Geum.ru

Начало формы Конец формы

Вид материалаДокументы

Содержание


Возвращение молодости
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   84

ВОЗВРАЩЕНИЕ МОЛОДОСТИ


Однажды, посоветовавшись с врачом, я решил поднять на Ачишхо группу

пожилых, пятидесятилетних туристов. Бережно, словно за руку, вел я эту

команду. Вышли с рассветом, часто присаживались. Восемь часов занял подъем к

метеостанции - почти вдвое больше обычного, но это был тихий, без

напряжения, подъем людей с утомленными сердцами, отягощенных полнотой,

людей, которым, казалось, давно противопоказаны подобные удовольствия.

И вот мы на Южном кругозоре: радость, что достигли такой высоты, что

под ногами глубина, столько воздуха, что распахнулись такие дали, что синева

ниже горизонта - что слипшееся с небом море... У меня на глазах молодели

лица спутников, разглаживались морщины! Если бы измерить, что убавил и что

возрождал такой поход в их усталых сердцах...

Неделю спустя на базе появилась веселая и дружная самодеятельная группа

- несколько немолодых мужчин и женщин. Лица их светятся какою-то особенной

радостью. Держатся эти люди свободно, непринужденно, как у себя дома, не

идут ни на какие консультации, а вечером уже получают продукты. Что же, сам

Энгель их консультировал, что ли?

- Владимир Александрович, куда это они?

- На Аибгу.

- Сами? Без проводника?

- Они и таи все знают. Это "старые" краснополянцы.

Подхожу знакомиться. Неохотно отвечают, опасаются, что пристану к ним с

советами и запретами. Но я только спрашиваю, я сам хотел бы слышать их

советы.

Да, им есть что рассказать. Они этой же самой группой двадцать лет

назад, в 1914 году, молодые и сильные, поднялись на Аибгу и хоть провели на

ней всего два дня - пронесли с собою воспоминание об той радости через два

десятилетия. Все эти годы лелеяли мечту - вновь и в том же составе пройти па

Аибгу. Решили - и сделали. Утром я их провожаю. Под вечер с тревогой думаю о

них - по Аибге скачут молнии и раскатывается гром короткой грозы.

На следующий день к вечеру туристы возвращаются озаренные, счастливые.

Гроза? Она их даже обрадовала, ведь двадцать лет назад тоже была такая. Да,

они совершили путешествие в свою молодость. Чуть ворчливо шутят, что гора

стала несколько выше и путь к ней удлинился.

За ужином я выспрашиваю у них, что они помнят о Красной Поляне? Таким

ли был Греческий мостик? Как называлась гостиница?

Наутро я тепло прощаюсь с этой славной шестеркой пожилых, но деятельных

и светлых людей и прошу навещать Поляну чаще, чем раз в двадцать лет. Они

уезжают, а я невольно задумываюсь. Как дальше сложится моя жизнь? Кем я

буду? Останусь ли в Красной Поляне, или у меня появятся какие-нибудь новые

цели и планы? Ну что ж! Как бы ни было, а я тоже приду к Поляне, подобно

этим старым ее друзьям. И так же пойду в горы, не прося ничьих советов, и

для меня это возвращение, наверно, тоже будет подлинным возвращением а

молодость.

СТАРИКИ


Как важны для краеведа встречи с живыми свидетелями прошлого, даже вот

с такими, приезжими. А ведь есть старожилы, местные жители, которые,

конечно, знают и помнят значительно больше.

Выясняю, кто жив из греков, переселившихся в Поляну в 1878 году.

Называют фамилии Ксандиновых, Фанаиловых, Халаичевых, Карибовых. Обхожу их

дома. Многие участники переселения уже умерли. В двух семьях нахожу

ветхозаветных старцев, почти впавших в детство и позабывших русский язык.

Представители следующего поколения кое-что помнят со слов отцов и сообщают

мне интересные сведения.

Действительно, ставропольские греки узнали о Красной Поляне от своих

сородичей, живших в Турции, куда переселились краснополянские ахчипсовцы. Но

было это задолго до русско-турецкой войны 1878 года. Учитель Тахчиди

уверяет, что первые ходоки греков - три человека *- разведали Поляну еще в

1867 году. Упоминает при этом, что ходоки застали еще стычки русских солдат

с остатками горцев **. Поляна грекам понравилась, и на ней первыми

поселились семь семейств, всего 42 человека.

Подобные же интервью беру у стариков эстонских поселков.

Семидесятилетний эстонец Ян Нахкур оказывается и памятливым и

словоохотливым, хорошо говорит по-русски. Я едва успеваю записывать его

неукротимые воспоминания.

- Отец приехал на Кавказ из Лифляндии, там у помещика работал. Приехал

своей повозкой. В Ставропольской губернии поселились у станицы Подгорной.

Там плохая вода. Через пять лет переехали на Марух. Но тут беспокойно было.

Жили как в военном лагере - поджоги, грабежи. Бросили мы это место и уехали

в Калмыцкую степь, поселились на Маныче в землянках. Трудный был климат - за

восемь лет четыре года засушливых. Лишь редкие годы собирали большой урожай.

Тут и дошла до нас слава о Красной Поляне.

Послали мы туда трех ходоков - им места понравились. Сады какие, фрукты

сами в рот падали. А лугов! А лесу! А зверя!

Обратились к сочинскому окружному начальнику за разрешением

переселиться, а потом, не дождавшись разрешения, взяли да сами и переехали.

Шли с вьючными лошадьми через перевал Аишха. Путь был тяжелый, заросший.

Останавливались, чинили дорогу и двигались дальше...

Узнало сочинское начальство, что мы поселились, приехало нас гнать.

Пугало отсутствием транспорта, голодом.


* Другие свидетели убеждали меня, что ходоков было семеро.

** Убедительное показание. Действительно, партизанское сопротивление

горцев из племени хакучи продолжалось на Западном Кавказе именно до 1867

года.


Но их упросили и приступили к раскорчевкам. На месте Первой Эстонки

поставили сперва только балаганы...

Рассказывая, старик сообщал множество подробностей - почем была продана

лошадь, скольких рублей не хватало на покупку ружья. Ему тогда было 22 года

- был здоровый и крепкий, "черта не боялся, греков, турок, имеретин

перебарывал".

- Пошел первый раз на охоту - сразу трех медведей встретил, двух убил

наповал. Однажды вчетвером уснули в дозоре, медведь подошел, обнюхал нас и

не тронул. Просыпаюсь - слышу над ухом сопит. Притворился, что сплю, а у

самого сердце сжалось - ну, думаю, конец. Нет, ушел... А в другой раз

устроили навес на деревьях да и заснули, свесивши ноги. Просыпаюсь - за ноги

кто-то задел. Оглянулся - медведь, подбирает под нами рассыпавшиеся с навеса

сливы...

Охотиться не умели. Приспособился я ветер чуять, с подветра к зверю

подходить, так греки-соседи меня за то колдуном объявили - они тогда тоже в

охоте не понимали. А зверя было множество. Помню был день, когда я уложил

девять медведей!

Слушаю эстонца без недоверия, это не тартареновские басни. Старк в

своих записях тоже говорит об обилии зверя в лесах тогдашней Красной Поляны.

- С греками жили мирно, только объясняться было трудно: ни по-эстонски,

ни по-русски греки тогда не понимали. Вместе ходили через горы за хлебом -

то на Псебай *, то в Адлер. Дорога была опасная, несколько раз лошадей

губили.

Кем только не работал молодой эстонец! Две недели в адлерской харчевне

ремонтировал гармоники. Потом по пяти рублей с десятины косил сено. Корчевал

леса, а плугов, лопат, инструмента не было. Еще пустовали земли и на берегу,

но туда не ехали, боялись малярии. Решили из гор ни за что не уезжать.

Занялись свиноводством, получили хорошие урожаи картошки.

- А потом пришли к нам инженеры строить шоссе. Тогда мы, эстонцы,

первыми прошли сквозь ущелье по самой реке по заданию инженера

Константинова. Греки удивлялись - они еще от черкесов слышали, что река тут

течет будто бы сквозь гору, туннелем.


*Станица Псебайская на северном склоне Кавказа в долине Малой Лабы.


Ян Нахкур очень гордился тем, что был одним из главных советников

инженера Константинова.

"Мягкие" части дороги строили русские. На строительство скальных

участков собралось много пришлых турков - до полутора тысяч человек. Их

считали умельцами по части скальных работ и привлекали высокой оплатой - по

восьмидесяти копеек за день. Около пятидесяти человек погибло в ущелье при

взрывах.

- С постройкой дороги настала новая жизнь. Начали делать себе телеги. А

то ведь наши дети не видели колеса! Начали груши сушить, орехи заготовлять,

купцам продавать, хлеба стало много. С царской фермы на берегу купили себе

коров швейцарской породы. Деревья для садов закупили на Сочинской опытной

станции. В девяносто девятом году построили школу, а в одиннадцатом году -

клуб.

Спрашиваю, откуда же средства брались? Оказывается, при хорошем

хозяйстве гектар сада давал доход до двух тысяч рублей.

О более поздних годах старик рассказывает скомканно. Видимо, тут его

смущает политика: в 1920 году часть уехала в буржуазную тогда Эстонию, да и

среди оставшихся не все сразу приняли Советскую власть. Остро проходила

коллективизация. Стреляли в нового учителя, потом пытались его отравить в

отместку за то, что разоблачал случаи охоты в лесу на колхозных свиней (тех

самых, которые самостоятельно пасутся в горах и "дружат" с дикими кабанами -

чем не повод для браконьера пристрелить вместо дикой домашнюю свинку?).

В эти годы одиннадцать хозяйств было раскулачено, в том числе и

хозяйства двух поселян, в прошлом белых стражников. Весной тридцатого года

был как бы отлив, в колхозе осталось всего двадцать восемь хозяйств. А

сейчас опять почти все в коллективе, и "Эдази" работает хорошо.

Новое пополнение моих записей, новые факты, все пополняющиеся страницы

истории края.