Geum.ru

И в Жизни Предисловие и благодарности Эта книга

Вид материалаКнига

Содержание


Глава четырнадцатая
Замечания на похоронах Джеки О
Случайность и личная элегантность
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Бахус покидает Антония

Смерть Монтерланта. Стоицизм – это не жесткие губы, но иллюзия победы человека над случайностью. Легко быть героем. Случайность и личная элегантность


Когда аристократическому французскому писателю-классицисту Генри де Монтерланту сказали, что он должен (Ах!) потерять зрение из-за разрушительной болезни, он нашел более приличествующим расстаться с жизнью. Такой конец становится классикой. Почему? Потому что предписание стоика заключается в выборе того, что можно делать, чтобы управлять судьбой перед лицом случайного результата. В конце концов, каждому позволено выбрать между не-жизнью вообще и тем, что каждому дается судьбой; мы всегда имеем опцион против неопределенности. Но такое отношение не ограничивает стоика. Обе конкурирующие секты в древнем мире, и стоицизм, и эпикурейство, рекомендовали такой контроль над выбором (различие между ними лишь в незначительных технических особенностях – совсем не то, что понимается сейчас в обывательской культуре под этими философиями).

Быть героем необязательно означает такой чрезвычайный акт, как гибель в сражении или убийство другого – последнее рекомендуется лишь в узком наборе обстоятельств и рассматривается как трусость в противном случае. Наличие контроля над случайностью может быть выражено в манере действия в маленьком и в большом. Вспомним, что эпические герои оценивались по их действиям, а не результатам. Независимо от того, насколько сложны наши варианты выбора и насколько хорошо мы поднимаемся над шансами, случайность будет иметь последнее слово. В качестве решения нам оставлено только достоинство. Достоинство, определяемое, как выполнение протокола поведения, которое не зависит от непосредственных обстоятельств. Это не может быть оптимальным, но это, безусловно, помогает нам чувствовать себя лучше. Любезность при неблагоприятных обстоятельствах, например. Или решение не подхалимствовать перед кем-то, независимо от возможной награды. Или сражение на дуэли, чтобы спасти лицо. Или сигналы предполагаемой пассии: "Послушайте, я влюбляюсь в вас без памяти; вы завладеваете мною, но я не буду делать вещи, компрометирующие мое достоинство. Соответственно, небольшой выговор – и вы больше не увидите меня".

Эта последняя глава обсуждает случайность под совершенно новым углом – философским, но не в жесткой философии науки и эпистемологии, какую мы видели в части I с проблемой черного лебедя. Это более архаичный, более мягкий тип философии, различные руководящие принципы, согласно которым человек силы и достоинства имел дело со случайностью – в то время не было никакой религии (в современном смысле). Перед распространением того, что сегодня наилучшим способом будет определить, как средиземноморский монотеизм, древние не слишком-то верили во влияние своих молитв на повороты судьбы. Их мир был опасен, чреват вторжениями и разворотами фортуны. Они нуждались в существенных рецептах, чтобы иметь дело со случайностью. Эти верования мы рассмотрим далее.


Замечания на похоронах Джеки О

Если бы нас посетил стоик, его можно было бы представить следующей поэмой. Многие (искушенные) любители поэзии одним из самых больших поэтов, которые когда-либо существовали, считают Кавафи. Кавафи был александрийским греком на государственной службе, с турецкой или арабской фамилией, который писал почти столетие назад на смеси классического и современного греческого языка строгую поэзию, которая, кажется, забыла о последних пятнадцати столетиях западной литературы. Греки дорожат им, как национальным памятником.

Большинство из его поэм имеют место в Сирии (его греко-сирийские поэмы первоначально тянули меня к нему), Малой Азии и Александрии. Многие люди изучают формальный полуклассический греческий язык только для того, чтобы смаковать его поэмы. Так или иначе, их острый эстетизм лишен сентиментальности, обеспечивая облегчение от столетий слащавости в поэзии и драме. Он обеспечивает классическое удовлетворение для тех из нас, кто считается средним классом – ценящим мелодраму, представленную новеллами Диккенса, поэзией романтизма и операми Верди.

Я был удивлен, услышав, что Морис Темпелсман, последний супруг Джекки Кеннеди Онассис, читал прощальный сонет Кавафи (Бог отказывается от Антония) на ее похоронах. Поэма описывает Марка Антония, который только что проиграл сражение против Октавия и был оставлен Бахусом, богом, который до тех пор защищал его. Это одна из наиболее воодушевляющих поэм, которые я когда-либо читал, воплощение утонченного эстетизма – тонкий и проникновенный рассказ о человеке, который только что узнал о сокрушительном повороте своей судьбы.

Поэма говорит об Антонии, теперь побежденном и преданном (согласно легенде, даже его лошадь покинула его, чтобы перейти к его врагу Октавию). Она просит, чтобы он только попрощался с Александрией, городом, который оставляет его. Она говорит ему не оплакивать его удачу, не опровергать, не считать, что его уши и глаза обманывают его.

Антоний, не унижайте себя пустыми надеждами. Антоний, просто слушайте в то время, когда захлестывают чувства, не портьте их трусливыми упрашиваниями и жалобами. В то время, когда захлестывают эмоции, не нужно жестких губ. Нет ничего плохого и недостойного в чувствах – мы обречены иметь их. Неправильно не следовать героическим или, по крайней мере, достойным путем. Вот что именно означает стоицизм. Это попытка человека сквитаться с вероятностью.

Мне нет необходимости быть гадким и нарушать течение поэмы и ее смысловое сообщение, но я не могу удержаться от некоторого цинизма. Пару десятилетий спустя, Кавафи, умирая от рака горла, не совсем следовал своим предписаниям. Лишенный голоса хирургами, он имел недостойное обыкновение пытаться кричать и цепляться за своих посетителей, удерживая их в своей комнате смерти.


Немного истории. Мы обычно понимаем под стоицизмом «жесткий рисунок губ», а в действительности это нечто совсем другое. Зародившись в античности как интеллектуальное движение (основатель – финикийский киприот, Зенон из Китиума) ко времени Рима оно развилось в учение о жизни, основанной на системе достоинств. В античном смысле достоинство означало добродетель, вид веры, в которой достоинство является собственной наградой. Так развивалась социальная модель для «стоического человека», подобно джентльменам в Викторианской Англии. Принципы стоицизма могут быть суммированы следующим образом: стоик – это человек, который объединяет качества мудрости, устремленности к небу и храбрости. Стоик, таким образом, будет свободен от коловращения жизни, поскольку он будет превосходить раны, полученные от злых шуток судьбы. Но всё можно довести до крайности: строгий Катон находил ниже своего достоинства иметь человеческие чувства.

Более человечную версию стоицизма можно найти в Письмах Сенеки (глубокая и при этом удивительно легкая для чтения книга, которую я люблю давать читать моим друзьям-трейдерам). Сенека также самостоятельно окончил свою собственную жизнь, когда был загнан судьбой в угол.


Случайность и личная элегантность

Читатель знает мое мнение относительно непрошенного совета и проповедей о том, как вести себя в жизни.

Вспомните, что идеи живут именно тогда, когда в игру вступают эмоции: мы не используем наш рациональный мозг вне классных комнат. Книги о самоусовершенствовании (даже когда они написаны не шарлатанами) в значительной степени неэффективны. Хороший (просвещенный и "дружественный") совет и красноречивые проповеди не останутся в нашей жизни и нескольких секуд, когда они идут против наших склонностей

Фишка стоицизма в том, что он играет на достоинстве и личной эстетике, которые являются частью наших генов. Подчеркните личную элегантность в день вашей следующей неудачи. Наденьте лучшее платье в день вашей казни (и тщательно побрейтесь); оставьте хорошее воспоминание палачу, стоя вертикально и гордо. Не играйте в жертву, если диагностирован рак (скрывайте это, разделите эту информацию только с доктором – это предотвратит банальности, и никто не будет обращаться с вами, как с жертвой, достойной жалости; кроме того, достойное отношение сделает и поражение, и чувство победы одинаково героическими). Будьте чрезвычайно учтивы по отношению к вашему помощнику, когда вы теряете деньги (вместо того, чтобы срываться на нем, как обычно делают многие из трейдеров, кого я презираю).

Не обвиняйте других в перипетиях вашей судьбы, даже если они заслуживают этого. Никогда не жалейте себя, даже если ваш любимый партнер или супруга удрали в Альпы с красивым лыжным инструктором или молодой моделью. Не жалуйтесь. Если вы страдаете от неопасной версии "проблемы отношений", подобно моему другу детства Камиллу Абуслейману, не начинайте играть хорошего парня, если ваш бизнес высыхает (он послал героическую электронную почту коллегам, сообщая им "меньше бизнеса, но то же самое отношение"). Единственный предмет, над которым госпожа Удача не имеет власти – это ваше поведение. Удачи!


Через пару лет после того, как мы оставили его, смотрящим на Джона, курящего косяк, скептицизм Неро стал оплачиваться. В то же время, так как он осуществил 72%-й шанс и полностью излечился, он совершил ряд волнующих личных и профессиональных побед. Мало того, что он перешел на следующий уровень богатства, так он еще и заработал эти деньги как раз тогда, когда другие горячие головы с Уолл-Стрит стали бедными, что позволило ему покупать многие товары престижного потребления с очень большими скидками, если бы он хотел этого. Но он приобретал очень немного, и, конечно, ни одного из тех товаров, которые обычно покупают бизнесмены с Уолл-Стрит. Однако Неро был вовлечен в это.

В пятницу в полдень, движение в Лондоне может быть ужасным. Неро стал проводить там большее количество времени. Дорожные пробки стали действовать ему на нервы. Однажды он потратил пять часов, перемещаясь из офиса в центре Лондона к дому в Котсволдсе, где он проводил выходные. Раздражение побудило Неро получить права на управление вертолетом на интенсивных курсах в Кембриджшире. Он понимал, что поезд был бы, вероятно, более легким решением, но его ограничивала собственная экстравагантность. Другим результатом его раздражения были не менее опасные велосипедные поездки между его квартирой в Кенсингтоне и его офисом в Сити.

Потрясающее осознание и понимание вероятности в профессии Неро не распространял на обработку физического риска. Поэтому вертолет Неро разбился, когда он приземлял его около Парка Бартерси в ветреный день. Он был один в нем. В конце концов, черный лебедь получил своего человека.