Ханскарл Лёйнер кататимное переживание образов основная ступень

Вид материалаКнига

Содержание


Подъем в гору
Кататимным переживанием образов
Пример (10)
Контрастный пример
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18

Подъем в гору

Подъем в гору - это следующий шаг. После того, как четко установится луг, мы просим пациента: “Оглядитесь, пожалуйста, кругом (взгяните на луг). Может быть, Вы где-то увидите дорогу или хотя бы маленькую тропинку”. Как правило, это быстро получается. Если пациент это подтвердит, мы просим его пойти по той дороге и заранее говорим ему, что она поведет его через лес, а потом в гору. С горы он увидит панораму. Как правило, восхождение так и происходит, ибо это предсказание определяет все сценическое развитие. Но в своих деталях оно индивидуально-проективно определяется самим пациентом. Это относится, конечно, не только к здоровым людям, но и к многим пациентам, страдающим невротическими заболеваниями.

Идеально здоровый человек или хорошо компенсированный пациент обычно без труда может подняться по этой дороге. Он проходит через лес и взбирается по внушительному подъему на гору средней величины. На ее вершине он находит место, откуда открывается панорама во все стороны. В этом отнюдь не столь уж редком случае погода даже очень хорошая: пациент видит далеко, и перед ним открывается панорама привычного среднеевропейского ландшафта с ухоженными полями и деревьями, дорогами и людьми, занятыми каким-то делом. Вдали пациент может увидеть город с какими-то заводами и фабриками, реку или озеро, может появиться море, или на горизонте покажутся горы. Если эта панорама ничем не ограничивается и подъем в гору, как было описано выше, проходил без особенно больших осложнений, то можно сделать вывод, что у данного человека нет серьезных нарушений, связанных с кругом проблем, затрагиваемых этим мотивом.

Давайте сначала более подробно проанализируем значение этого мотива. Оно делится на три компонента, каждый из которых имеет свой собственный характер.

Первый компонент касается восхождения как такового. Перед пациентом ставится, таким образом, некоторая задача, от осуществления которой он может отказаться. Но это происходит все-таки очень редко. Мы исходим из того смысла, который в нашей речи обычно вкладывается в слова “подъем” и “восхождение”, которые означают иногда восхождение по служебной лестнице, карьеру, связанную, например, с профессиональным образованием, а также, в более широком и чаще используемом значении, связь с задачами, которые вообще ставит перед пациентом жизнь, особенно, когда речь идет о человеке еще относительно молодом или среднего возраста. В немецком языке существует распространенное выражение: “Сегодня мне предстоит день, как большая гора”*.

Эти требования мы нередко предъявляем и к самим себе. Некоторые люди ставят перед собой высокие или даже крайне высокие задачи, другие довольствуются средним уровнем и испытывают при этом меньше сложностей. Глубокое и основательное исследование психолога Х.-Й.Конрадта [30] показало высокую корреляцию между высотой горы и уровнем притязаний представляющего образы пациента. Люди с высоким уровнем притязаний, отличающиеся часто непомерным тщеславием, представляют высокую гору, подняться на которую сложно и тяжело.

Следует обращать внимание на своеобразие подъема, крутизну отдельных участков, необходимость карабкаться, возможно, с набором альпинистского снаряжения. Или наоборот: если пациент находит удобный, прогулочный путь или преждевременно утомляется и должен часто отдыхать, это указывает на то, каким образом данный человек привык решать задачи или добиваться своих целей. Особо усердным и всегда готовым работать людям даже не нужно вначале предлагать подняться в гору. Если в КПО гора возникает перед ними близко, они без каких-либо указаний начинают подниматься вверх. Это люди в особенности настроены на достижение результата и постоянно готовы к активным действиям. В образах они представляют себе такие условия для восхождения, когда им нужно привязывать себя канатом, карабкаться по вертикальным расщелинам и преодолевать другие трудные препятствия, чтобы достичь скалистую вершину.

Если при таком усердном восхождении кого-то “заносит” слишком высоко, и, чтобы выйти на правильный путь или спуститься вниз, становится необходима помощь психотерапевта, конечно же, возникает фатальное и досадное чувство разочарования. Более тяжелые невротические нарушения восхождения в гору могут проявляться в том, что тропа становится склизкой, и пациент все время скатывается вниз или, наоборот, идет не в гору, а спускается - в соответствии с давящим на него пессимистическим, безропотным настроением - все ниже в темный лес. Другим характерным признаком нарушения может быть избегание восхождения вообще. Пациенты с особо сильно выраженной истерической структурой личности имеют достаточно фантазии, чтобы перепрыгнуть в своем воображении через тяжелое, преодолеваемое шаг за шагом восхождение. Они поражают психотерапевта, сообщая: “А я уже наверху”. Такое отрицание реальности я встретил у одной пациентки, которая, наблюдая панораму, видела только клубы облаков, окутывающих землю. Казалось, что она и буквально “парила в облаках”. Другими мотивами препятствия-недопущения при восхождении могут быть, например, встающие на пути лесные завалы, глубокие овраги, или пациент вдруг чего-то пугается в темном лесу и просит разрешения повернуть назад.

В аспекте теории объектных отношений подъем на гору имеет очень большое значение - идентификацию с важной отцовской или материнской фигурой. Достигая вершины горы, пациент в определенной мере ставит себя на признаваемую за отцом или матерью позицию. Согласно психодинамическим выводам психоанализа, сын, в принципе, имеет потребность соответствовать своей собственной мужской роли путем идентификации с отцовской фигурой и, соответственно, дочь - своей женской роли путем идентификации с матерью. Хорошо известно, как сыновьям выдающихся людей бывает тяжело “подать себя” (“что-то из себя сделать”), чтобы когда-нибудь “сравниться” с отцом, т. е. путем идентификации занять аналогичное положение.

На ранних этапах экспериментов с Кататимным переживанием образов у меня был особенно примечательный случай, наглядно показывающий, что гора часто выступает как отцовско-мужская репрезентация, а восхождение на нее может привести к критическому разбору отношения к образу (имаго) отца. При этом явно удается также и идентификация с отцом. Этот случай я воспроизвожу в сокращении, ввиду его ключевой важности для понимания этой идентификационной проблематики.


Пример (10)

Я лечил гипнозом 18-летнего подростка, уже четыре года страдавшего тяжелым заиканием. Тем не менее, еще оставались остаточные речевые нарушения. Они весьма характерно проявлялись тогда, когда пациент хотел что-нибудь сказать за обеденным столом в присутствии отца или в классе в присутствии мастера. Не нужно было большого глубинно-психологического искусства толкования, чтобы сделать вывод, что здесь имеет место остаток непреодоленной авторитарной проблематики. У пациента было чувство, что он не может противопоставить себя образу отца, который казался ему выдающимся.

На основании моего знания о возможном значении горы я задал пациенту мотив восхождения в гору. Он представил себе упомянутый выше тип горы похожей на “сахарную голову”. Сделав определенное усилие, он смог подняться на нее по тропе, поднимающейся серпантином вверх. В панораме он увидел на другой стороне долины еще более высокую и существенно более массивную, широко раскинувшуюся гору, на вершине которой стояла массивная обзорная башня. Не было ничего проще предположить, что покоренная гора соответствовала его собственному уровню достижений, которых следовало добиться. Это усиливало сравнение с огромной горой напротив, намного превыщающей ее. Также легко можно было предположить, что огромная гора с мощной башней на вершине представляла типичный фрейдистский символ мужского начала, отцовско-авторитарного мира.

Исходя из этого, я предложил следующую гипотезу: если мне удастся побудить пациента подняться также и на отцовскую гору с ее башней (как выражением идентификации с отцом, которая до сих пор оставалась нарушенной), то должно произойти изменение в его отношении к отцовскому авторитету. Прохождение через долину и подъем на большую гору удались, пусть даже и с некоторыми трудностями. Удался также и подъем на башню. В последний момент, однако, разразилась страшная гроза, которая его так испугала, что он не смог бы без моего подбадривания подняться на башню. Казалось, он гордился своим достижением, которое я положительно комментировал. Само собой разумеется, я не давал никаких интерпретаций, и пациент мог не знать (хотя, может быть, догадывался), что он имел дело с отцовской авторитарной репрезентацией.

Когда спустя три дня пациент опять пришел на прием, он спонтанно сообщил, что у него больше не осталось никаких следов речевого нарушения. Он рассказал, что мог ясно и свободно говорить как в присутствии отца, так и мастера. Он мог также уверенно отстаивать свое мнение в споре с ними. Из этого я сделал вывод, что моя гипотеза оказалась верна. Успешное восхождение на символизирующую отцовский мир гору, занятие отцовской позиции, в смысле идентификации с отцом, стало с моей помощью символическим анализом казавшегося могущественным образа отца. Это усилило его Я и устранило остатки его агрессивной скованности.

Контрастный пример с противоположными признаками представляет собой уже ранее упомянутый менеджер, сравнивший огромную, одиноко стоящую гору с выдающейся личностью: “Как Аденауэр”. Он считал эту гору абсолютно неприступной, несмотря на небольшую помощь, которую я ему предложил. Тогда, в качестве эксперимента, я предложил ему полететь на вершину этой горы на вертолете, на что он, поколебавшись, согласился. Когда он забрался наверх, там дул сильный ветер. Он чувствовал себя крайне неприятно и не мог как следует увидеть панораму, не говоря уже о том, чтобы насладиться ею. Все это было явным признаком того, что мое предложение не было принято пациентом.

Чтобы еще более ярко продемонстрировать занимающую здесь центральное место психологическую проблему, я приведу в заключение итоговый пример. У меня проходил лечение очень талантливый студент-физик, страдавший не только от тяжелого невроза навязчивых состояний, но и от полного отчаяния, депрессивного расстройства и приступов страха. Представив мотив горы он отказался от восхождения. Он оказался внезапно на вершине горы высотой, как он сказал, 10 000 м. Он даже еще парил несколько метров над вершиной. Пытаясь оглядеть панораму, он разглядел в долине одинокого путника. Я попросил его поточнее изучить через имагинируемую подзорную трубу черты этого человека. К собственному удивлению, он обнаружил, что этот пожилой мужчина выглядел как Альберт Эйнштейн.

Здесь с большой очевидностью становится понятным, что молодой человек выражал своей сверхестественно высокой горой свой завышенный уровень притязаний, свое крайнее честолюбие, так как его профессиональный идеал состоял в том, чтобы когда-нибудь стать “вторым Эйнштейном” (что он позднее также признал).

В двух последних примерах мотив горы - это репрезентация не образа реального отца, а отцовско-мужских идеальных гештальтов недостижимых выдающихся личностей: здесь Альберт Эйнштейн, там Конрад Аденауэр. Остается только догадываться о неизмеримо глубоких проблемах собственной значимости у этих людей. В практической психотерапии работа с нарциссическими идеальными представлениями и завышенными требованиями к себе (Сверх-Я) играет важную роль в анализе невротического развития личности (нарушения характера). Но это удается только прошедшему полный курс обучения психотерапевту, при помощи более сложных техник прорабатывания (см. большой учебник по всему методу [45]).

В ходе более длительной психотерапии при помощи КПО необходимо вновь проверить, какие новые возможности появляются при работе с мотивом горы. Например, у одной пациентки в различных образах проявлялась раздвоенность в плане ее уровня притязаний: сначала она “увидела” очень высокую, крутую и скалистую гору, на которую она могла вскарабкаться лишь с огромным трудом; следом за этим появился небольшой, 30 м высотой, поросший травой холм, на который она хотя и поднялась очень легко, но с которого она не могла увидеть никакой панорамы.


9 занятие

Продолжение третьего стандартного мотива: гора, панорама, ее трансформация


Открывающийся с вершины горы вид как второй компонент мотива горы - это, в определенной мере, вознаграждение за затраченное напряжение. Мы наблюдаем теперь мир из совершенно иной перспективы, чем мы обычно привыкли, перенесенные высоко вверх, иногда даже совсем одни. В то же время человек подвергается погодным ненастьям: буре, ветру и холоду. Открывающийся с вершины горы вид создает как бы новое измерение в обозрении ландшафта - кататимную панораму (образно говоря “ландшафт души”[40]). Мы отдалены от земли, все уменьшено, но перед нашими глазами вдруг предстает ширь и даль, великолепный вид на все структуры этого ландшафта до самого горизонта. В КПО это удается еще только в том случае, если использовать самолет или превратиться в летящую птицу. Различные эксперименты с Кататимным переживанием образов научили нас ориентироваться в некоторых закономерных особенностях открывающейся с вершины горы панорамы.

Для нас прежде всего интересен вопрос, не нарушается ли обозрение в каком-то из четырех направлений. Признаки нарушения выражаются в том, что обзор может быть затруднен в одном или нескольких направлениях скалами, деревьями, и т. п. Поэтому мы просим пациента описывать, что он может разглядеть позади себя (из того положения, как он взошел на вершину), впереди, справа и слева. Вид назад - это, как правило, взгляд в прошлое, вперед - ожидание от будущего, направо - акцентирует когнитивную, рациональную, а также мужскую установку в плане символики “право-лево”, вид налево - это эмоциональное и женское. Но я, разумеется, остерегаюсь делать из этого однозначные выводы.

Примечательной закономерностью является преобразование ландшафта в ходе процесса психотерапии (синхронное преобразование). На первых этапах психотерапии панорама открывается часто на образы ландшафта ранней весны - марта или апреля. Если в ходе психотерапии по методуКПО, длящейся 20-30 сеансов, повторять подъем на гору несколько раз, то ландшафт обычно преобразовывается от весны к лету и вплоть до времени сбора урожая с золотыми нивами. Параллельно этому ландшафт обогащается свидетельствами человеческой деятельности и структурированием природы: на полях работают люди, становятся видны деревни и поселки, вдали даже крупный город; внизу протянулись дороги, шоссе и линии электропередач, и бесхозные вначале части природы становятся все более и более культивированными. С другой точки зрения, становится ясно, что ландшафт делается плодороднее. Появляются реки и озера, может быть, можно разглядеть море, крайне высокие горы и горные цепи становятся ниже, и взгляд может проникать все дальше в даль. Такое развитие кататимной панорамы указывает на то, что в смене времен года отражается бессознательная самооценка развивающегося терапевтического процесса. Повышенная оживленность явно указывает на растущее развитие и обогащение Я с одновременным разрушением закостенелых структур, что можно считать выражением распространяющегося креативного развития Я. Развитие Я идет параллельно расширению радиуса активных действий в реальном поведении постепенно преодолевающего свой невроз пациента. Само собой разумеется, что это происходит в определенных пределах и что в случаях ярко выраженных характерологических неврозов этот процесс требует гораздо более длительного периода лечения. Но все же очевидна синхронность между преобразованием кататимной панорамы и развитием терапевтического процесса, что показывают точные, количественные исследования [52, 72].

Другая форма объективного сравнения кататимной панорамы - это изготовление после сеанса КПО квази-картографических схем, как это сделал пациент на рис. 1. После этого он прошел курс интенсивной психотерапии. После ее окончания его попросили: “Представьте себе еще раз среднеземноморский ландшафт, который открылся Вам в последний раз с вершины скалы.” Результат представлен на рис. 2.

Еще один наглядный пример представляет собой случай 42-летней незамужней пациентки, обратившейся ко мне в связи с приступами головной боли. В КПО ей нужно было пройти по крутой дороге, поднимающейся серпантином через темный лес к вершине. Временами ее охватывал страх, что лес может никогда не кончиться.

Когда она добралась до вершины, ей открылась панорама. Перед ней простирались горные цепи, загораживающие ей вид на дальний ландшафт. За ними в горящем пламенем небе заходило вечернее солнце. Позади она видела вдалеке город, а с обеих сторон - покрытые лесом долины с маленькими деревеньками.

Я истолковал редко встречающийся заход солнца у пациентки, которая находилась на пороге климакса и которая была связана поздней любовью с холостым мужчиной, как указание на ее опасение в связи с приближающимся угасанием ее способности любить.

Загораживание вида вперед цепью гор указывает на аспекты ее будущего, в то время как взгляд назад на город (как “центр жизни”) можно оценить положительно. Город может быть также символом материнской сферы (пациентка жила со своей матерью и была сильно к ней привязана, мать давала ей “опору”).

Этот пример указывает на различные индивидуальные проблемы пациентки. Я все же не стал бы делать слишком мрачных оценок и считаю, что в диагностическом отношении вполне можно попробовать лечение при помощи техники основной ступени КПО. (Что же касается симптома хронической головной боли, то опытный психотерапевт знает, что она обладает довольно резистентным эффектом по отношению к психотерапии.)

Как же выражаются в панораме признаки явно патологических, т. е. тяжелых невротических нарушений и конфликтов? Ситуация отягощается, если панорама закрыта со всех сторон деревьями или скалами. Если панорама открывается только с одной стороны, то это тоже значительное ограничение.

Оценивая далее признаки нарушения, нам следует рассмотреть ландшафт. Ситуация, когда взору открываются только облака или все настолько туманно, что вообще трудно разглядеть детали, встречается редко. Мы исходим из того, что пациенты из наших широт представляют, как правило, среднеевропейские ландшафты. Экзотические ландшафты, такие как бесконечно широкие саванны, пустыни или другие невозделанные территории, сигнализируют о проблемах. То же самое относится к ситуации, когда вокруг покоренной горы возвышаются другие горы. Мотив пустыни затрагивается в комментарии к рис. 1.

Невротическая ситуация может характеризоваться также и тем, что земля со всех сторон покрыта лесом, без малейших признаков человеческой деятельности. Если исходить из гипотезы, что лес символически связан с бессознательными, недоступными когнитивному пониманию элементами, то такую сцену можно сравнить с внутренней ситуацией пациента в начале психотерапии.

Следует учитывать все описываемые пациентом детали, чтобы иметь таким образом возможность собирать возникающие по этому поводу идеи. Я имею в виду, например, одну молодую пациентку, которая на вершине округлой горы оказалась перед большой, мощной башней. Чтобы подняться на нее, ей нужно было приложить все свои последние силы, но без этого она не могла увидеть панораму. В то же время у основания башни она обнаружила ларек с продавщицей сувениров, которая, с одной стороны, произвела на нее очень приветливое и добродушное впечатление, а с другой стороны, излучала, как ей казалось, неутомимую жажду действия ее матери, которую она до этого ощущала скорее как угнетение, чем как поддержку.


Спуск


Я перехожу, наконец, к третьей части мотива горы - спуску. Возвращение в исходную местность не всегда происходит беспроблемно. Если пациент достаточно побыл на вершине горы, увидел панораму и описал ее, или если, может быть, он сам стремится спуститься вниз, мы даем ему возможность выбора: воспользоваться ли ему той же дорогой или какой-нибудь другой. Во всяком случае, нежелательно заканчивать сеанс прежде, чем пациент опять доберется до подножия горы. Мы можем попросить его вернуться к исходному пункту.

Для некоторых пациентов спуск все-таки достаточно сложен. На самом деле спускание или слезание вниз часто бывает труднее, чем восхождение. Пациенты иногда неохотно спускаются вниз, особенно те, у которых высок уровень притязаний,. В культурно-лингвистическом контексте слово “опускаться” часто используется в переносном смысле, например, как социальный спуск, снижение, отказ от важного положения, изредка даже как моральное падение, опускание. Для некоторых пациентов уход с вершины горы имеет такое же большое значение, как возвращение в серые будни повседневной жизни со всеми своими банальностями, в мир, где все тесно сцепилось друг с другом. Обозреваемую с вершины горы панораму они переживают как облегчение и освобождение, а возвращение - прямо противоположно.

Другие пациенты чувствуют себя на вершине горы незащищенно, неуютно, одиноко, отрезанными от мира людей. Им приятно вернуться в мир человеческих жилищ, их тепла, их сплоченности. Терапевт отмечает для себя эти побуждения. Он может также спросить пациента о его чувствах перед началом спуска, если тот медлит.





Рис. 1 Картографическая схема панорамы ландшафта, которую пациент обозревал с вершины представляемой им в образах горы. Он стоит на жарком скалистом утесе со среднеземноморской растительностью, выступающим далеко в море. Место, где он находится, отмечено словом Я. Перед собой он видит долину, тщательно обустроенную, с проведенными каналами орошения и разбитую на мелкие участки. Слева утес омывают спокойные волны океана. Вдали слева простирается еще неизученная большая песчанная пустыня. Справа на берегу моря расположен город с большими, кубическими зданиями, кипарисами и мечетью. На горизонте перед ним высокая, темная горная гряда, похожая на Атласские горы (горную систему в Северной Африке - прим. перев.). В дымке он видет море (Mare Imbricum), за которым проступают высокие прибережные горы (из [40]).