Книге, и оказалось что-ни­будь такое, что против моего ожидания может кого-либо обидеть, то не найдется в ней по крайней мере ничего, сказанного со злым умыслом

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   53
Раздел земель — вот главная причина, увеличивающая объем гражданского свода законов народов. У народов, не имеющих этого раздела, гражданских законов очень мало. Учреждения этих народов скорее можно назвать обычаями, чем законами 96.


У таких народов старики, помнящие дела минувших лет, пользуются большим авторитетом; там люди приобретают по­чет не богатством, а силой рук и разумными советами.


Эти народы ведут кочевой образ жизни и рассеяны по ле­сам и пастбищам. Брак у них не так прочен, как у нас, где он скрепляется общим жилищем и где женщина принадлежит к дому; поэтому им легче менять жен, обзаводиться несколь­кими женами, а иногда и иметь с женщинами беспорядочные сношения наподобие животных.


Пастушеские народы не могут разлучаться со своими ста­дами, которые дают им пропитание, а потому не могут разлу­чаться и со своими женами, которые ухаживают за этими стадами. Все это должно быть неразлучно, тем более, что в противном случае их жены, дети и стада сделались бы добы­чей неприятеля, так как они обыкновенно живут на больших равнинах, где имеется мало мест, защищенных природой.


Законы их должны установить правила дележа добычи и, подобно нашим салическим законам, обратить особое внима­ние на воровство.

ГЛАВА XIV О политическом состоянии народов, не занимающихся земледелием


Эти народы пользуются большой свободой, так как, не за­нимаясь возделыванием земли, они и не связаны с нею. Они ведут кочевой образ жизни, и если бы какой-нибудь из их вождей захотел лишить их свободы, то они или стали бы искать свободы под главенством другого вождя, или удали­лись бы в леса, чтобы жить там со своими семьями. У этих народов свобода личности так велика, что она естественно влечет за собой и свободу гражданина.

ГЛАВА XV О народах, которым известно употребление денег


Аристипп, потерпев кораблекрушение, достиг вплавь бли­жайшего берега и, увидав там начерченные на песке геометрические фигуры, очень обрадовался, заключив, что он попал в страну, населенную греками, а не варварами.


Если какой-нибудь случай забросит вас к неизвестному вам народу, то, увидев монету, можете быть уверены, что вы нахо­дитесь в стране с благоустроенными гражданскими поряд­ками.


Возделывание земель требует употребления денег. Оно требует большого искусства и знаний; вслед за искусствами и знаниями всегда идут потребности, и все это приводит к уста­новлению денежных единиц.


Благодаря потопам и пожарам мы узнали, что земля со­держит металлы, которые легко вошли в употребление после того, как были открыты.

ГЛАВА XVI О гражданских законах у народов, которым неизвестно употребление денег


У народа, не знающего употребления денег, существуют лишь те несправедливости, которые порождаются насилием; слабые люди объединяются между собой, чтобы защищаться от насилия. Подобные объединения носят чисто политический характер. Но у народа, употребляющего деньги, люди подвер­гаются несправедливостям, которые порождаются хитростью. Несправедливости такого рода могут совершаться самыми разнообразными способами; отсюда возникает необходимость в хороших гражданских законах, которые рождаются вместе с новыми способами делать зло.


В странах, где нет денег, похититель похищает только вещи, а вещи всегда различны. В странах, где есть деньги, похититель похищает денежные знаки, а они всегда сходны. В первых странах ничего нельзя утаить, потому что похити­тель всегда носит с собой улику своей вины, но в других стра­нах дело обстоит иначе.

ГЛАВА XVII О политических законах у народов, не знающих употребления денег


У народов, не возделывающих землю, свобода более всего поддерживается тем обстоятельством, что они не знают денег. Продукты охоты, рыбной ловли или скотоводства не могут быть ни накоплены в достаточно большом количестве, ни сохраняться достаточно долго для того, чтобы дать возмож­ность человеку подкупать других; между тем как богатство в форме денежных знаков можно накапливать в любом количе­стве и раздавать кому угодно.


У народов, не употребляющих денег, потребности не ве­лики, и удовлетворяются они легко, причем все делится поровну. Таким образом, равенство у них вынужденное, почему их вожди и не являются деспотами.

ГЛАВА XVIII Сила предрассудков


Исключение из этого правила составляет народ начесы в Луизиане, если справедливо то, что сообщают нам о его госу­дарственном устройстве путешественники. Глава этого народа располагает по своему усмотрению всем имуществом своих подданных и заставляет их работать по собственному произ­волу. Он властен над их жизнью; он подобен турецкому сул­тану. Когда у него рождается наследник, то все грудные мла­денцы назначаются новорожденному в слуги на всю его жизнь. Можно подумать, что это — сам великий Сезострис. В своем шалаше он окружен таким же церемониалом, как японский и китайский императоры в своих дворцах.


Предрассудки суеверия сильнее всех прочих предрассуд­ков, и его суждения одерживают верх над всеми прочими суждениями. Так, хотя дикие народы вообще не знают деспо­тизма, этот народ знает его. Дело в том, что он боготворит солнце, и если бы его вождь не выдумал назвать себя братом солнца, то остался бы в глазах своих подданных таким же ничтожеством, как они сами.

ГЛАВА XIX О свободе арабов и рабстве татар


Арабы и татары — два пастушеских народа. Арабы нахо­дятся в тех общих условиях, о которых мы только что гово­рили, и пользуются свободой; между тем татары (самый свое­образный народ на земле) находятся в политическом рабстве. Я уже привел некоторые причины этого обстоятельства, вот еще несколько других.


У них нет ни городов, ни лесов; у них мало болот, их реки почти всегда скованы льдом; они живут на громадной рав­нине; у них есть пастбища и стада, а следовательно, имуще­ства, но нет ничего, что могло бы служить убежищем или за­щитой. Если какой-нибудь хан терпит поражение, ему отру­бают голову, таким же образом поступают с его детьми, и все его подданные отныне уже принадлежат победителю. Их не об­ращают в гражданское рабство; такие рабы были бы только


в тягость народу, который ведет простой образ жизни, не обрабатывает землю и не нуждается в домашней прислуге; поэтому они входят в состав этого народа, умножая его численность. Но понятно, что вместо гражданского рабства в этом народе должно было водвориться рабство политиче­ское.


В самом деле, в стране, где различные орды постоянно воюют друг с другом, беспрерывно покоряя друг друга, где политический организм каждой побежденной орды вследствие смерти ее вождя всегда разрушается, народ вообще не может быть свободным, потому что нет ни одной части его, ко­торая не перебывала бы множество раз под игом завоева­теля.


Побежденные народы могут сохранить некоторую долю свободы лишь в том случае, если они в силу своего положения в состоянии заключать договоры с победителем. Но всегда без­защитные татары, потерпев поражение, никогда не могли пред­лагать своих условий победителю.


Во II главе я сказал, что земледельческие народы, жившие на равнинах, редко бывали свободны; в силу особо сложив­шихся обстоятельств татары, населяющие невозделываемые земли, разделяют их судьбу.

ГЛАВА XX О международном праве у татар


Татары в своих взаимоотношениях друг с другом мягки и человечны, но как завоеватели они очень жестоки. Они истре­бляют жителей взятых ими городов и думают, что оказывают им милость, когда продают их или раздают своим солдатам. Они опустошили Азию — от Индии до Средиземного моря; весь край, составляющий восточную часть Персии, обратился в пустыню в результате их завоеваний.


Вот чем, по моему мнению, было порождено такое между­народное право. У этих пародов не было городов, и все их войны были стремительны и быстры. Они сражались, если на­деялись победить, и присоединялись к войскам сильнейшего, если этой надежды не было. В силу таких обычаев они видели нечто противное своему международному праву, когда какой-нибудь город, который не мог им противостоять, задерживал их продвижение вперед. В городах они видели не скопление жителей, а места, способные устоять перед их властью. Осад­ного искусства они совсем не знали и, неся большие потери при осаде, мстили кровью за пролитую кровь.

ГЛАВА XXI Гражданские законы татар


Отец Дюгальд говорит, что у татар всегда бывает наслед­ником младший из детей мужского пола по той причине, что старшие, по мере того как они становятся способными вести пастушеский образ жизни, уходят из дома с некоторым коли­чеством скота, полученным от отца, и основывают новое хо­зяйство. Поэтому последний из сыновей, который остается в доме вместе со своим отцом, становится его естественным наследником.


Я слышал, что подобный обычай существовал в некоторых малых округах Англии, встречается он еще в Бретани и в гер­цогстве Роганском у простонародья. Это, без сомнения, один из законов пастушеского быта, заимствованный у какого-нибудь бретонского народца или занесенный каким-нибудь германским народом. Как известно из Цезаря и Тацита, гер­манцы мало занимались земледелием.

ГЛАВА XXII Об одном гражданском законе германских народов


Я объясню здесь, каким образом то своеобразное положе­ние салического закона, которое обыкновенно и называют са­лическим законом в узком смысле, вытекает из учреждений народа, который совсем не занимался земледелием или во всяком случае мало им занимался.


По салическому закону салическую землю после умершего отца наследует мужское потомство, дочери исключаются.


Чтобы узнать, чем были эти салические земли, надо рас­смотреть, что представляло собою право собственности и вла­дения землями у франков до их выхода из Германии.


Эккар убедительно доказал, что слово салический происхо­дит от слова sala, которое значит дом, и что, следовательно, салическая земля была землей, принадлежащей дому (усадеб­ная земля). Я пойду далее и рассмотрю, чем были дом и уса­дебная земля у германцев.


«Они не живут в городах,— говорит Тацит,— и не могут терпеть, чтобы их дома соприкасались друг с другом; каждый оставляет вокруг своего дома небольшое пространство огоро­женной и замкнутой земли». Правильность сообщения Тацита подтверждается тем, что многие законы из варварских кодек­сов содержат различные наказания для тех, кто разрушит эту ограду, и для тех, кто проникнет в самый дом.


Мы знаем по Цезарю и Тациту, что земли, которые гер­манцы обрабатывали, давались им только на одни год, по истечении которого они снова становились общественной соб­ственностью. Их наследственную собственность составлял только дом и участок земли в ограде около дома. Вот эта част­ная собственность и принадлежала лицам мужского пола, В самом деле, не было оснований для того, чтобы она при­надлежала дочерям. Ведь они переходили в другой дом, в другую семью.


Салической землей, следовательно, была та окружавшая дом германца земля, которая находилась в этой ограде. И это была его единственная собственность. Когда после за­воевания франки приобрели в собственность новые земли, усадьбы продолжали называться салическими землями.


Пока франки жили в Германии, их имущества состояли из рабов, стад, лошадей, оружия и т. д. Дом вместе с окру­жавшим его небольшим участком земли, естественно, переда­вался детям мужского пола, которые должны были жить там. Но когда после завоевания франки приобрели большие земли, им уже показалось несправедливым не выделять из них ника­кой части дочерям и детям этих дочерей. Образовался обычай, который дозволял отцу оставлять наследство дочери и ее де­тям. Закон заставили умолкнуть. И наследование такого рода, конечно, было весьма обычным делом, судя по тому, что они было облечено в формулы.


Между всеми этими формулами я нахожу одну весьма своеобразную: дед назначает наследниками после себя вместе со своими сыновьями и дочерьми и своих внуков. Что же ста­лось при этом с салическим законом? Одно из двух: или этот закон в те времена перестал соблюдаться, или вследствие уко­ренившегося обычая оставлять наследство дочерям такого рода наследование казалось всем самым обычным делом.


Салический закон не имел предметом узаконить преимуще­ства одного пола пред другим и еще менее того — сохранить семью, имя или узаконить передачу земель: ничего подобного не могло прийти на ум германцам. Закон, отдававший дом вместе с зависевшей от него землей мужчинам, которые дол­жны были там жить и потому являлись его естественными обладателями, был законом чисто экономическим.


Чтобы убедиться в этом, достаточно привести здесь статью

салического закона о поместьях, эту знаменитую статью, о ко­

торой столь многие рассуждали и которую столь немногие

прочли.


«1) Если человек умер бездетным, то ему наследуют его отец или его мать. 2) Если у него нет ни отца, ни матери, то ему наследуют его брат или его сестра. 3) Если у него нет ни брата, ни сестры, то ему наследует сестра его матери. 4) Если у его матери нет сестры, то ему наследует сестра его отца. 5) Если у его отца* нет сестры, то ему наследует его ближай­ший родственник мужского пола. 6) Ни одна часть салической земли не переходит к женщинам; она должна принадлежать мужчинам, т. е. наследниками по отцу будут его дети муж­ского пола».


Ясно, что первые пять пунктов касаются наследования иму­щества человека, умершего бездетным, а шестой — имущества человека, у которого остались дети.


Когда человек умирал бездетным, то закон только в неко­торых случаях давал преимущества одному полу перед дру­гим. В первых двух степенях наследования оба пола имели равные права, в третьей и четвертой преимущество принадле­жало женскому полу, а в пятой — мужскому.


Я нахожу древнейшие следы этих странностей у Тацита. «Дядя, — говорит он, — заботится о детях своей сестры, как их родной отец. Есть люди, которые почитают эту степень родства более близкой и даже более священной; при получе­нии заложников они отдают ей предпочтение». Вот почему наши первые историки так много говорят нам о любви франк­ских королей к их сестрам и детям их сестер. Если в доме на детей сестры смотрели, как на собственных, то и дети, есте­ственно, относились к тетке, как к собственной матери.


Сестре матери оказывалось предпочтение перед сестрой отца. Это объясняется другими текстами салического закона: вдова попадала под опеку родственников своего мужа, и за­кон оказывал предпочтение для этой опеки родственникам по женской линии перед родственниками по мужской линии. В самом деле, женщина, вступившая в семью, живя в обще­стве лиц своего пола, была более тесно связана с родственни­ками по женской линии, чем по мужской. Сверх того, когда человек, убивший другого человека, не был в состоянии упла­тить полагавшийся за это денежный штраф, закон дозволял ему прибегнуть к уступке своего имущества, причем его род­ственники должны были доплатить то, чего не доставало до суммы штрафа. После отца, матери и брата доплата произво­дилась сестрою матери, как будто эта родственная связь за­ключала в себе нечто более нежное; но родство, налагавшее обязанности, должно было доставлять также и выгоды.


Салический закон требовал, чтобы после сестры отца на­следовал ближайший родственник по мужской линии; но род­ственники далее пятой степени наследовать не могли. Так, жен­щина в пятой степени родства наследовала предпочтительно перед мужчиной в шестой степени родства. Этот порядок мы находим в законе рипуарских франков, который дает верное


истолкование салического закона о поместьях, следуя шаг за шагом за всеми его постановлениями по этому предмету.


Если после отца оставались дети, то салический закон тре­бовал, чтобы дочери не наследовали салической земли и чтобы эта земля переходила к сыновьям.


Мне не трудно будет доказать, что салический закон устранял дочерей от наследования салической земли не во всех случаях, но лишь тогда, когда в числе наследников име­лись и сыновья.


1) Это видно из самого салического закона, который, сказав, что салической землей должны владеть не женщины, а только мужчины, истолковывает и ограничивает это положение, говоря: «т. е., что наследником отца должен быть сын».


2) Текст салического закона объясняется законом рипуар­ских франков, который тоже заключает в себе статью о по­местьях, очень сходную со статьей салического закона.


3) Законы этих варварских народов, которые были все уроженцами Германии, объясняют друг друга тем более, что все они проникнуты почти одним и тем же духом. Закон сак­сов требует, чтобы отец и мать оставляли наследство сыну, а не дочери, но если есть только дочери, то все наследство должно принадлежать им.


4) Мы имеем две старинные формулы, в которых опреде­ляется случай, когда по салическому закону дочери исклю­чаются в пользу мужчин, а именно тогда, когда после умер­шего остаются и дочери, и сыновья.


5) Другая формула доказывает, что дочь наследовала предпочтительно перед внуком, из чего следует, что ей пред­почитался только сын.


6) Если бы дочери были вообще отстранены салическим законом от наследования земель, то были бы необъяснимы все истории, формулы и хартии, в которых постоянно гово­рится о принадлежащих женщинам имениях и землях при ко­ролях первой династии.


Напрасно утверждали, что салические земли были феодами, так как: 1) Эта статья носит заглавие: об аллодах.


2) Первоначально феоды совсем не были наследственными.


3) Если бы салические земли были феодами, то как мог бы Маркульф назвать безбожным обычай, устранявший женщин от их наследования, тогда как феоды не наследовались даже и мужчинами? 4) Документы, на которые ссылаются в дока­зательство того, что салические земли были феодами, доказы­вают только то, что они были свободными землями, не платя­щими налогов. 5) Феоды были учреждены уже после завоева­ния, а салические обычаи существовали еще до переселения франков из Германии. 6) Не салический закон, ограничив наследование женщин, привел к учреждению феодов, а, наобо­рот, учреждение феодов ограничило наследование женщин и действие салического закона.


Кто поверит после всего сказанного нами, что постоянное наследование французского престола лицами мужского пола было обусловлено салическим законом? И тем не менее это было именно так. Я доказываю это ссылками на различные кодексы варварских народов. По салическому закону и за­кону бургундов дочери не имели права наследовать земли вместе со своими братьями, не наследовали они также и пре­стола. Закон вестготов, напротив, допускал дочерей к насле­дованию земель вместе с их братьями. Там женщины имели и право престолонаследования. У этих народов определенное постановление гражданского закона обусловливало политиче­ский закон.


И это не единственный случай, когда, политический закон отступал у франков перед гражданским законом. По саличе­скому закону все братья имели равное право на наследование земли; такое же постановление содержит и закон бургундов. Поэтому в монархии франков, а также и бургундов престол переходил по наследству ко всем братьям, не считая некото­рых случаев захвата, насилий и убийств у бургундов.

ГЛАВА XXIII О длинных волосах франкских королей


Народы, не возделывающие земель, не имеют даже поня­тия о роскоши. Читая Тацита, удивляешься простоте жизни германских народов. Искусство не трудилось над их украше­нием; свои украшения они находили в природе. Если им надо было отметить семейство своего вождя каким-нибудь отличи­тельным признаком, то они обращались с этой целью все к той же природе. Королям франков, бургундов и вестготов их длинные волосы заменяли диадему.

ГЛАВА XXIV О браках франкских королей


Выше я сказал, что у народов, не возделывающих земель, браки гораздо менее прочны и что у них в обычае многожен­ство. «Из всех варваров, — говорит Тацит, — почти одни только германцы довольствовались одной женой, за исключе­нием отдельных лиц, которые имели по нескольку жен, но не ради распутства, а в знак своего благородства».


Этим объясняется, почему короли первой династии имели так много жен. Такие браки были у них не столько свидетель­ством невоздержанности, сколько признаком достоинства, и лишить их этого преимущества значило бы нанести им весьма чувствительный удар. Отсюда понятно, почему подданные не следовали примеру своих королей.

ГЛАВА XXV Хильдерик


«У германцев браки соблюдаются строго, — говорит Та­цит, — там не видят ничего потешного в пороках и не назы­вают разврата обычаем или образом жизни; среди этого столь многочисленного народа редко встречаются случаи нарушения супружеской верности».


Этим объясняется изгнание Хильдерика: он оскорблял строгость нравов, которую не успело еще изменить завоева­ние.

ГЛАВА XXVI О совершеннолетии франкских королей


Варварские народы, не возделывающие земель, не имеют земельной собственности и, как мы сказали, руководствуются более международным, чем гражданским правом, поэтому они почти всегда вооружены. Тацит говорит, что «германцы отправ­ляли все частные и общественные дела с оружием в руках. Они подавали голоса, потрясая копьями. Как только юноша оказывался в состоянии носить оружие, его представляли собранию и давали ему в руки копье. С этого момента он переставал быть ребенком; до этого он был членом семьи, отныне он становился членом республики».


«Орлы, — говорил король остготов, — перестают кормить своих птенцов, как только окрепнут их крылья и когти; они уже не нуждаются в чужой помощи, когда могут сами выле­тать на поиски добычи. И было бы недостойно считать наших молодых людей, находящихся в нашем войске, слишком ма­лолетними для того, чтобы распоряжаться своим имуществом и управлять своими поступками. У готов совершеннолетие определяется доблестью».


Хильдеберту II было 15 лет, когда его дядя Гонтран объя­вил его совершеннолетним и способным управлять самостоя­тельно.


Из закона рипуарских франков видно, что юноша считался совершеннолетним и способным носить оружие с пятнадцатилетнего возраста. «Сын рипуария,—сказано там, — отец ко­торого умер или был убит, не может ни прибегать к защите суда, ни привлекаться к судебной ответственности, прежде чем ему исполнится 15 лет; с этой же поры он или отвечает за себя сам, или избирает себе защитника». Нужен был зрелый ум, чтобы защищаться на суде, и достаточно окрепшее тело, чтобы защищаться в сражении. Для бургундов, у которых тоже существовал обычай судебных поединков, совершенноле­тие наступало также в 15 лет.


Агафий говорит, что оружие у франков было легкое, а по­тому они и могли быть совершеннолетними уже в пятнадцати­летнем возрасте. Впоследствии оружие стало тяжеловеснее, оно было очень тяжелым уже при Карле Великом, как это видно из наших капитуляриев и романов. Те, которые имели феоды и вследствие этого были обязаны нести военную службу, считались тогда совершеннолетними лишь в возрасте 21 года.