Семейно-бытовая культура карачаевцев в XIX начале ХХ века: трансформация нормативной системы

Вид материала

Диссертация

Содержание Научный руководитель: Кагазежев Байзет Схатбиевич Геграев Хаким Камильевич Общая характеристика работы По теме диссертации опубликованы следующие работы Болурова аминат ниязбиевна Нормативной системы

Подобный материал:

• Тема урока: «Россия в начале XIX века», 24.45kb.
• Тематика рефератов по курсу политическая и правовая культура россии в конце XIX – начале, 7.9kb.
• Русская культура в начале XX века, 201.1kb.
• Русская культура в начале XX века символизм. Религиозные течения в философии, 213.43kb.
• Рабочая программа дисциплины Русская культура XIX века Направление подготовки 031400, 277.98kb.
• Программа (по литературе) Раздел, 23.86kb.
• Урок на тему: «Культура тверского края во второй половине XIX начале XX в.», 163.82kb.
• Программа по литературе (базовый уровень), 58.77kb.
• Социально-экономическая трансформация пермского майората строгановых во второй половине, 660.78kb.
• Программа для общеобразовательных и профильных негуманитарных классов (базовый уровень), 101.94kb.

На правах рукописи


БОЛУРОВА АМИНАТ НИЯЗБИЕВНА


СЕМЕЙНО-БЫТОВАЯ КУЛЬТУРА

КАРАЧАЕВЦЕВ В XIX – НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА:

ТРАНСФОРМАЦИЯ

НОРМАТИВНОЙ СИСТЕМЫ


Специальность 07.00.07 - Этнография, этнология, антропология


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук


НАЛЬЧИК – 2008


Диссертация выполнена на кафедре истории России Карачаево-Черкесского государственного университета им. У.Д. Алиева


Научный руководитель: Кагазежев Байзет Схатбиевич

доктор исторических наук, профессор


Официальные оппоненты: Бгажноков Барасби Хачимович

доктор исторических наук, профессор

Кабардино-Балкарский институт

гуманитарных исследований

Правительства КБР и КБНЦ РАН


Геграев Хаким Камильевич

кандидат исторических наук, доцент

Кабардино-Балкарский государственный

университет


Ведущая организация: Институт этнологии и антропологии

им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН


Защита состоится «27» июня 2008 г. в 12 часов на заседании диссертационного совета Д 212.076.03 по историческим наукам при Кабардино-Балкарском государственном университете им. Х.М. Бербекова по адресу: 360004, КБР, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова (г. Нальчик, ул. Чернышевского,173).


Автореферат разослан «___» мая 2008 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета,

кандидат исторических наук, доцент М.И. Баразбиев




ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность научного исследования определяется целым рядом факторов. Сфера семейной жизни носит дуальный характер, т.е. базируется на основах как материальной (семейное имущество и личное имущество ее членов), так и духовной. К последней относятся религиозные установки, связанные с семьей и семейным бытом, морально-нравственные устои, ценностные ориентации, эстетические воззрения и т.д. Если материальный компонент семьи проявлял динамику и в целом способность к адекватной рефлексии на внешнее культурное (в широком смысле) воздействие, то духовный компонент во все времена демонстрирует известную устойчивость к таким воздействиям, а нередко и консервативность. В этой связи можно отметить исключительную живучесть элементов архаики в семейно-брачной сфере. В начале XXI века у карачаевцев браки диктуются, как правило, «сословными предпочтениями», принадлежностью к «знатному роду». Данный фактор имеет весьма болезненное влияние на значительную часть населения Карачаево-Черкесии; по причине принадлежности лиц, вступающих в брак, к разным по былой сословной принадлежности фамилиям (тукъум айырыу), возникают межродовые конфликты. Выявлению конкретных причин данной проблемы отводится определенное место в настоящем исследовании, но в целом речь идет о достаточно мощной инерции старого, сословно-кастового мышления, «актуальном» реликте ментальности феодальной эпохи. Так как отмеченное явление имеет конфликтогенную природу, оно не может не учитываться в прикладном порядке, например, в государственной национальной политике в данном субъекте РФ. Такие этнографические реалии до сих пор не получили внятного объяснения: во-первых, почему упомянутые ментальные реликты древней нормативности оказались столь живучи, а во-вторых, почему они столь живучи оказались именно у карачаевцев? Как нам представляется, без основательного изучения традиционного уклада семьи и семейного быта карачаевцев, на все эти вопросы дать ответы практически невозможно.

Объектом исследования является нормативная культура карачаевцев – тюркского по языку северокавказского этноса, в жизни которого и в настоящее время имеет место довольно яркий сплав разновременных традиций, мотивирующий настоящее исследование.

Предметом исследования выступает комплекс норм, регулировавших как обрядовую сторону семейной жизни, так и правовой уклад карачаевской семьи в XIX - начале ХХ вв. Следует отметить, что речь идет не просто о содержании нормативной номенклатуры, а ее системности.

Основной целью исследования является, как и следует из его наименования, определение качественного видоизменения (трансформации) нормативной основы семьи в рассматриваемый период. Данное обстоятельство обуславливает необходимость решения следующих задач:

 выявление социальных масштабов, институциональной глубины эволюции нормативно-правового уклада;

 определение степени воздействия такой системной трансформации на основы правосознания;

 выяснение диапазона внешних и внутренних факторов (условий и причин), влиявших на эволюцию компонентов нормативной базы семьи;

 обозначение путей и форм трансформации системы регуляции семейных отношений;

 анализ и систематизация собранных автором в 1999-2007 гг. полевых этнографических материалов, обозначение выводов, сделанных на основе проведенной аналитической работы.

Географические рамки исследования ограничены исторической территорией Баталпашинского уезда (отдела) Кубанской области на момент его создания в 1871 г. Его южной частью являлась территория современной Карачаево-Черкесской Республики.

Хронологические рамки работы охватывают все XIX столетие и начало ХХ-го (что диктуется отсутствием достаточной источниковой базы для характеристики предыдущих столетий), причем, в качестве верхнего хронологического рубежа определен 1917-й год. Добавим, что в случаях, необходимых для сравнительно-сопоставительных оценок, мы обращаемся к материалам и более позднего времени.

Степень изученности темы. Наиболее ранние сведения по теме настоящего исследования содержатся в данных Г.-Ю.Клапрота (1807-1808 гг.), опубликованных в сборнике «Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XVIII вв.» (Нальчик, 1974). Отдельные вопросы затрагиваются в работе С. Броневского «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе» (М.,1823), а также в недавно переизданной работе И.Ф. Бларамберга «Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа» (1999). Во фрагментарном виде отдельные аспекты семейной культуры карачаевцев затрагивало немало дореволюционных авторов, большинство из которых не были профессиональными исследователями. Поэтому, в работах, В. Сысоева¹, ранних публикациях А. Дьячкова-Тарасова² и некоторых других авторов имеются спорные положения. Тем не менее, в работах указанных авторов, а также статьях М. Алейникова (1880)³ , В.Я. Тепцова (1892)⁴ , Н.С. Иваненкова (1908)⁵ , И.С. Щукина (1913)⁶ имеются материалы, помогающие современным исследователям в попытке осветить правовой уклад. Из дореволюционных авторов, пожалуй, самое обстоятельное исследование (в формате статьи) об обычном праве карачаевцев принадлежит этнографу Б.Вс. Миллеру, который приводит весьма интересный материал по функционированию тех или иных положений адата и шариата в правовом быту карачаевцев⁷. Он делает акцент на описание в основном патриархальной семьи и деспотического, по сути, управления ею, но обходит вопрос об эволюции семейного права (очевидно, исследователь и не ставил целью осветить эту тему). Определенную ценность – также в плане не концептуальном, а фактологическом – представляют собой статьи о карачаевцах еще одного дореволюционного этнографа – Г.Ф. Чурсина⁸.

Частично проблемы семьи и семейного быта затрагивались и первыми советскими исследователями 1920-1930-х гг., прежде всего – в работах У.Д. Алиева⁹ и И.Х.-Б. Тамбиева¹⁰. Данные авторы, исходят из «классовых позиций» в освещении и трактовке исторического материала, но, тем не менее, приводят интересные фактические материалы, в целом не анализируя нормативный аспект рассматриваемой темы.

Тема семьи и семейного уклада в изданиях первых послевоенных десятилетий в той или иной степени затрагивалась, в частности, в сборнике очерков Х.О. Лайпанова (1957 г.), в 1-м томе «Очерков истории Карачаево-Черкесии» (1968 г.), в развернутом очерке известного этнографа-кавказоведа Л.И. Лаврова «Карачай и Балкария до 30-х годов XIX в.» (1969), а в еще большей степени – в историко-этнографическом очерке «Карачаевцы», который вышел в г. Черкесске под редакцией Л.И. Лаврова (1978), и в эту работу отдельной главой вошел раздел «Семья и семейный быт» (авторы И.М. Шаманов и В.П. Невская). В ней имеет место противопоставление семейного быта «светлой» советской эпохи «темному» дореволюционному укладу жизни, осуждение религиозных устоев и т.п., но в целом добротно выполненная работа вполне отвечала тогдашним требованиям академической науки. Очерк, судя по всему, не ставил задачей рассмотрение комплекса норм и в целом регуляционного инструментария семейной сферы жизни - эта проблема осталась за рамками книги.

Из современных этнографов весомый вклад в изучение семьи и семейного быта внес И.М. Шаманов, опубликовавший развернутые статьи фундаментального характера «Брак и свадебные обряды карачаевцев в 19 – нач. 20 вв.» (1979), «Обряды и поверья карачаевцев, связанные с рождением ребенка» (1980)¹¹. В них проявлена научная добросовестность, скрупулезность и дотошность, позволившие изыскать, систематизировать и ввести в научный оборот широкий круг источников, включая и полевые материалы. Но, как свидетельствуют и сами названия работ, они также не выходят за пределы исследования обрядности как таковой, а потому в них и не был рассмотрен нормативно-регулятивный аспект соответствующих циклов.

В освещении обрядового аспекта рассматриваемой темы определенную роль сыграли работы Я.С. Смирновой, в особенности ее монография «Семья и семейный быт народов Северного Кавказа» (1983 г.). Видимо, сама масштабность этой основательной работы не позволяла исследователю равномерно осветить все стороны сложной и объемной темы. Тем не менее, научная и методологическая значимость указанной монографии остается непреходящей.

Схожесть, а во многом и идентичность, правового уклада карачаевцев и балкарцев делают ценными для рассматриваемой темы работы М.Ч. Кучмезовой, в том числе и ее монографическое исследование «Соционормативная культура балкарцев: традиции и современность» (2003).

В постсоветский период отдельные аспекты семьи и семейного быта карачаевцев становились объектом исследовательских усилий; это, в частности, интересные работы по теме искусственного родства (М.Д. Боташев)¹², детского цикла рубежа XIX-XX вв. (Л.Х. Боташева)¹³, которые внесли положительный вклад в предысторию освещения проблем в нашей работе. Некоторые вопросы семейного быта в связи с генезисом этнокультурного сознания отражены в работах И.И. Маремшаовой «Основы этнического сознания карачаево-балкарского народа» (2000), «Балкарцы и карачаевцы в этнокультурном пространстве Кавказа» (2003).

Тема традиционного семейного быта карачаевцев затрагивается и в отдельных работах турецких авторов, в т.ч. проф. Яшара Калафата и доктора социологических наук Уфука Таукула¹⁴, однако они основываются на исследованиях российских авторов (этнографа И.М. Шаманова, фольклористов Р.А.-К. Ортабаевой, Т.М. Хаджиевой и др.) и, таким образом, лишь воспроизводят доступные нам материалы. В целом можно с полным основанием утверждать, что в турецком карачаеведении к настоящему времени нет ни одного внесенного в этнографический научный оборот нового материала, который был бы результатом научной деятельности турецких исследователей.

Научная новизна заключаются в том, что:

во-первых, впервые в отечественной этнографии исследуется нормативная система семьи и семейного быта карачаевцев, в т.ч. и в аспекте ее эволюции;

во-вторых, на основе полевых генеалогических исследований делаются обобщения по дореволюционной брачной статистике карачаевцев, позволяющие делать выводы относительно ситуации в их брачной сфере на протяжении нескольких поколений в частности;

в-третьих, на основе полевых материалов приводится более-менее широкий магический инструментарий, применявшийся карачаевцами не только в детском цикле (охранительная и лечебная магия), но и в деле регуляции внутрисемейных отношений.

Практическая значимость исследования обусловлена тем, что оно может быть использовано в процессе написания работ по семейно-правовой культуре народов Центрального и Северо-Западного Кавказа (в т.ч. в энциклопедических справочниках, учебных пособиях и др.); в научном планировании историко-этнографических изысканий в региональных и межрегиональных гуманитарных исследовательских учреждений и ВУЗов Юга России; при аналитических разработках по культурному развитию для государственных и международных учреждений (напр., ЮНЕСКО), при разработке законов, учитывающих этнокультурную специфику (традиции, ментальность и т.п.) коренных народов Северного Кавказа.

На защиту выносятся основные положения:

1) семейно-бытовая культура карачаевцев не была однородным явлением: в ней, с одной стороны, бытовали компоненты, носившие общеэтнический характер, а с другой – имело место наличие сословных субкультур, у каждой из которых была своя специфика как в ментальном, идеологическом, так и в нормативном планах;

2) трансформация нормативной основы семьи была обусловлена несколькими детерминирующими факторами, в первую очередь утверждением шариата как в быту, так и в нормативной системе брачно-семейной сферы, притом, что “шариат не препятствовал существованию иных правовых традиций, допускал интерпретацию правовых норм своей системы в соответствии с условиями жизни мусульман, их обычаев и интересов”¹⁵;

3) в отличие от правовой нормативной сферы семейной культуры, в области обрядовых норм наблюдался консерватизм; это обусловлено тем, что право регулируется публичными (в нашем случае – государственными) институтами, а обряд – условно говоря, ментальными, более устойчивыми к переменам;

4) важнейший фактор – вхождение в Российскую империю, который нес с собой европеизацию некоторых сфер жизни, в т.ч. не только семейного быта, но и семейной регуляции; это позволило горцам существенно обогатить свою семейно-правовую культуру;

5) к началу ХХ в. семейно-бытовой уклад карачаевцев в целом был более-менее приспособлен к рыночным отношениям, в которые интенсивно вовлекались и горные регионы Юга России; именно приобщение к всероссийскому рынку способствовало ускоренному распаду патриархальных норм и утверждению малой семьи;

6) к рубежу XIX-XX вв. (когда у карачаевцев доминировала малая семья) возросла важная социорегулятивная роль женщины у горцев;

Источниковедческая база работы представлена архивными и этнографическими материалами, а также опубликованными источниками. В частности, в процессе работы нами использовались материалы Государственного архива Краснодарского края – материалы Фонда 454 (Канцелярия начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска), Фонда 774 (Канцелярия помощника начальника Кубанской области по управлению горцами).

Основными опубликованными источниками по карачаево-балкарскому праву стали недавно переизданные (впервые с царских времен) сборники адатов Ф.И. Леонтовича¹⁶, а по фольклору – сборники, изданные в Черкесске и Нальчике (1987, 1994, 1996, 1999)¹⁷.

Отдельные историко-этнографические и фольклорные материалы по рассматриваемой теме приводятся в работах В.П.Невской (1960)¹⁸, К.М. Текеева (1989)¹⁹, Х.Х. Малкондуева (1990; 2001)²⁰, М.Д. Каракетова (1995)²¹, С.М. Акбаева²², в упоминавшихся работах И.М. Шаманова, а также Б.Х. Бгажнокова, Х.М. Думанова, Г.В. Смыра, С.Х. Мафедзева.

Большое значение в качестве источников для данного исследования имеют полевые этнографические материалы, собранные нами в 1999-2007 гг. в населенных пунктах различных районов Карачаево-Черкесской Республики – Карачаевского (а. Кумыш, Карт-Джурт, Хурзук, Каменномостское), Усть-Джегутинского (а. Сары-Тюз), Зеленчукского (а. Кызыл-Октябрь, а. Кобу-Башы, с. Даусуз), Урупского (ст. Преградная), городах Черкесске, Карачаевске, Усть-Джегуте, а также в Ставропольском крае (карачаевская община г. Кисловодска).

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационной работы изложены автором и обсуждены на ряде научных форумов, в т.ч. на международных конференциях и конгрессах «Дни науки» (Белгород,2005), «Антропология детства» (Ставрополь, 2006), «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру» (Пятигорск, 2007), всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы в России» (Кузнецк,2007), региональных конференциях (2003-2006).

Структура диссертации состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, списка сокращений и приложения.


Основное содержание работы

Во введении дается обоснование актуальности избранной темы, ставятся цели и задачи диссертации, выявляется степень ее изученности, характеризуется методологическая основа исследования, а также научная новизна и практическая значимость. Представлен подробный обзор литературы по основным направлениям, имеющим отношение к теме работы.

В первой главе «Семейное право: традиции и инновации» отмечается, что правовая культура формируется на протяжении всего времени его существования, поэтому естественна многопластовость семейного права любого этноса. У карачаевцев, как и у их соседей, можно условно выделить несколько компонентов нормативной системы семейной жизни, восходящих к архаической языческой эпохе, к христианским истокам, к периоду исламизации региона.

Параграф первый данной главы «Основы брака по адату и шариату: правоприменительный опыт» рассматривает, что до утверждения шариатских норм в традиционном карачаевском обществе бытовали две формы брака – договорной (сёз тауусуу) и умыкание (къачырыу). Вплоть до начала ХХ в. в договорном браке сохранились архаичные разновидности: левират (от лат. levir “деверь, брат мужа”), когда вдова выходила замуж за брата покойного мужа, и сорорат (от лат. soror “сестра”), когда вдовец женился на сестре покойной жены. Примеры иллюстрируются полевыми материалами. Рассматривается и третья разновидность договорного брака – «нареченный», когда дете й обручали еще в малолетстве (при этом, соглашение стариков имело «по адату юридическое значение: когда дети подрастут, обязательство ими расторгнуто быть не может» (Б.Вс. Миллер)²³.

В доисламский период договорной («калымный») брак был, по сути, покупным браком, который, по мнению исследователей, возник в одну историческую эпоху с умыканием, но «с той лишь существенной разницей, что если брак покупкой уже в древности утвердился в качестве общепринятого правового института, то брак похищением никогда не был законным и широко распространенным способом заключения брака»²⁴.

Умыкание было слишком конфликтогенным явлением, чтобы быть популярным; оно считалось оскорблением всей фамилии, которая так или иначе вовлекалась в противостояние. Похищенная девушка помещалась у родственников, где находилась до примирения и выработки условий относительно калыма; в таком случае, как правило, она через несколько дней или через неделю переходила в дом мужа (В.М.Сысоев). Этнографами выделялось три вида умыкания: а) действительно насильственное похищение; б) похищение уводом с согласия девушки, но вопреки воле ее родителей); в) похищение уходом по взаимному согласию обеих сторон (фиктивное похищение)²⁵.

У дореволюционных авторов нет однозначного взгляда на распространенность умыкания у карачаево-балкарцев: если И. Леонтьев (1897 г.) осторожно сообщает, что «иногда невест похищают»²⁶, а Б. Миллер (1902 г.) пишет об умыкании как «до сих пор еще распространенном» явлении, то В. Сысоев (1913 г.) утверждает, что «жених обыкновенно похищает намеченную девушку». Мы разделяем мнение, что к началу ХХ в. доминировали браки, совершаемые «по свободному соглашению вступающих в него и их родителей»²⁷. Это было непосредственным результатом шариатского реформирования правового уклада карачаевцев.

В брачной практике свободных сословий карачаевцев (как, в принципе, и балкарцев) существовал целый ряд условий, диктовавшихся адатными нормами:

- господствовал экзогамный принцип, запрещавший браки с представителями одного рода;

- доминировал приоритет старшего (тамадалыкъ сакълау), предусматривавший строгую очередь по возрастному старшинству в замужестве сестер и женитьбе братьев (младший не вступал в брак раньше старшего);

- браки диктовались ярко сословным принципом.

Семейную судьбу лично зависимых сословий решали их владельцы, хотя права крепостных крестьян (джоллукъул) в той или иной степени регулировались адатом (суммы калыма у них крепостных были определены еще до шариатской реформы 1807 г.)²⁸. В отличие от крепостных крестьян, семейные права домашних рабов (джолсузкъул, мужчина - къазакъ, женщина - къарауаш) регулировались исключительно волей владельца.

После смерти мужа вдова с детьми, как правило, оставалась в его доме на правах хозяйки, а родственники мужа должны были оказывать помощь осиротевшей семье. Правда, бывало и так, что такая помощь не оказывалась, в случае чего женщина получала негласное право изменить фамилию своих детей. Так образовалось несколько карачаевских фамилий, наименование которых происходит от имени прародительниц (Эркеновы, Долаевы, Батдыевы, Абайхановы).

К началу ХХ в. бракосочетание требовало наличия нескольких условий, которые в основном были продиктованы шариатскими нормами:

1) согласие вступающих в брак, а также их родителей или опекунов;

2) существовали и возрастные требования, исходившие из тогдашнего понимания половозрастной зрелости (мужчина мог жениться с 18-ти лет, хотя обычно вступал в брак не ранее 22-23 лет, а чаще всего – из-за калымных тягот – и еще позднее; девушка могла вступать в брак по достижении 15-ти лет (В. Сысоев), но это случалось не ранее 16-17-ти лет (И. Леонтьев), а то и 18-19-ти (И.С. Щукин); в целом же «у карачаевцев не принято было жениться или выходить замуж слишком рано» (И.М. Шаманов);

3) необходимо было пройти через некях – шариатскую форму бракосочетания, предусматривавшую непременное заключение брачного договора (в этнографической современности карачаевцев обряде жених и невеста непосредственно не участвуют, их заменяют представители их семей, выступающие свидетелями с обеих сторон); мулла (эфенди) оформлял брачный договор письменно, после чего проводил ритуальную часть бракосочетания; по совершении некяха жених должен был внести, как правило, не менее 1/3 части “калыма” (махра). Между совершением некяха и свадьбой мог быть временной интервал: 4-6 месяцев (И. Бларамберг) и даже год (Н.Грабовский);

4) необходима была способность обеих сторон к деторождению;

5) требовалось исполнение брачующимися обрядов ислама;

6) непременным условием была девственность для впервые вступающих в брак;

7) наличие у мужчины одновременно брака не более, чем с 4-мя (включая данную) женщинами, для женщин – только одним мужчиной.

Шариат нанес сильный удар по древнему и, бесспорно, ущербному адатному обычаю калыма (кар.-балк. къалын) – выкупа, который уплачивался женихом семье невесты. Вместо этого вводился махр – простой свадебный дар жениха невесте, который по инерции продолжал именоваться «калым». Еще этнограф-кавказовед А.П. Ипполитов (1868 г.) отмечал, что «на мусульманские калымы европейцы смотрят чрезвычайно ошибочно», считая его «платою, даваемую женихом отцу или родственникам девушки за свою невесту, ее за какую-нибудь вещь». Такой стереотип неверен, пишет ученый, так как «калым... составляет обеспечение всей ее будущей жизни», являя собой «исключительно ее собственность». На примере черкесов еще ранними советскими этнографами отмечалось, что именно по влиянием ислама калым из «платы за рабочую силу, переходящую от одного хозяйства к другому» превратился в предбрачный дар; он упреждал злоупотребление мужчиной своего права развода²⁹.

Выдающуюся роль в реформировании правовой культуры целого ряда народов Центрального Кавказа – кабардинцев, балкарцев, карачаевцев и, видимо, абазин – сыграли “шариатисты” Исхак-эфенди Абуков, Адиль-Гирей Атажукин и их единомышленники среди мусульманского духовенства этих народов. Они повели наступление на калым, разорительные суммы которого вызывали наибольшее недовольство практически всех горских сословий. Для решительных мер был использован удобный и весомый повод – эпидемия чумы начала XIX века. Именно под воздействием “шариатистов” 10 июля 1807 г. на сходе представителей Кабарды и горских обществ Балкарии («на народном собрании кабардинцев и балкарцев») было принято т.н. «Народное условие» – свод новых правовых норм, в т.ч. и тех, которые регламентировали сферу брачно-семейных отношений не только в Кабарде и Балкарии, но и в Карачае. Эти нормы фиксируются в своде карачаево-балкарских адатов, собранных кн. Голицыным в 1844 г., в которых утверждены и шариатские нормы.

Конечно, калым не мог быть изжит в одночасье и бытовал по инерции несколько десятилетий, но, тем не менее, прогрессивная часть мусульманского духовенства стремилась к всемерному ослаблению калымных тягот. Было установлено, что «по шариату калым не должен превышать 300 руб.» для всех сословий. Это было многократным облегчением бремени, по сути, эти 300 руб. составляли уже не калым, а махр – брачный дар жениха невесте, который предписан самим Кораном (4:3, 29-30).

Шариат запрещал брак – выход мусульманки замуж за иноверца, но мусульманам разрешалось брать в жены женщин из ахль аль-китаб (“людей писания”), т.е. христиан и иудеев.

С утверждением шариата женщина получила то, чего лишена была по адату:

а) право на развод; шариат привнес развод хуль, который инициируется женой (сб. хадисов: «Сахих аль-Бухари»);

б) обязательность согласия девушки на брак (еще авторами XIX в. отмечается: “согласие девушки на выход в замужество требуется непременно” и это “составляет требуемую мусульманским законом форму”³⁰; по словам Б.Вс. Миллера, у карачаевцев шариат «сделал значительную брешь» в прежнем, по сути, деспотическом праве отца единолично «распоряжаться рукой дочери»);

в) статус субъекта наследственного права;

г) право участвовать в судебном процессе согласно Корану /24:8-9/ (по адату же, в суде «женщина не может быть свидетельницей»).

Вполне естественно, что горянки стали самыми активными приверженцами шариата в ущерб изжившей себе и притеснявшей их адатной системе. Это было хорошо подмечено этнографами и до революции; как пишет Б.Вс. Миллер, в Карачае женщина для защиты своих прав «прибегает к шариату и заступничеству суда», чего не могло быть при господстве адата.

Следующим этапом развития брачно-семейного права стало приобщение к нормативной системе Российской империи. Царское правительство стремилось упорядочить регистрационную службу в среде новых подданных. В 1828 г. приняты «Правила о магометанских метрических книгах», где имело место «фактическое признание за религиозными лицами и Духовным собранием приоритета в решении семейно-брачных дел». Тогда же был издан указ «О введении в употребление метрических книг по Оренбургскому Духовному Магометанскому управлению», к духовной юрисдикции которого несколько десятилетий были отнесены мусульманские общины Северного Кавказа.

В царское время брачные споры решались не только в судебных учреждениях сельских общин, но и в вышестоящих шариатских инстанциях. Таковой был кадий (кар.-балк. къады) – глава мусульманского духовенства Карачая и одновременно высший шариатский судья (глава судопроизводства по шариату). Как правило, спор между разводящимися, по традиции, родичи старались не доводить до суда, чтобы «не позорить тукум». Поэтому абсолютное большинство разводов происходило без излишней, вызывающей общественный резонанс огласки. Женщина со своим имуществом (включая и махр) возвращалась в отчий дом. Напомним, что для развода по-мусульмански достаточно при двух свидетелях троекратно произнести слово талакъ, букв. - «развод».

Автор освещает нормативный аспект материальной основы семьи и отмечает, что функционирование семьи в качестве социальной ячейки и развитие традиционных норм брачно-семейной жизни в рассматриваемое время происходило на фоне целого ряда объективных условий, причем определяющую роль в генезисе семейной культуры играл социально-экономический фактор. При этом указывается на то, что малоземелье в нагорной части региона способствовало не только раннему возникновению здесь частной собственности (это отмечено кавказоведами), но и связанного с нею самостоятельного частнособственического комплекса нормативно-правовой культуры горцев.

Во втором параграфе «Семья в нормативной системе родственных групп» отмечается, что практически каждая карачаевская семья состояла в том или ином родственном объединении, которые в традиционном обществе были представлены тремя уровнями: каум (къауум) – союз нескольких родов, т.е. тукумов (тукъум), которые, в свою очередь, подразделялись на внтуриродовые кланы – атаулы (атауул). Это налагало соответствующие права и обязанности и, следовательно, порождало соответствующую регулятивную (нормативную) область. Немало семей принимало в свой состав иноплеменников, однако, по старым адатам, «пришлые чужеземцы не могли основывать новые фамилии, они могли лишь быть принятыми в состав одной из коренных карачаевских фамилий». Это оформлялось через обряд прохождения «под палкой». В данном разделе излагается фамильный состав 9-ти каумов (Адурхайлары, Будиянлары, Наурузары, Трамлары, Шатибеклери, Хустослары, Чибишлери, Лебусхалары).

Род-тукум играл в судьбах семей значительную роль. В Карачае ранее «каждый род имел свой родовой суд из стариков», всякий карачаевец был «обязан защищать интересы своего сородича». Через систему родовых институтов тукум обладал правовым комплексом санкций в отношении своих членов, виновных в семейно-родовых правонарушениях. В данной сфере страшным преступлением считалось убийство родича – не члена семьи, следствием которого было то, что убийца лишался всяких прав, от него отрекался весь род, он объявлялся вне закона: или изгонялся из общины, или его попросту продавали на сторону. Решение о наказании принималось советом стариков всех семейств тукума. Если же убийство происходило в пределах семьи (напр., если отец убивал сына или наоборот), то в таком случае никто не имел права требовать выкупа, и убийца практически никакого наказания не нес, исключая имущественные санкции: в случае отцеубийства сын лишался наследства, а сыноубийца не мог наследовать убитому сыну. В случае убийства одного из родных братьев другим дело последнего могло передаваться на рассмотрение народного судилища (тёре). Большим позором для семьи и рода считались преступления против нравственности, в частности – прелюбодеяние, которое не допускало выкупа: преступник или подвергался кровной мести, или изгонялся из рода и общины в целом. Он мог избегать наказания, становясь молочным братом обесчещенной (в 1880-х гг. в ауле Учкулан виновник прибежал к матери своей жертвы и, припав к ее груди, заявил: «ты будешь моей матерью, а твоя дочь – мне сестрой»). По данным сказителя А.А. Узденова, за безнравственное поведение обоих виновников или бросали в яму (зийдан), или, измазав их лица сажей, усаживали на осла, связав вместе спинами, и водили по улицам. К 1814 г. относят наказание за такое поведение некоей женщины по имени Джаухарат, которую бросили в зийдан. Каждый проходящий бросал в яму камень, пока яма не заполнилась. После этого девочек не нарекали ее именем, а проходя мимо её дома, говорили «астагъфируллах!» (прости, Аллах!).

Следует отметить, что до окончательного утверждения шариатских норм в Карачае бытовали внебрачные отношения, которые, тем не менее, прелюбодеянием не считались. Внебрачные связи были распространены не только у лично зависимых категорий населения, но и у всех остальных сословий – в виде института наложниц и любовниц (тос къатын), фиксируемый и в фольклоре. Через такие внебрачные институты у карачаевцев, как и у ряда других кавказских горцев, фактическая полигамия бытовала задолго до внедрения шариатских норм, но не была упорядочена в нормативном плане. В этой связи шагом вперед явилось известное кораническое разрешение иметь до четырех жен, хотя оно обуславливалось сложностью выполнения коранических же условий (поэтому у всех мусульманских народов господствовал моногамный брак).

К рубежу XIX-XX вв., по мнению Б.Вс. Миллера, «родовая традиция, сознанье общего происхождения от одного родоначальника», стала иметь для карачаевцев «более теоретический интерес». Тем не менее, исследователь признаёт, что сохранились элементы родового сознания («преданья о том, как раньше слагались отношения между родичами») и «несколько обычаев». К их числу относятся:

а) запрет на браки между представителями одного рода; по адату, у узденей родственница по тукуму по отцовской линии на 10-15 поколений считалась «сестрой любого члена рода и между ними строго запрещался и запрещается брак» (И.Х.-Б. Тамбиев); у князей разрешались браки между членами одного тукума, но запрещались браки между представителями одного внутритукумного клана – атаула (атауул) и близких кланов (например, между атаулами Мударлары и Сосранлары фамилии князей Крымшамхаловых);

б) при продаже земли преимущественным правом покупки пользовались сородичи, и только при отказе последних земля могла быть приобретена другими лицами.

Горцами были выработаны многообразные формы приема инородцев в семью (род). В «сильные фамилии» Карачая стремились быть приняты лица, переселившиеся из других регионов. Выгода от приема в семью (род) была взаимной: переселенец получал защиту, а принявшая его семья увеличивала число своих защитников и рабочих рук. Как правило, процедура приема в семью или род осуществлялась посредством ритуала прохождения присяги через обрядовую палку, результатом чего являлось присяжное, или т.н. «палочное братство» (таякъ къарнашлыкъ) . Именно посредством «палочного породнения», например, в кауме Будияновцев оказались Тамбиевы, а в кауме Шатибековцев – Тохчуковы, которые не относились к числу прямых потомков соответственно Будияна и Шатибека, а появились в Карачае, по преданию, от двух отроков, выданных кабардинским князем карачаевцам в качестве компенсации за двух погибших детей сообщества Карчи. Иногда переселенец входил в ту или иную семью, а через нее – в тот или иной тукум или каум посредством женитьбы на его представительнице. «Так сделали, например, переселенец из Кумыкии, родоначальник нынешней фамилии Магаяевых, о котором архивный документ пишет: «выходец из Кумыкской плоскости и женился на дочери одного из Магометовых, почему причисляет и себя к Магометовым (здесь и ниже курсив мой - Б.А.)». Предок карачаевской ветви Калахановых, также «выходец из Кумыкской плоскости», женился на дочери одного из Казиевых, после чего «считает себя заодно с ними». Аналогичный случай – с неким Мухмудом сыном Хаджи-эфенди Ахмата: «его отец выходец из Кумыкской плоскости и в Карачае оставил детей, а сын его Махмуд женился на дочери Алибия Боташева, почему и причисляет себя к Боташевым»³¹. Одной из древнейших форм приема в семью было молочное породнение. О его значимости свидетельствует сам факт того, что оно прочно вошло в карачаево-балкарскую версию нартского эпоса.

В третьем параграфе «Регуляция семейного жизнеобеспечения» рассматриваются следующие элементы системы семейной жизни: а) управление семьей; б) экономическая основа семьи; в) сезонная миграция; г) имущественный комплекс: правовой статус.

Во второй главе «Семейная обрядность: нормы возрастных и казуальных циклов» выделяется несколько групп обрядов и обычаев, из которых нами будут ниже рассмотрены детский, брачный и некоторые обряды казуального характера.

В первом параграфе «Нормы детского цикла» выявляются пласты разного времени происхождения и разных конфессиональных истоков (языческого, христианского, мусульманского). Они выражены в целом ряде образов-персонификаций духов-патронов и напрямую связанных с ними предметов поклонения (камнях, деревьях и т.п.). Популярным покровителем деторождения и детей выступал женский дух Байрым (ср.: адыг. Мерэм, осет. Маирем), который является реликтом эпохи христианских верований на Северном Кавказе и связан с культом св. Марии. Дерево Джуртда-Джангыз-Терек было прочно связано с детским циклом; бесплодные женщины и женщины в предродовом положении приходили к нему, молясь о ниспослании ребенка и легких родах. С детским циклом был связан и культовый камень Къарачайны-Къадау-Ташы (букв. "Замковый камень Карачай"), который расположен на левобережье р.Кубани чуть ниже места впадения в нее правого притока – р.Худеса. По сей день совершаются ритуальные хождения (зиярат) к "святой воде" (шыйых суу) у "святой могилы" (шыйых къабыр) в селении Хурзук. На дерево у этих сакральных объектов привязываются цветные лоскутки ткани.

Как только становилась очевидной беременность, вступали в силу нормы запретительного и ограничительного характера (запрет будущей матери употреблять в пищу мясо зайца и кролика, убивать змей, насекомых и птиц, раздувать огонь, садиться на сундук, ходить одной за водой после захода солнца, на кладбище, в хлев, сарай и другие места, где, по поверьям, могли обитать злые духи). Для первых родов будущей матери полагалось отправляться в свой отчий дом (данная практика бытует и по сей день).

Интересна номенклатура имен, которыми нарекались дети. О них свидетельствует первый и, пожалуй, единственный посемейный список карачаевских фамилий, составленный в 1868-1872 гг. под руководством Н.Г.Петрусевича. Он содержит имена глав 2050 семейств (из них 895 имен, или 44% основаны на арабизмах, а если учесть иранизмы и арабо-иранизмы (напр., Дахир, Мырза и производные от него антропонимы – Мырзабек, Мырзакул и др.), то "мусульманских имен" – больше половины. Обращает на себя внимание то, что порядка 50% из традиционных тюркских "зоологических" антропонимов составляют названия владык царства зверей: Аслан "Лев", Каплан "Тигр" и производные от них (Асланбек, Аслан-Али, Аслан-Герий, Аслан-Мурза, Асланкир, Асланука, Асланбий, Бий-Аслан, Каплан-Герий). Встречается и "собачье" имя Кучук. До 15% носителей "зоологических" мужских имен были производными от наименований травоядных: Теке – "Козёл" (около половины), Джугутур – "Горный козёл", Карабуга – "Черный бык", Козу – "Ягнёнок", Кочхар – "Баран". Несколько меньше (до 10%) – носители "пернатых" имен (Каракуш – "Черный орел"; Бабуш – "Утка"). Мотивы «зоологического» имянаречения были различны. Например, Саркитовы назвали одного из своих мальчиков "собачьим" именем Кучук потому, что до него в этой семье рождался лишь один ребенок. Это было связано с представлениями о плодовитости собаки. Имена нередко отражали демографическую ситуацию в семье. Так, если часто рождались девочки, то последней по счету девочке давали имя Болду (букв. "хватит, достаточно"), Къызтума ("не рождайся девочкой"), а если дети умирали в младенчестве – Тохтар (остановится).

В своем развитии ребенок проходил определенные этапы, которые маркировались теми или иными обрядами и обычаями: празднества укладывания в колыбель (бешикге салыу), сбривания первых волос ребенка (итлик чачны алыу), одевания первой рубашки (итлик кёлек), появления первого зуба (биринчи тиш), 1-я годовщина со дня рождения ребенка, по случаю чего выпекался ритуальный "годичный хлеб" (джыл гырджын), празднование первого шага ребенка (биринчи атламгъа аталгъан той), обряд одевания «штанов всадника» (ат кёнчек), празднество по поводу первого приезда мальчика на кош, обряд къара таныды, связанный с первым знакомством с грамотой, праздник первого участия юноши в покосе. Этнографами фиксируется в фрагментарном виде обряд, связанный с переходом девочки в разряд девушки, когда она получала право участвовать в сельских и родовых праздниках (той). В тукумах аристократии – акъсюек (букв. «белая кость») существовали обряды, отличавшиеся от обрядов простонародья. Важным компонентом детского обрядового цикла был охранительный комплекс. С приходом ислама детей старались защитить от сглаза наиболее популярными элементами из "арсенала" мусульманской магии.

Во втором параграфе «Эволюция обрядов и обычаев брачного цикла» освещается комплекс обрядовых норм, приводятся выявленные в ходе полевых исследований материалы по мусульманской любовной магии. В рассматриваемое время браки диктовались такой нормой обычаев, как сословное предпочтение. При рассмотрении брачных союзов бывших I-го (аристократии) и II-го (узденство) сословий самым важным показателем выраженности (индикатором) сословных предпочтений выступает не столько женитьба, сколько замужество. И наоборот, при рассмотрении брачных союзов представителей бывшего III-сословия (крепостные и патриархальные рабы) для нас важно не столько замужество, сколько женитьба. Наиболее верным, пусть и несколько рутинным, способом решения данной задачи является изучение массива собранных нами генеалогических материалов в поколенном разрезе, а еще точнее – на протяжении трех поколений подряд.

а) Браки I-го сословия. Совокупность данных по 138 бракам представительниц аристократии дает такие данные:

Таблица 1

Поколения	Годы рожд.	Всего браков	а) сословная принадлежность мужей девушек из группы бий
			I-е	II-е	III-е
1-е	1860/70	20	19 (95%)	1 (5%)	-
2-е	1890/1900	25	24 (96%)	1 (4%)	-
3-е	1920/40	13	6 (46%)	6 (46%)	1 (8%)
Всего		58
			б) сословная принадлежность мужей девушек из группы чанка
			I-е	II-е	III-е
1-е		18	11 (61%)	5 (28%)	2 (11%)
2-е		22	14 (64%)	7 (32%)	1 (4%)
3-е		40	10 (25%)	25 (62%)	5 (23%)
Всего		80
			в) сословная принадлежность мужей девушек из обеих групп
			I-е	II-е	III-е
1-е		38	30 (83%)	6 (16%)	2 (1%)
2-е		46	36 (78%)	8 (17%)	1 (2%)
3-е		53	16 (30%)	31 (59%)	6 (11%)
ИТОГО		138