Семинар книга III «Психозы»

Вид материалаСеминар

Содержание


Verdichtung, Verdrängung
Подобный материал:
1   2   3
Verwerfung, а именно, что что-то не было символизировано, что проявится в реальном.

Категория реального - это главнейшая категория, которую нужно ввести, ею невозможно пренебречь во фрейдовских текстах. Я ей даю это имя, поскольку она определяет поле, отличное от символического. Только отсюда возможно осветить психотический феномен и его эволюцию.

На уровне этой чистой, примитивной Bejahung, которая может иметь место или нет, устанавливается первая дихотомия: то, что будет подвергнуто Bejahung, примитивной символизации, будет иметь различную судьбу, то,что падет под ударом примитивного Verwerfung, будет иметь другую.

Я сегодня иду вперед и зажигаю свой фонарь, для того, чтоб вы знали куда я иду. Не принимайте то,что я вам представляю ни как произвольную конструкцию, ни как просто плод подчинения тексту Фрейда, даже если это точно то, что мы прочли в этом экстраординарном тексте Vêrneinung-а, который два года назад господин Ипполит согласился любезно комментировать для нас. Если я говорю то, что говорю, то это потому, что это единственный способ ввести строгость, когеррентность и рациональность в то, что происходит в психозе, и именно в том, о котором здесь идет речь -председателя Шребера. Я вам укажу впоследствии на трудности, составившие все наше понимание случая, и необходимость этой изначальной артикуляции.

Итак, есть изначально Bejahung, то-есть, утверждение того, что есть; либо Verwerfung.

Очевидно, не достаточно, чтобы субъект выбрал в тексте, из того, что он должен сказать, часть, только часть, отталкивая остальное, чтоб хотя бы с этой

частью склеилось. Всегда есть вещи, которые не клеются. Это очевидный факт, если мы не исходим из идеи, которой руководствуется вся классическая, академическая психология, а именно, что человеческие существа - это существа приспосабливающиеся (адаптирующиеся), как говорят, поскольку они живут, и значит все должно клеиться. Вы не психоаналитик, если вы признаете это. Быть психоаналитиком, значит попросту открыть глаза на ту очевидность, что нет ничего более путанного, чем человеческая реальность. Если вы полагаете, что имеете хорошо адаптированное, разумное Я, которое умеет избегать опасности, распознавать то, что нужно делать и что не нужно делать, учитывать реальности, то больше ничего другого не остается, как отправить вас отсюда подальше. Психоанализ, присоединяя к этому общий опыт, показывает вам, что нет ничего более глупого, чем человеческая участь, а именно - быть всегда обманутым. Даже когда происходит что-то успешное, это вовсе не то, что хотели. Нет никого более разочарованного, чем господин, который достиг, так сказать, вершин желаний -достаточно поговорить с ним три минуты откровенно, как позволяет это, быть-может, только уловка психоаналитического дивана, чтоб узнать, что в конечном счете этот трюк - это именно трюк, которым он насмехается, и что он,к тому же, раздосадован в частности, всем. Анализ - это замечать это и считаться с этим.

Это не случайно - поскольку это могло быть иначе- что странным образом мы проживаем жизнь, встречая только лишь несчастных людей. Говорят себе, что счастливые люди должны где-то быть. Так вот, если вы не можете убрать это из своей головы, то значит вы ничего не поняли в психоанализе. Вот то, что я называю принимать вещи всерьез. Когда я говорю, что нужно принимать вещи всерьез, это для того, чтоб вы приняли всерьез именно тот факт, что вы их никогда не принимаете всерьез.

Итак, внутри Bejahung случаются всякого рода несчастные случаи. Ничто нам не указывает, что примитивное отсекание было сделано чисто. Впрочем, тут есть большой шанс, что отсюда мы бы долго ничего не узнали о своих мотивах, как раз потому, что это расположено по ту сторону всякого механизма символизации. И если однажды кто-то об этом что-то узнает, тут мало шансов, что это будет аналитик. Всегда с тем остатком субъект составляет себе мир, и тем более, что он находится внутри, то-есть, что он устраивается так, чтоб быть почти тем,что он допускает быть; мужчиной, когда он оказался мужского пола,или, наоборот, женщиной.

Если я ставлю это на передний план, то это потому, что анализ особо подчеркивает, что тут одна из основных проблем. Не забывайте никогда, что ничто из того, что не касается поведения человеческого существа как субъекта, каким бы ни было то, в чем он реализуется, в чем он попросту есть, не может избежать подчинения законам речи.

Открытие Фрейда учит нас, что естественные соответствия у человека глубоко расстроены. Это не просто потому, что бисексуальность играет у него основную роль. Эта бисексуальность с точки зрения биологии не удивительна, поскольку пути достижения к регуляции и нормализации у него сложны и отличны, в сравнении с тем, что мы наблюдаем у млекопитающихся и у позвоночных вообще. Символизация, иначе говоря Закон, играет тут примордиальную роль.

Если Фрейд так настаивал на Эдиповом комплексе, вплоть до создания социологии тотема и табу, это явно потому, что для него Закон присутствует тут ab origine. Следовательно, речь не идет о постановке вопроса о происхождении - Закон присутствует тут именно изначально, всегда; и человеческая сексуальность должна реализоваться через и сквозь него.Этот фундаментальный Закон - попросту закон символизации.Вот, что значит Эдип.


Итак, внутри этого будет происходить все то, что вы можете вообразить, под тремя регистрами - Verdichtung, Verdrängung, и Verneinung.

Verdichtung-это просто закон недоразумения, благодаря которому мы выживаем; или еще благодаря которому мы разом осуществляем множество вещей; или еще благодаря которому мы можем, например, когда мы мужчины, полностью удовлетворить наши противоположные тенденции, занимающие в символических отношениях женскую позиицию, все еще оставаясь вполне мужчиной, обладающим своей вирильностью, в плоскости воображаемого и в плоскости реального. Эта функция, которая, с большей или меньшей интенсивностью женская, таким образом может найти себе удовлетворение этой основной восприимчивости - одной из существующих фундаментальных ролей. Это не метафора - мы принимаем что-то, когда мы принимаем речь. Участие в речевой связи может иметь множество смыслов разом, и одно из заинтересованных значений может быть именно удовлетворение в женской позиции, присущей, как таковой, нашему существу.

Verdrängung, вытеснение - это не закон недоразумения, это то, что происходит, когда что-то не клеится на уровне символической цепочки. Всякая символическая цепочка, с которой мы связаны, содержит внутреннюю когеррентность, что нас заставляет в некий момент вернуть то, что мы получили в другой . Но случается, что мы не можем отдавать по всем плоскостям сразу, и что, говоря иными словами, закон нам невыносим. Не то чтобы он таким был сам по себе, но потому что позиция, в которой мы находимся, содержит жертву, которая оказывается невозможной в плоскости значений. Итак, мы вытесняем из нашх действий, из нашего дискурса, из нашего поведения. Но цепь, тем самым не перестает бежать снизу, выражать свои требования, отстаивать свою веру, и это - посредством невротического симптома. Вот почему вытеснение - побудительная причина посредством невроза.

Verneinung, оно из регистра речи, и касается того, что мы способны вызвать на свет посредством артикуляции. Так называемый принцип реальности выступает именно на этом уровне. Фрейд его выразил в очень ясной форме, в трех или четырех местах, которые мы в его труде просмотрели в различные моменты нашего комментария. Речь идет об атрибуции не значения символа, Bejahung, но значения существования. От этого уровня, который Фрейд помещает в своем словаре как суждения о существовании, он дает, с глубокой, тысячу раз предвосхищающей то, что говорили в его время, следующую характеристику: речь идет всегда о том, чтоб снова найти объект.

Всякое человеческое восприятие реальности подчинено этому примордиальному условию - субъект находится в поисках объекта своего желания, но ничто его туда не ведет. Реальность, поскольку она натянута желанием, вначале галлюцинирована. Фрейдовская теория рождения объектного мира, реальности такой, как она была выражена в Traumdeutung, например, и берущаяся заново всякий раз, как речь идет в сущности о ней, содержит, что субъект остается во взвешеноы состоянии в отношении того, что есть его фундаментальный объект, объект его основного удовлетворения.

Это та часть фрейдовских трудов, мыслей, которая широко привлекалась для всех тех развитии, делаемых теперь относительно пре-эдиповых отношений, и которая заключается, в конечном счете, в том, чтобы сказать, что субъект ищет всегда удовлетворения примитивной материнской связи. Другими словами, там, где Фрейд представляет диалектику двух неразделимых принципов, которые не могут быть мыслимы один без другого - принцип удовольствия и принцип реального - выбирается один из них - принцип удовольствия, и именно на него делают весь акцент, утверждая, что он доминирует над принципом реальности.

Однако этот принцип реальности - он не признается в своей основе.Он выражает именно это: субъект не должен найти объект своего желания, его туда не ведут естественные каналы, рельсы инстинктивной адаптации, более или менее установленной; и к тому же, более или менее препятствующие, такие, какие мы видим в животном мире; он должен, напротив, вновь найти объект, возникновение которого фундаментально галлюцинирование. Разумеется, он его никогда не находит, и как раз в этом состоит принцип реальности. Субъект, пишет Фрейд, всегда снова находит лишь другой объект, который более или менее удовлетворительным образом отвечал бы нуждам, о которых идет речь. Он находит всегда лишь объект отличающийся, поскольку он, no-определению, должен найти нечто, что одолжено. Тут основной пункт, вокруг которого вертится во фрейдовской диалектике введение принципа реальности.

То, что необходимо понять, поскольку нам это было дано клиническим опытом, так это то, что то, что появляется в реальном - это иное, чем то, что подвергнуто испытанию и поиску субъектом, это иное, чем то, к чему субъект ведется аппаратом рефлексии, овладения и поиска, которым является его Я, со всем тем что содержит от фундаментального отчуждения, что-то другое, что может возникнуть либо в спорадической форме этой маленькой галлюцинации, которая принята во внимание в отношении Человека с волками, либо, намного более экстенсивным образом, как то, что продуцируется в случае председателя Шребера.

Что такое психотический феномен? Это внезапное появление в реальности огромного значения, которое не кажется пустяковым - и это, поскольку его невозможно ни с чем связать, поскольку оно никогда не входило в систему символизации - но которое может, при некоторых условиях, угрожать всему сооружению.

В случае председателя Шребера есть явно одно значение, касающееся субъекта, но которое отброшено, и вырисовывается очень затушеваным образом на его горизонте и в его этике - и внезапное возникновение которого предопределяет психотическое вторжение. Вы увидите до какой степени то, что его предопределяет, отличается от того, что предопределяет невротическое вторжение - это условия строго противоположные. В случае председателя Шребера это отброшеное значение имеет самое тесное отношение к этой примитивной бисексуальности, о которой я вам только что говорил. Председатель Шребер никогда никоим образом - мы попробуем увидеть это в тексте - не интегрировал никакой женской формы.

Трудно представить, чтобы, всего-навсего, подавление такой тенденции, отбрасывание и вытеснение такого влечения, более или менее трансферного, которое он должен был бы испытывать в отношении доктора Флексига, могли бы привести президента Шребера к конструированию его огромного бреда. Здесь должно быть что-то более пропорциональное результату, о котором идет речь.

Я вам отмечаю заранее,что дело касается женской функции в ее основном символическом значении, и что мы можем ее найти только на уровне порождения; мы увидим почему. Мы не скажем ни эмаскулинизация, ни феминизация, ни фантазм беременности, так как все это идет до самого зачатия. Вот то, что вовсе не в момент дефицита, но напротив, в момент вершины его существования, открывается ему в форме вторжения в реальное чего-то, что ему никогда не было известно, в форме внезапного появления полнейшей странности, которая постепенно принесет радикальное потопление всех его категорий, вплоть до принуждения его к истиной

переделке своего мира.

Можем ли мы говорить о процессах компенсации, и даже об излечении, как некоторые не колебались бы это делать, под претекстом, что в момент стабилизации своего бреда субъект обнаруживает более спокойное состояние, чем в момент вторжения бреда? Излечение это или нет? Это вопрос который стоит того, чтоб быть заданым, но я полагаю, говорить здесь об излечении было бы чрезмерно.

Что происходит, таким образом, в момент, когда то, что не было символизировано, вновь появляется в реальном? Не бесполезно по этому поводу привести термин защиты. Ясно, что то, что появляется, появляется в регистре значения, и значения, которое не приходит ниоткуда, и которое не отсылает ни к чему, но значения основного, которое касается субъекта. В этот момент несомненно сдвигается с места то, что вмешивается каждый раз, когда есть конфликт порядков, а именно, вытеснение. Но почему здесь вытеснение не клеится, иначе говоря, не приводит к тому, что продуцируется, когда дело касается неврозов?

Прежде чем узнать почему, необходимо изучить как. Я хочу поставить акцент именно на то, что делает структурное различие между неврозом и психозом.

Когда влечение, скажем, женское, или умиротворяющее, проявляется у субъекта, для которого вышеупомянутое влечение уже было введено в игру в различных точках его предварительной символизации, например в его инфантильном неврозе, оно находит свое выражение в некотором числе симптомов. Таким образом, то что было вытеснено выражается, тем не менее, поскольк вытеснение и возвращение вытесненного являются одним и тем же. Субъект имеет возможность, внутри вытеснения, распутаться с тем новым, что случается. Тут имеется компромис. Это то, что характеризует невроз, это нечто, одновременно совершенно очевидное миру, и то, что не хотят видеть.

Verwerfung не того же уровня, что Verneinung. Когда в дебюте психоза несимволизированное вновь появляется в реальном, то со стороны механизмов Verneinung есть ответы, но они не адекватные.

Что такое-дебют психоза? Имеет ли психоз предысторию, как невроз? Существует или нет инфантильный психоз? Я не говорю, что мы ответим на этот вопрос, но, по меньшей мере, мы его поставим.

Все позволяет обнаружить, что психоз не имеет предыстории. Оказывается только, что когда, в особых условиях, которые должны быть уточнены, проявляется что-то во внешнем мире, что не было примитивно символизировано, субъект оказывается абсолютно лишенным чего-либо, не способным осуществить Verneinung в отношении этого события. Все, что производится таким образом, имеет характер существования, абсолютно исключенного из символизирующего компромиса невроза, и переводится в другой регистр, путем подлинной цепной реакции на уровне воображаемого, а именно, на контрдиагонали нашего магического квадратика.

Субъект, из-за отсутствия возможности каким-либо образом восстановить пакт субъекта с другим, из-за отсутствия возможности осуществить какое-либо символическое опосредование между тем ,что есть нового и им самим, входит в другой вид опосредования, совершенно отличающийся от первого, заменяя символическое опосредование кишением, воображаемой пролиферацией, в которые вводится в деформированной форме глубоко асимволический центральный сигнал возможного опосредования.

Само означающее подвергается глубоким переделкам, которые придадут столь особенный акцент интуициям, наиболее значимым для субъекта. Фундаментальный язык председателя Шребера на самом деле - знак, что внутри этого воображаемого мира существует потребность означающего.

Отношение субъекта к миру - это зеркальное отношение. Мир субъекта, будет составлятся существенным образом из отношения с этим существом, которое для него - другой, то есть, сам Бог. Что-то из отношения мужчины к женщине тут было предположительно реализовано. Но вы увидите, когда изучим в деталях этот бред, что совсем наоборот: два персонажа, то-есть Бог вместе со всем тем, что он включает - вселенная, небесная сфера, и сам Шребер, с другой стороны, в качестве буквально разложившегося на толпу воображаемых существ, которые продолжают свои хождения взад-вперед и различные трансфикции - это есть две структуры, которые прямо релируют. Они развиваются очень привлекательным для нас образом; то, что всегда лишь элидировано, завуалировано, приручено в жизни нормального человека - а именно, диалектика тела, раздробленного по отношению к воображаемой вселенной- что подлежит в нормальной структуре.

Изучение бреда Шребера имеет исключительный интерес, позволяя нам уловить развернутым образом воображаемую диалектику. Ее л и она явно отличается от всего того, что мы можем допустить в некой инстинктивной, естественной связи, то это в соответствии с родовой структурой, которую мы отметили с происхождеия и которая является структурой стадии зеркала. Эта структура изначально делает из мира человека нечто разложенное. Мы находим это здесь в своем развитом состоянии, и это один из интересов анализа бреда, как такового. Аналитики это всегда подчеркивали - бред нам показывает игру фантазмов в ее характере абсолютно развитой двуличности. Двое персонажей, до которых сведен мир для председателя Шребера, сделаны один по отношению к другому, один предлагает другому свой перевернутый образ.

Важно увидеть каким образом это отвечает запросу, сделанному окольным путем для интеграции того, что внезапно появилось в реальном и что представляет для субъекта что-то от него самого, что он никогда не символизировал. Требование символического порядка, из-за невозможности быть интегрированым в то, что уже было введено в игру в диалектическом движении, по которому жил субъект, влечет цепную дезагрегацию, изъятие ткани из ковра, что называется бредом. Бред не обязательно будет без связи с нормальной речью, и субъект очень даже способен нас к нему причастить, и удовлетвориться им, внутри мира, где не прервана вся коммуникация.

Именно с соединения Verwerfung и Verdrängung с Verneinung мы продолжим в следующий раз наше исследование.

11 января 1956 г.