Richard maurice bucke

Вид материалаИсследование

Содержание


Уильям Блейк 1757-1827
Охваченный страстным душевным движением, он в своем смертном теле испытывал состояние, похожее на
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   28

Уильям Блейк 1757-1827

Несколько приводимых нами выдержек из его сочинений почти доказывают, что у Блейка было космическое сознание, которое он называет «воображаемое видение».


I


У. М. Россетти в «Предисловии» к «Поэтическим произведениям Уильяма Блейка» [52] дает прекрасную биографию Блейка — хорошую оценку его достоинств и недостатков. Приводимые из нее выдержки помогут нам узнать, было ли у Блейка космическое сознание.



Между Блейком и другими знамениты­ми «озаренными» людьми есть сходс­тво в том, что никто из них не мог видеть того, что видит обыкновенный человек: они в житейских делах были совершен­но малыми детьми, тогда как в духов­ном отношении были велики, как боги. Вспомните, какие огромные долги были у Бальзака из-за того, что у него не бы­ло обыкновенной деловой сметки: ему потом пришлось годами расплачивать­ся, а в духовном отношении его гения хватило бы на множество людей. Бэкон дал человечеству несравненные сокро­вища разума и духа, но, много лет доби­ваясь житейского успеха, он, достигнув его, не был в состоянии удержаться на высоте. Будда, ап. Павел, Лас-Казас, Бёме и Уитмен были мудры: они до­вольствовались тем, что им давало кос­мическое сознание, они просто отстра­нили от себя то, что представляется важным простому сознанию. Но, конеч­но, если бы они попытались преуспеть и в житейских делах, они потерпели бы неудачу в этом.

Затруднения, с которыми приходилось встречаться биографам Блейка до 1863 года, когда появилась книга Джилкриста, были совершенно иного свойства. Затруднение заключалось в невозможности достаточно высоко оценить произведения Блейка, вызывающие удивление и благоговение, не касаясь других соображений, которые необходимо показать ясно и полностью, если мы желаем дать истинное представление о нем как о человеке, о его совершенном отличии от современников, о его удивительной гениальности в двух видах искусства, о его недосягаемой возвышенности и о его полной неспособности к тому, что другим удается совершенно легко. Кажется, он мог делать гораздо больше других, но он не мог делать то, что делают другие. Вследствие какого-то

неизвестного процесса он мог парить выше снежных вершин, тогда как другие ползали лишь в долине. Им удалось бы дойти постепенно лишь до половины горы. Блейку казалось, что так делать не стоит. Он и не мог, и не хотел делать этого по недостатку воли, вернее, вследствие совершенного ее перерождения, вследствие решения парить, а не ползать [139:9].


Охваченный страстным душевным движением, он в своем смертном теле испытывал состояние, похожее на

Блейк нашел, что для него достаточно мира космического сознания, и он не тратил времени на так называемые блага и богатства сознательной жизни.


нирвану: все его способности, вся его личность слились в его высоком идеале, в том, что Данте называет «il ben dell'intelletto» [139:11].



Блейк получил очень ничтожное образование. Он умел только читать и писать. Кажется, он был немного знаком и с арифметикой, но, наверно, его способности в арифметике были гораздо ниже среднего уровня [139:14].



Эти люди не имеют ни малейшего отношения к образованию, а большинство из них — как, например, сам Блейк—думают, что образование по меньшей мере бесполезно. Блейк говорит об этом так: «Образование бесполезно. Я нахожу его неправильным. Образование — большой грех, ибо оно все равно что еда плодов от древа познания. Ошибка Плотина была в его образовании: он во всем различал добродетель и порок, добро и зло. На самом деле нет ни добродетелей, ни пороков, ибо все добро в глазах Божиих» [139:80]. Это напоминает нам, что Ролэ говорит о Бэконе: «Он получил свое знание не из книг, а из находившегося внутри источника» [141:47]. Уитмен говорит: «Вы перестанете питаться книжными призраками» [193:30].



Это убеждение одинаково для всех людей, обладающих космическим сознанием. Это говорю не «я» — видимый человек, но (как сказал Иисус Христос) «Я говорю то, что сказал мне Отец мой» [14:12:50]. Ап. Павел говорит: «Я не осмеливаюсь говорить о чем-либо, кроме того, что Христос говорит через меня» [16:15:18].
В своем предисловии к «Иерусалиму» Блейк говорит, что это произведение было «продиктовано» ему. Другие выражения Блейка доказывают, что он сам смотрел на это произведение не как на собственное, а как на откровение, которое он лишь записал. Блейк говорит об «Иерусалиме», что это — величайшая поэма, что он может хвалить ее, потому что не он сочинял ее, он лишь записывал диктуемое, что автор ее — в вечности. В письме от 25 апреля 1803 года он говорит: «Я написал эту поэму под диктовку, от двенадцати до тридцати строчек за один раз; при этом я не раздумывал, писал даже против своей воли» [139:41].


У Блейка была интуиция, вдохновение, откровение — называйте это как хотите. Оно было так же реально для его духовного глаза, как материальные предметы реальны для телесного* глаза. Нет сомнения, что его телес-

Уитмен говорит: «Я уверен, действительно от Тебя исходит побуждение, пыл, мощь, чувство, нечто внутреннее, приказание, послание небес» [193:324]. Гаутама сказал: «Благородные истины не были между нисшедшими учениями, но внутри его возникло зрение, увидевшее их» [159:150].


ный глаз — глаз чертежника


Отсутствие суетности у него не переходило в неспособность разбираться в практических вопросах: он понимал требования обыденной жизни, а по временам выказывал
и живописца — был сильнее обычного. При указании его духовного глаза он воплощал в художественные образы то, что видел своими духовными глазами [139:62].

Каждое слово этого отрывка совершенно приложимо к Уитмену и другим лицам, обладавшим космическим сознанием, конечно принимая во внимание разницу в эпохах, обычаях и национальности

и большой запас житейской

мудрости. Он был человек возвышенного независимого духа, совершенно не считался со сплетнями о его образе жизни, средствах и т. п. Он не скрывал своей бедности, но и не бравировал ею. Он редко пользовался услугами, которые не был бы в состоянии оплатить [139:69].

Он знает, что то, что он говорит, достойно самых великих классиков. Он не выше их потому, что сила человека не в умении превзойти предел, поставленный человеку. У него и у них одна сила — дар Божий: вдохновение и видение [139:72].



Уитмен говорит: «Я познал древность. Я изучал, сидя у ног великих мастеров. Теперь, о великие мастера, если бы могли вернуться и изучить меня, можно ли меня считать избранным?» [193:20]
Надо признаться, что во многих случаях Блейк говорит о себе с безмерным, несносным самовосхвалением. Но в самом деле, это лишь проявление как раз той простоты его характера, о которой я только что говорил. Это постоянный разговор о самом себе, но не суетный, не эгоистический [139:72].

Он был в лучшем смысле это- Ощущение счастья является одной из го слова счастлив, принимая характеристик космического сознания, во внимание все, что ему пришлось испытать и перенести. Это ощущение счастья говорит в высшей степени в его пользу. Пальмер говорит, что «если бы его спросили, знает ли он счастливого человека среди интеллигентных людей, Блейк был бы единственным, кого он сразу назвал бы». У Блейка было очень мечтательное идеалистическое настроение. Воображение совершенно подавляло его телесную и светскую жизнь. Он был совершенное дитя по простоте характера, по абсолютному отсутствию личных интересов. У него совсем не было выдержки и самообладания, хотя обыкновенно им руководили благородные побуждения и преданность долгу. Таковы были основные черты характера Блейка, на протяжении всей его жизни отразившиеся в его сочинениях и картинах. Все это делает его достойным любви и уважения и придает очарование всем его произведениям, особенно поэмам. Невольно чувствуется, что он действительно живет выше тверди небесной, что он говорит с архангелами, а на земле он как те дети, с которыми сидел Христос [ 139:70].

Блейк завершил свой труд благодаря интуиции. Это относится не только к его художественным произведениям, но еще в большей мере приложимо к его поэмам. Они целиком проникнуты вдохновением, и читатель должен понимать их духовно или не читать их вообще [139:74].

Есть много доказательств того, что Блейк понимал метафизические, или сверхчувственные, области мысли. О других можно сказать, что до понимания этих областей они доходят спекулятивным путем, но Блейк дошел до них не разумом, а прозрением. Несомненно, его «Пророческие книги» в значительной мере воплощают в себе эти сверхчувственные области [139:120].


Что касается религиозных убеждений, Блейк был действительно ревностным христианином, но своеобразным христианином, совершенно не подходящим под догматику какого-либо христианско-

Религия Блейка — его отношение к Церкви, к Богу, к бессмертию — характеризует человека, достигшего космического сознания, что ясно видно из жизни и произведений подобных ему людей.


го вероисповедания. Последние сорок лет жизни он ни разу не был ни в одной церкви [139:76].

Он глубоко и горячо верил в Бога. Но он так же верил, что люди — боги, что собирательный Человек — Бог. Он верил в Христа. Но неизвестно, как он представлял Его себе. В разговоре с Робинсоном он сказал: «Иисус Христос есть единственный Бог. Но таков же и я, и вы» [139:77].

Кажется, что Блейк верил в бессмертие, и в главных чертах его вера не сильно отклоняется от общепринятого взгляда на этот вопрос. Когда он узнал о смерти Флаксмана, он заметил: «По-моему, умереть — это не больше чем перейти из одной комнаты в другую». В одном из своих сочинений он пишет: «Мир воображения — это мир вечности. Мы все, после смерти нашего материального тела, отойдем в лоно Божие» [139:79].


В юности Блейк, по всей вероят- Дж. Фр. Парсон то же самое гоности, читал кое-кого из мисти- ворит о Бальзаке [6:11], Topo — ческих и каббалистических писа- об Уитмене [38:143]. Вообще, об телей — Парацельса, Якова Бёме, этих людях постоянно говорят, Корнелия Агриппу: в его рассуж- что они читают один другого, дениях, темах и тоне, а иногда и в Конечно, иногда это случается, частностях, много такого, что но вообще этого нельзя сказать о можно проследить и у указанных них уже потому, что среди них авторов [139:80]. было много безграмотных лю-

дей, а другие изучали иные области знания. Блейк, Бальзак, Уитмен, Карпентер и другие — каждый самостоятельно видели потусторонний мир и говорили по своим наблюдениям, ибо его нельзя представить с чужих слов.

Смерть Блейка была так же благородна и типична, как и его жизнь. Джилкрист [94:360-361] так описывает ее:

«У него не было тяжелой болезни, а только постепенное ослабление физического здоровья, нисколько не отзывавшееся на его умственных силах. Друзья не предвидели скорого конца. Он пришел 12 августа 1827 года, когда Блейку оставалось приблизительно еще три месяца до семидесятилетия. В день своей смерти, говорит Смит со слов вдовы Блейка, он сочинил и пел гимн Творцу. Когда жена посмотрела на него, он сказал: «Дорогая моя, эта песнь — не моя, нет, не моя». Он сказал ей, что они не разлучатся, что он всегда будет около нее, всегда будет заботиться о ней. Приблизительно в шесть часов вечера окончилась благочестивая песнь, а вместе с нею отлетела его душа. Жена сидела рядом, но даже она не заметила момента смерти. Бедная соседка, единственный друг вдовы Блейка, потом говорила: «Я присутствовала при смерти не человека, а благословенного ангела».

И

Остается лишь просмотреть несколько выдержек, чтобы решить, было ли у Блейка космическое сознание.


Мир воображения — это мир вечности. Он — то божественное лоно, в которое все мы отойдем после смерти нашего «растительного» тела. Этот воображенный мир — бесконечен и вечен, в

Блейк так называет космическое сознание. Сравните с выдержкой у Уитмена: «Клянусь, я теперь думаю, что все без исключения имеет вечную душу. Деревья укоренились в земле. Она есть у морских водорослей. У животных» [193:337].


то время как мир рождения,

произрастания — конечен и временен. В этом бесконечном мире существуют постоянные реальности всего того, что мы видим отображенным в этом «растительном» зеркале природы [95:163].


Мы находимся в мире рождения и смерти. Мы должны отринуть от себя этот мир, если мы хотим быть такими художниками, как Рафаэль, Микеланджело и древние скульпторы. Если мы не отвергнем от себя этот мир —

Мир простого сознания. Бальзак говорит: «(просто сознательный) человек судит о всех вещах отвлеченно: добро — зло, добродетель — порок. Его формула права — весы. Его правосудие — слепо. Правосудие Божие (т. е. космического сознания) видит: в этом заключается все» [5:142].


мы будем только как венецианские живописцы, которые будут отринуты и потеряны для искусства [95:172].

Актер лжет, говоря «ангелы счастливее людей, потому что они лучше». Ангелы счастливее людей и дьяволов, потому что они не


всегда допытываются: что зло, что добро; не всегда едят от древфпознания добра и зла на радость сатане [95:176].

«Указывая лучшее и отделяя его от худшего, age vexes age. Зная совершенство и уравновешенность вещей, я молчу, пока они говорят» [193:31].

Страшный суд — это разрушение скверного искусства и науки [95:176].
Т. е. это появление у всех космического сознания. «Специализм (космическое сознание) открывает человеку, — пишет Бальзак, — его истинное призвание. Перед ним рассветает бесконечность [5:144]. Проверка счетов природы может быть отложена, но она должна произойти и ты должен свести с ней счеты» [176:126].



Блейк говорит, что обыкновенное сознание не помогает, а мешает ему. Бальзак об этом же пишет: «Оно вредно потому, что оно мешает человеку выйти на путь специализма (космического сознания), ведущего его к бесконечности» [5:142]. Индусы и теперь, и прежде учили, что необходимо подавить и уничтожить много способностей, присущих обыкновенному сознанию, чтобы войти в условия, необходимые для озарения [56:166 и далее]. Карпентер (хорошо зная ответ) спрашивает: «В самом деле, разве не существует внутреннего озарения, посредством которого мы внутренне могли бы видеть предметы такими, какие они есть на самом деле, видеть все творение в его истинном существе и порядке?» [57:98]
Многие соблазняют себя надеждой, что Страшного суда не будет... Я не стану поддакивать им. Ошибки — сотворены, истина — вечна. Ошибки или сотворенное будет сожжено, и тогда, но не ранее того, откроется истина или вечность. Ошибки погибнут в тот момент, когда люди перестанут их поддерживать. Я смотрю на внешний мир, но для меня это не помощь, а препятствие, отсутствие действия. «Как, — спросят меня, — когда восходит солнце, разве вы не видите круглый огненный диск размером в гинею?» «О, нет! Нет! Тогда я вижу бесчисленные легионы духов небесных, восклицающих: "Свят, свят, свят, Господь Всемогущий!"» Мой телесный глаз я спрашиваю не больше, чем я спросил бы форточку о том, что из нее видно. Я смотрю через глаз, а не глазом [95:176].


В Апокалипсисе под фигурами Адама и Евы (из них истекает поток потомства) сидит блудница, называемая тайной (сознательная жизнь). Ее (тайну) схватили два существа (жизнь и смерть). У каждого существа по три головы — «растительное» существование. В откровении говорится, что они раздели ее и жгут факелами (т. е. смерть открывает ее, а страсти и сознание жгут ее огнем). Это олицетворяет вечное поглощение растительной жизни и смерть (жизнь и смерть просто сознательных). Факелы в руках жизни и смерти представляют собой вечный огонь, огонь зарождения и жизни: это — вечное поглощение. У кого есть видение (космическое сознание), те видят эту

вечную жену (тайну) и тре- Иисус Христос сказал про сознательную пещут от того, чего другие не жизнь: «Червь ее не угасает». [12:9:48] боятся, но они презирают и Уитмен говорит: «Я смеюсь над тем, что смеются над тем, чего боятся вы зовете уничтожением» [176:86]. другие [95:166].


Я не стыжусь, боюсь или противлюсь сказать вам, что должно быть вам сказано: я действую по приказу приходящих ко мне днем и ночью небесных вестников. Но не надо предполагать, что эти вещи не сопряжены с заботами и беспокойством» [95:185].

ИТОГИ

а) Блейк получил космическое сознание, когда ему было за тридцать лет.

б) В его случае нам ничего не известно о субъективном свете.

в) Кажется ясным факт большого умственного озарения.

г) Ясно выражено увеличение нравственного чувства.

д) Кажется, у него есть чувство бессмертия, составляющее характерную черту космического сознания.

е) Как и в большинстве случаев, здесь отсутствуют детали, необходимые для доказательства, но сочинения и смерть Блейка дают право предположить, что Блейк обладал космическим сознанием. Не будучи знатоком живописи, я не могу сказать что-либо о картинах Блейка.