем поет Гете в своем "Рыбаке": "Половину она утащила через днище и половину он утопил".
al Nervenanhang: соединение нервов. Термин соединения, напоминающий материализованное включение передающих нитей, оказался здесь особенно подходящим. Позже (см. Дополнение IV в конце) Шребер определенно разовьет аналогию с соединениями в телефонной сети.
подготовительную стадию, более или менее длительную в зависимости от относительного состояния человеческих душ, и, быть может, некоторые другие промежуточные стадии. Только чистые человеческие нервы служили Богу, только они использовались на небе, если хотите, ибо их предназначением было быть сочлененным с самим Богом и стать в качестве "небесных вестибюлей"1 частями, в некотором смысле интегрирующими, Бога. Нервы морально развращенны! (испорченных) личностей черны; морально чистые личности имеют белые нервы. Чем больше человек при своей жизни достиг высоких моральных качеств, тем больше качество его нервов приближается к совершенной белизне или чистоте, тому, что изначально присуще божественным нервам.
#
Согласно этой теории, каждый нерв интеллекта представляет полную духовную индивидуальность человека, несет записанной, так сказать, совокупность воспоминаний. Речь идет об исключительно разработанной теории, положение которой нетрудно найти, под заголовком этапа дискуссии в принятых научных трудах. Механизмом воображения, вовсе не исключительным, мы касаемся связи понятия души с таковым беспрерывности впечатлений. Здесь ощутимо основание понятия души в требовании сохранности воображаемых впечатлений. Я бы сказал, что тут почти фундамент, я не говорю доказательство, веры в бессмертие души. Есть нечто непресекаемое, когда субъект считает самого себя - не только он не может не воспринимать, что он существует - но, более того, что некое впечатление участвует в его непрерывности. До сих пор наш бредящий бредит не более, чем весьма распространенный сектор человечества, чтоб не сказать, что он ему коэкстенсивен.
# Продолжение чтения.
Мы недалеко от спинозовского универсума, поскольку он основан на сосуществовании атрибута мысли и атрибута протяженности. Измерение очень интересное для определения места воображаемого качества определенных этапов философской мысли.
#
Продолжение чтения. #
Мы позже увидим, почему Шребер отправился от понятия Бога. Это отправление, очевидно, связано с его более свежим дискурсом, тем, в котором он
' Это не я нашел выражение "небесный вестибюль" и как все другие выражения, поставленные в этой работе в кавычки (так, например, выше "образы людей, скроенные на 6-4-2","онирическая жизнь" и т.д.), оно лишь восстанавливает деноминации, которые голоса, говорящие со мной, употребляют, чтобы поддерживать этот процесс. Это выражения, к которым я один никогда бы не пришел, что я никогда не слышал из ничьих уст; они, с одной стороны, научного употребления, в частности, медицинского характера, я не знаю даже, обиходного ли они употребления в соответствующем секторе человеческой науки.
У меня будет повод привлечь еще внимание к этому особому положению вещей по поводу некоторых случаев, особенно примечательных.
56
систематизирует свой бред, чтобы нам его сообщить. Вы его уже видите охваченным этой дилеммой: кто притянет к себе больше лучей: он или Бог, с которым у него эта непрерывная эротическая связь? Шребер ли, который завоюет любовь Бога вплоть до того, чтобы подвергнуть опасности свое существование, или Бог, который будет обладать Шребером и затем его бросит? Я вам обрисовал проблему юмористическим образом, но это не смешно, поскольку это текст бреда больного.
Есть расхождение в его опыте между Богом, который для него обратное миру - и если это не совсем тот, о ком я вам только что говорил, тот, кто связан с определенной концепцией уравнения Бога и протяженности, это все-таки гарантия того, что протяженность не иллюзорна - и, с другой стороны, тем Богом, с которым в опыте, наиболее сыром, у него отношения, как с живым организмом, как он выражается.
Если противоречие между этими двумя терминами ему является, имейте в виду, что это не в плоскости формальной логики. Наш больной не там, не более, чем кто-либо, впрочем. Знаменитые противоречия формальной логики не имеют причин быть более оперантными у него, чем у нас, заставляя прекрасно сосуществовать у нас в уме, вне моментов, когда нас провоцируют на дискуссию и когда мы становимся очень чувствительными к формальной логике, системы, наиболее гетерогенные, даже наиболее дискордантные в симультанности, где эта логика кажется полностью забытой - каждый ссылается на свой личный опыт. Нет логического противоречия, есть противоречие переживаемое, живое, серьезно поставленное и живо переживаемое субъектом между Богом, почти спинозовским, которого он удерживает тень, воображаемый эскиз, и тем, кто поддерживает с ним эту эротическую связь, которую он ему постоянно свидетельствует.
Вопрос, вовсе не метафизический, чтобы знать, что есть тут реально от пережитого психотиком. Мы не созрели, чтобы на него ответить, и он для нас, быть может, не имеет мысла вообще. Наша работа - установить структурно дискурс, свидетельствующий об эротических отношениях субъекта с живым Богом, который также и тот, кто посредством божественных лучей и всей последовательностью форм и эманации говорит с ним, выражаясь этим, с точки зрения общепринятого, деструктурированным языком, который, однако, также реструктурирован на отношениях, более фундаментальных, и который он называет фундаментальным языком.
#
Продолжение чтения #
Мьг тут входим во внезапное появление - захватывающее в связи с ансамблем дискурса - наиболее старых верований: Бог - хозяин солнца и дождя.
#
Продолжение чтения. #
Мы не можем не отметить здесь связь воображаемого отношения с божесттвенными лучами. И у меня есть впечатление, что у Фрейда есть буквальная ссылка, где он настаивает по поводу вытеснения на том, что есть двойная полярность: несомненно, нечто подавлено, оттолкнуто, но также привлечено тем, что было предварительно уже вытеснено. Мы не можем не признать захватывающую
1
аналогию этой динамики с чувством, выраженным Шребером в артикуляции своего опыта. т
Я вам только что указывал на расхождение, которое он испытывает между к двумя требованиями божественного присутствия: того, что подтверждает удержание и вокруг него декора внешнего мира - вы увидите, до какой степени это выражение е обосновано - и требование Бога, которое он испытывает как партнер этой э осцилляции живой силы, которая станет измерением, в котором отныне он будет н страдать и трепетать. Этот разрыв разрешается для него в следующих выражениях: с "Полная истина, возможно, находится в виде четвертого измерения, в форме и диагонали этих линий представления, которое непостижимо для человека ". с
Он из этого выпутывается, как обычно действуют в языке коммуникации, слишком неравной своему объекту, называемому метафизикой, когда совершенно не знают, как примирить два термина, свободу и трансцедентную необходимость, к примеру. Довольствуются, сказав, что где-то есть четвертое измерение и диагональ, или дергают каждый из двух концов этой цепи. Эта диалектика, совершенно явная во всяком экзерсисе дискурса, не может от вас ускользнуть.
#
Продолжение чтения. #
В конечном счете, у Бога есть полное, аутентичное отношение лишь с трупами. Бог ничего не понимает в живых существах, его вездесущность схватывает вещи лишь снаружи, никогда изнутри. Вот предложения, которые не кажутся ни идущими от себя, ни требуемыми когерентностью системы, такой, какой мы могли бы предвосхитить сами.
Я вернусь в следующий раз к этому пункту с большим ударением. Но посмотрите, психотическая связь в вышей степени своего развития содержит введение фундаментальной далектики обмана в измерении, если можно сказать, трансверзальном по отношению к измерению аутентичного отношения. Субъект может говорить с Другим, поскольку с ним есть вопрос веры или притворства, но именно здесь в измерении претерпеваемого воображаемого, фундаментальной характеристике воображаемого, продуцируется как пассивный феномен, как опыт, пережитый субъектом, этот постоянный опыт обмана, который перевернет весь порядок, каким бы он ни был, мифическим или нет, в самой мысли. От чего мир, как вы его увидите развиваемым в дискурсе субъекта, трансформируется в то, что мы называем фантасмагорией, но что для него более всего достоверно в пережитом, это - та игра обмана, которую он ведет, не с другим, который был бы подобен ему, но с этим первым существом, самим гарантом реального.
Шребер сам очень хорошо замечает, что он далеко не был подготовлен своими предшествующими категориями к этому опыту живого бесконечного Бога, до того эти вопросы для него никоим образом не существовали; и даже более, чем атеист, он был безразличным.
Можно сказать, что в этом бреде Бог - существенным образом полярный термин по отношению к мегаломании субъекта, но это постольку, поскольку Бог тут вовлечен в свою собственную игру. Бред Шребера, фактически, разовьет, что Бог, захотевший завладеть его силами и сделать из него отброс, мусор, падаль, объект всех экзерсисов разрушения, которое он позволил осуществлять посредническим образом своих действий, вовлечен в свою собственную игру. Большая опасность Бога - это, в конечном счете, слишком сильная любовь к
Шреберу, этой поперечно перекрываемой зоне.
Мы должны структурировать связь того, что гарантирует реальное в другом, т.е. присутствие и существование стабильного мира Бога, с субъектом Шребером в качестве органической реальности, расчлененного тела. Мы увидим, позаимствовав несколько ссылок из аналитической литературы, что большая часть его фантазмов, его галлюцинаций, его чудотворной или чудесной конструкции сделана из элементов, где ясно узнаются все виды телесных эквивалентностей. Мы увидим, например, что галлюцинация маленьких человечков представляет органически. Но стержень этих феноменов - это закон, который тут полностью в воображаемом измерении. Я его называю поперечным, потому что он диагонально противоположен связи субъекта с субъектом, оси речи в ее эффективности.
Мы продолжим в следующий раз этот анализ, здесь только наживленный.
14 декабря 1955 г.