Geum.ru

Перстень с сапфиром (из серии «Похождения профессора Мюнстерлендера»)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15
Глава 23

Профессор быстро разделся и улегся спать, забыв поставить будильник на семь утра. Заснул он быстро, и всю ночь ему снилась Стелла, которая, как прекрасная нимфа, в панике убегала от рогатого и хвостатого сатира с омерзительной мордой. Её лицо было искажено ужасом, а сатир громко хохотал и тянул к ней свои грязные когтистые лапы. Вадим Ильич хотел помочь испуганной девушке, рвался спасти её от нечисти, но он окаменел, не мог сдвинуться с места, как ни старался, чтобы вступить в борьбу с соперником, – так часто бывает в кошмарных снах.

На следующее утро профессор не услышал сигнала будильника и потому проспал. Проснувшись, Вадим Ильич с ужасом обнаружил, что часы показывают восемь пятнадцать. Вскочив, собравшись за десять минут, сунув в сумку пакет с едой и не успев позавтракать, Вадим Ильич быстро наполнил едой кошачьи миски и пулей вылетел из квартиры. Как назло, маршрутки не было, и на остановке собралась приличная очередь. «На улице Народного Ополчения – крупная авария, - говорили в толпе. – Поэтому транспорт не ходит и неизвестно, когда пойдёт». Профессор нервничал, постоянно смотрел на часы и проклинал Подлецкого за то, что тот упёк школу в такое место, куда пешком не дойдёшь, и куда ходит только один маршрут троллейбуса и, соответственно, маршрутки. Он набрал номер первого ученика, который должен был ждать его около класса в девять утра, но тот, оказывается, тоже не мог добраться до школы. Это немного успокоило Вадима Ильича, он перестал дёргаться и постоянно смотреть на часы. Обречённо стоя в толпе на остановке, профессор уже подумывал о том, что надо бы вернуться домой, потому что с работой сегодня вряд ли что получится, но тут, один за другим стали подходить троллейбусы, а вскоре вереницей подъехали и маршрутки. Взглянув на часы, Вадим Ильич понял, что опаздывает на два часа.

Торопливо войдя в школьный вестибюль, профессор пошёл к учительской раздевалке, но был остановлен милейшей тётей Полей:

-Ильич, погоди-ка, тебе тут письмо передали.

-Что-что? – не понял профессор. – Что мне передали?

-Да письмо, говорю, тебе пришло, причём, не по почте, а на своих ногах. Держи-ка, - и вахтёрша, брезгливо скорчив лицо и держа конверт за уголок, протянула Вадиму Ильичу грязный кусок бумаги, почему-то отвратительно пахнущий тухлой рыбой.

-От кого это странное послание? – удивился профессор, но конверт взял.

-Да ждала тебя какая-то бомжиха, весь вестибюль завоняла. Просто сил моих нету терпеть, тошнит меня от этого. Боюсь, что вырвет. И проветрить это никак невозможно. Надо выйти во двор, чтобы отдышаться.

-А где она, эта бомжиха? – опять удивился профессор и нервно оглянулся.

-Ушла она минут двадцать назад. Ждала тебя, ждала, даже закурить несколько раз пыталась, но я вовремя её остановила. Потом при детях материться начала, да так грязно, за что я сделала ей замечание: как же так? Разве можно в школе так выражаться? Тут же дети кругом. А она на меня орать стала, зараза. Отматерила по полной программе, при всех, стыдоба, да и только. Никто меня так не оскорблял, за всю мою жизнь. Я уж не знала, куда и деваться от неё, этой мерзавки. Не думала я, Ильич, что ты с такой публикой якшаешься. Разочаровалась я в тебе, Ильич. И что ты в ней нашёл? И зачем тебе это?.. Ты и она... как-то странно всё это.

-Да я..., да мне..., – не мог найти нужных слов профессор, который окончательно растерялся - он явно не ожидал такого неожиданного поворота событий.

-Да чего ты тут дакаешь и мнякаешь? Мне ведь всё ясно: она – твоя любовница. Так ведь она и сказала: «Я – Матильда, любимая женщина профессора Мюнстерлендера, и хочу его срочно увидеть, потому что надолго уезжала и соскучилась. Хочется его срочно обнять и поцеловать взасос, с языком. Он это обожает, мой пупсик». Ильич, как ты это объяснишь, а? – и тётя Поля, презрительно сморщив и без того морщинистое лицо, посмотрела на Вадима Ильича, который стоял молча и не знал, что сказать. Такое внезапное и скандальное появление Матильды, о которой он успел забыть, привело его в шоковое состояние.

-Да, Вадим Ильич, признавайтесь, - какие у вас с ней дела? – подошла Фигач. – Ну надо же! Профессор кислых щей и тухлой простокваши! Вы – извращенец, который крутит любовь со старыми бомжихами. И я ещё к вам подходила, чтобы дружбу свою предложить. Да я теперь к вам на пушечный выстрел не подойду, потому что себя уважаю и не хочу подхватить заразу. Порядочные молодые женщины вас не привлекают, а от старых и вонючих вы балдеете – теперь я вас раскусила. Эта самая Матильда много тут про вас рассказывала. Что-то вроде митинга собрала, артистка. Ведь многие учителя не смогли до школы вовремя доехать, вот дети с родителями и торчали в вестибюле. Как они смеялись, да что я говорю, ржали, когда эта бабка про вас рассказывала пикантные интимные подробности – это что-то. Цирковое представление, причём, бесплатное. Боюсь, что ваша репутация от этого очень сильно пострадала. Как бы вам не пришлось из школы уходить...

-Да заткнитесь вы все, - не выдержал и в отчаянии закричал Вадим Ильич. – Неужели вы не понимаете, что это подстава? Что меня элементарно оклеветали? Неужели все вы настолько наивны, что этого не понимаете?

-Ну да, рассказывайте нам сказки про клевету и подставы, - тут же парировала Фигач. – Эта занятная бабулька много интересного про вас знает. Ещё скажите, что она вылезла из подвала или ещё более реалистично – приехала со свалки на своём мерседесе последней модели, выпила водки и пришла в школу, где вы работаете, называя вас по имени и фамилии. Где же она обогатилась такой информацией? Ещё скажите, что ей это приснилось. Нет, голубчик, так просто вы не отвертитесь. Сейчас же пойду к завучу и попрошу её созвать экстренный педсовет, на котором мы устроим разборку по высшему классу. Чтобы вас с позором погнали из школы и в ваш ВУЗ сообщили. Все должны знать, что вы за тип такой неразборчивый. Разве вас можно к детям подпускать, с таким моральным обликом? – да ни за что!

-Лена, угомонись, - вдруг остановила Фигач тётя Поля. – А вдруг это и на самом деле какая-то ошибка? А вдруг эту Матильду кто-то подкупил, чтобы она Ильича опозорила при всём честном народе? Ильич, а ты подумай – кто из твоих врагов мог тебе такую подлянку устроить. Не верю я всё же, что ты с такой публикой якшаешься. Сколько лет тебя знаю, и всегда уважала за твою чистоплотность, честность и порядочность. Никогда про тебя ничего плохого не слышала.

-Да нет, Пелагея Егоровна, в том-то и дело, что я эту Матильду и раньше встречал на улице и в метро. Она ко мне почему-то постоянно пристаёт, признаётся в любви, хотя она мне глубоко противна.

-А откуда же она тебя знает? – подозрительно спросила тётя Поля. – И зачем она тебя преследует?

-Ну, тётя Поля, вы и даёте, - не выдержала Фигач, которая стояла рядом и никуда уходить не собиралась. – Да это же жесть, шняга, если хотите. Что вы верите этому старому извращенцу? Он нагло врёт нам в глаза и пытается следы замести, хитрый лис, а вы его слушаете, как ребёнок, честное слово. Я от вас обалдеваю. Да я бы на месте директора поганой метлой его из школы гнала, да я бы ещё и в прокуратуру заявление написала, да я бы его... и уберите вы это письмо, наконец, от которого тухлятиной за версту несёт. У меня уже содержимое желудка просится наружу.

Вадим Ильич, который пока находился в состоянии шока и забыл о конверте, растерянно на него посмотрел, вздохнул и спрятал руку с посланием за спину.

-Да, Ильич, ты иди в класс и прочитай письмо – может, там что-то интересное написано. Только не забудь потом руки вымыть с мылом. А ты, Лена, уймись и замолчи. Вся школа знает, что ты в Ильича влюбилась и проходу ему не даёшь. Оставила бы ты его в покое. Он тебе не пара – тебе это понятно? Найди себе молодого парня с такими же тараканами в голове. И нечего на меня глазами зыркать. Лучше бы шла в класс и учила детей истории. Понятно? И не надо со мной спорить – я сегодня зла, очень зла. Ох, хоть бы кто-нибудь книжечку интересную принёс, а то я всё прочитала. Скучно мне без книжек...

-Пелагея Егоровна, не огорчайтесь – я вам завтра принесу целую гору, - успокоил вахтёршу Вадим Ильич. – У меня рядом с домом есть отличный книжный магазин. Сегодня после работы зайду и куплю вам детективов и дамских романов десятка два или три, чтобы надолго хватило.

-Вот видишь, Лена, какой у нас Ильич хороший, отзывчивый, а ты тут воду мутишь. Ну ладно, идите все по урокам, а то в вестибюле уже и детей не осталось – все по классам сидят и вас ждут. А я пойду чайку себе согрею – замёрзла я. Ильич, не забудь про книжки, хорошо? Только я завтра не работаю, так что, приноси послезавтра. Ну ладно, я пошла.


-------


Около класса профессора, изнывая, ждал ученик, и Вадиму Ильичу ничего не оставалось, как открыть дверь, спрятать пахучий конверт в полиэтиленовый пакет и убрать подальше, чтобы отвратительный запах не портил воздух. Но неведомое содержимое письма никак не давало профессору возможности сосредоточиться, и он проводил уроки в рассеянном состоянии, практически, на автопилоте. Аппетит пропал напрочь, и за весь день Мюнстерлендер только выпил чашку чаю с двумя шоколадными конфетами. Большой пакет с пирожками и бутербродами так и пролежал в сумке.

Ближе к вечеру, на перемене в класс заглянула Инна Васильевна. Лицо её было серьёзным и недовольным, что совершенно не было на неё похоже. Закрыв дверь, она подошла к Вадиму Ильичу, держа в руке листок бумаги, и тихо сказала:

-Вадим Ильич, похоже, что у нас нарисовалась проблема. Только что я получила сей документ от Елены Фигач. Как говорится, прочитала, прослезилась, и не знаю, что теперь с этим счастьем делать. Всё это крайне неприятно. Посоветуйте хоть что-нибудь.

Профессор озабоченно потёр лоб, вздохнул, но так ничего и не сказал.

-Ну, что скажете? – озабоченно спросила Тишаева. – Что делать-то будем? Вы же понимаете, что я не могу сделать вид, что ничего не знаю. Просто порвать эту бумажку и забыть о ней не получится. Фигач грозилась и к директору пойти, если я не приму мер. Сами понимаете – положение обязывает...

-А вы-то сами были свидетелем этого скандала со старухой, Инна Васильевна?

-Нет-нет, я тоже застряла в дороге и не могла вовремя приехать, но знаю, что многие родители и их дети всё это слышали и видели. Правда, никто из них расследования не требовал, они это восприняли как розыгрыш. Посмеялись и забыли. Вы не находите, что всё это очень странно? Ведь получается, что Лена ничего не придумала, а только изложила факты. Но ведь каких она требует жестоких мер: публичного разбирательства и вашего увольнения, а также заявления в прокуратуру, чтобы на вас открыли уголовное дело. Вадим Ильич, дорогой, чем вы так ей не угодили, что она жаждет вашей крови? У вас с ней что-то было? Ну, я имею в виду нежные отношения. Мне очень неудобно об этом говорить, но сами понимаете...

Профессор взорвался. Лицо его стало багровым, и он в отчаянии крикнул:

-Да что у меня могло с ней быть, с этой омерзительной бабой? Понимаете, ну не выношу я уродин и шизофреников. А она постоянно за мной бегает и пристаёт. Ей давно лечиться пора...

-Тихо-тихо-тихо, - попыталась остановить Вадима Ильича Тишаева. – Не возмущайтесь, пожалуйста. Я вас спросила просто так, ради проформы, чтобы понять – откуда у этой ситуации ноги растут. Я совсем не хотела вас оскорбить, у меня и в мыслях такого не было. Но сами понимаете, что с этой ситуацией надо срочно разобраться и дело, как говорится, срочно закрыть. Как бы эта Фигач (ну и фамилия у неё) дальше не пошла фигачить – например, в министерство или к президенту. Она в пылу страстей мне и такое пообещала. Слюной брызгала и угрожала, а глаза совершенно безумные были. Я грешным делом подумала, что у неё приступ бешенства. Но ведь нам совершенно не нужны скандалы, на нас министерство и так косо смотрит после последней проверки, - и Инна Васильевна жалобно посмотрела на профессора, прижав руки к груди.

-А пойдёмте-ка немедленно к Марите, - ответил профессор. – Она женщина умная, может, что и присоветует.

-Отличная мысль, - обрадовалась Тишаева. – Марита единственная, кто сможет нам помочь – это правда. Пошли скорее, пока она в школе.

Вадим Ильич впустил в класс очередного ученика, попросил его пока повторить урок и обязательно его дождаться, пока он уйдёт по очень важному делу.


Глава 24

Марита Андреевна сидела за роялем, рядом с учеником, и что-то писала в нотах. При появлении своих друзей она приветливо поздоровалась и попросила их присесть, пока не отправит мальчика домой, дав ему ряд инструкций. Профессор и завуч сели на стулья и замерли в ожидании. У каждого в голове крутилось много мыслей, но решения проблемы пока ни у кого из них пока не возникло.

Наконец, Альпенгольд проинструктировала ученика и отпустила его домой.

-Чем вас угостить, друзья мои? – приветливо спросила она у посетителей. – Хотите чайку с тортиком? Мне сегодня мама одного ученика свеженький «Полёт» привезла – знает, что я люблю безе с кремом и орехами.

-Нет, Марита, спасибо тебе, но мы к тебе пришли по делу, причём, очень неприятному, - сказала Тишаева и тяжело вздохнула.

-Я так и поняла – больно вы мрачные оба, на себя совершенно не похожи. Так что случилось?

Инна Васильевна встала со своего места, подошла к Альпенгольд и подала ей заявление Фигач:

-Сначала прочти это, а потом скажешь, что ты об этом думаешь.

Марита Андреевна надела очки и взяла в руки листок бумаги.

-Так, - сказала она, - заявление от Фигач Елены Федуловны...

-Как ты сказала? – спросил профессор? – Как её отчество?

-Федуловна, а что такое, друг мой? Что тебя не устраивает? – недоумённо ответила Альпенгольд

-Ой, я не могу, мне плохо. Это что же получается - что её драгоценного папашу зовут Федул Фигач? – и Вадим Ильич зашёлся в истерическом смехе, согнувшись пополам. – Ой, я не могу, ой, мне плохо. Теперь мне ясно, в кого она уродилась. Разве человек с таким именем и фамилией может быть психически нормальным?

-Не понимаю тебя, Вадик, что здесь смешного? Согласна, что имя у родителя Елены очень редкое по нашим временам, что это сильно попахивает девятнадцатым веком, купцами и пьесами Александра Николаевича Островского, но мы же не можем поменять ему имя, правда? Это не в наших силах. Уж что есть, то есть. Будем читать дальше?..

Но Вадим Ильич всё смеялся и никак не мог остановиться.

-Марита, ему плохо, это настоящая истерика, - озабоченно сказала Тишаева. – Надо его остановить, напоить валерьянкой. Дай-ка мне пузырёк и стакан, я накапаю ему капель сорок. Как думаешь – этого хватит?

-Давай, давай, Инна, а то нашему другу совсем худо стало. Довели мужика до ручки. Сволочи, а не люди. У него тонкая творческая натура, и такие наезды даром не проходят. Я от этой шизоидной Фигач давно ничего хорошего не жду. Пузырёк возьми в холодильнике, а чистый стакан – в шкафу. Там же увидишь бутылку с водой.

Инна Васильевна торопливо накапала капель в стакан с водой и дала профессору выпить.

-Вадим Ильич, дорогой, успокойтесь. Посидите спокойно и глубоко подышите, хорошо? Вам должно полегчать. Дышите, дышите...

Прошло минут пять, пока профессор не успокоился и не пришёл в себя.

-Ну, вот и хорошо, будем продолжать, - сказала Альпенгольд, внимательно посмотрев на друга. Она прочитала заявление до конца, но уже про себя, не озвучивая. Какое-то время Марита Андреевна молчала, а потом спросила у Мюнстерлендера:

-Вадик, дорогой, можно задать тебе ряд вопросов, поскольку мне пока не всё ясно?

Получив согласие профессора, Марита Андреевна сказала:

-Я так понимаю, что сегодня утром в школу приходила какая-то неприятная старая женщина, которая хотела тебя увидеть и утверждала, что вы с ней давно знакомы. Это правда?

Вадим Ильич откашлялся и произнёс:

-Это правда, но только отчасти. Не могу сказать, что я с ней давно и близко знаком, но с некоторого времени она стала меня преследовать. Сначала подошла ко мне в метро, потом стала караулить на улице, а потом каким-то образом узнала мой адрес и все телефоны.

-Странно всё это, - задумчиво сказала Марита Андреевна, снимая очки и устало потирая переносицу. – А какая здесь мотивация? Что-то я не понимаю. Да, а что нужно Елене Фе..., ну, в общем, Фигач. Почему она против тебя так агрессивно настроена?

-Ну, тут как раз всё ясно, как пять копеек, - смущённо ответил профессор. – Она постоянно ко мне пристаёт, кормит противными историями из жизни французского двора и явно ищет моей дружбы. Это я деликатно выражаюсь, но вы, милые дамы, меня понимаете...

-С этой шизой всё понятно, я давно за ней наблюдаю и пришла к выводу, что её пора увольнять. Понимаешь, друг мой, свободных мужчин в школе мало и кроме как к тебе ей приставать больше не к кому. Не к физруку же ей семидесятилетнему приставать, к нашему уважаемому Семёнычу, в конце концов, или к молоденькому, совсем зелёненькому теоретику Шурику Кошаку. Я вот чего не понимаю: откуда эта бомжиха взялась и что ей от тебя надо? Это очень странная и опасная история – вам не кажется, друзья мои? Может быть, в соответствующие органы стоит сообщить?

-Я об этом тоже думал, - ответил профессор. – Но с чем я пойду в полицию? С пустыми разговорами, которые даже подтвердить не могу? Когда меня в подъезде моего же дома избил Гришка, то я отнёс заявление участковому, но никакого результата не получил.

-Так-так-так, а с этого места, пожалуйста, подробнее, - оживилась Альпенгольд. – Я об этом впервые слышу. Кто тебя избил и когда? А главное – за что?

-Понимаешь, у этой бомжихи есть сожитель Гришка. Я его пару раз видел - в метро и около своего подъезда. Потом Матильда его бросила и ушла к другому бомжу, а Гришке сказала, что ушла ко мне. Она мне об этом сама рассказала. Вот этот уголовник и взбесился, а потом напал на меня в подъезде и избил, пообещав и вообще убить, если его возлюбленная к нему не вернётся. Тогда, очень кстати, появился Мишка Орловский со своим предложением, и я переехал к нему. Вроде, всё и затихло, а сегодня – сама видишь... У меня давно возникло такое ощущение, что мной кто-то манипулирует и чего-то от меня добивается. А чего – понять не могу.

Тишаева и Альпенгольд переглянулись, но говорить ничего не стали. Профессор немного помолчал, потом прокашлялся и сказал:

-Я понимаю, что эта история звучит как бред сумасшедшего, но я вам сказал чистую правду.

-Я думаю, что могу тебе помочь, Вадик. Даже уверена в этом. У меня есть высокопоставленные знакомые в органах. Ты знаешь, что сделай, сегодня же, не откладывая? Когда приедешь домой, то сядь к компьютеру, сосредоточься и изложи эту ситуацию в деталях: когда это началось, где, и сколько времени продолжается. Не забудь написать об избиении и о сегодняшней нестандартной ситуации. Завтра привези мне, а я уж переправлю по своим каналам куда надо. Договорились?

-Марита, а что нам с Фигач делать? Ведь если мы не примем срочных мер, то она по инстанциям пойдёт, - робко произнесла Инна Васильевна.

-Ну, с этой шизофреничкой мы сейчас же и разберёмся. Думаю, что тут и одного пинка хватит. Инна, дорогая, если тебе не трудно, спустись сейчас же в её класс и приведи сюда. Устроим ей разборку, а себе потеху. Уверяю вас, друзья, что она отсюда на карачках уползёт, а заявление если не съест, то точно порвёт и выбросит.

-Правда? Ты уверена? – обрадовалась Тишаева.

-На все сто процентов. Сейчас, друзья мои, вы увидите вторую часть Марлезонского балета, - ответила Альпенгольд и попросила профессора:

-Вадик, ты не наберёшь в чайник воды? Мы бы и чайку с тортиком выпили после блицкрига. Ты не против?

-Конечно-конечно, с большим удовольствием, - согласился Вадим Ильич, взял электрический чайник и пошёл в туалет за водой.

Когда он вернулся в кабинет, Марита Андреевна уже расставляла на столе чашки и тарелки. Она включила чайник в розетку, а потом достала из холодильника большую пластиковую коробку с тортом.

-Попьём чайку, посидим и поболтаем, а с этой мерзавкой я за несколько секунд разберусь – можете с Инной засечь время.

Вадим Ильич уселся в кресло и с восхищением посмотрел на старую подругу. Вскоре в кабинет вошла Инна Васильевна, за которой с недовольным видом шла Фигач.

-Вы меня вызывали? – с вызовом спросила она у Альпенгольд.

-Да, Елена Федуловна. Я вас долго не задержу. Эту гадость вы написали? - и Альпенгольд показала Фигач её заявление.

-Да, я, а что? Вам что-то не нравится? Переписывать его не буду, а если завуч не примет мер, то я и до верхов могу дойти – вам понятно?

-Мне понятно, что вы сейчас же заткнётесь и впредь никогда не будете возникать, повторяю – никогда! А вашу грязную бумажонку вы немедленно порвёте.

-Почему это вы в этом так уверены? Защищаете Мюнстерлендера, который погряз в пороках и якшается с деклассированными элементами? Он вообще не имеет никакого права в школе преподавать, такой аморальный тип. Я ведь могу и до министра дойти.

-Я так думаю, милочка, что вы в ближайшее время не до министра дойдёте, а до ближайшего туалета, чтобы проплакаться.

-Что-что? Я вас не поняла.

-Сейчас поймёшь, дрянь. Подойди ко мне – я тебе пару слов на ухо скажу. Друзья мои, вы меня простите, что я не буду эту информацию обнародовать? Не думаю, что вам это будет приятно слушать, поскольку аппетит сразу пропадёт. Ну-ка, неуважаемая Елена Федуловна, слушай сюда, - и Марита Андреевна шёпотом что-то сказала Фигач на ухо. Елена вспыхнула и смущённо пробормотала:

-Откуда вам это известно? Кто вам сказал?

-Неважно, кто сказал. Важно то, что есть свидетели, которые могут эту информацию подтвердить даже в суде. Ну что будем делать с заявлением? Отнесём министру или порвём и забудем о нём навсегда?

-Конечно, порвём. Вот, смотрите..., – и Фигач, схватив своё заявление, разорвала его в мелкие клочья, которые потом бросила в мусорную корзину.

-Вуаля, друзья мои, - произнесла Марита Андреевна и с победным видом посмотрела на Мюнстерлендера и Тишаеву. – Время засекли?

-Невероятно, - в унисон ответили профессор и завуч.

- Елена Федуловна, немедленно извинитесь перед профессором.

-Извините меня, - прошептала Фигач чуть слышно.

-Я не слышу, - повысила на неё голос Альпенгольд.

-Извините меня, - громче сказала историчка. – Я больше не буду.

-Этого мало, - важно сказала Марита Андреевна. – Чтобы к профессору близко не подходила и прекратила за ним гоняться, как мартовская кошка. А в конце учебного года ждём от тебя заявления об уходе по собственному желанию, иначе по статье уволим. Ты поняла?

-Да, поняла, - опять еле слышно прошептала Фигач, с ненавистью глядя на своего судью. – Я больше не буду, - опять по-детски сказала она, всхлипывая.

-Тогда катись отсюда колбасой, дрянь. И чтобы я больше о тебе не слышала.

-Хорошо, - ответила Фигач и выбежала из кабинета, захлюпав носом.

-Невероятно, - сказала Тишаева. – А что ты ей сказала, если не секрет, конечно?

-Неважно. Главное, что я сказала правду, которую эта дрянь от всех скрывает, а я случайно об этом узнала. Хорошо, что случай подвернулся ей об этом сообщить – пусть знает своё место. Я теперь, друзья, давайте попьём чайку и поговорим о чём-нибудь приятном, чтобы убрать из нашей жизни грязь и негатив. Инночка, разливай чай, а ты, Вадик, разрежь торт и разложи его по тарелкам.