Червов Н. Ф
| Вид материала | Документы |
*12 армия (шесть стр. дивизий) оборонялась в Карпатах, где военные действия не велись. По решению Генштаба 25 июня она была резко ослаблена: у нее забрали 17-й стр. корпус и 16 мехкорпус для формирования 18А, которая вошла в состав Южного фронта на границе с Румынией.
Из приведенной таблицы видно, что боевой состав КОВО был больше чем ЗапВо, всего лишь на две стрелковые дивизии и два мехкорпуса. А если учесть протяженность границы КОВО, которая была в 1,8 раза больше, чем у ЗапВО, то фактически силы этих военных округов были примерно равными. КОВО не имел солидного преимущества над ЗапВО.
Тем не менее, когда в ходе войны выявилось направление главных усилий немцев в полосе Западного фронта и создавалась угроза Минску, Сталин 26 июня на заседании Политбюро самокритично признал, что в этой ошибке нашего оперативного плана надо «винтить товарища Сталина. Но я не помню, чтобы кто-нибудь из членов Политбюро возражал против этой точки зрения Сталина».
Исправлять положение пришлось путем усиления Западного фронта за счет использования армий второго стратегического эшелона на рубеже река Западная Двина, Полоцк, Витебск, река Днепр. Но все-таки Минск был обречен.
Однако «стратегическая ошибка Сталина» в перспективе была выполнена за счет использования численности КОВО в основном для создания 22 июня Южного фронта.
Не могу согласиться также с тем, что наши просчеты и ошибки в начальный период войны якобы связаны с низкой подготовкой высшего командного состава. В 1944 году в письме заместителю наркомобороны Голикову Г.К. Жуков писал: «Мы не имели заранее подобранных и хорошо обученных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Во главе фронтов встали люди, которые проваливали одно дело за другим… На армии ставились также мало изученные и неподготовленные люди. Иначе и не могло быть, так как подготовленных еще в мирное время кандидатов на фронты, армии и соединения не было. Людей знали плохо. Наркомат обороны в мирное время не только не готовил кандидатов, но даже не готовил командующих – командовать фронтами и армиями». («Досье» №6 (22), 2003 г., стр.8).
Что было на деле? Архивные характеристики на 321 военачальника в ранге командарма и выше показывают:
- средний возраст таких военачальников 43 года;
- 72,3% (231 чел.) имели высшее военное образование (в том числе 94 человека – дореволюционное высшее военное образование, 126 чел. – дореволюционное среднее образование);
- 225 военачальников имели боевой опыт (в годы 1-й мировой войны на командных должностях воевало 129 офицеров, в Испании – 15, в советско-финской войне - 81);
- средний стаж службы у высших военачальников составлял 22 года.
Анализ подобных данных по категории командующих фронтами в годы Великой Отечественной войны (41 генерал и маршал) значительно превосходит средние данные по 321 военачальнику. Так что у нас нет оснований сетовать на то, что Красной Армии к началу или в начале войны руководили, управляли незрелые, неопытные, в спешке выдвинутые командующие. Факты говорят о другом. («Воспоминания ветеранов», ЮЗАО г. Москвы. 2003 г.). где кроятся определяющие, глубинные причины наших неудач?
Я считаю, что наши неудачи, чрезмерные потери и крупные поражения Красной Армии в трагические дни июня-июля 41-го года определили другие причины, связанные с комплексом проблем вступления в войну и ведения первых операций.
- Главная причина нашего поражения в первых сражениях кроется в игнорировании Наркоматом обороны и Генеральным штабом начального периода войны. Армия вступила в войну по устаревшему «сценарию» первой мировой войны (планировали и готовились к тому, что сначала будут боевые действия войск прикрытия -–затем полное отмобилизование и развертывание главных сил Красной Армии, равно как и главных сил вермахта, что потребует не менее двух недель). То есть фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковое положение с нами. На самом деле и силы и условия были далеко не равными7.
Нужно было обладать редкостной слепотой и беспечностью, чтобы не видеть, что на западе шла другая война – гитлеровцы начинали её в первые же часы массированными ударами всех своих главных сил, сокрушающая мощь которых потрясала всю систему обороны противника, вела к дезорганизации его государственного и военного управления.
Панская Польша рухнула за три недели, англо-французские войска были разгромлены под Дюнкером и Франция капитулировала за 44 дня и т.д. это было время победного шествия гитлеровского блицкрига, время так наз. «странной войны» и позорного предательства «западной демократии». Как реагировало на эти факты наше военное руководство?
В своих мемуарах маршал Г.К. Жуков по данному вопросу пишет следующее: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не был предусмотрен. Ни Нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и механизированных войск и бросит их в первый же день мощными, компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов». («Воспоминания и размышления». АПН, 1974 г., т.1. стр. 283).
Таким заявлением Г. Жуков, прикрываясь другими фамилиями, фактически дает понять главное, а именно – Генеральный штаб не только не ожидал, но даже не предполагал подобного удара немцев в начале войны. А ведь речь здесь идет не об ошибках и просчетах, а о понимании новой стратегии Германии, о своем стратегическом мышлении в области вступления государства в войну. Руководство РККА к этому не было готово. И Сталин тут ни при чем.
«Этого не учитывали и не были к этому готовы наши командующие и войска приграничных военных округов. Правда, нельзя казать, что все это вообще свалилось нам как снег на голову. Мы, конечно, изучали боевую практику гитлеровских войск в Польше, Франции и других европейских странах и даже обсуждали методы и способы их действий. Но по-настоящему все это прочувствовали только тогда, когда враг напал на нашу страну, бросив против войск приграничных военных округов свои компактные бронетанковые и авиационные группировки».
Короче говоря, Г.К. Жуков откровенно признал: «Крупным пробелом в советской военной науке было то, что мы не сделали практических выводов из опыта сражений начального периода Второй мировой войны на Западе. А опыт этот был уже налицо, и он даже обсуждался на совещании высшего командного состава в декабре 1940 года».
Именно вследствие указанных Жуковым обстоятельств высший командный состав Красной Армии фактически ни теоретически, ни практически не допускал даже мысли о возможном применении немцами «блицкрига» против Советского Союза. В качестве «оправдания» такой нелепицы Жуков ссылается на то, что «Советское правительство делало все возможное, чтобы не давать какого-либо повода Германии к развязыванию войны. Этим определялось все».
Другими словами, во всем виноват был Сталин, а Нарком, начальник Генерального штаба и генералы лишь следовали его указаниям. Об этом же написано в мемуарах И. Конева, А. Еременко и др. прямо скажем, придумана удобная позиция. Однако в ней нет ответа на многие вопросы, в частности, почему к моменту нападения немцев наши войска приграничных военных округов находились лишь в начальной стадии стратегического развертывания и тем самым обрекли себя на чрезмерные потери. Предлагаем читателю свою версию на этот счет.
Наркомат обороны и Генштаб не сумели правильно осмыслить такой опыт военных действий гитлеровской Германии в Европе. На совещании высшего командного и политического состава 23-31 декабря 1940 г. Нарком С.К. Тимошенко, оценивая военную стратегию вермахта, сказал: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового». (Русский архив. «Терра», М. 1993 г. стр 339). Начальный период войны на совещании не рассматривался вообще. Выступающие говорили о наступательной и оборонительной операциях безотносительно периода войны, придерживаясь «рецептов» прошлого. Заявление Тимошенко вместе с его заключительной речью было доведено до войск для руководства специальной директивой Генерального штаба.
Таким образом, облеченные немалой властью, высшие военные руководители готовились воевать по старой схеме, ошибочно считая, что война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже вступят главные силы противника. Война началась не так, как ожидалось. Здесь как раз и была зарыта собака, а не в том, что Сталин допустил ошибку в предвидении сроков войны, и не в том, что якобы военные боялись спорить со Сталиным, так как, дескать, после этого «поедешь пить кофе к Берия». Не надо упрощать события того времени. На самом деле все было гораздо сложнее. Наркомат обороны и Генеральный штаб готовили армию к прошедшей войне.
Устаревшей схемы начала войны военное руководство придерживалось и после выступления Сталина 5 мая, когда он настоятельно требовал от военных «овладеть новыми приемами ведения войны…изучать причины успехов Германии, почему Франция потерпела поражение, почему Германия побеждает». Однако военное руководство по своему восприняло тревогу вождя о предгрозовой обстановке. Жуков и Тимошенко предложили (15 мая) нанести упреждающий удар. Сталин это план категорически отверг и тем спас Россию от неминуемого разгрома. После войны Жуков признал свою ошибку. Но вопреки всему этому, некоторые, с позволения сказать, историки (Волкогонов, А. Уткин и др.) продолжают настырно твердить, что вот, мол, «Если бы Сталин внял совету Жукова, то война началась бы иначе». Удивительно, как далеко может завести ретроградов их слепая ненависть к Сталину. Они даже сам факт признания Жуковым своей ошибки игнорируют.
Понятно, что такое понимание истории не нужно никому. Реальность такова: устаревший «сценарий» вступления в войну остался без изменений.
Главные силы немцы готовили нанести в направлениях Даугавпилс- Псков, Вильнюс – Минск, Брест – Минск, Луцк – Киев.
В полосе Северо-Западного фронта противник готовил удар силами около 41 дивизий, в т. ч. 13 танковых и моторизованных. Для отражения этого удара противника могли быть использованы в первую очередь лишь семь стрелковых дивизий 8-й и 11-й армий СЗФ.
В полосе Западного фронта наступала группа армий «Центр» - около 40 дивизий. Им могли быть противопоставлены лишь 12 стрелковых и 1 кавдивизия, составляющие первый эшелон армий прикрытия Западного фронта. В течение первой недели немцы вели в сражение против фронта еще 20 дивизий. Всего же в Белоруссии наступало до 60 дивизий, в т.ч. 16 танковых и моторизованных.
В полосе Юго-Западного фронта сила удара противника (левое крыло группы армий «Юг») – до 34 дивизий (в т.ч. 9 танковых и моторизованных). Этим силам противостояло около 11 стрелковых дивизий армий прикрытия ЮЗФ.
Таким образом, противник в первый день войны готовил удар силами до 100 дивизий и имел значительное превосходство (четырех - пятикратное) в силах и средствах над советскими силами армий прикрытия на направлениях главных ударов. Остальные силы наших фронтов находились на значительном удалении от государственной границы и не могли быть одновременно использованы для отражения мощного первоначального удара врага.
При этом большая часть дивизий и полков первых эшелонов армий прикрытия, занявших свои позиции, использовались не для их обороны, а стремились нанесением контратак отбросить вторгшиеся силы противника и занять свои районы обороны на границе… Однако силы были неравные, и в первый же день войны значительная часть войск армий прикрытия на направлениях главных ударов противника оказались разрозненными, вторые эшелоны и резервы находились в глубине и не могли обрушиться на врага, управление войск было нарушено. Части прикрытия и резервы (вторые эшелоны) не имели взаимодействия, были разрозненны. Все это – итог устаревшего сценария, который будучи заложенным в оперативные документы и в мышление командующих войсками штабов военных округов и армий, он обусловил все прочие причины и привел к трагедии. Именно в силу этой первопричине поражение Красной Армии в начале войны было неизбежным.
Почему мы делаем такой жесткий вывод? Потому, что созданная по ошибочной схеме начала войны группировка войск приграничных округов не отвечала ни наступательным, ни оборонительным требованиям, не соответствовала складывающейся обстановке. В результате получилось так, что на всех направлениях главных ударов противника соотношение сил (по дивизиям) было подавляющим на стороне немцев: в полосе Северо-Западного фронта 41:7, в полосе Западного фронта 40: 13, в полосе Юго-Западного фронта 34:11. При этом численность дивизий составляла: немецких – 16-17 тысяч, советских 5-8 тысяч человек.
Изменить в короткий срок группировку войск фронтов, отвечающей обстановке, взгляды на ведение оперативных действий, систему управления, приведение войск в нужное время боевой готовности, было невозможно, так как большинство командного состава, включая высшее руководство Красной Армии, в то время практически не были готовы к изменениям, происходящим в характере и способах начала второй мировой войны.
Тимошенко и Жуков только на пятый день войны (после потери Минска) поняли свои грубые просчеты вступления в войну и у них вкралось сомнение, может ли Красная Армия остановить врага до Москвы. Но об этих своих просчетах они не всегда говорили вслух.
Маршал Г.К. Жуков в своих мемуарах не счел возможным объяснить указанную первопричину трагедии. Однако он признал её. Оценивая эту глобальную ошибку нашего поражения в самом начале войны, Жуков определенную долю ответственности за нее возложил на Наркомата обороны, работников Наркомата и на себя, как бывшего начальника Генерального штаба и ближайшего помощника наркомата.
Была ли возможность при создании группировки войск приграничных округов в 1941 году не повторять «сценарий» 1914 года и тем самым избежать роковой ошибки при переходе от состояния мира к состоянию войны? По мнению маршала С.С. Бирюзова, такая возможность была. Маршал Б.М. Шапошников, будучи начальником Генерального штаба, вносил очень ценные предложения о дислокации войск в западных приграничных округах. Он предлагал основные силы этих округов держать в рамках старой государственной границы за линией мощных укрепленных районов, а во вновь освобожденные области Западной Украины и Западной Белоруссии, а также в Прибалтику выдвинуть лишь части прикрытия, способные обеспечить развертывание главных сил в случае внезапного нападения немцев.
Однако с этим разумным мнением опытного военачальника тогда не посчитались. В непосредственной близости от новой границы оказались даже те соединения, которые находились ещё в стадии формирования и были не полностью укомплектованы личным составом и техникой. «Мы уже в самом начале войны, - вспоминает С. Бирюзов, - почувствовали, что это было роковой ошибкой, очевидным просчетом ряда военных руководителей…» В частности, новый начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, пришедший незадолго до войны на смену Б.М. Шапошникову, не вник в глубокий смысл предложений своего предшественника и не настаивал на их осуществлении перед Сталиным, который относился к ним отрицательно. «Сам того не желая, Жуков укреплял у главы правительства уверенность в правильности (своих) предположений и расчетов, которые, как показала история, оказались явным просчетом». (С.С. Бирюзов «Когда гремели пушки». М. Воениздат. 1962 г. стр. 12-13).
В заключении сказанного маршал С. Бирюзов отмечает, что в предвоенный период наши работники военно-теоретического фронта оказались не на высоте своего положения. Они не сделали из опыта войны на Западе серьезные практические выводы, которые должны были найти конкретные отражения во всех руководящих документах для войск. Этот важнейший урок прошлого не следует забывать в настоящее время.
Учитывая, что вопрос о первопричине поражения Красной Армии в самом начале войны до сих пор находится в историческом вакууме, позволю себе привлечь к ней внимание читателя ещё раз. Подчеркнуть о том, что именно упомянутая главная причина – то есть вступление в войну по устаревшему сценарию первой мировой войны, очевидные ошибки в связи с этим в создании группировки войск западных военных округов – стали теми роковыми просчетами Наркомата обороны и Генерального штаба, которые обусловили не только проигрыш приграничного сражения, но и поставили нас на грань глобального поражения, допустив немцев до Москвы.
Созданная по устаревшему сценарию группировка советских войск представляла собой весьма уязвимый объект для разгрома в первые дни войны. Объясняется это тем, что 2/3 войск размещалось вдоль границы на глубине до 100-150 километров, остальные же силы находились в 500 километрах. В этих условиях на одну дивизию первой линии приходилось от 25 до 50 км и более. Сосредоточение сил на направлениях действий немецких танковых групп к утру 22 июня 1941 года для нас было просто угрожающим (см. таблицу)8.
| Противник Танковые группы | Состав первого эшелона танковых групп | Фронт наступления танковой группа (км) | Соединения советских войск в полосе наступления танковой группы, расположенной вблизи границы |
| 4-я | 1, 6, 8-я танковые дивизии (свыше 600 танков), 290-я и 268-я пехотные дивизии | 40 | 125-я стрелковая дивизия |
| 3-я | 7,12, 20-я танковые дивизии (свыше 600 танков) | 50 | 128-я стрелковая дивизия и один полк 188 сд |
| 2-я | 3, 14, 17, 18-я танковые дивизии (свыше 800 танков) | 70 | Части 6, 42, 75-й стрелковой дивизий, 22 танковой дивизии (небоеготова) |
| 1-я | 299, 111, 75, 57, 298, 44-я пехотные дивизии9 | 65 | 87, 124-я стрелковая дивизии |
Данная таблица показывает существенное (почти шестикратное) превосходство первого эшелона немецких танковых групп над советскими войсками на направлениях их главных ударов. В глубине территории западных округов находилось немалое количество войск, но они были в глубине. При таком расположении нашей группировки немцы имели возможность наносить поражения советским войскам по частям: сначала всеми силами обрушиться на немногочисленные войска, расположенные вдоль границы, затем преодолеть сопротивление главных сил прикрытия приграничных округов и, прорвавшись в оперативную глубину, напасть на войска, составляющие вторые эшелоны и резервы этих округов.
Вот почему сразу же в первые дни войны весь наш западный фронт оказался неустойчивым. Наступила растерянность снизу доверху, паника, потеря управления, оцепенение командного состава и, как следствие, неспособность вести оборонительные сражения. Имели место случаи бегства и «вынужденный отход» отдельных частей, появились многочисленные «котлы»: в районе Белосток и Слоним (2 июля), Могилевск (к 10 июля), Смоленск (20 июля – 5 августа) окружение войск Юго-Западного фронта на левобережной Украине (к 10 сентября) и др.
Трагедия случившегося в начальный период войны свидетельствует о том, что Наркомат обороны и Генштаб до войны к такой войне не готовились, разбойничьи приемы и способы фашистской Германии при вторжении в должной мере не изучили, учили командный состав и войска на основе опыта Людендорфа (первой мировой войны). Мы даже в страшном сне не могли представить себе сплошную цепь трагедий на всех трагических направлениях. Мы даже к ведению оборонительных операций почти не готовились, не говоря уже об отступлении, боевых действиях в окружении и т.д.
Горькую правду о своих роковых просчетах Нарком Тимошенко и начальник Генштаба Жуков увидели и осознали в числах первых. Например, Г. Жуков, спустя 30 лет после войны, на этот счет в беседе с историком В.А. Анфиловым сказал следующее:
«Когда началась война, мы с наркомом обороны полагали, что Красная Армия сможет отразить вторжение противника в западных районах страны, а затем, измотав его ударные группировки, перейдет в контрнаступление с оперативным планом. Мысль о вероятности борьбы на подступах к столице впервые зародилась у нас с Тимошенко вечером 26 июня, когда я после возвращения из Киева побывал вместе с ним и Ватутиным у Сталина.
Оценив тогда тяжелое положение войск Западного фронта, мы пришли к выводу о необходимости создания на минско-московском направлении глубокоэшелонированной обороны. Но и мечта о контрнаступлении не покидала нас на протяжении нескольких дней. Мы много думали о нем, предпринимали к тому же определенные подготовительные меры в ущерб организации обороны. Полагали, что нам удастся разгромить растянувшиеся в глубину подвижные и пехотные соединения противника, не имевшие между собой тактического взаимодействия. Поэтому наносили плохо подготовленные контрудары, неся при этом неоправданные потери.
Нас с Тимошенко «отрезвили» события на Днепре в начале июля 1941 года, особенно контрудары 5-го и 7-го механизированных корпусов в районе Лепеля…
В середине июля, когда пал Смоленск, я окончательно убедился, что раз немцам удалось открыть и эти «ворота», то они будут и под Москвой10. Поэтому в последний день своего пребывания на посту начальника Генерального штаба я сказал Сталину, что для наступления на Москву немцы используют ельнинский плацдарм. В середине июля и Сталин уже пришел к выводу, что в зимние месяцы фронт будет проходить под Москвой». (Военно-стратегический сборник №3, 1995, стр. 43).
Обращает на себя удивительное признание Г.К. Жукова – даже после проигрыша приграничного сражения Генштаб все ещё надеялся воевать по устаревшим рецептам первой мировой войны. И только события на Днепре «отрезвили» и показали роковые просчеты в довоенной дислокации войск западных военных округов. Уверен, что в душе Жуков в то время сожалел, что не вник в глубокий смысл предложений Б.М. Шапошникова относительно дислокации войск.
Разумеется, было бы большой ошибкой думать о том, что все наши войска без сопротивления оставляли свои позиции после первого же натиска противника. Нет, это не так. Большинство наших соединений дрались храбро и стойко, стояли насмерть, но не отступали. Учились воевать в ходе войны, выучились и били немцев в той тяжелейшей обстановке. В числе таких соединений были: 9-й мехкорпус комкора К.К. Рокоссовского, 8-й мехкорпус генерала Д.И. Рябышева, 35-я танковая дивизия генерала – майора Н.А. Новикова, 131-я мотострелковая дивизия полковника Н.В. Калинина, 19 и 22 мехкорпуса генералов Н. В. Фекленко и С. М. Кондрусева, 12-й мехкорпус генерал – лейтенанта Н.М. Шестопалова, 28-я танковая дивизия полковника И.Д. Черняховского, 11- й мехкорпус генерал-майора Д.К. Мостовенко, 6-й мехкорпус генерал-майора П.Н. Ахлюстина, 63-й стрелковый корпус комкора Л.Г. Петровского, 137-я стрелковая дивизия полковника И.Т. Гришина и многие, многие другие соединения и части, которые в первые дни войны не дрогнули, в жестоких боях нанесли большие потери немцам, вынудив их переходить к обороне, оставлять захваченные позиции.
Приведу высказывания командующего 3-й немецкой танковой группы генерала Германа Гота, испытавшего на своей шкуре силу наших контрударов в то время: «Тяжелее всего пришлосьт группе «Юг». Войска противника, оборонявшиеся перед соединениями северного крыла, были отброшены от границы, но они быстро оправились от неожиданного удара и контратаками своих резервов и располагавшихся в глубине танковых частей остановили продвижение немецких войск. Оперативный прорыв 1-й танковой группы, приданной 6-й армии, до 28 июня достигнут не был. Большим препятствием на пути наступления немецких частей были мощные контрудары противника».
28 августа 1941 г. в докладе начальнику Генерального штаба Сухопутных войск Германии генералу Гальдеру указывалось: «Части 3-й танковой группы; 7-я танковая дивизия имеет 24% своего первоначального количества танков. Остальные дивизии этой группы в среднем имеют 45% своего количества танков. Части 1-й танковой группы в среднем потеряли 50% своих танков. Части 2-й танковой группы в среднем имеют 45% своих танков»11.
Записи из дневника генерал-полковника Ф. Гальдера. Запись от 4 июля 1941 года: «Штаб танковой группы Гота доложил, что в строю осталось лишь 50% штатного количества автомашин». 13 июля: «Потери в танках в среднем составляют 50%». 17 июля: «Войска сильно измотаны». 20 июля: «Упадок духа. Особенно ярко это выражается в совершенно подавленном настроении Главкома Гота». 23 июля: «В отдельных соединениях потери офицерского состава достигли 50%». 1 августа: «В резерве Главного командования дивизий - нуль».
А вот что пишет немецкий генштабист Греффат: «За период с 22 июня по 5 июля 1841 года немецкие воздушные силы потеряли 807 самолетов всех типов, а за период с 6 июля по 17 июля – 477. Такие потери говорят о том, что несмотря на достигнутую нами внезапность воздушного падения, русские сумели найти время и силы для оказания решительного противодействия в воздухе».
Огромную помощь Красной Армии оказывали разведчики, контрразведчики, войны- пограничники, внутренние войска. Мы с законной гордостью вспоминаем их блестящие боевые дела с первого дня войны. Опубликованные в настоящее время документы «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне» убедительно показывают, что их бесстрашие и мужество во многом разрушили планы врага, обескровили, сломали волю и показную храбрость фрицев. «Как львы дрались советские пограничники, принявшие на себя первый удар. Бессмертной славой покрыли себя бойцы-чекисты, писала газета «Правда» 24 июня 1941 г. – Из 485 пограничных застав не было такой, которая сдалась бы врагу и оставила охраняемый участок без приказа».
В летопись Великой Отечественной войны вошли подвиги пограничных застав, которыми командовали П.Н. Кухаренко, С.В. Степанковский, П.А. Родионов, П.М. Кубов, А.Н. Сивачев, В.М. Усов, П.С. Мамонтов, В.Г. Малиев, Н.П. Евсиков, А.М. Кижеватов, Ф.Н. Гусев, А.К. Чумовицкий, А.В. Лопатин и многие другие. В легендарную крепость превратились заставы Брестской крепости. Только за первый день боев они отбили шесть атак противника, дважды сами контратаковали немцев. О героической Брестской крепости ходили легенды. В 1956 г. я лично встречался с майором Морозовым, одним из командиров Брестской крепости, оставшихся в живых.
11 дней героически оборонялась в опорном пункте 13-я погранзастава лейтенанта А.В. Лопатина 90-го Владимирского пограничного отряда. И лишь только тогда, когда все ее защитники погибли, немцы заняли опорный пункт.
Во время войны рассказывали легенды о том, что за сотни километров от линии фронта, в глубоком тылу противника, около города Бреста на самой границе СССР, в стенах старой крепости в течении многих недель героически сражались наши пограничники. Все эти легенды о Брестской крепости сейчас описаны в восьмитомнике «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». В жестоких боях части Красной Армии, пограничников и внутренних войск во взаимодействии с партизанскими отрядами сдерживали наступление врага, наносили ему чувствительные удары.
Приведенные примеры свидетельствуют о жестоких боях и сражениях с обеих сторон с первого дня войны. Немцы несли огромные потери в людях и технике, но лезли напролом к Москве и Ленинграду. Из всех причин наших неудач, обусловивших поражение Красной Армии в начальный период войны, я ставлю на первое место не нашу слабую выучку, о которой пишут многие чернокнижники, и незавершенность технического переоснащения, а самое главное – это игнорирование Наркомом обороны и Генштабом характера начального периода войны, то есть подготовку армии к отражению агрессии по устаревшему «сценарию» первой мировой войны, а также недооценку мощи удара противника. Именно эти решающие факторы предопределили наши потери, поражения, отступление до Москвы. Укрощение «Тайфуна» решили стратегические резервы и не сломленная воля русского войска – об этом до сих сохранены знаки мужества и печали вокруг Москвы, там, где шли бои.