Geum.ru

Ремесленные и торговые корпорации в раннее новое время (по материалам Реймса)

Вид материалаАвтореферат диссертации

Содержание


Четвертая глава
Подобный материал:
1   2   3   4
Третья глава «Корпорация как социально-экономический институт. Роль семьи» посвящена проблемам регулирования профессиональной деятельности и в целом профессиональной сферы, которые рассмотрены через призму семейных стратегий и посредством обращения к нормам и установкам, затрагивавшим не только мастеров и торговцев, входивших в корпорации, но и членов их семей. Выбор такого ракурса исследования обусловлен определяющей ролью семьи, в Средние века и раннее Новое время являвшейся не просто социальной единицей и социальной нормой, но экономической основой общества.

Наличие семьи было важной социальной характеристикой мастера, а ее отсутствие – существенным недостатком, приводившим к целому ряду профессиональных ограничений. Возможность стать мастером и членом ремесленной или торговой корпорации определялась не только обучением, выполнением шедевра и уплатой вступительного взноса, но и определенными возрастными критериями, которые, как записано в регламентах, соответствовали статусу семейного человека: мастер должен был обладать не только знаниями и званием, но и жизненным опытом, и своей собственной мастерской. Несмотря на неизбежные профессиональные различия, ограничения минимального возраста, принятые в разных ремеслах, были довольно близки, составляя 15-18-20 лет и 22 года. В то же время сопровождавшие их оговорки свидетельствовали, что такой возраст был на грани представлений о норме, принимался обществом с осторожностью и требовал дополнительных подтверждений профессиональной и социальной зрелости.

В работе подчеркивается неразделенность личного и семейного: в массе регулярно повторяющихся правил уставы зафиксировали принципиально первое место, которое благополучие и процветание семьи, стабильность семейного дела занимали в приоритетах членов ремесленных и торговых корпораций, представлявших и отстаивавших не столько свои индивидуальные интересы, сколько интересы своей семьи, настоящие и перспективные. Нормы, обеспечивавшие будущее семьи мастера, есть практически во всех уставах, в гораздо меньшей степени отразивших заинтересованность мастеров в обеспечении с помощью сообщества своего собственного будущего – старости, когда сам мастер уже будет не в состоянии работать (правила помощи немощным членам сообщества записаны в целом ряде регламентов, но далеко не во всех, однако следует учитывать, что это было нормой общежития, издавна существовавшей традицией).

Интересы семьи мастера гарантировали правила, действовавшие в случае его преждевременной смерти, прежде всего, право его вдовы заниматься ремеслом: женщина обеспечивала семью, которая и после смерти мастера, и независимо от наличия у него детей и наследников, и даже в случае их отсутствия продолжала быть «приписанной» к его ремеслу и к корпорации.

Привилегии для детей мастера обеспечивали им облегченное и ускоренное вступление в сообщество и, соответственно, их право заниматься ремеслом отца. На всем протяжении истории корпораций оно было безусловным, но вполне могло быть утеряно (могло стать номинальным) после смерти родителя, что становится особенно очевидным в XVIII в. Чтобы ограничить круг людей, имевших подобные привилегии, и, соответственно, ослабить возросшую конкуренцию, сыновей мастера стали разделять на две категории в зависимости от времени их рождения, соотнесенного со временем получения метризы их отцом. Традиционные привилегии могли получить только те сыновья, которые родились у мастера, уже имеющего метризу. Однако в то же время сын мастера, родившийся после получения метризы его отцом, мог стать мастером уже в 12 лет, пройдя небольшое испытание. Такая возможность зафиксирована всего в двух реймсских регламентах (булочников 1743 г. и портных 1749 г.), а возможность стать мастером, не дожидаясь окончания срока обучения, прерванного смертью отца и учителя, впервые и единственный раз была определена для сыновей мастера в регламенте изготовителей сукна, саржи и шерстяной кисеи 1666 г. Эта уникальная запись отразила ситуацию, регулярно фиксировавшуюся регламентами применительно к обычным ученикам, которые могли после смерти мастера завершить обучение в мастерской вдовы либо у другого мастера. Но если они показывали хорошее знание профессии, могли стать мастерами, не дожидаясь окончания срока обучения – и это очень большая привилегия, известная для обычных учеников только у слесарей (устав 1646 г.), которая была ликвидирована в следующей же редакции устава, в 1708 г.

Некоторые корпорации облегчали доступ в ремесло зятю мастера, приближая его положение к сыну мастера. Со временем от зятя стали требовать «компенсации» за обучение, если он учился в другом городе. Особые привилегии могли получить подмастерья и ученики, женившиеся на вдове мастера, поскольку такой брак способствовал решению одновременно и социальных, и профессиональных проблем49. Если вдова выходила замуж за человека, не имеющего никакого отношения к ее ремеслу, она должна была прекратить работать. Ее новому мужу – постороннему для ремесла человеку – такая женитьба не облегчала доступ в корпорацию.

Женщины могли быть членами ремесленных и торговых корпораций, в реймсских ремеслах они составляли от 3 до 14,5%, в отдельных случаях – 33-55%. Регламенты нерегулярно упоминали о мастерицах50, но в ряде случаев именно их роль и положение в ремесле, несомненно зависевшие не только от профессии, но и от демографической ситуации, политической и экономической обстановки (войны, голодные годы, конъюнктура рынка), приводили к появлению нестандартных формулировок и правил.

Следует подчеркнуть, что данные реймсских источников, проанализированные в этой главе, представляются весьма типичными, отражающими не столько особенности конкретного города, сколько общие установки, характерные для ремесленных и торговых корпораций позднего Средневековья и раннего Нового времени в разных городах и регионах Франции.

Каждый, кто хотел стать мастером, должен был обладать определенным достатком; и чем в большей степени он являлся «чужим» для ремесла, тем больше ему нужно было средств. Тех, кто не соответствовал заданному корпорацией уровню, она «отсеивала» на вступительном этапе. Необходимый уровень достатка определяли две основные составляющие: статус профессии (через стандарты сырья, инструментов и изделий) и притязания ремесленного сообщества (вступительные и периодические взносы, уровень штрафов).

Этому уровню должны были соответствовать также и мастера, но в то же время политика корпораций была направлена по помощь и поддержку полноправных членов сообщества. Она выражалась не только в помощи обедневшим и немощным, но и во множестве превентивных мер, к которым относятся и монопольное право на работу в городе и округе, и разнообразные привилегии в торговле, и всевозможные ограничения для приезжих мастеров и торговцев. Одновременно корпорации ограничивали мастеров, действия которых наносили ущерб другим членам сообщества (устанавливая максимум работников в мастерской и др. способами).

Реймсские ремесленники обладали высокой профессиональной самооценкой: по их мнению, учиться и набираться опыта лучше всего было в самом городе, или в других достойных городах, но ни в одном уставе не встречается требование, чтобы подмастерье обошел разные города и поработал у разных мастеров, лучше осваивая секреты ремесла. Следует учитывать, что в городе вообще было много ремесленников, достаточно, чтобы исключить однобокое представление о профессии и получить разнообразные навыки и умения, не покидая города. Корпорации принимали чужаков, но ограничивали их денежной компенсацией за «нереймское» обучение, признанием или непризнанием обучения в других городах.

Регламенты никогда не определяли каждый шаг мастера и каждую стадию производственного процесса, чаще всего требуя работать «хорошо и честно»; «должным образом»; «так, как надо», что говорит о следовании неписанным нормам и обычаям, передававшимся от мастера к ученику, а никак не письменным правилам. Мастер работал, исходя из собственных представлений и опыта, но его могли проверить, и его самооценка (как для конечной продукции, так и по отношению к процессу работы) могла быть «скорректирована» штрафом. Заявленный критерий «хорошо и правильно» предполагал участие в оценке изделия или процесса работы людей, точно знающих «расшифровку» этого критерия. Это могли быть любые мастера или присяжные: и те, и другие досконально знали ремесло и могли оценить любое изделие, как его «внешние» стороны – видимые и понятные любому человеку, так и «внутренние», доступные только специалистам.

«Внешние» признаки качества изделия – это его вид, размеры, а также особая отметка или клеймо, поставленные мастером или должностными лицами. Клеймо сочетало в себе «внешние» и «внутренние» критерии, указывая на проверенное специалистом соответствие нормам. Такой же цели – чтобы любой мог распознать хорошее изделие и отличить его от плохого – служил появившийся позднее эталон.

К «внутренним» признакам качества относятся правила, касающиеся качества и количества сырья. О распределении сырья между мастерами уставы говорят с позиций «чтобы всем досталось», с ненавязчивым уточнением «всем, кто пожелает». Не пожелавший или не имевший возможности покупать по установленной или принятой цене не мог участвовать в разделе сырья. Должностные лица корпораций были обязаны сообщать о существующих предложениях всем мастерам и вдовам мастеров, за что им не полагалось никакой платы, хотя не устанавливались и наказания за невыполнение или не очень хорошее выполнение этой обязанности.

Корпорации контролировали отдельные этапы работы, уделяя особое внимание технологии в тех случаях, когда от ее соблюдения зависело здоровье потребителя и его материальное благополучие. Контролировать можно было одну (обычно – главную) стадию работы (например, у мясников – качество мяса до разделки туши) или каждый из ее этапов. Это наиболее сложная проверка, она требовала времени и внимания от контролирующей стороны и задерживала работу мастера. Поэтому и происходила исключительно при выполнении шедевра (например, у столяров). Полностью реализовать такой контроль можно было бы только если проверяющий постоянно находился рядом с мастером – что невыполнимо в мастерской, принадлежащей мастеру, а не проверяющему.

Корпорации стремились контролировать все изделия, относящиеся к данному ремеслу: привозную продукцию и изделия других ремесел, ограничивая их вторжение в сферу своего влияния. Одновременно с общим для всех запретом нарушать монополию, регламенты адресно обращались к конкретным ремеслам, устанавливая для них перечни запрещенных изделий и операций, но также и таких, которые мастера других специальностей могли и имели полное право делать.

Подавляющая часть профессиональных предписаний являлась вмешательством в работу мастера, со временем все более детальным и даже мелочным. Сохранявшаяся универсальная формулировка «хорошо и правильно» могла означать разную степень правильности для одного и того же изделия, изготовленного тем же мастером, но для разных потребителей. Отступления от правил, выражавшиеся в упрощении и удешевлении (более дешевое сырье или пропуск некоторых операций), допускались тогда, когда изделие не попадало на рынок. Чаще всего – по настоянию заказчика. Работать так, как считает нужным, и не выполнять прописанные в регламенте правила или иные общепринятые нормы мастер мог и тогда, когда работал для своей семьи.

Должностные лица, представлявшие интересы архиепископа и короля, довольно долго не проявляли особого интереса к профессиональным вопросам. Они не могли самостоятельно определять качество изделий до тех пор, пока у них не появились перечни критериев качества, которые делали ненужным участие ремесленников в оценке изделий. Интерес должностных лиц к записи профессиональных норм мог быть связан с организацией мануфактур, где конечная продукция и процесс производства в значительной степени контролировались чиновниками. С другой стороны, вследствие усиления конкуренции, эта тенденция находила отклик и в корпорациях, утверждавших таким образом преимущество своей продукции, произведенной по всем правилам и нормам.

Четвертая глава «Реймсские ремесленные и торговые корпорации в переходную эпоху» посвящена определению специфики корпорации раннего Нового времени, особенностям положения мастеров и подмастерьев в эту эпоху.

Были рассмотрены два примера, относящихся к отраслям, с которыми традиционно связывают наиболее успешное развитие раннего капитализма: к новой отрасли – типографскому делу и к традиционной и в то же время одной из наиболее востребованных на рынке – шерстоткачеству. Реймсские книгопечатники, книготорговцы и переплетчики воспользовались в 1623 г. уставом своих парижских коллег 1618 г., почти дословно скопировав его, и сами выступили с инициативой его утверждения, посчитав необходимым обратиться не к местным властям, а к королю. Этот регламент по своему содержанию мало чем отличается от уставов других ремесленных и торговых корпораций: те же сюжеты, те же проблемы и такие же формулировки. Тем не менее, специфика новой отрасли отчетливо проявилась в системе наказаний, которая решительно расходится с традициями, принятыми в других реймсских корпорациях. Печатники не выработали собственные традиции и не всегда могли определить, какая мера устроит их в том или ином случае, даже для таких принципиально важных норм, как монопольное право на профессию.

Как и другие новые отрасли, книгопечатание не всегда можно однозначно охарактеризовать как капиталистическую мануфактуру. Масштабы реймсского книгопечатания, размеры мастерских и количество работающих в них людей были намного ближе к обычным ремесленным мастерским. Однако новая отрасль обладала большим потенциалом для развития, прежде всего, в возможности разделения процесса производства на ряд последовательных и однообразных операций, позволяющих механизировать работу и резко увеличивать производительность труда; демонстрировала способность к большей организационной гибкости.

В 1666 г. в Реймсе был утвержден регламент для производства сукна, саржи и шерстяной кисеи, означавший получение почетного титула королевской мануфактуры (но не создание в городе нового производства). Инициатива его утверждения исходила от центральной власти, по поручению которой действовали присланные из Парижа комиссары. Местные мастера активно выражали недовольство этим текстом, как и предыдущим регламентом для «объединенной корпорации изготовителей саржи, шерстяной кисеи, чесальщиков шерсти и сукноделов» 1664 г., который послужил основой для нового устава, наравне с регламентами 1572 и 1599 гг.

«Мануфактурный» регламент во многом повторял прежние тексты, вызывая ощущение сходства с обычным ремесленным уставом. Наиболее существенные с организационной точки зрения отличия состояли в общегородском контролем за производством и внутренней жизнью сообщества: с 1664 г. присяжные должны были отчитываться за общие средства перед эшевенами и городскими советниками, также имевшими право присутствовать при обходах присяжных. Была определена особая регулярность контроля: раз в три месяца. Органом, контролировавшим профессиональную деятельность, с 1666 г. стал совет по мануфактурам Реймса, в который входили наместник бальи Вермандуа, эшевены, купцы, смотрители и присяжные, все, кто занимался досмотрами товаров, в присутствии 12 мастеров этой корпорации и купцов, торговавших шерстью.

Изменения, происходившие в раннее Новое время, отчетливо осознавались современниками, что нашло отражение как в описательных, так и в количественных характеристиках: от числа работников или станков в мастерской до понимания полноправности и неполноправности мастеров.

Как показали источники, называться «мастерами» могли люди, обладавшие разными профессиональными характеристиками и разным социальным статусом. Важнейшей, специально отмечаемой характеристикой полноправного мастера стало наличие у него мастерской, что ранее предполагалось само собой разумеющимся и было неотъемлемо от звания мастера. Такое неестественное для средневекового ремесленника разделение мастера и его мастерской признавалось и допускалось корпорациями раннего Нового времени. В регламентах XVIII в. появилось выражение «мастер, держащий лавку» и «вдова, держащая лавку». Только такие мастера были полноправными членами корпорации, а их права и возможности существенно отличались от положения тех, кто не имел лавки. Последние не могли учить учеников, не имели права быть присяжными в своей корпорации, покупать в городе товары, относящиеся к их профессии (если только не от имени и по распоряжению полноправного мастера или мастерицы); не могли участвовать в общих собраниях (соответственно, влиять на их решения), но их приглашали на торжественные мессы, заупокойные службы и похороны. Эти ограничения известны для разных корпораций и одновременно не действовали, но собранные воедино, они производят сильное впечатление, поскольку предназначались мастеру и члену корпорации.

Понятия «частичный» и «совокупный» рабочий позволили детально проанализировать стадиальность происходивших постепенно изменений в ремесле, которые привели полноправного мастера к положению наемного работника. Были прослежены отличия средневекового мастера от «мастера, владеющего лавкой», «мастера, работающего на другого мастера»; близость положения подмастерья и мастера в материальном, в профессиональном и в социальном отношении; и дистанция между наемным работником и предпринимателем.

Если оценивать изменения, происходившие в XVI-XVIII вв. не с точки зрения масштабов производства, количества предприятий, станков или наемных работников, а как изменения в жизненном укладе, то на первый план выходит «разделение» ремесленника как основного производителя на двух физически разных людей, обладающих разными профессиональными характеристиками и разным социальным статусом, хотя оба они могли называться «мастерами». Одни знали ремесло и умели работать, другие владели мастерскими и всем их содержимым (станками, инструментами, сырьем, и потому – готовыми изделиями).

Формула «знать ремесло и иметь средства»51 была одной из важнейших установок средневекового ремесла, главным среди критериев, определявших «настоящего мастера». Отсутствие хотя бы одного из этих признаков было предметом пристального внимания корпораций и знаком, свидетельствовавшим об исключительно привилегированных в отношении ремесла группах: вдовы и дети мастеров52.

Мастер – это «совокупный рабочий» и целостный работник. Основная линия производства была за ним; он вел весь процесс изготовления изделия и мог выполнить его в одиночку, а мог выделить какие-то действия и передать их более или менее квалифицированным помощникам. Наемный рабочий отличался от самостоятельного мастера тем, что не владел ни сырьем, ни инструментами, ни помещением для работы, трудился в чужой мастерской и мог иметь разную квалификацию – от низшей (ее отсутствие) до высшей (как у мастера). Мастер, постоянно работавший на другого мастера или купца, в свою очередь отличался от наемного работника тем, что владел инструментами и мастерской и всегда являлся квалифицированным специалистом. Ему не принадлежали сырье и право на конечный продукт: он получал сырье для обработки и отдавал изделие, а не продавал его самостоятельно и не передавал конечному потребителю (средневековый портной тоже получал от заказчика ткань, чтобы сшить из нее платье; такая организация работы могла быть постоянной или временной, но это не делало статус портного равным статусу «мастера, работающего на другого», потому что он имел дело не с раздатчиком сырья, а с конечным потребителем).

Подмастерье или ученик в ремесленной мастерской могли выполнять необходимые для получения конечного продукта операции, но их деятельность была разнообразна, а не монотонна; ученик представлял интерес даже своей невысокой квалификацией, а у подмастерья она всегда была высокой. Нанимаясь к мастеру, работая в его мастерской, его инструментами, из его сырья, по его приказу, подмастерье более или менее успешно закладывал фундамент собственного благополучия и роста – он мог стать мастером, таким же, как его работодатель. Дистанция между ними преодолима по многим параметрам: в материальном отношении; в профессиональном отношении – подмастерье соответствовал профессиональному уровню мастера и в любой момент мог полностью заменить его в мастерской. И, кроме того, в социальном отношении – даже обратившись к теме «вечных подмастерьев» (и учитывая, что при всей замкнутости корпораций их «фамильный» состав не был стабилен, за три-четыре поколения он менялся почти полностью), нельзя не учитывать, что для мастера выдать дочь за подмастерья – это не мезальянс, а скорее норма, родство с близким по статусу человеком.

Наемный рабочий в отличие от подмастерья не мог, поработав несколько лет, стать хозяином предприятия, особенно если квалификация этого рабочего оставляла желать лучшего. Но даже высококвалифицированный рабочий не мог в тот же день заменить хозяина-предпринимателя. Для этого ему были нужны другие знания и умения, которые он не мог получить, выполняя свою работу, в отличие от подмастерья. Специфические знания хозяина-предпринимателя, которыми не обладал наемный рабочий, заключались не в последнюю очередь в умении организовать производственный процесс.

Источники особо отмечают количественные и качественные характеристики мастерской в раннее Новое время: оборудование (печь, печатный станок); особое местоположение, но не как раньше – исключительно из соображений чистоты и порядка в городе (эти правила не отменяются), а относительно друг друга (не слишком близко к мастерской бывшего учителя; помещения, принадлежавшие разным мастерам, не должны сообщаться между собой), чтобы ограничивать и контролировать конкуренцию.

Важнейшей характеристикой становится и число людей, которые могли работать в мастерской. Данные источников позволили обратить внимание не только на качественный разрыв между мелкими и крупными мастерскими, хозяева которых нанимали многих работников, что отражает становление мануфактурного производства и является объектом изучения многих исследователей. В работе был выявлен другой, не менее существенный и реально ощущавшийся современниками статусный разрыв между теми, кто нанимал хотя бы одного работника или работал исключительно сам, с помощью членов семьи. Участие в работе членов семьи позволяло мастеру не привлекать дополнительную рабочую силу (не нанимать работников, более или менее квалифицированных, и не платить им), обеспечивая ему более стабильное положение. Намного более неустойчивым было положение средних мастерских, нанимавших работников: они процветали при благоприятной конъюнктуре и легко могли разориться при неблагоприятной.

Разнообразное участие домочадцев в профессиональной деятельности хозяина дома и мастерской сглаживало и смягчало негативное воздействие экономической и социальной конъюнктуры и могло усилить ее благоприятствование – в плане возможности расширить производство, не вступая в противоречие с установленными нормами (как ограничение числа работников или станков). Необходимо подчеркнуть, что семья защищала от недобросовестности работников в разных ее проявлениях, в т.ч. в плане сохранения профессиональных секретов. Вопрос о профессиональной деятельности жены мастера так и не возник, возможно, по той причине, что доля ее участия была небольшой, и что она чаще всего не становилась самостоятельной мастерицей и членом корпорации, и потому не была конкурентом для остальных мастеров, но проблема с детьми мастера стала обсуждаться, а число их в мастерской отца – ограничиваться законодательно.

В работе была отмечена недооценка неквалифицированного и низкоквалифицированного труда, который играл особую роль при переходе к мануфактурному производству, резко расширившему возможности его применения. В рамках ремесленной мастерской потребность в таком труде традиционно и безболезненно удовлетворялась участием в профессиональной деятельности членов семьи. В то время как мануфактуры, особенно централизованные, и в еще большей степени – машинное производство выявили необходимость такого труда, потребность в таких людях и, соответственно, в средствах, необходимых для обеспечения этой составляющей производственного процесса.

В