Судьба улыбается

Вид материалаРассказ

Содержание


Судьба улыбается
13 Первый пациент
15 История с печкой
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

Судьба улыбается




12 Финтифлюшки


Раньше во многих домах были шкатулки. До революции дамы хранили в них свои драгоценности и локоны бывших возлюблённых, барышни прятали записочки от поклонников и прочие, милые памяти, безделушки. Такая бабушкина шкатулка сохранилась в доме студентки техникума связи Ирки Семиной, которая складывала туда свои фотографии. Ирка давно вытряхнула из нее бабушкины ветхие кружевные платочки, ленточки, бантики, бусы и заколки, так как не любила носить всякие финтифлюшки. Ленточками и бантиками младшая сестра Катька нарядила своих кукол, бусы кто-то из домашних приспособил в качестве украшения на маленькую искусственную елочку. Туда же прикалывали все заколки с вырезанными фигурками птичек и бабочек, даже маленькие сережки с блестящим камешком нашли на елочке свое место. Елочку ставили на телевизор перед Новым годом, и она стояла там долго, порой до самого 8 марта. Места елочка занимала немного и не осыпалась, а смотреть на нее было приятно.

Однажды перед Новым годом Катьке сделали из накрахмаленной марли костюм Снежинки, и все бабушкины финтифлюшки – бусы, заколки и сережки – прикрепили на картонный кокошник. Катька сходила на три утренника в снежинкином наряде, получила все свои призы и подарки. А потом порезала марлевое платьишко на бальные наряды кукол. Кокошник Катька оставила в целости и надевала его, когда представляла себя принцессой или Золушкой на балу. И через некоторое время белый нарядный маскарадный кокошник оказался замызганным до неприличия.

Мать собралась его выбросить, но пожалела финтифлюшки, которые хорошо смотрелись на маленькой ёлочке. Она срезала их ножницами и ссыпала в широкогорлую стеклянную баночку из-под импортного крема для рук. Баночку сунула в выдвижной ящик обеденного стола до следующего предновогоднего времени.

Через некоторое время Катьке понадобилась именно эта баночка для кукольной посуды. Она вытряхнула содержимое в картонную коробку из-под чая и задвинула её подальше за вилки и ложки, лежавшие в выдвижном ящике. Перед Новым годом мать вспомнила про бусы для ёлочки, но банки из-под крема, куда положила финтифлюшки, на месте не оказалось, а на коробку из-под чая она не обратила внимания. Ёлочку украсили дождиком и маленькими золотыми шариками на разогнутых канцелярских скрепках.

К тому времени подружка Ксанка уговорила Ирку вместе проколоть уши в косметическом кабинете. Ксанке подарили на день рождения золотые серёжки. По своей инициативе Ирка бы не пошла, да и Ксанка боялась одна идти, но за компанию чего не сделаешь! Девчонок предупредили, что после прокалывания лучше сразу продеть в уши золотые или серебряные нетяжёлые серёжки, а не шёлковые ниточки. Ирка вспомнила про бабушкины маленькие финтифлюшки и захотела проверить, не серебряные ли они, но не нашла. Пошла да и купила себе в магазине дешёвые «гвоздики – капельки» из чистого серебра.

А потом, на день рождения и к выпускному вечеру в техникуме, крестная подарила ей золотые серёжки. Ирка берегла эти серёжки, аккуратно укладывала в фирменную коробочку и хранила её в бабушкиной шкатулке вместе с фотографиями. Это же было золото, а не какие-нибудь бабкины финтифлюшки, которые мать обнаружила в ящике обеденного стола. Коробка из-под чая порвалась, и все её содержимое раскатилось по ложкам, вилкам и ножам. Мать собрала блестяшки в полиэтиленовый пакетик, завязала и сунула под белье на полку шифоньера до новогодних праздников.

Вскоре после выпускного вечера Иркина подружка Ксанка решила отпраздновать день своего рождения в ресторане. Ирка забоялась впервые в жизни идти в ресторан, но у подружки Ксанки там работал швейцаром родной дядя. Поэтому было не так боязно.

Ирке было очень любопытно побывать в ресторане, и она согласилась. Ксанка пригласила ещё двух подружек, но тех не отпустили родители. Подружки решили пойти вдвоём, как-никак родной Ксанкин дядя был рядом.

Из подаренной родителями в честь окончания учёбы ткани Ирка сшила в ателье новое бардовое платье. Накануне торжественного выхода долго вертелась в нём перед большим зеркалом на внутренней стороне дверцы шифоньера. В зеркале ей на глаза попался уголочек пакета с финтифлюшками, которые поблескивали из-под стопки белья. Ирка достала из пакетика бабкины серёжки, примерила и решила, что свои золотые побережёт, а в ресторан наденет эти бабкины блестяшки. Так и сделала.

Ресторан очаровал Ирку музыкой, сверканием посуды, нарядными женщинами и сверхвежливыми мужчинами. За соседним столиком сидели две молоденькие раскрашенные разнаряженные девахи и два солидных мужика. У девах в ушах сверкали тяжёлые золотые серьги с разноцветными большими камнями, на шеях висели толстые золотые цепочки с кулонами, чуть ли не на всех пальцах поблескивали массивные перстни с камнями.

Ирка переглянулась с Ксанкой, та ошарашенно прошептала: «Богачки из Ювелирторга». Ирка сразу сравнила себя и подружку с ресторанными девахами и уныло подумала, что у неё никогда не будет столько денег на золотые украшения. Впрочем, тут же успокоилась: «А на фига они нужны?! Снимут в подворотне – и все дела!»

Солидный мужик оставил свою деваху, подошёл к Ирине и с позволения Ксанки пригласил на вальс. Танцуя, он внимательно разглядывал Ирку и говорил ей на ушко комплименты. Счастливой Ирке тут же приспичило пересказать эти комплименты Ксанке. Ксанка тоже танцевала с каким-то парнем из ресторанного оркестра. Как только он её подвел к столику, Ирка потащила подружку в туалетную комнату пошушукаться.

Когда девчонки всё обсудили и вышли из туалета, их перехватил в коридоре швейцар, пожилой Ксанкин дядя.

- Дура, – зашептал он на ухо Ирке, – беги отсюда, пока тебе уши не оторвали!

Потом повернулся к своей племяннице и рявкнул на неё:

- Быстро! – И добавил такое непечатное и грозное, что Ксанка, перепуганная непонятным гневом всегда спокойного дядьки, схватила Ирку за руку и пулей выскочила на улицу.

Прибежали перепуганные подружки домой к Ирке, она жила близко от ресторана. Родители Иркины бросились их расспрашивать, что с ними, не обидел ли кто? Девчонки начали рассказывать про Ксанкиного дядю, но родители ничего толком понять не могли. Тут позвонил Ксанкин отец. И велел своей дочке не высовывать нос на улицу, пока он за ней не приедет. Никто ничего не понимал, Ирка плакала.

Ксанкин отец сразу же бросился смотреть Иркины серьги. Бесцеремонно повертел их вместе с Иркиными ушами и спросил у зарёванной девчонки:

- Ты хоть им цену знаешь?

Ирка пробормотала что-то про бабкины финтифлюшки в ушки. Ксанкин отец в сердцах сплюнул и сказал, что из-за этих финтифлюшек солидные мужики, сидевшие в ресторане за соседним столом, сегодня договорились ограбить Ирку и, если понадобится, вместе со свидетельницей Ксанкой убить. Так что пусть Ирка не ревёт, а радуется, что жива осталась, и уши у неё целы. И назвал примерную цену бриллиантов в платиновой оправе серёг. Все застыли от изумления.

Через день Иркин отец отпросился на работе и вместе с супругой увёз серьги, валявшиеся годами в их доме без присмотра, в областную золотоскупку. На полученные деньги в магазине той же золотоскупки купили новый «москвич», а, вернувшись, купили рядом с домом гараж. Летом вся семья, и Иркина подружка Ксанка с ними, отдыхала «дикарями» в южном санатории на деньги, оставшиеся от продажи бабушкиных серёжек.

Ирка после этого страшно зауважала бабкины финтифлюшки. Для своих фотографий спешно купила альбом. Собрала все бабушкины заколки и бусинки, на которые в золотоскупке и глядеть не стали, сложила обратно в шкатулку и никому, даже сестре Катьке руками потрогать не дает!


13 Первый пациент


Новый рабочий посёлок быстро вырос на окраине нового лесхоза рядом с тайгой. Сборные дома привезли с соседнего домостроительного комбината и мгновенно расставили по своим местам. Не мудрствуя лукаво, строители назвали новые улицы этих одинаковых домов по порядку: 1-ая Дачная, 2-ая Дачная …6-ая Дачная. Все Дачные улочки были близнецами. Сосны вдоль улиц спилили, но пни так и не выкорчевали. Толи техника вовремя не подошла, толи просто забыли. От дома к дому проложили деревянные тротуары на коротких брёвнышках. Однако тротуаров вовсе не было против въезда во дворы. Сначала-то их положили, но гружёные машины, привозившие мебель и дрова, быстро переломали все доски. Поэтому оставшиеся тротуары не могли спасти обувь от грязи. Модницы после дождей перебирались в некоторых местах с пенька на пенёк, а в тёплую погоду разувались и босиком шлёпали по грязи. И при этом беззлобно шутили, что живут почти в столице, только у них дома пониже, асфальт пожиже и неоновых вывесок нет.

С наступлением ночи на всех этих Дачных улицах стояла кромешная тьма. Даже света в окнах не было. Рабочий люд рано поднимался на работу и рано ложился спать. Телевизоры в те времена были редкой диковинкой. Кино в клубе показывали в два сеанса: с девятнадцати и с двадцати одного часа. Так что к полночи народ спал и сны смотрел.

Молодой специалист, медичка Ульяна Михайловна, получила распределение на работу в этот таёжный поселок, и ей дали квартиру на 4-ой Дачной. Подружку, приехавшую с ней вместе, поселили на 3-ей Дачной. Из больнички молодым специалистам в их первые отдельные квартирки привезли по койке, маленькому столу, тумбочке и двум табуреткам. Девчонки быстренько разложили свои вещички и пошли в магазин, купить кой-какую посуду и что-нибудь съестное. На дверях магазина висел тетрадный листок, где сообщалось о вечернем концерте двух известных столичных певцов. На самостоятельную работу подружкам нужно было выйти со следующего утра, и они решили сходить на концерт.

В те времена в такие глухие таёжные поселки приезжали знаменитости. Было модно артистам ездить на Великие стройки, или их посылали нести культуру в массы – не суть важно. Важно то, что артисты застряли в дороге и приехали в посёлок только к вечеру, а на следующий день у них был запланировано дневное и вечернее выступления в соседнем леспромхозе. Поэтому концерт не стали переносить на завтра, а начали с большим опозданием и окончили поздно. Подружки вышли из ярко освещённого клуба и увидели, что пока они смотрели концерт, прошёл дождь. Дощатый тротуар был мокрым, а на дороге красовались небольшие лужи. Подружки с сожаленьем посмотрели на свои выходные туфли на высоких каблуках, вздохнули и пошли в сплошную темноту улиц. В домах света уже не было.

Ульяна Михайловна с детства была близорукой, поэтому цепко держалась за локоть подружки. Подружка довела её до угла 4-ой Дачной и велела идти не торопясь, чтобы не сломать каблуки у туфель. Пообещала постоять на углу, пока Ульяна не дойдёт до своего дома и не крикнет ей, что все в порядке.

Ульяна осторожно нащупывала ногой доски тротуара, прежде чем сделать следующий шаг, она ещё днём обратила внимание, что перед въездом во дворы досок не было совсем. Тротуар вскоре оборвался, очевидно, она поравнялась с воротами дома. Ульяна прошла несколько шагов по грязной земле, остановилась, осторожно поискала ногой край высокого тротуара. Нащупала и перенесла тяжесть тела на эту ногу.

Вдруг «тротуар» под ней зашевелился и разразился площадной бранью. Ульяна, не помня себя от ужаса, выскочила на проезжую часть дороги и рванулась по грязи к своему дому. Домчалась до своей калитки, скинула крючок дрожащей рукой и услышала тревожный крик подружки:

- Ульянка, что с тобой?!

Крикнула той:

- Всё! Беги домой!

А сама долго не могла попасть ключом в скважину замка, потом вбежала в сенцы, судорожно заперла дверь и стояла, не шелохнувшись и прислушиваясь, не бежит ли кто за ней. Даже свет в комнатке побоялась включить. В темноте кое-как вымыла в тазике грязные ноги и легла спать. Долго не могла уснуть и от пережитого страха, и от беспокойства о том, как у неё завтра пройдёт первый самостоятельный приём больных, и ещё от того, что ей утром обуть нечего. Туфли-то все в грязи!

Утром Ульяна кое-как привела в порядок свои выходные туфли и пошла на самостоятельный приём больных. Она встретилась с подружкой на работе, но не успела ей ничего толком рассказать, как явился на приём её первый пациент. Это был соседский мужик, который вчера привёз Ульянке и её подружке казенную мебель. Мужик обрадовался знакомому лицу и стал жаловаться на боль в боку и на то, что ему тяжело дышать.

Ульяна, увидев знакомое лицо своего первого пациента, тоже про себя вздохнула с облегчением. Она осмотрела больного, обнаружила обширный кровоподтек и перелом шестого ребра справа. Велела сестричке наложить больному тугую повязку на грудь. Сама села записывать результаты осмотра в амбулаторную карточку. Только тут вспомнила и деловито спросила, падал ли больной или его чем-то ушибло?

И услышала в ответ, что вчера он самую малость выпил с приятелем на ту трёшку, что Ульяна с подружкой дали ему за помощь в устройстве жилья. Вечером шёл домой, никого не трогал.

- А какая-то скотина сбила меня у моего дома с ног и наступила на грудь своим копытом!

Ульяна Михайловна удивлённо посмотрела на пострадавшего, побледнела и начала торопливо выписывать ему больничный лист. Молодая специалистка затормозила свою писанину на графе «диагноз», ибо вспомнила, что по бытовой травме больничный не положен, выдаётся справка, освобождающая от физического труда. Но испорченный бланк больничного листа тогда нужно будет списывать, а с этого начинать самостоятельную работу не хотелось. Она с полминуты сидела, не шевелясь. Потом убрала недописанный больничный в ящик стола и велела пострадавшему сегодня же, к концу врачебного приёма, представить акт о несчастном случае при возвращении с работы домой.

Мужик был счастлив: вот что значит, знакомая врачиха!

- И не просил, а доброе дело сделала!

Свидетелей своей «рабочей» травмы он запросто найдёт! А Ульяна вспомнила, как страшно ругался мужик, когда она наступила на него каблуком. И улыбнулась:

- Интересно, а что с ним сейчас будет, если сказать, какая скотина его вчера с ног сбила и копытом покалечила?!


14 Парашютист


Лёнька наконец-то купил себе новенькие зелёные "жигули" и тут же помчался на них к ребятам на лесосеку похвалиться покупкой.

На обкатанном серпантине старой дороги было пустынно. Лёнька набрал на тягуне скорость, резво вывернул влево на узкую лесную грунтовку и почти врезался во встречный лесовоз. Тот, пытаясь избежать столкновения, вильнул было в сторону от "жигулей", но брёвна накренились и в аккурат накрыли Лёнькину машину. Вдобавок на неё свалился и сам огромный грузовик. Всё это дружно наперегонки покатилось под гору. Шофер лесовоза успел выскочить и отделался синяками. А "жигулёнок" искорежился и сплющился так, что скрученного Лёньку вытащили только через три часа после аварии, когда отпилили и сняли крышу бывшего «жигуля».

Прилетевший на вертолете хирург санитарной авиации внимательно на сто рядов осмотрел и ощупал Лёньку и с удивлением записал Лёнькин диагноз:

- Вывих правого плечевого сустава, рана верхней трети правой голени и незначительная гематома в области правого виска и скулы.

Вывих ему врач вправил с помощью своего санитара, подвязал руку на косынку и велел её не тревожить. На неглубокую рану наложил два шва и заклеил пластырем. А вот с гематомой засомневался и велел отвезти пострадавшего в участковую больницу. Хирург подумал о сотрясении или гематоме головного мозга, что было не удивительно при данной аварии. Парень мог просто не чувствовать никаких изменений своего состояния из-за нервного шока.

Лёньку привезли в ближайшую участковую больницу, уложили в четырёхместную палату для тяжёлых больных и не велели вставать, если будет кружиться голова. Одна койка рядом с Лёнькой пустовала, ибо требующих особого ухода больных обычно отправляли в районную больницу, где условия были лучше. Лёнька с ходу поведал выздоравливающему на соседней койке Петьке свои приключения и похвастался, что успел застраховать свои новенькие "жигули".

Другой лежачий мужчина по документам был Иннокетием Митрофановичем, но Петька звал его запросто Кешкой. Иннокентий долеживал на спине месяц и не мог разговаривать. Его привезли ночью на моторке с самой дальней лесосеки в верховьях реки ещё до Петькиного пришествия в больницу. Сопровождавшие парни сдали Кешку дежурному врачу и сразу же уплыли обратно.

У Иннокентия была переломана на мелкие кусочки вся нижняя челюсть, сломаны какие-то кости таза, переломаны три ребра, сломаны левая рука и правая нога, да и сотрясение мозга у него было такое, что медики побоялись везти его в районку. Краем уха Петька слышал, что у Кешки, вроде бы, не раскрылся парашют. Возможно, он был летающим пожарником, работа которых не была курортом. Медики на обходах про Кешку ничего не говорили, только сокрушённо кивали друг другу головами. Сам больной мычал из-за своей переломанной челюсти что-то неразборчивое.

Петька, не дожидаясь санитарок, приносил соседу по палате протёртую баланду из больничной столовой, помогал обтирать его мокрым полотенцем и перестилать постель. Когда требовалось судно, Кешка колотил ложкой по железякам больничной койки. Петька прибегал, подавал и уносил "утку". Ленька, глядя на страдания Кешки и заботливого Петьку, сто раз успел подумать, что ему здорово повезло...

Через неделю у Леньки перестало болеть вправленное плечо, синяки пожелтели и отцвели, ему сняли швы. Врачи решили, что никакого сотрясения мозга у больного не было. Назавтра его должны были выписать вместе с Петькой. Парни посочувствовали Кешке, которому без них будет тоскливо лежать одному, а сами пошли договариваться на прощальные посиделки к дежурившим сутками молоденьким медсестрам.

Вернувшись, они увидели в своей палате только что приехавших мужиков с Кешкиной работы. Те притащили больному, который всё ещё не мог сам жевать, банки с болгарскими перцами и компотами, копчёной рыбы, свежих огурцов, редиски, хлеба и вина. Им пофартило, что они прибыли на пристань вместе с проплывавшей два раза в неделю "Ракетой". В её буфете лесорубы купили деликатесы, а овощи – у поселковых баб, вынесших свою огородную продукцию пассажирам «Ракеты».

Гости расположились на свободной койке и устроили тихий кутёж. Ленька и Петька подсели к ним со своими кружками, и начался обмен немудрёными новостями. Лесорубы сказали, что банька у них получилась славная, и что из Кешкиного бревна сделали хорошую матицу на потолок. Так что все моющиеся мужики теперь как посмотрят на эту матицу, так и ржут, вспоминая бедного Кешку. Ленька с Петькой ничего не поняли про бревно и переспросили мужиков. Те дружно заржали молодыми жеребцами...

Выяснилось, что абсолютно трезвый Кешка на спор решил пройти по свежеошкуренному бревну, который приготовили для постройки баньки. И... звезданулся с лежавшего на земле бревна прямо в больницу. Ленька удивлённо сказал Петьке:

- А ты говорил, что парашют у него не раскрылся!

Пришедшие мужики аж под кровать скатились от хохота. Когда прибежавшие на шум медички разобрались в причине такого безобразного поведения посетителей, то даже за вино поругать забыли. Через минуту Кешкин нераскрывшийся парашют землетрясением качал больничку от смеха больных и здоровых...

На следующий день у одинокого Кешки не было отбоя от посетителей с домашней снедью. Весь посёлок хотел посмотреть на невезучего "парашютиста", упавшего без парашюта с высоты в два вершка.


15 История с печкой


Отец Ульянки Михаил уехал на Крайний Север в годичную командировку. И с не работавшей тридцатилетней женщиной, его женой Татьяной, осталось два сына, маленькая дочка и самая младшая золовка Зоя, ровесница старшего сына.

Заканчивалось лето сорокового года. Глава семейства уехал спешно, наказав старшему двенадцатилетнему сыну Николаю, оставаться в доме за главного мужчину. Родственников судьба разбросала за тысячи километров, надеяться на их помощь было нельзя. Семья жила в стареньком деревянном домишке, который остался без хозяев и его причислили к казне. Был домишко крохотным – пять на шесть метров. Но Михаил с Татьяной не могли нарадоваться ему, ибо это было своё, а не наёмное жилье. Домик был разделён на две половинки – кухню и комнату. Родители и маленькая дочка спали в комнате, Зоенька спала в кухне на своей кровати, а мальчикам стелили постель прямо на полу, так как поставить для них кровати было негде. Со временем отец мечтал пристроить к домику ещё одну комнатку для подрастающих детей да утеплить сенцы, чтобы сделать там кухню. Но планы остались планами, когда ему пришлось срочно уехать в командировку.

Мать и дети стали готовиться к зиме: утеплять завалинки, запасать дрова, чистить печную трубу от сажи, сжигая в печке картофельные очистки, запасённые для этого случая прошедшей зимой. И как часто бывает в обыденной жизни, не успел уехать глава семьи, как печка с прочищенной трубой задымила.


Пришедший из жилищной конторы мастер сказал, что печку нужно перекладывать и обещал привезти кирпичи. Но печника в конторе не было, поговаривали шёпотом, что его недавно забрали по 58-ой статье. Мастер сказал:

- Ищите печника сами! - И ушёл.

Татьяна знала печника, который жил неподалёку. Он славился в округе своим мастерством и всегда был завален заказами. Однако у молодой женщины было большое «Но». Печник два года назад овдовел и тотчас положил глаз на часто остающуюся без вечно командированного мужа молодую симпатичную женщину.

Татьяна со всеми домашними делами управлялась припеваючи – быстро и весело. Дети у неё всегда были вежливые, спокойные и аккуратные, на огороде и в доме было чисто прибрано. По магазинам и рынкам Татьяна ходила вместе с соседками, в отличие от которых умела так улыбнуться продавцам, что ей всегда доставался лучший кусок мяса или чего другого. Соседки сердились на Татьяну за это, но старались ходить за покупками вместе с нею – вдруг, им тоже что-то перепадёт!


Однажды в газетном ларьке, где торговал пятидесятилетний мужчина с окладистой купеческой бородой, которого за глаза все женщины звали Дедком, появилась в продаже пластинка Руслановой «Валенки», и её мгновенно раскупили. Татьяна узнала об этом поздно, когда соседка пожаловалась, что ей досталась одна последняя пластинка, а она хотела бы подарить такую же сестре на день рождения. И теперь не знает, что делать: отдать или оставить себе. Татьяна очень любила песни в исполнении Лидии Руслановой и огорчилась своему незнанию. Не долго раздумывая, она взяла свою младшую дочку Ульянку и пошла в ларёк, попытать счастья.

Татьяна приветливо поздоровалась с Дедком, улыбнулась и спросила:

- У вас случайно не осталось пластинка Руслановой? Поищите, пожалуйста, очень хочется купить!

Дедок хмыкнул на Татьянино «Поищите», огляделся по сторонам, достал из-под прилавка желанную пластинку, завернул её в газетку и подал Татьяне. Молодая женщина сердечно поблагодарила продавца и сказала:

- Даже не знаю, что делать: оставить пластинку себе не могу, надо идти на день рождения, а дарить нечего. Именинница тоже очень любит руслановские «Валенки».

Дедок ещё раз хмыкнул, взял да и завернул в ту же газетку ещё одну пластинку:

- Только уж ты, молодка, никому не проговорись, что у меня купила, а то ведь попадёт мне!

Татьяна радостно засмеялась и уверила продавца, что никому об этом не скажет.

Когда они с дочкой пришли домой, Татьяна велела ребятам собрать в берестяную корзиночку самые крупные и спелые ягоды малины с их огорода и отнести Дедку. Продавец обрадовался этим ягодам как ребёнок.

Возможно, потому, что Татьяна не забывала сделанное ей добро, люди отвечали тем же. Не удивительно, что все в округе симпатизировали молодой женщине. Только вот лишнего ничего она не позволяла, и об этом тоже все знали.


И мастер печного дела знал, но уж очень ему нравилась Татьяна. Молодая женщина побаивалась напористости молодого вдовца, но выбора у неё не было. Сама она печки класть не умела, другого хорошего печного мастера в городишке просто не было. Она пошепталась с подружкой и решила, что с дымящей печкой и до пожара недалеко. Даст Бог, всё обойдётся без приключений. А для страховки велела сыновьям не бегать на улице, а смотреть, как будут перекладывать печку, чтобы самим потом уметь печки класть. Ульянка услышала мамино пожелание и тоже моментально решила научиться строить печку.

Татьяна пошла к печнику вместе с подружкой и уговорила того переложить ей печку побыстрей. Печник обрадовался случаю и сказал, что пойдет ей навстречу, только и она должна пойти ему навстречу. Татьяна промолчала, словно не слышала, но подружка ответила за неё:

- Разумеется!

На этом переговоры окончились. Печник пришёл с помощником, они быстренько разобрали печь по кирпичику и стали класть новую.

Про подружек мамы и про знакомых дяденек подручный печника допытывался у любопытной Ульянки, учившейся строить печку. Дочка про маминых подружек всё знала, а вот про дяденек ей сказать было нечего. Тогда мужик попытался разговорить её братьев. Николай был скор на язык и так ответил любопытному, что тот немедленно стал говорить печнику, что ничего у него с хозяйкой не выйдет, дурачит она его.

И чтобы заставить хозяйку выполнить то, что мастеру печного дела надобно, взял да и засунул кирпич в дымоход и закрыл чугунной плитой с дырками – конфорками. На всякий случай, чтобы не упрямилась. И при этом подручный буркнул что-то непонятное и грубое про Татьяну и всех женщин разом. Постоянно крутившаяся рядом маленькая Ульянка всё углядела, всё услышала, но ничего не поняла. И побежала в огород расспрашивать маму про непонятные слова и про кирпич.


Мать пришла с огорода принимать работу мастера. Печка была готова в рекордные сроки, осталось только побелить. Но это уже было хозяйкиной заботой. Довольный мастер печного дела похвалялся сделанной печкой и радовался, что пришла пора хозяйке с ним рассчитаться.

Молодая женщина приветливо заулыбалась, принесла из сеней лучинок в печку, подложила смятую газетку и ласково сказала вдовцу:

- Ну, показывай, мастер, свою работу!

Да и сунула тому спички в руки. Мастер печного дела поджёг бумагу, и дым исправно повалил в дом из щелей в конфорках. Хозяйка удивлённо посмотрела на вдовца и спросила:

- Так за этот дым я должна пойти тебе навстречу? Разве мы так договаривались?!

Печник круто высказался на подручного, тот вынул кирпичину. Дым исправно потянуло в трубу. Но хозяйка сделала вид, что сильно обиделась, сунула печнику в руки деньги и не стала больше с ним разговаривать…

А печка получилась прекрасная: быстро нагревалась, долго сохраняла тепло, да ещё при этом оказалась малоежкой! Вдовец был мастером своего дела, и помощник у него был умелый, только перестарался… Видно, не зря стародавние мудрецы говорили, что услужливый дурак опаснее врага!