И в Жизни Предисловие и благодарности Эта книга

Вид материала

Книга

Содержание Глава вторая Альтернативная история Русская рулетка Даже более ужасная рулетка Отношения полного равенства Спасение Аэрофлотом Джордж Вилл – не Солон: неинтуитивная истина Поверженный в дебатах

Подобный материал:

• Ральф Уолдо Эммерсон предисловие эта книга, 1866.56kb.
• Иллюстрации Александра Шорина Благодарности 6 Введение. Для кого эта книга, 1501.68kb.
• Жизнелюбие практическая система возвращения к жизни книга 7 Благодарности, 2020.16kb.
• Н. Н. Волков Цвет в живописи. Издательство «Искусство» Москва, 1965 год Предисловие, 3522.35kb.
• Предисловие Габриэла Казенца, Доктора Мед. Наук, Директора восстановительного центра, 6107.97kb.
• Б. А. Рыбаков Язычество Древней Руси Предисловие Эта книга, 10530.88kb.
• Е. П. Блаватской ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ (пер с англ. Л. Крутиковой, 5151.33kb.
• А. Н. Леонтьев "деятельность. Сознание. Личность" предисловие автора эта небольшая, 2356.73kb.
• Процессе Сущностной Трансформации Эта книга, 3289.84kb.
• Е. П. Блаватской предисловие автора-составителя эта книга, 3795.58kb.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Причудливый метод учета

Альтернативные истории, вероятностный взгляд на мир, интеллектуальное мошенничество и случайностная мудрость француза с устойчивыми привычками купания. Как журналисты не понимают случайную последовательность событий. Остерегайтесь заимствованных суждений – почти все прекрасные идеи относительно случайных результатов противоречат общепринятой мудрости. Различия между правильностью и понятностью


Альтернативная история

Я начинаю с банальной мысли: нельзя судить о достижениях в какой угодно области (война, политика, фармация, инвестиции) по результатам, а надо — по стоимости альтернативы, (то есть, что было бы, если бы история пошла другим путем). Такие подмены событий называются альтернативными историями. Очевидно, что качество решения не может быть оценено исключительно на основании его результата, но такая точка зрения, кажется, высказывается вслух только теми, кто потерпел неудачу, (те же, кто выигрывают, считают свой успех следствием качества их решения). Это мнение часто высказывают политические деятели, уходя их кабинета, тем представителям прессы, которые все еще слушают их - что они следовали лучшим курсом. И привычные выражения сочувствия в стиле "да, мы знаем" делает жало сожаления еще худшим. А подобно многим банальностям, эта, будучи достаточно очевидной – нелегка для практического применения.


Русская рулетка

Можно иллюстрировать странную концепцию альтернативных историй следующим образом

Вообразите эксцентричного (и скучающего) магната, предлагающего вам 10$ миллионов, чтобы сыграть в русскую рулетку. То есть приставить револьвер с одной пулей в барабане, к вашей голове и нажать спусковой механизм. Каждая такая реализация должна бы рассматриваться, как одна история из общего количества шести возможных равновероятных событий. Пять из этих шести событий вели бы к обогащению, а одно вело бы к статистике, то есть к некрологу со странной (но, безусловно, подлинной) причиной смерти. Проблема в том, что только единственная из шести историй, наблюдается в действительности, а получатель 10 миллионов вызвал бы восхищение и похвалу какого-нибудь глупого журналиста, (того же самого, который безоговорочно восхищается списком 500 миллиардеров журнала Форбс). Подобно почти каждому руководителю, с которыми я столкнулся в течение 15-летней карьеры на Уолл-Стрит , публика наблюдает внешние признаки богатства, не задумываясь о его источнике (мы назовем такой источник генератором). Представьте, как победитель русской рулетки становится образцом для подражания для своих детей, друзей и соседей.


В то время как оставшиеся пять событий не «случились» и не заметны, вдумчивый человек может легко предположить каковы они. Это требует некоторой мыслительной работы и толику личной храбрости. Со временем, если продолжать играть, вероятность летального исхода будет догонять его. Таким образом, если 25-летний играет в русскую рулетку, скажем, один раз в год, есть очень маленькая возможность достижения им его 50-го дня рождения. Но, если есть достаточное количество игроков, скажем, тысячи 25-летних игроков, через 25 лет мы сможем увидеть горстку (чрезвычайно богатых) оставшихся в живых — и очень большое кладбище.

Здесь я должен признать, что пример русской рулетки, для меня нечто большее, чем интеллектуальная задачка. Я потерял товарища в этой "игре" во время Ливанской войны, когда мы были совсем юнцами. И даже больше — я обнаружил у себя немалый интерес к литературе благодаря Грэму Грину и его флирту с такой игрой - это оказало даже более сильное воздействие на меня и мое увлечение вероятностью, чем те события, свидетелем которых я стал. Грин утверждал, что он когда-то пробовал скрасить унылость своего детства, нажимая на спусковой механизм на револьвере — и я вздрагиваю при мысли, что была некоторая вероятность, по крайней мере, одна шестая, того, что я остался бы без его романов.


Читатель может видеть мое представление об альтернативном учете: 10 миллионов, заработанных на русской рулетке не имеют той же самой стоимости, что и 10 миллионов, заработанных через прилежную и искусную практику лечения зубов. Они одни и те же, имеют одинаковую покупательную силу, за исключением того, что в одном случае зависимость от случайности больше, чем в другом. Для бухгалтера, тем не менее, они были бы идентичны. Для вашего ближайшего соседа тоже. И все же, копая глубже, мы можем рассматривать их качественно различными.

Такой учет имеет интересные интеллектуальные последсвия и поддается математической формулировке, как мы увидим в следующей главе о введении двигателя Монте-Карло. Обратите внимание, что использование математики здесь лишь иллюстративно и имеет своей целью интуитивное понимание. Другими словами, необходимо не столько фактически вычислять альтернативные истории, сколько максимально оценивать их атрибуты. Математика - это не только "игра числами", это способ мышления и мы увидим, что вероятность это качественный предмет


Даже более ужасная рулетка

Действительность гораздо хуже, чем русская рулетка. Во-первых, она подобна револьверу, который имеет сотни, даже тысячи пулеприемников вместо шести. После нескольких дюжин попыток, практически каждый забывает о существовании пули, убаюканный ложным чувством безопасности

Эта мысль прописана в этой книге как проблема черного лебедя, которую мы обсудим в главе 7. Она связана с проблемой индукции, которая заставляла многих философов науки бодрствовать по ночам. Это также связано с проблемой, называемой клеветой истории, так как игроки, инвесторы и люди, принимающие решения, чувствуют, что с ними не должно обязательно случиться то, что происходит с другими.

Во-вторых, в отличие от очевидной и точной русской рулетки, где риски ясно видимы любому, умеющему умножать и делить на шесть, никто не наблюдает барабан реальности. Невооруженный глаз очень редко видит генератор. Таким образом, каждый из живых невольно играет в русскую рулетку, но называет ее неким альтернативным и "низкорисковым" именем. Мы видим производимое богатство, но никогда - процессор, (а это заставляет людей терять из виду их риски), и никогда не видим проигравших. Игра, кажется, ужасно простой, и мы беспечно играем в нее дальше.


Отношения полного равенства

Степень сопротивления случайности в жизни есть абстрактная идея, часть логической контринтуиции, а ее реализация не видна невооруженным глазом, что запутывает дело еще сильнее. Но я более чем предан ей, благодаря списку личных причин, к которому я вернусь позже. Очевидно, что мой путь оценки сущностей вероятностен по природе; он зависит от мнения, что, вероятно, может случиться, и требует определенной мысленной позиции по отношению к объекту наблюдения. Я, например, не рекомендую вовлекать бухгалтера в дискуссию о таких вероятностных вопросах. Для бухгалтера число есть число. Если бы его интересовала вероятность, то он получил бы одну из более интроспективных профессий - и был бы склонен делать дорогостоящие ошибки при расчетах ваших налогов.

Пока мы не видим револьверного барабана в реальности, многие люди делают попытку крутануть его; чтобы сделать это, нужен специфический характер. Видя сотни людей, приходящих в мою профессию (крайне зависящую от случайности) и уходящих из нее, я должен сказать, что люди, занимавшиеся научными исследованиями, остаются в ней дольше. Для многих такое мышление есть вторая натура. Это необязательно может прийти из образования самого по себе (остерегайтесь причинности), но, возможно, из того факта, что люди, которые решили в некоторый момент своей жизни посвятить себя научным исследованиям, склонны иметь прочно укоренившееся интеллектуальное любопытство и естественное стремление к самоанализу. Особенно вдумчивы те, кто должен был отказаться от научных исследований из-за своей неспособности сфокусироваться на узко определенной проблеме. Без чрезвычайной интеллектуальной любознательности почти невозможно защитить диссертацию на соискание ученой степени в наши дни, но без желания узко специализироваться невозможно сделать научную карьеру. (Существует различие, тем не менее, между умственными способностями чистого математика, увлеченного абстракциями, и умственными способностями ученого, поглощенного любопытством. Математик поглощен тем, что существует в его голове, в то время как ученый исследует то, что находится вне него). Тем не менее, некоторые люди считают, что случайность может быть чрезмерной; я даже знал людей, образованных, например, в квантовой механике, и ударявшихся в другую крайность, видевших только альтернативные истории и игнорирующих то, что действительно имело место.


Некоторые трейдеры могут неожиданно глубоко осознавать механизмы случайности. Я недавно обедал в баре Одеона с Лореном Р., трейдером, который читал черновик этой книги. Мы подбросили монетку, чтобы увидеть, кто будет платить за обед. Я проиграл и заплатил. Он уже почти собрался поблагодарить меня, когда внезапно остановился и сказал: "Согласно вашей книге, вы бы сказали, что я вероятностно заплатил за половину обеда".

Поэтому я считаю, что люди делятся на две полярные категории: на одном крае те, кто никогда не принимает знаков случайности; на другом крае те, кто страдает от нее. Когда я начинал на Уолл-Стрит в 80-х, комнаты трейдеров были перенаселены людьми с «ориентацией на бизнес», т.е. избегающих любого самоанализа, плоских как блин, и вероятно, обманутых случайностью. Они ошибались очень часто, особенно когда финансовые инструменты усложнялись. Когда экзотические опционы вводились и получали выигрыши, противоречившие сиюминутной интуиции, это было слишком трудно для людей с такой культурой управления. Они мерли как мухи; я не думаю, что многие из сотен обладателей степени МВА (магистр делового администрирования (англ.)) из моего поколения, которых я встречал наУолл-Стрит в 80-х, остались в этой сфере на сегодняшний день.


Спасение Аэрофлотом

90-е годы были отмечены появлением людей с более обширным и интересным образованием, и трейдерские комнаты стали гораздо более занимательными. Я был избавлен от бесед с МВА. Многие ученые, некоторые из них крайне успешные в своих областях, пришли с желанием сделать деньги. Они, в свою очередь, наняли людей, которые походили на них. В то время как большинство из этих людей не имело ученой степени (на самом деле, ученую степень и сейчас имеет меньшинство), культура и ценности внезапно изменились в сторону интеллекта. Увеличение и так достаточно высокого спроса на ученых на УоллСтрит было вызвано быстрым развитием финансовых инструментов. Доминирующей специальностью была физика, но можно было найти любые другие специальности. Русская, французская, китайская и индийская речь (в порядке появления) стали доминировать в Нью-Йорке и Лондоне.

Говорили, что в каждом самолете из Москвы как минимум один задний ряд был полон русских физматовцев, направляющихся на Уолл-Стрит (они нуждались в умниках с Уолл-Стрит, чтобы получить хорошие места). Можно было найти очень дешевого работника, приехав в аэропорт с переводчиком и спрашивая тех, кто соответствовал стереотипу. В самом деле, в конце 90-х можно было заполучить хорошо образованного ученого мирового класса за половину стоимости МВА. Как говорят, маркетинг - это все; эти ребята не знали, как продавать себя

Я был очень расположен к русским ученым, многие из которых могли стать еще и шахматными тренерами (я, кстати, и преподавателя клавиш так нашел). А шахматы были крайне полезны в процессе собеседования. Когда МВА ищут позицию трейдера, они часто хвастаются "продвинутыми" навыками игры в шахматы в своих резюме. Я помню советника по трудоустройству МВА в бизнес-школе, который рекомендовал выпячивать наши навыки игры в шахматы потому, что это «интеллектуально и стратегично». МВА обычно интерпретируют свое поверхностное знание правил игры как «экспертное». Обычно мы проверяем такие претензии (и характер соискателя), расставляя шахматы из выдвижного ящика и говоря побледневшему студенту: "сейчас с вами поговорит Юрий".


Коэффициент неудач этих ученых, тем не менее, был немногим лучше, чем у МВА, но это происходило по другой причине — из-за полного отсутствия практичности. Некоторые имели ценности (и социализированность) дверной ручки.


Многих людей, ориентированных на "конечный результат" может куда меньше беспокоить вопрос о «вероятностях», которые не имели места, чем об «историях», которые действительно случались. Неслучайно, что для человека «здравомыслящего», из разряда "успешных в бизнесе", мой язык (и, я полагаю, некоторые характерные черты моей личности) кажется странным и непонятным.

Остерегайтесь "знающих бизнес" людей: кладбища возле рынков плотно заполнены ориентировавшимися на "конечный результат" людьми. В противоположность их обычной манере вести себя как Хозяева Вселенной, на пути к офису для подписания соглашения об увольнении они выглядят бледными и тихими.


Джордж Вилл – не Солон: неинтуитивная истина

Реализм наказуем. Вероятностный скептицизм еще более. Трудно идти по жизни, надев вероятностные очки, так как начинаешь видеть одураченных случайностью повсюду, во множестве ситуаций, которые укоренены в иллюзиях восприятия. Так становится невозможно читать исторический анализ без сомнения в безупречности выводов: мы знаем, что Ганнибал и Гитлер были безумны в своих стремлениях, так как в Риме сегодня не говорят по-финикийски и Таймс-сквер в Нью-Йорке не представляет собой свастику. Но что было бы, если бы все они в конечном итоге выиграли бы войну и, следовательно, были бы почитаемы как победители? Более того, как люди, стоящие у истоков нынешнего мира. Трудновато думать об Александре Великом или Юлии Цезаре как о людях, которые выиграли только одну ветвь истории и потерпели бесконечное число поражений в других, виртуальных.

Если мы слышим о них постоянно, то только потому, что они пошли на значительные риски, вместе с тысячами других людей, и им посчастливилось победить. Они были умными, отважными, благородными (временами), имели самую высокую культуру в те дни — но такими были и тысячи других, тех, кто ныне ютится на затхлых задворках истории. Я не спорю, они выиграли свои войны – сомневаюсь только, что обоснованы претензии на качество их стратегий


Мое первое впечатление от недавнего перечитывания «Илиады» было таким: Гомер не оценивал своих героев по результату — герои выигрывали и проигрывали битвы вне зависимости от их собственного мужества; их судьба зависела только от внешних сил, в основном от помощи непрестанно интригующих богов (не лишенных семейственности). Герои стали героями потому, что они геройски вели себя, а не потому, что они выиграли или проиграли. Патрокл не производит на нас впечатления героя (был быстро убит) потому, что он предпочел лучше умереть, чем лицезреть Ахиллеса в бездействии. Очевидно, эпический поэт понимал невидимую канву истории. Позже философы-стоики использовали уже более проработанные методы борьбы со случайностью.


Телевизор, в основном из-за того, что я не привык к нему, может заставить меня выпрыгнуть из кресла и выражать свои эмоции прямо перед экраном (я вырос без телевизора и научился обращаться с ТВ только к 20 годам). Хорошей иллюстрацией опасности отказа от альтернативных вероятностей была встреча Джорджа Вилла, "комментатора" широкого профиля, с профессором Робертом Шиллером (известен публике своим бестселлером "Иррациональный избыток чувств", но более известен специалистам своим замечательным осмыслением структуры рыночной случайности и волатильности, выраженным в четкой математике)

Интервью иллюстрирует деструктивный аспект средств информации, которые стремятся во всем угодить нашему (весьма извращенному) сознанию и склонностям. Мне говорили, что Джордж Вил очень известен и крайне уважаем (т.е. для журналиста). Возможно, он имел некоторую интеллектуальную целостность; однако, его профессия кажется интеллектуальной и интеллигентной только для толпы. Шиллер, с другой стороны, понимает все тонкости случайности; он обучен работать с точной аргументацией, но кажется менее понятным публике, так как предмет его обсуждения сильно противоречит интуиции.

Шиллер говорил, что рынок акций уже давно переоценен. Джордж Вилл продемонстрировал Шиллеру, что если бы люди, прислушивались к нему в прошлом, то они потеряли бы деньги, так как рынок вырос более чем в два раза с тех пор, как он начал говорить, что он переоценен. На такой журналистский, хорошо звучащий (и совершенно бессмысленный) аргумент Шиллер был не способен ответить что-либо, за исключением объяснения, что факт его неправоты в одном отдельном рыночном сигнале не должен иметь чрезмерного значения. Он, Шиллер, будучи ученым, не претендовал на то, чтобы быть пророком или конферансье, из тех, что дают комментарии по рынкам в вечерних новостях

Возможно, это был самый подходящий момент для комментария Йоги Берра о том, что толстая леди еще не спела


Я не мог понять, что Шиллер, необученный сжимать свои идеи в съедобные звуковые байты, делал в таком шоу на ТВ. Глупо думать, что иррациональный рынок не может стать еще более иррациональным. Взгляды Шиллера на рациональность рынка не лишаются законной силы на основании того аргумента, что он был неправ в прошлом. Это один из знатных кошмаров в моей жизни: мои попытки предостеречь кого-то от игры в русскую рулетку на $10 млн. и образ журналиста наподобие Джорджа Вилла, публично меня посрамляющего, говоря, что если бы этот некто прислушался ко мне, то это стоило бы ему потери обеспеченного будущего. К тому же, комментарий Вилла не был импровизированным замечанием; он написал статью, обсуждающую плохой «прогноз» Шиллера.

Такая тенденция делать и менять прогнозы, основываясь на судьбе колеса рулетки, симптоматична для нашей генетической неспособности справляться со сложной структурой случайности. Смешение прогнозов и пророчеств симптоматично для случайностной глупости (пророчество относится к правым столбцам таблицы 1, а прогноз эквивалентен левому столбцу)


Поверженный в дебатах

Очевидно, идея альтернативной истории не дает интуитивного ощущения понимания и удовольствия, которое всегда появляется там, где публику развлекают. Я по этому поводу скажу только, что исследователи мозга верят, что математические истины оказывают очень малое влияние на наше мышление, особенно когда оно приходит к проверке результатов. Большинство результатов в исследованиях вероятности полностью контринтуитивны. Тогда зачем спорить с простым журналистом, чей оклад зависит от игры на общепринятой мудрости толпы, на всем понятном «здравом смысле»?

Я напоминаю, что каждый раз, когда я был повержен в публичной дискуссии о рынках кем-то (из разряда Джорджа Вилла), кто, казалось, представлял более приятные и легкие для понимания аргументы, я оказывался (много позже) прав. Я не спорю, что аргументы должны быть упрощены до максимально понятного состояния. Но люди часто путают сложные идеи, которые не могут быть упрощены до съедобного для СМИ состояния, с симптомами запутавшегося разума.

Студентов МВА учат концепции ясности и простоты, которую может понять и человек, ставший менеджером пять минут назад. Концепцию можно применить для бизнес-плана завода химических удобрений, но не для крайне вероятностных аргументов, которые и явились причиной анекдотических доказательств того, что МВА идут к тому, чтобы "взорвать" на рынке, так как они обучены упрощать проблемы до пары шагов по их требованию. Я прошу МВА-читателей не обижаться, я сам несчастный обладатель степени.

Берегитесь путаницы между корректностью и понятностью. Общепринятая «мудрость» зачастую благоволит к тем вещам, которые могут быть объяснены немедленно и "в двух словах" - во многих кругах это рассматривается как закон. Посещая французскую начальную школу, я научился переделывать популярный афоризм: «Что легко понять, то несложно выразить» (Слова, которые нужно сказать, приходят без усилий). Читатель может представить себе моё разочарование, когда с изучением случайности ко мне пришло понимание, что наиболее поэтично звучащие афоризмы откровенно неверны.

Заимствованная мудрость может быть порочной. Мне необходимо прилагать огромные усилия, чтобы не попасть под влияние хорошо звучащих мыслей, и я каждый раз напоминаю себе замечание Эйнштейна, что здравый смысл, есть не более, чем собрание заблуждений, приобретенных к 18-летнему возрасту. Более того, то, что звучит разумно в разговоре или на митинге, или, в частности, в средствах информации – подозрительно с точки зрения вероятности.


Вся история науки доказывает, что почти все гениальные открытия в начале были подобны безумию. Попытайтесь объяснить журналисту из "Лондон Тайме" в 1905 году, что время замедляется при путешествии. (Кстати, даже Нобелевский комитет никогда не присуждал премию Эйнштейну за его разработку специальной теории относительности). Или объясните кому-то, не имеющему физического образования, что существуют места в нашей Вселенной, где нет времени


Попытайтесь объяснить боссу в трех словах, что хотя его ведущий трейдер и сделал ему кучу денег, есть более чем достаточно вероятностных доказательств того, что этот трейдер - опасный идиот


Риск-менеджеры

Корпорации и финансовые институты недавно создали странную вакансию, называемую риск-менеджер, который, предполагается, и следит за тем, чтобы корпорация не слишком глубоко вовлекалась в игру с русской рулеткой. Понятно побуждение после нескольких разорений поставить кого-либо, кто будет наблюдать за генератором, точнее русской рулеткой, генерирующей прибыли и убытки. Хотя торговать гораздо веселее, эта вакансия привлекла множество чрезвычайно толковых людей среди моих друзей (включая Жана-Патрика)

Важный и привлекательный факт заключается в том, что средний риск-менеджер зарабатывает больше, чем средний трейдер (особенно, если учесть количество трейдеров, выброшенных из бизнеса). Но их работа выглядит странной по следующей причине - как уже было сказано - генератор реальности не наблюдаем. Риск-менеджер ограничен в своей власти останавливать прибыльного трейдера, опасаясь упрёков «Джордж Вилл и компания» в том, что он не дал трейдеру возможности заработать несколько шекелей акционерам. А с другой стороны, они будут отвечать, если произойдет "взрыв". Что же делать?

Поэтому риск-менеджеры сосредотачивают усилия на проведении политики своего прикрытия, путем выпуска пространного внутреннего меморандума о том, что предупреждения против деятельности, связанной с принятием рисков не полностью обрекают ее на неудачу, иначе они бы потеряли работу. Подобно доктору, разрывающемуся между двумя типами ошибок, положительной ложью (сказать пациенту, что у него рак, когда его нет на самом деле) и отрицательной ложью (сказать пациенту, что он здоров, когда на самом деле у него рак), им приходится балансировать на тонкой нити некоторого неизбежного количества ошибок. Что касается меня, то я решил проблему давным-давно тем, что являюсь одновременно и риск-менеджером и руководителем своих текущих операций


Я завершаю главу описанием центрального парадокса моей карьеры в области финансовой случайности. По определению я иду «против шерсти», поэтому вполне логично, что мой стиль и мои методы не являются популярными и легкими для понимания. Но я управляю деньгами для других, а мир заселен не только пузырящимисяи совершенно непоследовательными журналистами, не имеющими, кстати, денег для инвестиций. Таким образом, я хочу, чтобы инвесторы, в целом, оставались «одураченными случайностью» (чтобы я мог торговать против них), но чтобы существовало достаточно продвинутое меньшинство, чтобы оценить мои методы и снабдить меня капиталом. Мне повезло встретить Дональда Суссмана, который соответствовал образу идеального инвестора. Он помог мне на второй стадии моей карьеры, поддержав учреждение "Эмпирики", моей торговой фирмы.